Пусанские каникулы

Решение вернуться в индустрию танцев пришло ко мне практически сразу, как я смог нормально растягиваться и танцевать, не чувствуя никаких преград и болей. Но почти сразу меня остановил Юнги, сказав, что я нуждаюсь еще и в психологической помощи. И я согласился. Я долго и упорно трудился над собой, во всех планах, чтобы сегодня пройти кастинг в танцевальную группу! После вчерашней вечеринки с Чонгуком и Джином я знатно так устал, потому что мы легли только в два часа ночи, но надо признаться, именно они помогли мне вообще найти эту заявку о кастинге, и мы долго рассматривали ее, пытаясь понять все мелочи, а потом искали и место, где проводится этот самый конкурс. Я быстро придумал свою программу, окрыленный шансом попасть в какую-нибудь крутую танцевальную группу, хоть и понимал, что появится ответственность и физический груз. И меня вполне все устраивало, так что почти до двух часов ночи я танцевал свою короткую программу, пока Джин не сказал: «Ты готов, бэйбик!», а Чонгук не начал утвердительно кивать словам Кима. Сейчас, стоя под палящим, хотя все еще утренним солнцем, я с нетерпением перепрыгивал с одной ноги на другую, постоянно дергал ткань белоснежных штанов, ворошил свои черные, наконец, отросшие волосы и постоянно покусывал губу. Очередь впереди была такая, что мало не покажется, но я пришел сюда за победой! С победой и уйду! Вчера, взвинченный идеей танцев и победы, я еле уснул, но фраза от Сокджина «перед смертью не надышишься» меня немного успокоила. Вчера я не придал такого сильного значения фразе, но что еще значит, блять, «перед смертью на надышишься», я же сюда не умирать шёл. Я понимаю, конечно, что если бы я еще пару раз вчера повторил, то сегодня, скорее всего, результат не поменялся бы и, думаю, даже ухудшился бы из-за излишней усталости. Но сейчас, стоя в этой чертовски огромной очереди, пока она медленно двигалась, я ощущал прилив сил, я мог свернуть горы и переплыть море, а значит, и танцы — мне все ни по чем. Я танцую уже много лет, и пускай танцевал я исключительно только для себя, как любитель, все же мои результаты были превосходными. Танцуя в стиле контемпорари, который взял свое начало в балетном искусстве, переходя в стиль модерн, я придерживался балетной стилистики: плавности линий и тела, которые были присущи данному стилю, при этом строгости балета и его точности. Этот танец, контемпорари, основывался на внутренних ощущениях, которые танцор должен уметь передавать окружающим через движения: через плавность рук, через изгибы тела, через четкие и уверенные, местами резкие, взрывы эмоций. Через живость выступления. Это, по моему скромному мнению, и делало этот стиль лучшим. Он не упирался в какие-то существенные границы, часто пересекался с другими стилями и имел свойство дать человеку свободу чувств через танец. И это прекрасно, было и есть. Пока я думал, мысленно повторял каждое действие, очередь все уменьшалась, пока солнце всходило все выше и выше, опаляя мою кожу жгучим теплом. Внезапно моего плеча кто-то коснулся, и я резко обернулся, а сердце в груди забилось от испуга. — Эй, ты чего пугаешься-то так? Я - Чон Хосок, извини, что напугал, — парень так приветливо и солнечно мне улыбнулся, что я даже опешил. Мне на секунду показалось, что житель небесного царства, возможно даже его правитель — Солнце, сама космическая звезда спустилась на Землю. Таким очаровательным и милым показался мне парень, стоящий передо мной. Он протянул мне руку, явно ожидая моего ответного приветствия. — Пак Чимин, — представился я, пожимая его теплую ладошку. И вправду солнышко. Я мягко улыбнулся и своим мыслям, и новому знакомому. — Каким танцем увлекаешься? Профи или любитель? — Любитель. Контемпорари. — Ох, — он восторженно выдохнул, — любитель тела и чувств? А я вот предпочитаю показывать их через резкие, комбинированные движения и стили хип-хопа. Тоже любитель. Мне контемпорари всегда казался слишком чувственным и проникновенным стилем, танцем. Я смотрю на таких танцоров как ты, как на волшебного оленя, — ему хватило секунды понять, что он ляпнул, пока я выдал смешок. — Не то что я назвал тебя оленем, нет! Хотя ты милый, совсем как олененок. Бляяяя, что я несу, — он ударил себя ладонью по лбу. — Просто я хотел сказать, что это невероятно чудесно и красиво. — Как волшебный лесной олень, я понял, — я ему искренне тепло улыбнулся, и он покачал мне головой в ответ. Странно, но я понял его каждую аналогию, и это странным, но приятным теплом разливалось в груди. — Да, ты понял, — кивнул Хосок. Он смотрел мне прямо в глаза, хмыкнул и еще раз кивнул в подтверждение своим словам. — Кстати, Чимин. Почему не разогреваешься? Скоро твоя очередь. — У нас не будет там пары минут? — парень отрицательно помотал головой. — Блять… — тихо выругнулся я, но Хосок явно все услышал — было видно по его лицу. — Спасибо, Хосок, за предупреждение. — Не за что. Разогревайся и задай им жару, Чимин! — И ты, Хосок. У нас все получится! Спустя десять минут я зашел первым, а за мной и Хосок. Судя по всему, принимали результаты четыре судьи, но вокруг было еще множество людей, которые стояли в деловых костюмах, все такие важные. Может быть, будущие спонсоры? Судья махнул мне рукой, мол, начинайте. — Пак Чимин. Любитель, стиль контемпорари. Мне шестнадцать полных лет, но скоро в середине октября будет семнадцать. Песня Michael’a Jackson’a — Earth Song. По залу начала раздаваться музыка, а по моему телу — разряды тока. Вмиг каждая мышца ожила и вошла в тесную связь со всем телом, и я закружился в танце. Изгибаясь и подпрыгивая, в моментах, где песня явно этого требовала. Где песня кричала о несправедливости, о погибших детях, о войне, о браконьерстве, о том, как мы поступаем с Землей и ее жителями. Я глубоко дышал, стараясь не сбиться с ритма, вел историю, рассказывая ее каждому присутствующему своим телом, своими движениями. Как только песня закончилась, я сделал последний шаг, вытянув руки над головой в балетной позе, и замер, стараясь даже не дышать. — Отдыхайте, господин Пак. Нам нужно посовещаться. Я огляделся: Хосок все еще танцевал, но прошло буквально несколько секунд, и песня закончилась. Его судьи быстро перебросились парой слов и также отправили Хосока отдыхать. Мы встретились взглядами, поддерживая друг друга. — Господин Пак… — Господин Чон… Наши фамилии послышались одновременно, и мы оба подорвались к судьям. И их голоса, словно шаблон, продолжали говорить синхронно. — Вы хорошо выступили, но, боюсь, этого недостаточно. Может, в следующий раз у Вас получится лучше… — кровь ударила в уши, а сердце заколотилось. Как нет? Я не прошел? А Хосок? Тоже? Я оглянулся посмотреть на парня, и тот стоял сам не свой: глаза на мокром месте, губа дрожит, как и плечи. По щеке течет первая слеза, а сам он еле сдерживается, чтобы не зареветь. — До свидания… — вновь послышалось одновременно. — Господин Пак! — Господин Чон! — стоило только главному судье Хосока сказать эти слова, как он рванул к выходу, а я — за ним. — Хосок, стой! — я ухватил его за рукав рубашки. — Хосок, мне очень жаль. Не расстраивайся, они просто придурки, раз не заметили такой талант, как ты, — он неуверенно кивнул и также неуверенно прошептал: «Спасибо, Чимин», и ушел. — Господин Пак, — внезапно раздался за спиной мужской голос, — Я — До Санвон — главный кинопродюсер и директор компании До Синема. Снимаем клипы для знаменитостей, и Ваш стиль, честно говоря, покорил меня. Позвоните мне, хорошо? — пока я все еще пребывал в шоке, он стоял и протягивал мне визитку, участливо ожидая, пока я возьму ее. — Да, — наконец, я переварил произошедшее и забрал картонку из его рук. — Обязательно. — Буду ждать Вашего звонка, господин Пак, — он слегка поклонился и ярко улыбнулся мне, а потом, развернувшись на одних каблуках, ушел.