Пусанские каникулы

Я всегда считал своего мальчика самым красивым, потому что он — самый любимый. Чимин красив и внешне, и внутренне: его ранее рыжие волосы, а ныне — черные локоны, что мягко очерчивали его нежное, округлое личико, выделяя его и без того красивые глаза еще сильнее; его тело, пусть пока и было совсем молодым, но уже смотрелось зрелым и красивым, а учитывая, что Чимин постоянно занимался танцами, а со вчерашнего дня — занимается вновь, его тело еще и стройное, подтянутое. Но больше всего меня всегда притягивала его душа: такая нежная и чистая, даже учитывая то, что он пережил. Он все еще хранил в себе это семечко счастья и искренней, глубокой любви. И вот с моим приходом, что меня чертовски удивляет и по сей день, это семечко проросло. Стало защищать меня в самые хмурые и пасмурные дни, которые я когда-либо переживал. Помню самый первый раз, когда он узнал о моей фобии. Отец тогда пришел, и стоило мне открыть дверь, даже не посмотрев в глазок, как на меня полился поток дерьма из-за того, что, видите ли, отцу доложили, что я делаю и с кем я делаю: живу в одной комнате с голубым, в прямом смысле этого слова, чуваком. Пока я находился в ступоре, в ужасе и страхе перед своим отцом, тот мало того, что продолжал называть меня всякими нелицеприятными словами, так еще и умудрился меня ударить. Я всегда боялся его. Больше, чем кого-либо на этом свете. Больше всех. Но закрыв дверь и вернувшись к своему явно обеспокоенному мальчику, пусть на тот момент он еще и не был моим, я услышал свое спасение. Его тихий шепот разливался по квартире, проникая в самую суть меня, успокаивал, словно Чимин сидел рядом, прижимая меня к своей груди, пока я беззвучно или не очень, учитывая, что мой малыш догадался, плакал. Его голос стал моей истинной зависимостью: я смогу прожить без сигарет, смогу без самоповреждений, но без него — нет. Без его голоса — ни минуты. Без него — ни секунды. Впрочем, для меня стало новым открытием, когда я услышал его голос возбужденным. Вчера, после своего кастинга, Чимин пришел и позвонил мне. И я ожидал от этого разговора чего угодно, кроме взаимной мастурбации на наши мысли и фантазии друг о друге. Будет ложью, если я скажу, что ни разу не дрочил, думая о Чимине. Последние пару месяцев я только о нем и думаю: что с ним сделаю, как, в какой позе; где я буду его трогать, как он будет дрожать в моих руках, пока мои язык и руки ублажают его; как он будет громко и надрывно поскуливать от моих ласк прямо мне в губы. Даже сейчас думая об этом, я завожусь нещадно. А вчера, стоило Чимину только томно заговорить, я завелся с полуоборота. И не потому что меня возбудили его грязные словечки, но потому что я, блять, слышал его. Это стало для меня искренним удивлением. Позже я слышал, как тихо постанывает Чимин, как хлюпает смазка на его члене, даже как он скользил ручкой по своему небольшому возбуждению, слышал и его громкие скулящие стоны, и, господи, если бы я не пережал основание члена, то кончил бы за первый десяток секунд. Мне даже было смешно от того, как быстро я завелся и был готов кончить, потому что я буквально не притрагивался к себе, так и кончил, ни разу не проведя рукой по члену. Густо излился в свою руку как пятнадцатилетний девственник только что открывший для себя мир порно. И я задался небольшим вопросом, скорее даже экспериментом, который мне хотелось бы несомненно повторить. И я даже знаю, с кем. Время на часах — девять утра, Тэхён уже давно съебался, а значит, все в силе. Но все же надо написать этому обалдую, а то мало ли припрется в самый неподходящий момент.

Я:

Тэ, привет

Не приходи в общагу в ближайшее время, будь другом

Ответ пришел практически моментально. Тэ: Будь другом — насри кругом? В ближайшее время — это примерно вся жизнь, или как-то более определенно скажешь?

Я:

Два-три часа

Тэ: Ок, но вечером мы глянем то ахуенно аниме. Я устал видеть, как ты киснешь, Юн-Юн Давай потихоньку поднимать тебя на ноги?

Я:

Спасибо, Тэ

За все

Тэ: Люблю тебя, Юн. Помни, что ты не один, хорошо?

Я:

Хорошо

И я тебя люблю, засранец

Тэхён тут же вышел из сети. Этот парень был для меня всегда чем-то большим, чем лучший друг. Брат? Семья? Да, что-то из этого, определенно. Думаю, больше подойдет описание «родной». Тэхён всегда был для меня родным. Начиная со средней школы. Нам было двенадцать, когда мы с ним познакомились. Вообще-то, в тот день мы подрались, тогда же и решили, что из нас выйдут неплохие друзья. Оказались лучшими. Про таких как мы говорят «не разлей вода». Вот и мы были такими: куда идет Тэхён — туда иду и я, Тэхён получает по лицу — получаем или бьем вместе, Тэхён получает пизды от родителей — прикрываю его, и наоборот. Всегда вдвоем, лучшие друзья, братья. Семья. Тэхён был со мной, когда я в первый раз в четырнадцать лет серьезно подрался; когда я выиграл первый матч в баскетболе в дружеской схватке между школами; когда я понял в пятнадцать лет свою ориентацию, и помог принять ее; когда я первый раз всерьез влюбился в парня, с которым меня позже и застукали. Он оказался единственным, кто оказался рядом, а позже — остался в моей жизни, после изнасилования. Именно Тэхён нашел меня раздетого, всего в сперме и крови, использованного и такого сломанного. Именно Тэ каждую ночь подрывался ко мне, слыша мои сонные истерики, пока я видел кошмары. Именно Ким Тэхён не дал мне сорваться в пропасть. И не дает и по сей день: пусть он и не умеет заботиться и выражать свою любовь и заботу правильно (хотя, что есть правильно), но он все равно старается. И все равно, как бы это жесткого не звучало, я падал в непроглядную тьму, пусть и медленно из-за держащего меня Тэхёна, но падал. Пока один ангел не отдал мне свои крылья. После того случая в ванной осталось два шрама: один след на руке от лезвия, второй — от разговора с Тэхёном, который очень сильно вправил мне мозги. Или это сделал удар в лицо, после слов, что я нахуй никому не нужен и лишь всем усложняю жизнь. «Кому, блять, ты ее усложняешь? Кому ты обуза? Мне?! Так я тебя люблю, блять, Юнги. Ты — мой старший брат! Мой хён, кусок ты дебила этакого. Или может ты не нужен Чимину? Который, сука, в тебе души не чает? Который любит тебя! Ты хоть на секунду подумал, что будет с ним? Что будет со мной?» Тэхён тогда кричал и плакал так громко, что моё сердце защемило. Как я мог забыть, что я любим…? Вчерашним вечером Чимин четко дал мне вспомнить об этом. Не только о том, что я любимый, но и желанный. Он так громко стонал, скулил мое имя, и я слышал, так быстро водил рукой по члену, и вводил в себя свои тонкие, хрупкие пальчики, выстанывая это чертово «хён». Чувствую, как снова встал мой член. И решаюсь.

Я:

Доброе утро, малыш

Как ты?)

Как твоя попка?

Спустя всего несколько минут я увидел ответ. Малыш: Привет, папочка…) Вот же маленький проказник, а! Понял ведь, на что давить, что мне нравится, что меня, сука, заводит. Я аккуратно сжал свой член, стараясь сильно не стимулировать. Приятная дрожь тут же разошлась по всему телу. Малыш: Скучает по тебе ;) По твоим пальчикам… По твоему члену, папочка… Юни, позвонишь мне? Пожалуйста, папочка… Ты так мне нужен… Я дрожащей рукой, вторая — все еще сжимала и слегка поглаживала член, нажал кнопку звонка, и в телефоне моментально послышались гудки. Не прошло и двух, как Чимин принял вызов. — Папочка? — он так тихо и жалобно выдохнул это, что у меня появилось желание сорваться в ебанный Пусан, лишь бы мой мальчик не страдал там от возбуждения и желания в одиночку. — Да, мой маленький. Я тут. Ты уже играешься с собой? — Немного, — признается Чимин, а я все решаю озвучить сегодняшнюю догадку. — Малыш? Сможешь помочь мне? Мне надо, чтобы ты производил максимально много звуков и я их слышал: хлюпанье смазки, как ты мастурбируешь, как проникаешь в себя пальчиками, — я услышал, как Чимин возбудился от моих слов и громко, напряженно, выдохнул, — как стонешь, малыш. Справишься? — вместо ответа я услышал звук открывающейся крышки от тюбика, а потом — чавкающие, слишком мокрые звуки. Да, Чимин определенно справился с моей просьбой. — Так, папочка? — Да, блять… Да… — Ты себя трогаешь, Юни? Потрогай, любимый, — я немного замялся, а потом все же решил, что мне стоит признаться. — Если я сделаю хоть что-нибудь, то я кончу тут же. На самом деле, стоит тебе немножко усилиться в плане звуков, я спущу как чертов девственник. — Вот так, папочка? — я услышал отчетливый «хлюп» и «чавк», когда Чимин, очевидно, подлил еще смазки, а потом услышал и скользкие звуки и протяжное «Аааах». — Я так хочу тебя, Юни. — Я тоже хочу тебя, малыш. Хотел бы я сейчас отсосать тебе. Взять твою головку в рот, проводя на пробу язычком, а потом вобрать его наполовину, втягивая щеки и лаская уздечку. Ты бы хотел ощутить тепло моего рта? Хотел бы кончить мне в глотку? — Да-да-да, блять… Да, папочка… — Засунь в себя два пальчика, малыш. — Уже… Ааах, Юни. Черт, я так близко, — я ощутил острую нужду помочь ему достигнуть пика. — Хотел бы я сейчас тебя поцеловать, Мини. А потом спуститься на твой шейку. Она ведь чувствительная, да? — я услышал тихо «да» и продолжил. — Я бы ласкал ее, лизал твою нежную сладкую кожу, — Чимин громко надрывно заскулил, высоко выстанывая «Юни». — Я бы оставил десятки алых засосов на твоей шейке, а затем спустился бы к твоим чувствительным, уже вставшим сосочкам и, кусая, вобрал бы один из них. А потом бы заменил обе твои ручки, проникая в тебя тремя пальчиками и обхватывая твой член, крепко сжимая головку. Трахал бы твою дырочку, массируя простату. — Ах, да, папочка. Я… Я кончаю… — я тут же отпустил основание пениса и в несколько движений кончил, выстреливая спермой себе на лобок и живот. Чимин коротко и глубоко дышал, отходя от оргазма. — Я тебя люблю, Юни. — Я тебя тоже, Чимин… — я явно запнулся, а потому Чимин спросил меня. — Юнги, все хорошо? — его голос слегка дрожал, выдавая панику и взволнованность. — Нет… Извини… Все, все очень плохо, малыш. Давай позже об этом. Я не хочу портить момент. — А я не хочу потерять тебя. Поделись со мной, пожалуйста, — я практически ощутил, как его пальчики сжимают мои собственные. И я поделился — рассказал обо всем: об отце, о страхах, об унижениях и о том, как отец бил меня; о первой любви, о том, как меня нашли целующимся с парнем; о самоповреждениях, о боли, о чувствах; о недавней попытке прекратить всю боль и страдания. Именно в этот момент Чимин плакал так громко и истерично, что я понял, что мог натворить… Понял каждое слово Тэхёна. — Хотел бы я тебя сейчас обнять, малыш. — И я тебя, хён. Помни, что тебя любят. Ты дорог мне. Дорог Тэхёну, я уверен. Чонгуку и Джину — тоже. Мы тебя все любим. Особенно… особенно я, Юнги. — И я тебя люблю, Чимин. Прости меня, за все. — Не извиняйся. Слышишь? Теперь мы справимся со всем. Вдвоем. Я обещаю, — и почему-то, именно в этот момент, я поверил шестнадцатилетнему Пусанцу. Поверил, что мы и вправду справимся со всем. Главное — вместе.