Не все герои носят плащи

Сам Юнги не засыпает, слегка дремлет, периодически сверяясь со временем на часах. Если они оба заснут и проспят семейный обед, это будет самый неудачный вариант в плане «понравиться родителям». Да и Чонгук обидится. — Чимин-а, хороший мой, пора вставать, — громко шепчет Юнги над ухом и легко целует в губы. — Нас ждут великие дела, — оглаживает ладонью нежное и во сне совсем ангельское лицо. Чимин сонно щурится, подавляет желание закопаться поглубже в одеяла. — Прости, — виновато шепчет, в голосе все еще слышна хрипотца, — сам не понимаю, что это со мной. Сильно перенервничал или, не знаю, сенсорная перегрузка… — он трясет головой, пытаясь прогнать сон, такой сладкий и спокойный, — ты поел? — Нет, — Юнги прижимается губами к виску. — Я так пригрелся с тобой рядом, что не мог вылезти из кровати. Сейчас встанем и я поем, — он медленно поднимается и осторожно стягивает с него одеяло, а потом тянет за собой, обнимая уже сидя. — Прости, я не виноват, что с тобой так комфортно и тепло лежать, сам чуть не уснул… Однажды наступит день, когда Чимин поругает Юнги за такое, но этот день явно не сегодня. Эти недели дались Юнги еще тяжелее, чем ему. И кто укорит его в том, что сейчас, когда они вместе — как же греет сердце это «вместе» — Юнги хочет пригреться в сонном коконе рядом. — Пойдем завтракать. Тело еще тяжелое со сна, непослушное, но Чимин предусмотрительно натягивает белье и джинсы, и идет проконтролировать завтрак, сварить себе еще одну чашку кофе. Заодно нужно брату позвонить и предупредить, что скоро они приедут. Чимин не хочет явиться нежданно и застать Чонгука врасплох — кто его знает, что там дома происходит. Юнги тоже одевается, на кухне включает подогрев пола, чтобы Чимину было комфортнее ходить босиком, нужно было еще утром сказать, что есть такая возможность. Ест он быстро, кофе тоже пьет, самого Чимина кормит, потом вспоминает, что второй день не кормил рыбу и забавно ворчит на самого себя: — Ну, елки-палки, Юнги, мы же в ответе за тех, кого приручили! — так что перед выходом они ненадолго зависают у аквариума и смотрят на то, как астронотус демонстративно отказывается от еды. — Память у него хорошая, обиделся, наверное, — поясняет нерадивый хозяин. — Кстати, Чимин, я хотел уточнить: может стоит куда-нибудь заехать за подарком для твоих родителей? Они любят вино? Я в них немного разбираюсь. Неловко приходить с пустыми руками. — Вино к обеду подойдет, — одобряет Чимин. — И за букетом надо заехать для мамы. А у твоей рыбки есть имя? — ему на самом деле интересно, он наблюдает, опустив голову к плечу. — Он красивый… — Ах, да, простите, я вас не представил друг другу, Чимин-а, это Зевс. У него отличная память, на порядок лучше, чем у многих других рыб. Но он ест всех подряд, никто с ним не уживается, — он обнимает парня за талию и прикладывается к макушке губами. — Поехали, он поест и без нас. — Привет, Зевс. — Чимин улыбается. — Прости, что не познакомился с тобой в прошлый раз и расстроил твоего хозяина. Я постараюсь хорошо о нем позаботиться. Букет для мамы заказан еще на прошлой неделе в магазинчике возле дома, его нужно только забрать. Пока они поднимаются в лифте, Чимин смотрит в зеркало; смотреть на отраженного Юнги так же приятно, как на настоящего, что стоит рядом, держа за руку. Перед дверью Чимин глубоко вздыхает. — Я никого не буду сегодня убивать, даже если они разгромили всю квартиру, — обещает он вслух. — Но если что, я помогу, — посмеивается Юнги. Чонгук, как самый приличный на свете парень, сидит в гостиной с электронной книгой в руках, в доме удивительно чисто и тихо, все гости давно ушли (видимо, до этого помогли убраться). И одно только это настораживает. — Хен, — он оборачивается. — Мама уже несколько раз звонила! — но тут же расплывается в улыбке, потому что двое старших до сих пор держатся за руки и вид у них такой, будто отсюда они поедут к алтарю, не хватает только букета. — Надо же, какой порядок, — Юнги удивлён, что следов вечеринки здесь и в помине нет. — Уже звонила? — изумляется Чимин. — Сейчас выезжаем. Доброе утро, кстати. Ты завтракал? — Конечно, — фырчит Чонгук и подхватывает щенка рукой, его они тоже с собой повезут, разумеется. — А вы? Или вам совсем было не до еды? — ну, не может не дерзить. — Я тебе сейчас подарю самый классный рождественский подарок — мой фирменный щелбан, — почти ласково угрожает Юнги. — Не бей моего брата, — Чимин нежно тычет его локтем в бок. — Конечно, мы завтракали, — с достоинством отвечает он, только хриплый голос портит впечатление. — Чонгук-и, тебе надо что-то погладить? Я пошел гладить рубашку. Юнги, ты посиди пока, ладно? Хочешь чаю? — он подталкивает своего парня — как это восхитительно звучит! — к креслу и накидывает вчерашний плед на плечи. — И, кстати, о подарках. Я же так и не отдал вчера, — Чимин берет с полки упакованную книгу и вручает ее. — Я так поеду, — Чонгук уже при параде, осталось только верхнюю одежду надеть. — Спасибо, Чимин-а, — Юнги мягко гладит его по руке. — Не волнуйся, я сам сделаю, если захочу, собирайся, а то опоздаем. — Мы уже опаздываем, — Чонгук закатывает глаза. Хотя это мама у них паникер, звонила не потому, что они должны уже приехать, а просто выехать. — Мы не опаздываем, — твердо говорит Чимин. — У меня все рассчитано, приедем вовремя. Не волнуйся, пожалуйста. Он гладит рубашку, быстро собирается и, прихватив все подарки и щенка, они выходят. Чимин на этот раз усаживается на заднее сиденье. Не то чтобы его смущают публичные выражения симпатии, но одно дело гладить коленку Юнги в машине наедине, а другое — при Чонгуке и смотрит на брата — куда тот хочет? Тот садится спереди, других мест в машине для него не существует, Юнги помогает ему устроиться и пристегивает. Они заезжают в магазины — за вином, за букетом, и вот наконец оказываются перед домом, где Юнги помогает Чонгуку, сажает в кресло — дальше парень справится сам, ведь его родители оборудовали ступеньки пандусом. — Не волнуйся, все будет хорошо, — не Чимину говорит Юнги, а себе и коротко целует его в губы, подойдя якобы за тем, чтобы поправить воротник. Чимин улыбается ему ободряюще и они входят в дом. Хорошо хоть за руки не держатся, но идут плечом к плечу. — Дети, ну наконец-то! — мать Чимина можно принять за его сестру, она так моложаво выглядит, что и не скажешь, сколько ей на самом деле лет. — Все в порядке? Раздевайтесь и мойте руки! — и в ней сочетается и ласковость, и строгость. — О, Чиминни, ну зачем ты опять купил мне срезанные цветы? — она обнимает его первым и тут же ловко перехватывает букет из его рук, целует в щеку и треплет ее же. — Господи, какой малыш! — ее внимание быстро переключается на Каштана. Чонгук получает свой поцелуй и собака оказывается в руках матери вместе с цветами. — Вы же ужасно голодные, давайте быстрее мыть руки и в столовую! Юнги почтительно кланяется, очень стараясь не улыбнуться, когда узнает полюбившиеся черты. — Мама, это Мин Юнги, — с трудом вклинивается в ее речь Чимин. — Я тебе рассказывал, мы познакомились в больнице. — Здравствуйте, — одним взглядом она передает всю благодарность за то, что этот человек помогал младшему сыну, ведь тот тоже про него рассказывал. Но и некоторое подозрение в ее глазах тоже есть. Когда живешь много лет, перестаешь верить в кристальное добродушие и чистый альтруизм. — Мам, верни Каштана, я папе покажу! — Чонгук удивительно ловко снимает обувь и протягивает руку. — Сама покажу, руки! Мойте! — да, строгость у нее точно чиминовская. — Сын, — она смотрит на старшего, — покажи, где у нас ванная. И если через пять минут я не увижу вас в столовой, мы с отцом начинаем есть без вас. — Это была серьезная угроза, — тихо предупреждает Чимин своего парня. — Сначала поедим, а потом я тебе свою комнату покажу, если хочешь. — Хочу, — негромко отзывается тот. Чонгук первым уезжает в сторону ванной, ему-то быстрее всех руки мыть, их же не две. — Папа, — приветствуем кивком сидящего за столом мужчину. — Мы дома. — Милый, ты смотри, какой малыш, смотри, какие чудесные глазки! — мать семейства воркует над щенком, едва поставив цветы в вазу. — Приехали, наконец, — улыбается отец. — Мама с самого утра места себе не находит, вас ждет. Он встает, наклоняется обнять младшего, почесывает ушки щенка. — Красавчик, — соглашается он и смотрит на Чимина и Юнги, которые заходят в столовую. — Иди-ка, посмотрю на тебя, — зовет он старшего, поднимает его лицо к свету за подбородок и внимательно рассматривает припухшие губы. — Как, ты говорил, зовут причину твоей бессонницы? — негромко интересуется отец и кивает в сторону. — Это он? Чимин кивает, глядя отцу в глаза. — Это Юнги, пап. Чонгук занимает место у стола, родители теперь не ставят один стул там, где Чонгук всегда сидел раньше и довольно вздыхает, разглядывая красивую елку, будто не сам помогал ее недавно наряжать. А Юнги подходит ближе и бесшумно садится рядом, он волнуется, особенно, когда до него долетают слова отца семейства. Они с Чимином так и не договорились, разглашать ли статус их отношений, но Юнги хочется сказать, хочет объяснить… А вдруг это испортит всем аппетит? — Милый, оставь ребенка в покое, он еще ничего не съел, потом ты будешь его пытать, — мать кладет ладонь на плечо мужа. — Лучше помоги мне принести мясо из духовки. Хотя стол уже и так ломится от угощений, Юнги оглядывает его и с трудом может предположить, куда тут поставить еще и мясо. Чимин садится рядом с Юнги, прижимается щекой к его щеке на мгновение. — Ну, как тебе? — слабо улыбается он. — Мясо по фирменному маминому рецепту, обязательно похвали. И гребешки тоже. Ты здесь будешь сидеть или со мной? — С тобой, — Юнги пересаживается к нему, когда Чимин занимает свое место и пока никто не видит, поглаживает его руку под столом. Чонгук ест, никого не дожидаясь, с вернувшимся к нему не так давно аппетитом, а дома тем более ест за двоих, он как будто несколько месяцев не ел. — Очень вкусно, спасибо, — комментирует и Юнги, поглядывая на старших. — Пока все не съешьте, из-за стола не выпущу, — снова угрожает мать, щенка она устроила в кресле и поглядывает на него, чтобы не начал его грызть. — Ой, мы вино забыли подарить, — Юнги вспоминает о пакете, который остался у дверей и неторопливо выходит за ним, преподносит с поклоном отцу. — С Рождеством вас. Тот церемонно принимает подарок, разливает вино по бокалам. Вино хорошее, полнотелое и легкое, навевает воспоминания о лете и солнце. Но время от времени глава семьи бросает на Юнги пристальные взгляды, поддерживая общую оживленную беседу, но больше слушает и любуется родными. Чимин снова ненадолго утягивает ладонь Юнги вниз и сжимает ее. В процессе беседы Чонгук заявляет, что ищет работу, тогда Юнги внимательно смотрит на него, он помнит, что парень рассказывал о своей специальности и довольно четко предлагает: — Я могу с этим помочь, мне нужны молодые и перспективные специалисты. — Юнги-хен, — Чонгук удивленно оборачивается к нему. — Ты же знаешь, я… — Знаю, — перебивает тот. — Твоя левая рука уже играет Дебюсси без запинок, обе партии, уж мышку ты ей точно удержишь. Давай попозже обсудим это, у меня есть несколько подходящих вакансий… Если никто не против? — он становится серьезным, но некоторая осторожность все-таки присутствует. — Вы к нему так добры, — вздыхает мать и улыбается почему-то Чимину. — Я не против, но… Мне хочется уточнить, что у вас за компания? И Чимину интересно, где Юнги работает и чем занимается, он весь обращается в слух. На какой-то момент он в испуге спрашивает себя, не будет ли он ревновать Юнги к Чонгуку, но тут же расслабляется — не после того, как Юнги смотрел на него своим огненным взглядом. Когда смотрят с таким восхищением, никаких слов не нужно, Чимину не нужно. Возможно, однажды он и захочет слов, но сейчас Чимину хватает. И он благодарен Юнги, что тот продолжает прикладывать столько усилий, чтобы вернуть Чонгука в нормальную жизнь, предоставить ему больше возможностей. Чимин очень любит брата и то, что Юнги разделяет эту любовь и заботу, греет его сердце. — Айти-компания «Олимп», — кто бы сомневался в этом названии. — Занимаемся разработкой и продвижением сайтов, есть и рекламный отдел, небольшое подразделение. Существуем недолго, всего шесть лет, но планируем расширение и подыскиваем сотрудников. Только не думай, Чонгук, что тебя не ждет несколько этапов собеседования, — тут Юнги улыбается в сторону младшего очень тепло и пожимает руку Чимина под столом. — То есть никаких поблажек будущему шурину? — Чонгук распахивает глаза и вполне вероятно, что подумал перед тем, как это заявить, потому что ждет реакцию с ухмылкой. — Сын, — строго говорит мать, — когда это тебя привлекали чьи-то там поблажки? — и она на всякий случай берет супруга за руку. Чимин со звоном роняет ложку, поднимает на Чонгука бешеный взгляд. — Чонгук-и, — холодно говорит он, — от меня поблажек точно не дождешься, как только мы встанем из-за стола, я надеру тебе уши. На Юнги Чимин даже смотреть боится. Не так он думал обо всем объявить своей семье. — После обеда, — веско говорит отец, — а пока прекратите перепалку. — На работе, если ты ее получишь, ты будешь для меня исключительно сотрудником, Чонгук, придется научиться разграничивать деловое и личное, — тон у Юнги тот самый, каким он обычно разговаривает с подчиненными. Повисает всеобщее молчание, нарушает его мать семейства. — Чимин, дорогой мой, пойдем на кухню, поможешь мне обновить панчаны, — она не слышит его ответа и уходит первой, что подразумевает поход Чимина без возражений. Тот следует за ней, прикрывая за собой дверь. Уход на кухню для личных разговоров становится какой-то традицией в последнее время, но сейчас, вот в этот самый момент, Чимин не уверен, что эта традиция ему нравится. Он молча смотрит на маму, ожидая ее слов и готовясь защищать Юнги, если придется. Она выставляет на поднос новые мисочки с кимчи, грибами, ростками сои и анчоусами. — Сын, я должна спросить: почему ты так напряжен? — Потому что Чонгук — болтушка, — честно выпаливает Чимин. — Кто его за язык тянет? Дело не только в том, что Чонгук заявил за столом, Чимин еще не поговорил с ним об их с Хосоком ставках — у него в голове не укладывается, насколько эти младшие обнаглели! — Я хочу, чтобы Юнги вам понравился. А от выходок Чонгука волнуюсь. — Разве ты плохо знаешь своего брата? — мама улыбается тепло. — Он никогда не умел держать язык за зубами, сколько бы я его не воспитывала. Если бы не присутствие твоего… кхм, друга, я бы спросила у младшего, где он видел в нашей семье дочь? Но эту шутку твой друг вряд ли бы оценил. Вручив ему поднос, она, однако, не отпускает. — Мы еще поговорим об этом, но ты не должен волноваться за то, как мы воспримем твоего друга, сын. Ты уже привел его к нам в дом, мы всегда уважали твой выбор и всегда будем на твоей стороне, ты же помнишь? — улыбка еще теплее, а глаза слегка слезятся. — Кстати, он… Симпатичный. И смешок такой заразительный, Юнги бы оценил. — Мам, я его хорошо знаю, — хмурится Чимин, — но он не ребенок, должен понимать, что говорить стоит и когда… Уши я ему все равно надеру! — он слабо улыбается. — Я помню, мам. Спасибо. Мне хочется, чтобы Юнги комфортно было, спокойно… Мне важно, чтобы он чувствовал себя как дома, в безопасности. И, — он делает паузу, — симпатичный? Да он самый красивый на свете! С этим гордым заявлением Чимин возвращается в столовую, расставляет мисочки на столе и немедленно завладевает рукой Юнги, вернувшись на свое место. — «Олимп», серьезно? — он нежно большим пальцем поглаживает ладонь своего парня. — Почитаешь мне Гомера? — и на удивление, мелькнувшее во взгляде отца, пожимает плечами: — Юнги потрясающе читает стихи. Просто потрясающе! Я никогда не забуду сонет Шекспира в его исполнении. И столько восхищения в его взгляде и голосе, что отец неуловимо смягчается, усмехаясь. — Почитаю, — кивает Юнги, слегка улыбаясь. Пронзительный взгляд на Чимина обещает, что это будет в тех же условиях, что и Шекспир. Когда на столе почти ничего не остается (в основном, стараниями младшего), Юнги действительно чувствует себя нерпой, он так наелся, как никогда в жизни, хочется развалиться прямо на стуле, закрыть глаза, расстегнуть пуговицу на штанах и поспать. Но приходится держаться ровно. Пусть семья его нормально восприняла, но до того, чтобы стать им родным — еще очень далеко (да и не факт, что после того, как он приблизится к этому статусу, он сможет так себя вести). — Мам, пап, спасибо за обед! — Чонгук вскочил бы, если бы мог, а так только с места на кресле срывается и двигается в сторону своей комнаты. Родители перенесли ее на первый этаж, там остались еще его вещи, Чонгуку срочно нужно кое-что забрать. Юнги вставать не торопится, мельком поглядывая на родителей. И в этом сытом состоянии он готов к любому разговору, но не спешит его начинать, дает право Чимину определиться, ну или старшим. Откуда такие разговоры начинаются? Чимин было делает движение сорваться за Чонгуком — надрать маленькому паршивцу уши! — но остается на месте, только руку Юнги уже открыто, на столе, накрывает своей ладонью. — Мне кажется, — Чимин может сколько угодно внутри себя нервничать, но внешне и не скажешь, никогда он не позволит себе нерешительности в таком важном деле, не этому его отец учил, — вы уже все поняли. Мы с Юнги встречаемся. Я надеюсь, вы его примите с уважением и любовью. — Мы это еще ранее поняли, — мать качает головой. — Я прекрасно знаю все твои интонации, сын, — что она еще знает — это остается загадкой, потом она смотрит на супруга. — Ты взрослый, мы не будем ничему препятствовать. Пожалуйста, приходите домой почаще, я всегда накрою для вас стол. И, — тут она поворачивается к Юнги. — Если вас не затруднит, позаботьтесь и о нашем младшем сыне. Если он не подойдет на должность в вашу компанию, сможете его куда-то рекомендовать? Он умный ребенок, хотя так и не скажешь. Юнги готов вскочить и поклониться ей в ноги, но смотрит на отца семейства и Чимин может почувствовать его пульс на самых кончиках пальцев. Он бешеный. Что же он такого сделал хорошего, что жизнь повернулась к нему такой светлой полосой? За что ему такое счастье? Даже страшно немного, что все это может рухнуть, как карточный домик. Отец смотрит больше на сына, чем на Юнги и спрашивает у него же: — Ты уверен, Чиминни? Юнги для него посторонний, покушающийся на его ненаглядного сына, и по первому слову Чимина он готов выкинуть прочь этого слишком взрослого для его мальчика мужчину, из-за которого сын слонялся по дому как тень, прятал глаза, плохо ел и не спал ночами. — Да, пап, — твердо отвечает Чимин, крепче сжимая руку Юнги. — Как никогда в жизни. Отец кивает, знает, что еще долго будет приглядываться к Юнги. Но он знает своего старшего ребенка, знает, что тот идет по грани между чувствительностью и рассудительностью, и уверен в том, что Чимин не нарушит своего баланса. — В таком случае, мы будем рады и впредь видеть вас, Юнги, в нашем доме, — дает он свое официальное разрешение ухаживать за Чимином. И улыбается озорно, сразу понятно, от кого у Чонгука такая улыбка: — И мне нравится, что вы не позволяете нашему младшему сесть вам на шею. Юнги никогда так не делал, но видел это в дорамах, но не ожидал, что однажды и ему придется опускаться на колени перед родителями избранника и кланяться в пол с благодарностью. Мать семейства трогает его за плечо легонько на каком-то там поклоне. — Сын, покажи своему гостю дом, — ее смущает эта обстановка, она сама здесь все уберет, — А потом возвращайтесь на пирог. Юнги едва не стонет, хочется снова упасть в ноги и просить пощады, но он учтиво кивает и сам уводит Чимина из столовой, за дверью сильно прижимая его к себе, потому что сердце до сих пор как ненормальное. — Остается надеяться, что Чонгук приведет когда-нибудь на обед девушку, — легко говорит мать, без ноток сожаления, а потом почти вскрикивает. — Каштан, а ну, фу! Ты что, ешь мои цветы?! — Пойдем наверх, — Чимин тянет Юнги к лестнице, он не хочет, чтобы их кто-то увидел, не готов так далеко испытывать пределы родительского принятия. А если на них выскочит Чонгук, придется отрываться от Юнги и выполнять озвученную угрозу. У него хорошая комната, не очень большая, но светлая. Подушки на глубоком кресле с подлокотниками, в таком удобно сидеть, забравшись с ногами, планшет с нагромождением четких, но совершенно непонятных линий у стены, книжная полка над письменным столом, который сейчас пуст, если не считать стопки бумаги и заточенных ножом карандашей. Чимин закрывает за ними дверь и сразу тянет Юнги к постели. — Давай чуть-чуть отдышимся, — шепчет он, обнимая. — Меня будто катком переехало, но при этом я счастлив. — Юнги обнимает в ответ и обводит взглядом помещение, ему интересно представить, как Чимин здесь делал уроки, готовился к экзаменам и слушал музыку, а может быть познавал здесь свою сексуальность. Тряхнув головой, Юнги тычется носом в его висок. — Я люблю тебя, Чимин, — это слишком тихо, но так просто и нежно. В голове Чимина становится оглушительно пусто, собственный хриплый шепот кажется ему громким-громким. Это не первое признание, которое он слышит, не первое, которое он сам готов произнести, но впервые они совпадают. С Юнги все впервые — или так остро и ново, словно впервые. — Я тоже… Тоже тебя люблю, — говорит он и сияет — весь сияет, ярко-ярко, как солнце. Персональное солнце Мин Юнги. — Так люблю. — Раз это мой последний день на этой земле, — Юнги вдыхает его слова и смеется, утягивая его за собой, падая на спину. — Я не выживу, если во мне окажется еще и пирог… — Придется сказать маме, что ты ешь только мои пироги, — Чимин фыркает. — И не смей при мне шутить о своей смерти! — он смотрит серьезными глазами. — Я не хочу думать о том, чтобы потерять тебя, слышишь? Юнги? — Хорошо, я больше не буду, — вжимает его в себя. — Но это мой любимый вид шуток… Был. Был, я понял, только не возмущайся, когда ты так возмущаешься, я теряю голову! Чимин трется носом об него. — А знаешь, в начале нашего знакомства я воспринимал твое рычание как… ну, угрозу, наверное, — признается он. — А после этой ночи уже не смогу. Придется тебе придумать что-то другое, чтобы заставлять меня делать то, что ты хочешь, — он весело смеется, — чтобы я сел в машину или поспал, или что-нибудь еще. Потому что ты та-ак сексуально рычишь, Юнги, это же что-то непристойное. Он достает из кармана телефон и быстро отправляет брату сообщение. — Если Чонгук хочет жить долго, он передаст маме, что мы немножко отдохнем и спасет нас от пирога, — заявляет он и притирается к боку Юнги. — Давай немного отдохнем, сегодня было слишком много переживаний. Чимин не хочет спать, только так лежать тихонечко рядом, обнимая друг друга почти целомудренно, и разговаривать. Рассказывает Юнги о своей семье, о том, как он рос, как жил все эти годы без него — а теперь будет с ним. И Юнги внимательно слушает, поглаживая по спине; у него богатое воображение, чтобы представлять все услышанное, даже не закрывая глаз. Он пропитывается Чимином, как бисквит сиропом все сильнее от этих рассказов, ему это слишком нравится, поэтому улыбка с лица не сходит. Рядом с ним Юнги впервые верит в то, что все будет хорошо, он иногда сомневается, но все равно верит, верит себе и своим чувствам. Верит улыбке и глазам Чимина, ведь они самое настоящее, что с ним случалось. Чонгук выгораживает их перед родителями — он может быть хорошим младшим братом, а еще хочет получить работу и приобрести себе крутой протез. Черный, с золотыми вставками. Вот уже и модель присмотрел, и для этого работать придется много. Чимин с Юнги спускаются, когда от пирога остается уже немного — Чимин успевает урвать кусочек. — Простите, — винится он перед родителями, — так много всего за последние дни, что мне нужно было прийти в себя. Нам нужно ехать, к сожалению, у Юнги билеты на концерт. Чонгук, отвезти тебя домой? Такой мирный спустился и не скажешь, что хотел брату уши надрать. Впрочем, Чимин еще собирается это сделать, но вечером, когда вернется. Или завтра. Но такой выходки он Чонгуку долго не забудет. — Не надо, меня Сокджин заберет, — отмахивается тот. Родители настороженно переглядываются. — Сын, я положила вам еды, тогда отдам младшему, когда он поедет домой, но обязательно съешьте все завтра, а то испортится, — матери нужно проводить старшего по всем правилам, она целует его и улыбается Юнги: — Спасибо, что зашли. С Рождеством вас. — И я вам очень благодарен, — тот кланяется, не устал еще. — Мы скоро обязательно еще приедем, — это под большим вопросом, Юнги не хочет к лету превратиться в паровую булочку. Чимин целует мать в щеку, тепло обнимает отца — и они выходят. — Ухххх, — выдыхает он и смеется, — я и не думал, что пирог еще куда-то уместится, а смотри-ка… — он берет Юнги под руку, прижимается к нему боком; на улице не слишком холодно, но сразу с домашнего тепла воздух морозный. — Все хорошо? Ему важно услышать, что его семья понравилась Юнги, потому что — он очень на это надеется — родные Чимина рано или поздно станут и его семьей тоже. — Все очень хорошо, — Юнги, улыбаясь, ведет его к машине. — А мне ведь сразу понравился твой дом, когда я первый раз тебя сюда привез. Но я не ожидал, что внутри он еще прекраснее. Но разве я удивлен? Такой, как ты, мог вырасти в любящей и понимающей семье. И я буду стараться соответствовать вам. Чимин останавливается, чтобы посмотреть ему в лицо. — Тебе не нужно соответствовать, — его заявление звучит весомо и уверенно. — Тебе не нужно прикладывать усилия. Ты добрый, заботливый и нежный, ты уже такой, Юнги. Будь собой и они тебя полюбят.