Пусанские каникулы

Переезд в Пусан стал для меня удивлением, хоть я и понимал, что однажды кому-то придется переезжать: либо нам с Юнги, либо Чимину и, возможно, малышне. И все же я не думал, что это произойдет, пока мы учимся. Но вот на прошлой неделе Юнги пришел ко мне и предложил сумасшедший план: перевестись из Универстита Тэгу в Пусанский. Мои родители были, мягко говоря, в ахуе. Представьте, что ваш сын, в которого вы вложили кучу сил — моральных, физических и материальных, — который всю жизнь учился и шел вперед ко всем целям, прокладывая дорогу через любые препятствия (да-да, не такой уж я и долбоеб синеволосый), внезапно решает, что ему позарез нужно переехать в другой город. Причем, когда? Правильно, в середине четвертого курса, под конец обучения. Они были просто в ахуе. Но я совершеннолетний и не дебил, вроде как, а потому быстро сообразил что-куда. И пусть путь в мир прокуроров дался мне ахуеть как непросто, как и место в Тэгу, ведь я поступал туда без связи родителей, чтобы доказать всем, а главное — себе, что я могу. Но все же учеба — одно, семья — другое. Она навсегда, и ворчун Мин — моя семья. Так что, буквально в тот же вечер, я собрал все шмотки в чемодан и был готов выезжать. Родители чуть поворчали и прекратили, когда узнали наши причины переезда. Наши новые друзья и любовь Юнги стали для них весомым поводом, потому что Юнги — их второй сын. Немного о моих родителях: Ким Виён и Ким Суёль — лучшие прокуроры Тэгу, которые решили продолжить свое дело в сыне. Звучит так, будто они — токсичные родители, не оставляющие выбора сыну, но нет. На самом деле, они всегда вкладывались в мое развития, давая мне полную свободу во всем. Единственный раз, когда я прилично получил пизды — сигареты. Отец словами трахнул мой пятнадцатилетний мозг и не за то, что я вообще взял эту дрянь в рот, а потому, что, будучи ребенком из богатой семьи, взял какую-то дешманскую хуйню. Отец сказал, что если и буду курить дальше, то пусть хотя б буду курить нормальные, дорогие сигареты или вейп. Впрочем, после того раза я больше и не курил, разве что пассивно. Пассивно, ха! Юнги обязательно бы пошутил на эту тему. Впрочем, возвращаясь к теме с родителями, для них был огромнейший сюрприз, когда они узнали, что из всевозможных вариантов я все-таки выбрал прокурорство. Для меня эта тема всегда казалась интересной и увлекающей, сложной и тернистой. А я люблю сложности. К тому же я с самого детства варился во всем этом, был в таком окружении, так что выбор пришел практически сам. Но уверен, если бы я выбрал любую другую профессию, то родители были бы за меня рады не меньше. Как-никак, они меня любят, и это взаимно. Доучившись и сдав сессию, мы с Юнги быстро собрались, попрощались с родителями (по-моему, моя мама сильнее плакала, когда прощалась с Юнги, ха) и поехали на моей любимой детке. Именно так я называю свою машину. Да, и что? Она — моя детка. Если кто-то имеет что-то против, то может смело сходить на хуй. Юнги всегда готов выебать несколько дураков. Аж в рифму, вон! И все-таки переезд сулил огромные перемены: университет, город, окружение, возможности и многое другое. Молчу уж про малышню, ряды которой пополнил некий Чон Хосок. Влиться в новый коллектив, найти новую подработку, снять хату поближе к универу для нас Юнги. Только вот про последний пункт я успешно забыл, как и влюбленный по уши Юнги. Слава богу, что малышня, в виде Гу и Чими, приютила нас. И вот после тусовки у Пака мы с Гу поехали домой. Квартирка пусть и оказалась очень уж маленькой для двух людей, но была очень уютной и симпатичной. Но вот чего я точно, блять, не ожидал, что мы будем спать на одной кровати. Серьезно! Если бы это был не Чонгук, я бы рассматривал это как подкат к моим яйцам, но я знаю этого малыша, так что задницу смог и расслабить рядом с ним. Он в тот вечер быстро перестелил нам постельное бельё на чистое и пригласил меня укладывать. Я за то время успел ополоснуться и почистить зубы, а потом, как ни в чем не бывало, прямо в трусах завалился поверх одеяла. Спать не хотелось от слова совсем, так что я остановил свой любопытный взор на Гу, который подошел к тумбочке и поцеловал в носик плюшевого мишку Аки. Насколько помню, медвежонок достался ему от погибших мамы и папы, поэтому даже почти в семнадцать лет он хранил его как самое дорогое сокровище на свете. И пусть Гу рассказывал, что уже ничего толком не помнит о родителях — только по рассказам папы Чонина, но все равно любит этого мишку, потому что знает, что когда-то был любим родителями. И я совсем не сентиментальный, но каждый раз, думая об этом, мне хочется пустить скупую слезу. Чонгук заканчивает свой ритуал и тоже ложится на кровать, поверх одеяла, в трусах и майке. — Не жарко в майке? — Нет, хён, — он мягко улыбается и переворачивается на живот, поддерживая голову своими ладошками, дергая ногами. — Выглядишь как типичная девчонка из дорамы, — усмехаюсь я. Ну а что? Правда ведь! Ему не хватает для полной картины только телефона в руках с сообщением «оппа, ты мне нравишься!». — Нравится? — он смотрит мне прямо в глаза, а я теряюсь в его чернющих глазах, как внезапно Чон начинает ржать как умалишенный. — Ахах, хён, видел бы ты своё лицо! — Вот ты чертенок! — я быстро пододвигаюсь к нему, переворачиваю на спину и усаживаюсь на бедра, чтоб не ушел, начиная щекотать его. Гу начинает смеяться еще сильнее, дергается от неприятной щекотки и просит отвалить. — Хё-о-о-н! Перестань! — и снова заливается смехом, пытаясь пощекотать меня. Я забираю его руки в замок и удерживаю над головой, продолжая сладкую пытку. Чувствую, как он дергает ножками. — Ну все-все, Тэ! — понимаю, что он уже сдается, а потом отпускаю его и заваливаюсь на спину рядом, пытаясь отдышаться от такого бурного смеха. — Ты — монстр, Тэхённи-хён, — улыбается он. — Хочешь повтора? — сладко улыбаюсь я, хитро глядя на него, тяну ручки, злобно двигая пальчиками, будто вот-вот пощекочу его еще раз. Он сжимается в клубочек и кричит «нееет!», а я смеюсь. Очаровательный мальчик, а! — Слушай, хё-о-он? — заискивающе спрашивает он. После моего весьма емкого «мм?», он продолжает. — Я все стеснялся спросить, а что за пунктик на синем? — меня прорывает с его вопроса, и я в голос смеюсь. — Господи, Гу! Хаха, ну ты, конечно, любитель неожиданных вопросов. В общем, ситуация такая: как-то раз мы с папой поспорили, что не бывает синих тортиков. Прям полностью в смысле, чтоб и крем, и бисквит, и все-все-все. И в общем, папа тогда проиграл, ведь синий торт я приготовил с мамой: он был очень даже вкусным, с голубикой. И отец сказал, что не бывает всего синего. Ну и в общем, я люблю идти против правил, — улыбаюсь я под конец истории, — а синий еще — мой любимый цвет. С тех пор у отца появился голубой сын. — Ну то, что ты — голубой, мы все знаем, — подкалывает он меня нашей общей шуткой. — Вы заебали: малышня и Юнги. Вот нахуя он вас этому научил? — улыбаюсь в ответ Чонгуку. — Все вопросы к Юнги, хихи. — Что за девчачий смех, Чон? — Почему девчачий? — возмущается он, ударяя ножками по кровати. Прелесть, ха! — Я же мужчина, значит мужской. — Мужчина, — умиляюсь я. — Мальчишка ты, вот я — мужчина. У меня хотя б волосы лобковые растут, — ухмыляюсь я. — И у меня, между прочим! Показать? — он стал садиться на кровати, с явным намерением доказать, что он вообще-то тоже мужчина. — Гу, господи! Не хочу я смотреть на твой член. — Так я и не член показываю, хён. А лобковые волосы. Тебе необязательно смотреть на мой пенис, упаси боже, — смеется он, а верещать как девчонка уже начинаю я. — Так уж и быть, хён, дам тебе возможность поверить мне, что я мужчина и без показа паха. — Помечу этот день красным крестиком в календаре: Чон Чонгук стал эксгибиционистом и хотел показать мне свой член. Будто мне одного Юнги мало… — Ты видел хёна голым? — Чувак, мы туеву хучу лет живем вместе, естественно я видел его голым. Я даже слышал и, упаси господи, видел, как он дрочит. Мне нужен психолог! Слава богу, Юнги не ебется, иначе бы у меня была еще одна травма. — Ты, по его рассказам, трахался, — очень четко подмечает Чон. — Да, было такое. Но, во-первых, я был пьян, ужасно пьян. А во-вторых, это вообще неправда, ничего не знаю. — Вот ты лис, хён. — Не, я — синяя птица — пою, что хочу, хе. Меня Юн-Юн так прозвал. Ладно, давай спать ложиться, Гу, завтра пойдем гулять — будешь мне город показывать и мой универ, а то в душе не ебу, где он находится. — Хорошо, хён, — он потянулся к прикроватному светильнику, — спокойной ночи, Тэхённи-хён. — Спи сладко, ГуГу. Мы оба забрались под одно одеяло, и Чон быстро уснул, посапывая, а я еще долго лежал и думал, что мне чертовски сильно повезло встретить такого друга как Чонгук, потому что рядом с ним я мог быть собой, совсем как с Юнги. Как только я стал проваливаться в сон, я почувствовал, как на меня почти всем телом улегся Гу, словно пандочка, обхватывая меня ручкой и ножкой, мило пуская слюнку на плечо. Эх, ладно, пусть спит ребенок. Я пригладил его волосы, положил ручку на плечо, обнимая, и сам провалился в сон. В сон, в котором я видел, как я щекочу Гука, а он бесконечно смеется, счастливо так, заливисто. И мне так хорошо на душе и в сердце. Но… Почему?