Не все герои носят плащи

— Вот видишь, все хорошо, — Тэхен гладит Чонгука по спине. — Все хорошо. Он отвлекал Чонгука как мог все это время. Целовал, просил его покормить, что-то рассказывал, держал в объятиях. Но сейчас можно выдохнуть. — Останься со мной, — Чонгук очень искренне это просит, отпускать Тэхена в ливень посреди ночи он не готов. И с ним так хорошо лежать в одной постели. Чтобы отказать Чонгуку с его чистыми красивыми глазами нужно иметь каменное сердце, а оно у Тэхена вовсе не каменное. — Хорошо, — соглашается он, трется носом о висок. — Я останусь, Чонгук-и. Он не вспоминает о разных комнатах, скидывает одежду и забирается вместе с Чонгуком под одеяло, притягивает к себе на плечо, обнимает поперек груди и шепчет: — Отдыхай, милый. — С утра я сделаю тебе минет и завтрак, — обещает Чонгук, дебильно улыбаясь от того, что его так быстро отпускает. Тэхен смеется ему в волосы. — С нетерпением жду, — он ловит руку Чонгука, целует в центр ладони и опускает ее себе на грудь. — Но это утром, а пока спи. С Тэхеном трудно спать в одной постели и вовсе не потому, что он такой соблазнительный. Во сне он пинается, раскидывает свои длинные руки и ноги, часто ворочается. Кажется, что удобнее всего ему спать поперек кровати и он старательно стремится занять именно это положение. Стягивает одеяло на себя, а потом скидывает его на пол. Но Чонгук спит, как убитый, ему все нипочем. С утра он просыпается от будильника, пока Тэхен его полностью игнорирует и на попытки разбудить только ворчит и тычется в подушку. Тогда Чонгук воплощает в жизнь свое вчерашнее обещание — стягивает с Тэхена одежду и с чувством и расстановкой вылизывает его член, придерживая рукой. Это весьма интересное занятие заставляет его самого быстро проснуться. Тэхен зарывается носом в подушку, нечленораздельно мычит и сонно решает, стоит ли минет получаса крепкого сна? Может, попросить Чонгука ограничиться завтраком? У его члена на этот счет особое мнение, ему язык Чонгука очень даже нравится. Скоро к языку подключаются и губы — Чонгук водит ими по всему стволу, размазывает слюну и давит на бедро Тэхена, заставляя перевернуться на спину. Удобнее будет в таком положении запустить его в рот, проверяя собственные возможности — может ли Чонгук забрать его полностью? — Контролируй зубы, — Тэхен приоткрывает один глаз, совершенно проснувшийся, к слову, и делает вид, что и не собирается просыпаться. И не сдерживаясь, громко стонет. — Не торопись, — выдыхает. — Побереги себя. Чонгук жмурится, убирает руку и пробует, не придерживая. Ощущение, что внутри него по гортани спускается что-то горячее, будто он глотает крепкий алкоголь из члена. Чонгук удерживается за бедро Тэхена и задерживает дыхание, забирая до конца. Это как нырнуть с аквалангом — ощущения те же, адреналин и восторг. Тэхен покусывает губы, чтобы не стонать и вцепляется пальцами в одеяло. Ему хочется вплести пальцы в волосы Чонгука, но он себя знает — Тэхен довольно безжалостен в своем удовольствии и очень требователен. Никого из своих партнеров он не берег так, как Чонгука. И ни с одним не испытывал такого жгучего удовольствия. А Чонгук жаден и упрям. Он торопится не потому, что делает это назло Тэхену, ему самому хочется забирать его плотнее, это можно назвать его любимым словом — «сожрать». Он не дразнит, а действительно едва ли не жрет, не давится и мычит от того, что ему вкусно. И Тэхен едва сдерживается, чтобы не толкаться бедрами в жаркий рот. Только на краю сознания удерживает мысль, что Чонгук в этом деле довольно неопытен, тело кричит о другом и требует большего — забрать Чонгука себе, всего, сразу. — Еще, — шипит Тэ, прежде чем зажать собственные губы запястьем. Чонгук открывает глаза — черные и глубокие; он смотрит на Тэхена пристально, вглядывается в лицо, ловит эмоции и ощущения, все ли он делает правильно, нравится ли Тэхену так плотно и так горячо? Ловит его руку, отрывая от одеяла, и кладет себе на щеку, разрешает держать свою голову и толкнуться вверх самому. Тэхен тонет в его взгляде, оглаживает пальцами кожу и толкается вверх, снова и снова. Он старается осторожнее, но как быть осторожнее, когда у него внутри шторм бушует, тайфун похлеще того, что ночью по улицам прошел. Чонгук, что так любит кусаться, сейчас не пускает в ход зубы, он бы не стал этого делать, даже если бы Тэхен не попросил. Только губами, только языком, только горячим дыханием он ласкает Тэхена и прикрывает глаза, когда жар спускается вниз, закручиваясь в воронку ниже живота. Чонгук заводится от того, что делает, от того, как реагирует на это Тэхен, чуть-чуть и — кончит сам, едва коснувшись себя. Но ему не до этого. — Чон-гук-и! — в три выдоха выстанывает Тэхен и сдается наслаждению, жестко вплетает пальцы в волосы. Но не давит, только ерошит, гладит затылок. — Еще, пожалуйста, — и вот это уже жалобно. Чонгук жестко упирается в бедро; ему нужно, чтобы Тэхен зафиксировал их, не двигался больше сам, нужно разогнаться до предела, выжимая из себя — да и из Тэхена все соки, всю скорость и все напряжение. Он рычал бы, если бы мог. Тэхен, по счастью, язык тела понимает безошибочно — это словами с ним подчас не объясниться. Он вжимается в постель лопатками и бедрами, шире раздвигает ноги, чувствуя, как сквозь тело проходят спазмы удовольствия. — Лежи так, — Чонгук резко поднимается, пробегает взглядом по его телу и кончает, едва взяв свой член в руку, запрокинув голову и выстанывая что-то в потолок. Падает обратно и успокаивается, лежа на бедре Тэхена. — Что тебе приготовить на завтрак? — Неважно, — Тэхен притягивает его на свое плечо, обнимает и благодарно целует, слизывая свой вкус с его губ. — С тобой любая еда вкусная. — Тогда я быстро сбегаю в душ, а потом ты иди, можешь помыться подольше, пока я готовлю, — Чонгук жмется к нему и улыбается. — Ты вкусный. Вкуснее любой еды… Тэхен придерживает его за плечи и спрашивает серьезно, глядя в глаза. — Чонгук-и, почему ты постоянно сбегаешь от меня после?.. Для него это важно. Если Тэхену и хочется нежности с людьми, то после близости — он наслаждается этим моментом, хочет слушать свое и чужое сердцебиение, впитывать последние мгновения удовольствия. Он хочет делать это вместе, а Чонгук тут же готов сорваться с места. — Почему, Чонгук-и? Тебе чего-то не хватает? Я что-то делаю не так? — Я? Сбегаю? — тот удивленно распахивает глаза. — У нас не так много времени, чтобы нормально поесть, еще нужно хотя бы на пять минут вывести Каштана погулять… Надо все успеть. Но сбегать от тебя мне не хочется. Можем остаться дома, а Юнги скажем, что нас затопило… Он широко улыбается и прижимается к Тэхену. — Извини, я не знал, что ты так это воспринимаешь. Иногда я не могу остановиться, у меня внутри какой-то моторчик и тормоза не предусмотрены… Тэхен сдавленно фырчит. — Если мы скажем Юнги, что нас затопило, через сколько здесь будет твой хен? — Он обнимает крепче. — Мне нужны эти минуты вместе, чтобы прийти в себя. — Сколько угодно минут для тебя, Тэхен-а, — Чонгук выдыхает ему в шею и не дергается никуда, ничего не говорит, тепло дышит. — Так лучше, — Тэхен несколько минут лежит, притихнув, потом довольно жмурится и тянется поцеловать. Вот теперь все хорошо. — У меня есть встречное предложение: мы вместе быстро принимаем душ, а потом ты готовишь завтрак, а я варю кофе. Как тебе? — Мне безумно нравится эта идея, — Чонгук подскакивает с удвоенным энтузиазмом, готовый нести Тэхена в душ на руках. Совсем от счастья с ума сошел, но разве можно его в этом упрекнуть? Когда Юнги возвращается домой, его встречает только Дионис. Чимин с Адонисом на коленях сидит на кухне и что-то увлеченно считает. Если Дионис явно выделяет Юнги, хоть и может помурлыкать Чимину под настроение, то котенок ходит за Чимином по пятам, спит с ним рядом и позволяет таскать себя на плече — парень, блаженно жмурясь, то и дело льнет щекой к белой шубке. — Ой, ты вернулся? — Чимин откладывает карандаш, ссаживает Адониса с колен на соседнее кресло и подходит обнять Юнги. — Я не слышал. Пытаюсь понять, что целесообразнее — перейти на такси или попросить у папы джип? Новую машину я пока не потяну… О старой можно забыть — к утру не то, что машины, даже этого участка дороги в помине не осталось. Чимин два дня ходил бледный и настрого запретил Чонгуку упоминать об этом родителям. Сказал им только, что автомобиль пострадал при тайфуне и восстановлению не подлежит. Куда Чимину новую машину, на нем все расходы по квартире лежат, пока Чонгук деньги на протез копит. Хорошо, что тот в их квартире на ночь появляется, Чимин после командировки заезжал только за новыми рубашками. Посидел с братом пару часов, редкий случай, тот вечером дома оказался и поехал обратно к Юнги и Адонису. — Привет, — Юнги обнимает в ответ и целует легко, но ласково. — Если хочешь, я тебя буду возить, пока не обзаведешься новой машиной. — Это надолго, — Чимин изгибает шею, подставляя ее поцелуям, — к тому же, у тебя много своих дел. А я постоянно мечусь между трех домов. Возвращаясь к столу, собирает разложенные выписки по счетам, смотрит на поднявшего голову котенка и думает: «А почему бы и нет? Если снять все деньги, взять кредит, можно…» А если Юнги не захочет? Может, его устраивают такие гостевые отношения? Он никогда прямо об этом не говорил… Чимин тянет Юнги за собой на диван, усаживает рядом и внимательно на него смотрит. — Сейчас я буду ужасно неромантичен… — он издает нервный смешок и впрямь волнуется. — Мин Юнги, я бы предложил тебе руку и сердце, но Корее еще далеко до такого. Но я хочу жить с тобой. Воспитывать вместе наших котов. Проводить вместе все ночи. Поэтому выбирай, я куплю для нас обоих дом или перееду к тебе? Ну вот, сказал. Небеса вроде не разверзлись. Лучший способ узнать что-то у Юнги — прямо спросить, так ведь? — А разве ты еще не переехал? — Юнги старается скрыть слишком довольную улыбку, а то если у него лицо треснет, Чимин вряд ли согласится с ним таким жить. — Я согласен жить вместе, Чимин-а, я сам этого хочу! — Я еще не переехал! — Чимин облегченно вздыхает, с его плеч гора упала. — У меня здесь всего несколько рубашек и кот. А еще пара костюмов, плащ, мягкая пижама, в которой он ходит по утрам, любимая чашка, пара книг… — Тебе нравится здесь или мы можем подыскать другую квартиру, побольше? — Юнги должен это уточнить, мало ли, Чимину захочется собственный кабинет. Но при таком раскладе Юнги может предложить ему освободить мастерскую. — Сейчас, на самом деле, не лучшее время для покупки недвижимости и мне нравится здесь. Кажется, нам хватает места? — Чимин подхватывает подошедшего Диониса и усаживает на колени Юнги. — Но у меня есть просьба. Даже несколько, — признается он. — Я внимательно тебя слушаю, — усевшись ровнее, Юнги поглаживает черную спинку. — Мне нужен какой-то угол, где я могу работать. Или рисовать, читать, что угодно делать. Какой-то мой, понимаешь? — у Чимина обостренное чувство территории и сейчас он идет по тонкому льду. — И мне нужно зеркало, — добавляет совсем тихо. Одно среднего размера зеркало на всю эту большую квартиру. Невозможно бриться или завязывать галстук, глядя в экран мобильника. — Из мастерской я что-то уберу, там поставим стол и кресло, книжный шкаф есть, тоже разберу, — размышляет Юнги, пропуская пальцы сквозь мягкую шерсть. — Зеркало… Найдем куда повесить. Он не держит в доме зеркал, потому что… Бил их пачками одно время. Задолбался собирать осколки. В чужих домах держался, но у себя… Даже самого крохотного не осталось. Но как об этом рассказать Чимину? У них все прекрасно, у Юнги в целом все как-то стабилизировалось… Но он настолько привык к отсутствию зеркал, что бреется и без них. — Мне раньше тяжело давалось мое отражение. Не знаю, как будет сейчас, — говорит он негромко, не пугает, но поясняет, почему у него нет зеркал. Чтобы Чимин не начал жалеть его или волноваться. Может быть, сейчас все будет хорошо? Навряд ли Юнги полюбит всей душой того, кого увидит в зеркале, но, если считать, что это зеркало Чимина, в их общем доме, может, ему не захочется его разбивать? — Можешь рассказать, — Чимин ловит его пальцы, — почему? Ты такой красивый… Я любуюсь тобой каждый миг, что мы рядом. Что тебе не нравится в своем отражении? — То, что это я? — Юнги дергает плечами. — Я не знаю, дело не во внешности, хотя насчет красоты сложно спорить, у каждого свое понимание. Не мог смотреть на себя со стороны. Что-то замыкало, особенно если долго смотреть в глаза самому себе. Крыша ехала. — Ты умный, сильный, нежный, — мягко говорит Чимин, глядя своими ласковыми глазами. — Ты лучший, Юнги. Когда я смотрю на тебя, я вижу самого прекрасного человека. — он успокаивающе, извиняясь, что завел этот разговор, поглаживает по руке. — Тогда я куплю настольное и буду держать его в ванной, там хватит места. Буду отворачивать его, когда не пользуюсь. Хорошо? — Достаточно будет того, что я буду считать его твоим зеркалом, не буду в него чаще нужного заглядывать и не смогу его разбить, потому что оно твое. Юнги притягивает его ближе. — А может с тобой я научусь принимать себя? Устрою себе шок-терапию. Куплю большое зеркало, поставлю в спальне и буду любить тебя перед ним. Он улыбается, идея кажется ему не такой уж и нереальной. Тем более, когда по телу Чимина проходит томительная дрожь предвкушения. — Звучит как сладкая фантазия, — он невольно ерзает, представляя картинку будущего. И смущается, опомнившись, — ну, Юнги! Вгоняешь в краску! — Неужели ты до сих пор смущаешься? — Юнги смеется, обнимая его крепче. — Такой милый… — Я легко смущаюсь, — Чимин весело фыркает. — В обычной жизни. Да, в постели от смущения и следа не остается, там Чимин раскован и свободен, словно и не представляет, что люди придумали какие-то границы. В постели его ограничить могут только возможности тела. Он укладывает голову на плечо Юнги и задумчиво водит пальцем по его бедру: — Принимать себя — это действительно не так просто. Знаешь, Чонгук к своим пятнадцати был выше и шире в плечах, я рядом с ним себе казался хрупким заморышем. К тому же он занимался спортом, а у меня были танцы, не самое мальчишеское занятие. Он быстрее плавал, быстрее ездил на велосипеде. А я любил математику, сложную музыку, архитектуру и мальчиков. Все не как у людей. Мне потребовалось время, чтобы смириться со всем этим и принять себя как есть. Не только принять, но и обратить своими сильными сторонами. Любовь к математике и архитектуре выросла в любимую профессию, а что до парней — он встречается с лучшим из них и совершенно счастлив. Чимин редко говорит о своей жизни, тем более о том, что в ней были какие-то проблемы. У него любящая семья, прекрасная работа, приятели, он жизнерадостный, веселый и почти всегда в ровном хорошем настроении. Такие признания от него удивительны и необычны. — Чонгук обрадуется, когда ты сообщишь о переезде, — Юнги поглаживает его по спине, тихо посмеиваясь. — Так рвался жить один, так рвался! Наконец-то заживет. Как ты думаешь, мне у него стоит взять пару уроков принятия себя? Он в этом мастер… — Думаешь, обрадуется? — Чимин куксится от такого предположения. — Я буду по нему страшно скучать. Мы всегда были очень близки. — У вас этого никто не отнимет, — Юнги целует его в висок. — Здесь будет твой дом, а к Чонгуку я безусловно тебя буду отпускать, может и с тобой ездить, ночевать там. Чтоб он не расслаблялся. — «Отпускать»? — тянет Чимин. — Я к тебе еще не переехал, а ты уже проявляешь замашки диктатора? Но глаза смеются. — А ты еще не понял, с кем связался? — Юнги приподнимает его над полом и несет к кровати. — Я ужасный человек, собственник и тиран! Он роняет Чимина на спину и нависает сверху. — Спасибо, что ты предложил переехать ко мне, — говорит другим тоном. — Для меня это много значит. — Я предложил тебе выбор, — поправляет Чимин. — Но так, чтобы мы в любом случае были вместе.