Не все герои носят плащи

Чимин просыпается часа через полтора оттого, что ему жарко. Одеяло давит тяжестью, под ним согревшийся Юнги. Чимин касается рукой, проверяя, но с Юнги все в порядке, дышит он ровно. Скоро Чимин осторожно выбирается, преодолевая сопротивление рук, заворачивается в халат и идет на кухню, прикрыв за собой дверь. — Чонгук, — зовет он, — как ты? Его колет чувство вины: из-за своих переживаний и Юнги он совсем забыл о брате, который больше любого из них нуждается в заботе. Приволок в чужой дом и бросил, разбираясь со своими сердечными делам. Такого эгоизма Чимин не позволял себе даже в двадцать. — Я поел, — Чонгук нашел в холодильнике вчерашнее мясо и заварил себе лапшу, кухня Юнги после этого напоминает поле боя, но Чонгук как раз планировал заняться уборкой. — А вы помирились? — Какой ты молодец, — наконец-то заметил подвиг младшего. — Мы не ссорились, — поправляет Чимин и вздыхает. — Все сложно… Чонгук, нам пора, — он чихает, вот только этого не хватало. — Я хочу спросить, почему, — Чонгук задумчиво вытирает стол, который испачкал, пока сражался с лапшой. — И почему ты хочешь сбежать, пока он спит. Он знает, что им никуда не пора, у них не было никаких планов на сегодня, а в больницу они могут вернуться до десяти вечера. Учитывая, что сейчас только двенадцать дня, это действительно выглядит, как побег. — Потому что я не хочу больше объяснений, — честно признает себе и брату Чимин. — Мы столько сказали друг другу ночью, что я не знаю, что сделать или сказать, чтобы все не стало еще хуже. А еще я хотел кое-что тебе показать… — «вам обоим показать». — сколько же планов у него за последние дни незаметно выросло с обязательным участием Юнги, что теперь делать, как вычеркнуть его из этой череды «вместе», — Но сегодня, наверное, не надо, не то настроение. — Ладно, — Чонгук мрачнеет, потому что все еще не понимает, что у них случилось, когда они вчера друг на друга так смотрели, более жадно, чем на мясо. Но это их дело, не Чонгука. Ему здесь действительно нравится, буквально с порога, он уже и размечтался, как они здесь живут втроем (пока он, разумеется, не встанет на ноги и не сбежит в отдельное жилье). — Одевайся, я пока приберусь, не хочу оставлять все в таком виде, — он кивает на раковину, полную посуды, и не очень понимает, каким образом это все вымоет. В тот же момент на кухню заходит Юнги, взъерошенный и бледный, в халате, теперь изрядно помятом. — Оставь, Чонгук, есть посудомойка, — мрачно говорит он, но старается смотреть как можно мягче, особенно на Чимина. — Возьмете такси? — Возьмем, — Чимин поворачивается к нему и тут же щупает лоб. — Ты зачем встал, а? Завернись в одеяло, сохраняй тепло. Он не знает, как Юнги в глаза смотреть после всего, что было за последние сутки, но не беспокоиться за него не может, это выше его сил. — Мне не холодно, — Юнги откровенно врет, потому что он проснулся именно от холода, когда Чимин ушел из-под бока. — И я хотел пить. А еще стоит проводить вас. Он слегка пожимает его пальцы, отпускает и ищет чистую кружку, чтобы налить себе теплой воды. Чонгук смотрит на его спину. — Юнги-хен, а можно мы поживем у тебя? — нельзя же так уйти от человека, который столько для них сделал и оставить его в таком состоянии. — Ну или я поживу, раз у вас все сложно. А Чимин-хен будет в гости ко мне приходить. Юнги вздрагивает. — Не придумывай, Чонгук, — он знает, что Чимин ни за что на это не согласится. — Нет, нельзя! — одновременно с ним вскидывается Чимин. — Чонгук, ну что ты как маленький… Тот смотрит на них обоих, опускает плечи. — Нет, так нет, я просто спросил и незачем так орать, — он выезжает из кухни, ему самому еще бы одеться. Юнги мелкими глотками пьет из кружки, ловя в отражении на оконном стекле контуры Чимина, который пока еще здесь, топчется на месте, придвигается ближе и жалобно просит: — Прости меня, пожалуйста. Я не думал… не так хотел, — Чимин совсем в словах потерялся. — Я никогда не хотел причинять тебе боль. — И ты меня прости, — Юнги смотрит на стекло так пристально, что круги перед глазами плывут. — Я тоже не хотел. Я не должен был ничего из этого говорить вчера. В конце концов, это только мои проблемы. Я и не должен был… Приглашать тебя на ужин… Давать тебе и себе, тем более, какую-то надежду… Я редко так незапланированно что-то делаю. В этот раз я вообще ни о чем не подумал, как мне пришло в голову, что ты воспримешь это нормально и захочешь быть со мной? Тоже мне, где я так ударился, что мне отшибло все мозги? — Я воспринимаю это нормально, — протестует Чимин, — у каждого свои вкусы. Если тебе такое нравится, это нормально, когда оба согласны. Дело во мне, понимаешь? Это я не смогу, буду сомневаться, ревновать, додумывать за тебя невесть что. Это для меня нужно быть… — он запинается, — быть желанным. Единственным. А в другие игры я больше не играю, даже начинать не буду. — Я тебя понял, — Юнги ставит чашку на подоконник, оборачивается, лицо у него как гипсовая маска, не выражает никаких эмоций. И глаза ледяные. — Ты обязательно встретишь человека, для которого ты будешь таким. И не нужно будет ни во что играть, — он берет Чимина за руку, ну, последний раз-то можно, наверное. И тот снова обнимает Юнги обеими руками, прижимается всем собой, вдыхает его запах — «в последний раз» — обещает он сам себе. — Извини за это все, — сдавленно говорит Чимин брату в такси. — Это не для твоих глаз должно было быть, — он кусает губы. — Если коротко: мы друг другу нравимся, но ничего не выйдет. Так что проехали и закрыли эту тему. — Это как? — Чонгук непонимающе вскидывается. — Как так, хен? Почему не выйдет? Из-за чего? Вот ты не мог закрутить с кем-нибудь другим, он же теперь ко мне больше не придет! А мне нравилось с ним общаться! — его несет и он едва останавливает себя. — Хен, я не понимаю, ты можешь мне нормально объяснить, что у вас случилось? Почему вы так друг на друга смотрели? И между вами можно было воздух резать. А сегодня вы решили, что ничего не выйдет? С чего вы это решили? Если вы друг другу нравитесь? Ты испугался, хен? Ты не хочешь, чтобы тебе снова разбили сердце? И что, ты так это и оставишь? Просто испугавшись? Отказавшись от шанса попробовать? Или он тебе не очень и нравится, раз ты так легко отказываешься? — Прости, пожалуйста, — повторяет Чимин, — я не хотел, чтобы это отразилось на ваших отношениях. Я не думал с ним «закрутить», как ты выразился, это все спонтанно получилось, мы же просто общались с ним, разговаривали, я сам не понял, когда и как это все важно стало… — снова торопится, частит. — Я не могу объяснить. Гуки, это не только обо мне. Ну, смотри — у меня есть некоторый мало преодолимый недостаток. Юнги считает, что можно попробовать, а я… да, я боюсь. — Хен, — Чонгук двигается поближе, как может. — Я все равно ничего не понял. Может вам нужно какое-то время, чтобы подумать? И перестать бояться. Мне хочется, чтобы у тебя было все хорошо, ты ведь это знаешь? И я часто не вижу слишком многое вокруг себя, но я еще ни разу не видел человека, который бы так на тебя смотрел, как Юнги. Как будто весь мир вокруг тебя создали. И для тебя. Даже Хосок не так смотрит, — слегка дразнит Чонгук. — Подумай над этим, я тебе серьезно говорю. — Я сначала думал, что он на тебя смотрит, — признается Чимин. — Хотел держаться подальше. Не знаю, когда и что пошло не так. И Хосок-то здесь при чем? Телефон издает короткий звук пришедшего сообщения, Чимин читает его и спрашивает: — Ты хочешь сейчас со мной поехать, покажу тебе кое-что? — Хочу, — Чонгук кивает, это даже не обсуждается. — А что это? Куда мы поедем? — надо как-то брата отвлечь от разговоров о Хосоке, зря Чонгук его вспомнил. Чимин в первый раз за день улыбается почти нормально. — Смотреть нашу новую квартиру, я надеюсь. Если тебе понравится. Квартира огромная, в новом доме, светлая и теплая. В ней три комнаты — две спальни и большая гостиная с панорамными окнами, плюс укомплектованная всей нужной техникой кухня и ванная. А главное — широкие дверные проемы, в которые спокойно проезжает коляска, низкие выключатели и многоуровневый свет. Чимин смотрит из окна вниз, на город. Рядом парк, много магазинов, прекрасная подземная парковка. — Ну как? — поворачивается он к брату, — тебе нравится? Если нет, мы еще поищем. — Много места, — Чонгуку это безусловно нравится, кресло у него еще прежнее, но он им управляет уже мастерски, катается по пустым комнатам и заглядывает в каждый угол. — Хен, а давай в гостиной устроим зону на полу с кучей подушек? И мне нравится вон та спальня, — он указывает на ближнюю к кухне, оттуда дорога и до ванной короче. — Ковер купим? — Чимин потихоньку оживает, мысленно наполняя квартиру уютными деталями. — А на него подушек. Пусть тебе будет эта, мне тогда дальняя. А сюда телевизор, да? Чтобы с подушек смотреть можно было. И, знаешь, занавески на кухню хочу другие, не такие плотные, чтобы всегда светло было. И еще торшер в гостиной, ты не против? — он скачет мыслями от одного угла к другому. — Конечно, не против, — Чонгук подкатывается ближе и заглядывает в глаза. — Это ведь наш с тобой дом, хен, мы здесь сделаем, что угодно, хоть на потолке торшеры поставим, — и смеется очаровательно. Через несколько недель его выписывают. Лекарства для восстановления придется принимать еще долго, да и врачей посещать, но жить Чонгук теперь может дома. Сначала на время возвращается к родителям, а потом с их помощью ближе к Рождеству они переезжают с Чимином в новую квартиру, которую обставили так, как им хотелось. К тому времени парень уже хорошо играет, вот прямо-таки жаль, что рука у него всего одна, двумя он вытворял бы настоящие чудеса, не иначе. Но слушать это приходится только брату и Хосоку, когда он к ним заглядывает — один или с младшими. Юнги их своим обществом больше не тревожит. Чонгук не говорит о нем с братом, только поглядывает иногда с подозрением, когда Чимин выглядит слишком грустным на пустом месте. Сам он занят подбором работы для себя, он не собирается всю жизнь сидеть у брата на шее, квартиру тоже надо как-то оплачивать. На рождество с помощью Хосока Чонгук притаскивает домой щенка, крохотного глазастого цвергпинчера, от которого сердце Чимина тут же тает. Он гладит малыша по ушкам, нежно щекочет ему шею и спрашивает: — Я смотрю, ты не шутил. Как хочешь его назвать? — Каштан, — смеется Чонгук, они с щенком очень похожи внешне, хотя парень все-таки побольше в размерах. — Хен, а может позовем Юнги на праздник? — осторожно предлагает, отбирая собаку в свои руки. — Чонгук, я не помню, чтобы хоть раз в жизни запрещал тебе приводить в дом своих друзей, — Чимин спокоен. — Ты можешь позвонить ему и пригласить. От предложения ему становится и хорошо, и плохо, и опять тоскливо тянет под ложечкой. Но он уверен, что Юнги откажется. — А кого еще позовем? — Чонгук улыбается хитрее. — Ну, кроме Хосока, этого и звать не надо, сам прибежит, когда его домашние замучают. Чимин мысленно перебирает своих друзей и знакомых, и понимает, что никого не хочет видеть. Никого, кроме Юнги, но тот, верно, не придет. И еще он скучает по Сонуну, своему идеальному другу детства, но его он не позовет, никогда. Прежняя любовь давно отцвела, боль от расставания утихла, но видеть некогда самого дорогого друга Чимин все еще не может. — Не знаю. К родителям сами заедем. Кого ты хочешь позвать? — Сокджина, — отзывается Чонгук. Он брату про него еще не рассказывал, они познакомились в интернете. Сокджин тоже в аварии пострадал, правда руки у него две, с ногой проблемы. — Он веселый, тебе понравится, — о деталях Чонгук пока не рассказывает, ему срочно нужно найти телефон, чтобы написать Юнги. И Сокджину тоже. И подарки для них придумать. Рождество-то ведь уже послезавтра!