Пусанские каникулы

Руки Юнги медленно скользили по моему телу, пока я лежал на кровати, выгибаясь, выпячивая попку и раздвигая ноги. Его шершавые пальчики трогали мою нежную кожу, сжимая ягодицы и ляжки, он целовал теплыми губами каждый сантиметр моего тела: сначала загривок, прикусывая, потом шею, возле жилки, потом и впадинку между лопаток, и каждый позвонок. Временами оставляя засосы и небольшие укусы, которые тут же зализывал, не желая причинять большой боли, он достиг моих ягодиц, оставляя поцелуи и укусы и на них. Ладонями сжимая половинки моей попы, он развел их в стороны, открывая вид на мое нутро. Дырочка в предвкушении содрогалась, сжималась и разжималась. Розовая, нежная и мягкая ждала пальцы хёна, пока я заходился в тихих стонах от его ласк. Слышу мокрые звуки, а потом чувствую, как мокрый пальчик хёна прикасается к моей дырочке, кружа, лаская, проникает в нутро, вырывая из меня громкий стон наслаждения. Чувствую, как он нависает надо мной, произнося: — Я так люблю тебя, малыш. И я просыпаюсь. Пах неприятно тянет, а ткань прижимается к нежной коже пениса. Кажется, я кончил во сне, который был навеян вчерашними развлечениями с хёном. От воспоминаний и сна и того, что было вчера, сводит живот в приятной судороге, пальчики на ножках поджимаются, а лицо стремительно краснеет. Я радостно пищу в подушку, сжимая одеяло ручками, дергаю ножками от счастья. Кажется… кажется, мы вчера с хёном занимались любовью, да? Он так удовлетворенно и приятно стонал, звал меня, фантазировал вместе со мной. Не успеваю я уйти в свои мысли, как из них меня вырывает уведомление о входящем сообщении. Поднимаю телефон со стола, снимаю с зарядки и смотрю на сообщение в телеграме от Юни, устраиваясь в постели поудобнее. Юни: Доброе утро, малыш Как ты?) Как твоя попка?) Прочитав последнее сообщение, чувствую, как снова начинаю возбуждаться. Это вполне объяснимо: мне ведь почти семнадцать, меня легко возбудить и либидо всегда повышенное. Проще говоря, трахаться хочется всегда, даже в самые неловкие моменты жизни. А когда есть твой любимый мужчина, то желание усиливается в пару сотен раз только при мысли о нем. Понимаю, что хёну тоже понравилось то, что было между нами вчера. Было бы странно, если бы не понравилось. Единственное, что могло бы смущать его — что я несовершеннолетний, и в его понимании я все еще маленький. Но я не считаю случившееся между нами чем-то ужасным или плохим. Нам ведь обоим было хорошо, мы оба давали отчет в том, что происходит. Особенно я, который и начал все это. Чувствовать заботу от хёна, а особенно после того, что с нами произошло вчера, было слишком хорошо. Знать, что он переживает обо мне и моем здоровье после проникновения, пусть и пальцами. Мне кажется, что если бы мы жили вместе, то хён непременно позаботился бы обо мне после занятий любовью и ласк. А после я, разнеженный оргазмом, уснул бы у него на груди, тихо шепча, что люблю его больше всех на свете. И все же я собираюсь с силами и мыслями и отвечаю хёну. Решаюсь поддаться своему игривому, возбужденному настроению, а также — подразнить Юнги.

Я:

Привет, папочка…)

Скучает по тебе ;)

Иду ва-банк, возбуждая, как минимум, себя, но зная, как мои пошлые слова действуют на хёна, уверен, что возбуждаю и его тоже.

Я:

По твоим пальчикам…

По твоему члену, папочка…

Юни, позвонишь мне?

      

Пожалуйста, папочка… Ты так мне нужен…

Спустя считанные секунды вижу входящий звонок. Видимо, мне удалось не на шутку возбудить хёна. И себя тоже, ведь член уже подрагивал и выделял смазку к моменту звонка от Юнги. Я принимаю звонок и тихо выдыхаю из себя слова.        — Папочка? — выходит так жалобно и просяще. Я так перевозбужден. Моя бы воля — я бы хотел оказаться в Тэгу рядом со своим любимым. Рука опускается под уже ранее мокрые трусы. Я обхватываю головку пениса всей ладонью, проводя по нежной и влажной головке. Тихий стон вырывается из моей груди. — Да, мой маленький. Я тут. Ты уже играешься с собой? — решаю окончательно избавиться от нижнего белья, оставаясь абсолютно голым в своей постели. — Немного, — признаюсь я. Слышу, как хён глубоко выдыхает, а потом выдает самое неожиданное, что я мог услышать от него. И самое возбуждающее. — Малыш? Сможешь помочь мне? — говорит хён, а я киваю. Будто он мог увидеть мой ответ. — Мне надо, чтобы ты производил максимально много звуков, и я их слышал: хлюпанье смазки, как ты мастурбируешь, как проникаешь в себя пальчиками, — его слова так сильно распалили меня, что я неосознанно сжал руку на головке сильнее и тихо, протяжно застонал. — Как стонешь, малыш. Справишься? — вместо ответа я решил действовать. Дотянулся до смазки и наушников, быстро подключая их и попутно открывая тюбик со смазкой. Вылил крупную каплю на головку, поднес максимально близко микрофон к члену, так что каждый хлюпающий и чавкающий звук был слышен. Я услышал тяжелый выдох Юнги. — Так, папочка? — Да, блять… Да… — я понял, что хён близок, судя по его прерывистому дыханию и глубоким, быстрым стонам. Я так сильно возбудил его этим действием? Своими словами? Стонами? Или, может быть, всем сразу? — Ты себя трогаешь, Юни? Потрогай, любимый. — Если я сделаю хоть что-нибудь, то я кончу тут же. На самом деле, стоит тебе немножко усилиться в плане звуков, я спущу как чертов девственник, — я мягко улыбнулся на его признание и решил еще немного подразнить. Подлил побольше смазки, чтоб максимально громко хлюпало от каждого моего движения и прикосновения. Громко простонал протяжное «ах». — Вот так, папочка? Я так хочу тебя, Юни. — Я тоже хочу тебя, малыш. Хотел бы я сейчас отсосать тебе. Взять твою головку в рот, проводя на пробу язычком, а потом вобрать его наполовину, втягивая щеки и лаская уздечку. Ты бы хотел ощутить тепло моего рта? Хотел бы кончить мне в глотку? — ощущаю, как каждое слово проходит сквозь меня, возбуждает каждый миллиметр моего тела. Чувствую, как судорожно поджимаются пальчики на ножках, которые аж сводит легкой судорогой. Чувствую, как подрагивают яички, что уже готовы излиться, — прижимаю основание члена, останавливаясь в удовольствии, проникаю в себя сразу двумя пальчиками и быстро лепечу хёну: — Да-да-да, блять… Да, папочка… — слышу, как хён громко дышит, а после — приказ-просьбу. — Засунь в себя два пальчика, малыш, — понимаю, что он немного опоздал, но возбуждение находит с новой силой. — Уже… Ааах, Юни. Черт, я так близко, — признаюсь ему я. Чувствую, что совсем немного и весь свой торс я запачкаю белесыми разводами. — Хотел бы я сейчас тебя поцеловать, Мини. А потом спуститься на твою шейку. Она ведь чувствительная, да? — все, на что меня хватило — тихое «да». — Я бы ласкал ее, лизал твою нежную сладкую кожу, — я громко и надрывно заскулил, высоко выстанывая «Юни», пока хён продолжал фантазировать, доводя меня до пика. — Я бы оставил десятки алых засосов на твоей шейке, а затем спустился бы к твоим чувствительным, уже вставшим сосочкам, и, кусая, вобрал бы один из них, — я стал быстро водить рукой по члену и пальчиками в дырочке. — А потом бы заменил обе твои ручки, проникая в тебя тремя пальчиками и обхватывая твой член, крепко сжимая головку, — я сделал все, как и фантазировал хён, проникая в себя тремя пальцами. — Трахал бы твою дырочку, массируя простату, — именно в этот момент я нашёл простату и, продолжая стимулировать ее, высоко простонал для Юнги. — Ах, да, папочка… Я… Я кончаю… — пенис задрожал, как и я весь, и спустя полсекунды мой торс покрылся каплями спермы. Я услышал тяжелое дыхание хёна, а потом тихое «ах». Похоже, хён кончил вместе со мной. Я коротко, часто и глубоко дышал, пытаясь отойти от оргазма. — Я люблю тебя, Юни, — с улыбкой произнес я. В ответ я услышал слишком неуверенное и словно виноватое признание от хёна: — Я тебя тоже, Чимин… — он так произнес это, еще и запнулся в конце, будто был не уверен в своих словах. Будто он боится? Может, наша близость плохо сказалась на нём? Может, теперь он чувствует себя виноватым? Но нам ведь обоим было только что так хорошо. — Юнги, все хорошо? — мне нужно знать, что между нами. Связано ли это все. Я так сильно боюсь потерять его. Без Юнги моя жизнь будет бессмысленной, потому что каждое утро я не смогу больше слышать «доброе утро», «люблю», извечные «малыш». Не смогу слышать самый любимый голос на свете. Самый дорогой, самый нужный, самый любимый и любящий. — Нет… Извини… Все, все очень плохо, малыш. Давай позже об этом. Я не хочу портить момент, — чувствую, как ломаюсь изнутри. Хёну плохо? Ему очень плохо. И почему это потом? Какой к черту момент, если он важнее. Моментов будет тысячи, а он — единственный. — Я не хочу потерять тебя. Поделись со мной, пожалуйста, хён, — дрожащим, ломающимся голосом прошу я. Слёзы уже стоят в глазах, а ком — в груди. Как я мог не замечать, что Юнги плохо? Какой же я ужасный парень… И хён заговорил. Рассказал обо всем: об отце, о страхах, об унижениях и о том, как отец бил его; о первой любви, о том, как его нашли целующимся с парнем; о самоповреждениях, о боли, о чувствах; о недавней попытке прекратить всю боль и страдания, — под конец я не смог держаться и попросту завыл во все горло. Юнги было так плохо, и все это время он был один! — Хотел бы я тебя сейчас обнять, малыш, — я немного успокоился, представляя его объятия: крепкие, теплые, любящие. — И я тебя, хён. Помни, что тебя любят. Ты дорог мне. Дорог Тэхёну, я уверен. Чонгуку и Джину — тоже. Мы тебя все любим. Особенно… особенно я, Юнги, — мог голос вновь дрогнул, а по щеке покатилась слеза. — И я тебя люблю, Чимин. Прости меня, за все. — Не извиняйся. Слышишь? Теперь мы справимся со всем. Вдвоем. Я обещаю, — и я поверил своим словам: мы и вправду справимся. Я стану опорой для хёна! Помогу ему со всем. Буду любить его так сильно, что все раны затянутся. Главное, что мы вместе.