Разум заперт изнутри

      Утром у дверей кабинета на «Челомее» их уже ждет Штокхаузен со своей вечной папкой в руках. Выглядит он так, словно провел бессонную ночь.       — В Театре после вашего ухода товарищ Молотов пригласил Виктора Петрова за свой стол вместе с товарищем Филатовой, — докладывает он по своим записям, пересекая вслед за Димой порог кабинета и останавливаясь на безопасном от Близняшек расстоянии. — Они были там весь вечер до трех часов ночи, все это время разговаривали.       Харитон видит, что для Димы новость хуже некуда. Видит это и Михаэль, но, кажется, он решил испить эту чашу до дна, поэтому не уходит, а стоит, глядя куда-то в направлении уходящего носом в пол самолета. Ослепительные утренние лучи в кабинете приглушены раскладкой на окнах, футуристической и неправильной, дающей гротескные тени на полу, похожие на родимые пятна.       — Товарищ Филатова участвовала в разговоре? — спрашивает Дима, просматривая доставленную роботом бумажную утреннюю почту.       — Да.       — В качестве собеседника или была просто слушателем?       — Принимала активное участие.       — Спасибо, Михаил Генрихович. Вы свободны.       Штокхаузен топчется на месте, опасливо поглядывая на Близняшек, которые стоят у него на пути. Дима, удивленный тишиной, поднимает голову от стола.       — Можете идти, — повторяет он, но Штокхаузен делает решительный шаг вперед.       — Дмитрий Сергеевич, это недоразумение! — решительно говорит он. — Лариса не может быть участником сговора Петрова с товарищем Молотовым, это исключено.       — Кто сказал о сговоре? Я ее ни в чем не обвиняю. Если вы заметили, я никого не обвиняю вовсе.       — Дмитрий Сергеевич, я не вчера родился, — отчаяние придает Михаэлю отваги. — Петров у вас под подозрением после той истории с АЭС, потому что вы считаете, что все трагические события — дело его рук с одобрения товарища Молотова.       — Когда я высказывал такие предположения? — в голосе Димы удивление, не то искреннее, не то очень хорошо изображенное, причем на взгляд Харитона последнее вернее.       Штокхаузен бледнеет, как бывает когда он нервничает, акцент тоже проступает с удвоенной силой.       — Это только моя догадка, Дмитрий Сергеевич. Прошу извинить, если не прав.       Харитону кажется, что после сообщения о разговоре Петрова с Молотовым в Диме что-то неуловимо изменилось, он только не может понять — что.       Михаэль наблюдает, как академик Сеченов приближается, и с каждым его шагом, кажется, все больше жалеет о сказанном. Есть вещи, которые подчиненным не стоит замечать, даже если они происходят под самым их носом. Штокхаузен не был бы хорошим управленцем, если бы не знал этого правила, но страх за Ларису заставляет его нарушить собственные принципы. Он втягивает голову в шею, но усилием воли остается на месте.       — Давайте присядем, Михаил Генрихович, — Дима делает пригласительный знак рукой к круговому дивану в центре зала, обычное место для приема делегаций. — Я готов выслушать ваши теории, какими бы они не были странными, но только с тем условием, чтобы вы больше ни с кем их не обсуждали. Договорились? Тогда начинайте, не стесняйтесь.       Он садится первым и откидывается назад совершенно расслабленно, положив руки поверх спинки дивана. В проходящем свете глаза его светлы и дружелюбны без какой-либо задней мысли, буквальный идеал советского ученого для передовицы газеты «Труд».       — Товарищ Молотов планирует кампанию по вашей дискредитации! — вдруг выпаливает Михаэль. — С целью добиться вашего отстранения от руководства Предприятием. В качестве своего агента у нас он использует Петрова, его технические знания и опыт, а также допуск ко многим секретным проектам, в том числе к «Атомному сердцу». Трагедия на АЭС в Болгарии не случайна, я в этом уверен. Если его не остановить, будут новые жертвы, это умышленное вредительство.       — Трагедия в Болгарии — стечение обстоятельств, — напоминает Дима. — Террористы уже объявлены в розыск.       — Их не найдут, потому что их не было, — Штокхаузен говорит это с непоколебимой уверенностью. — О террористах мы знаем только от Петрова, который не получил ни царапины, а двое ваших людей пострадали. Это все выглядит очень странно, если только не предположить, что террористом был сам Петров. Он робототехник, а агенты пострадали от роботов…       — Не будем углубляться не в свою область, Михаил Генрихович. Пусть преступников ищет милиция.       — Дмитрий Сергеевич, товарищу Молотову нужна не просто какая-то ваша неудача, а масштабный провал! — умоляюще говорит Михаэль. — Не понимаю, почему вы разрешаете Петрову свободно расхаживать по Предприятию. Он шпион, это им обоим на руку и совершенно невыгодно вам, не считая того, что существует опасность…       — Михаил Генрихович, — мягко останавливает его Дима. — Я вас выслушал, вы очень наблюдательный человек, мне приятно работать с вами, но давайте вы оставите внутрипартийные интриги мне и займетесь чем-нибудь другим, требующим вашего внимания не меньше. Уверяю вас, никто от этого ничего не потеряет, а Предприятие в целом даже выиграет.       Свое предложение Дима сопровождает почти хулиганским движением головы, как делают подростки, предлагаю какую-то игру товарищам.       — Я готов лично поговорить с Ларисой и выяснить, что она обо всем этом знает, — делает еще одну попытку Михаэль. — Уверен, она согласится дать показания, если…       — Оставьте товарища Филатову в покое, — перебивает его Дима — Она взрослый человек и вполне способна принимать решения самостоятельно. Время все расставит по своим местам. Я только очень прошу вас не искать больше встреч ни с ней, ни с Петровым, и тем более не вести с ними никаких разговоров о товарище Молотове. Последнее я вам даже категорически запрещаю.       — Слушаюсь, Дмитрий Сергеевич, — потухшим голосом отвечает Михаэль.       — Вы сказали все, что хотели?       — Не совсем, — Штокхаузен почему-то привстает и оглядывается на дверь. — Вчера, когда вы покинули Театр, вас искала Зинаида Петровна Муравьева. Охрана «Вавилова» говорит, что днем она была у них, хотела поговорить с Петровым, но в пестицидный ее не пропустил конвой, заключенным запрещены контакты с вольными вне работы, тогда она приехала в «Павлов» для встречи с Сергеем Нечаевым. Пациент на тот момент был под седацией, дежурный врач ей отказал, и она направилась в ваш кабинет в «Павлове», но вы уже отбыли на «Челомей». Зная товарища Муравьеву, уверен, она будет и дальше добиваться встречи с вами. Считаю своим долгом предупредить.       Дима по привычке смотрит на перчатку, но в присутствии посторонних Харитон предпочитает помалкивать.       — Кто она такая?       — Мать Екатерины Нечаевой, агента Блесны.       — Почему свободно перемещается по Предприятию?       — Зинаида Петровна Муравьева — подполковник госбезопасности в отставке.       Харитон, не выдержав, издает тихий хрюкающий звук. Дима смотрит на Близняшек, синхронно склонивших головы в направлении стола, точно прислушивающихся, и распоряжается:       — Аннулируйте пропуск подполковника Муравьевой в «Вавилов», в «Павлов» и на остальные режимные объекты. До моего особого распоряжения.       Нисколько не удивленный Штокхаузен послушно кивает.       — Будет сделано, Дмитрий Сергеевич. Но если она спросит о причинах, что ей сказать? Она — старший офицер, по субординации охрана обязана…       — Ничего не говорить. Я сам разберусь с этим вопросом позже.       — Хорошо.       Дима протягивает ему на прощанье руку искренним дружеским рукопожатием, словно подтверждая, что отношения у них остаются самыми доверительными. Михаэль уходит в странном состоянии, близком к растерянности.       — Иногда легче иметь дело с идиотами, чем с умными людьми, — говорит Харитон, когда за ним закрывается дверь. — Но в чем-то он прав, не находишь?       — Во всем он прав, — рассеянно говорит Дима. — Даже слишком. Ты Ларису знаешь лучше, скажи, мог Петров ей настолько голову задурить, чтобы она ему в рот смотрела и была слепым инструментом в его руках? Или она сознательно встала на его сторону против меня?       — Трудно сказать, что там у этих двоих происходит, — Харитону совсем не хочется обсуждать Ларису, но из разряда перспективных сотрудников она, судя по Димкиным вопросам, перешла в разряд подозреваемых, и тут уже сделать ничего нельзя. — Явно сочувствует Виктору, явно верит ему, а того, кто попытается раскрыть ей сейчас глаза на ее положение и роль, будет ненавидеть до конца жизни.       — Почему?       Харитон «усами» изображает стянутый любовный узел.       — Эмоции — сложная область, — философски говорит он. — Они всегда против разума, не подчиняются никакой логике и даже противоречат ей, но они существуют. Тем более если говорить о женских чувствах, там сплошная загадка. Проясни лучше для меня тему с АЭС. Ты действительно считаешь, что в истории со взрывом замешан Молотов?       — Да.       — Только потому, что он первый заговорил о террористах? Недостаточно для полноценного обвинения.       — Недостаточно. К тому же если кто-то там и исполнял роль террористов, то фиктивно. Репетиция захвата АЭС, похоже, так и не состоялась, никаких следов схватки никто из газетчиков не заметил и не задал никаких вопросов. Может быть слова Молотова были такой же фикцией, как террористы. А вот что именно там происходило — большой вопрос. Блесна с Плутонием, следя за Петровым, могли что-то узнать о реальном положении дел, поэтому их убрали как ненужных свидетелей.       — Так уж и убрали? На чем основана твоя версия?       — На отсутствующих лимбо обоих пострадавших и на обручальных кольцах.       Харитон вспоминает кольца на руках обоих Нечаевых, и как украдкой от Сергея Катя поглядывала на свое — с гордостью и удовольствием.       — Причем же тут обручальные кольца? Не вижу связи.       Дима невесело усмехается.       — А должен был увидеть раньше меня. Ты же сам сказал, что «Искры» отработали как положено, я с тобой согласился. А вот чтобы Коллектив их выгрузку заблокировал, оба «реагента» должны быть под бета-коннекторами. Так же, как я держу тебя на расстоянии от Коллектива. Ты ничего не можешь сделать в сети, они тоже не смогли. Бета-коннекторы выглядят как золотые кольца, как раз такими обзавелись молодожены Нечаевы накануне командировки. Когда их тела доставили из Болгарии, никаких колец у них не было.       — Уверен?       — Абсолютно. Я запросил отчет о количестве наличных «бет» на руках сотрудников Предприятия, и получил результат: минус две штуки. Причем пропали те, что были переданы Филатовой в числе прочих для сопряжения новой «Мысли» с Коллективом, чтобы до отладки ничего не испортить в накопителе. «Бета-1» и «Бета-2». Уж не знаю, кто и как умудрился всучить их Нечаевым под видом обручальных, но это у него получилось.       — Потому ничего и не вышло с черными «лаборантами», — догадывается Харитон. — Активировали кодовой фразой, а остановить не смогли. Бета-коннекторы блокируют любые приказы носителей внутри Коллектива, включая команды «Искры». Но тогда это…       — Да! — подтверждает несказанное слово Дима. — Возможно, сначала агентов хотели просто нейтрализовать, чтобы не мешались под ногами, но что-то пошло не так. П-3, понятное дело, нам в расследовании не поможет. Все существующие бета-коннекторы на текущий момент уничтожены, но те, что были у Нечаевых, найти так и не удалось.       — Привлеки к поискам «Аргентум». Ты же не хочешь, чтобы они еще раз всплыли и унесли чьи-нибудь жизни?       — Вряд ли всплывут в ближайшее время. Скорее всего, спрятаны где-то, чтобы избавиться от улик и отвести от себя подозрения. Причем допускаю, что сделал это Петров и под каким-нибудь благовидным соусом. Например, рассказал Ларисе, что просто потерял их, но если признается, то это его прикончит, он же у нас сейчас жертва всеобщей травли и несправедливого приговора. Другое дело если начальник лаборатории случайно их в кислоте растворил, мелкая служебная халатность. Так или иначе, но она подписала акт об утрате. Обыск у Петрова нам тоже ничего не дал. Что же касается Молотова, то меньше всего я хочу, чтобы он знал о том, что мы тут думаем и говорим.       — Что будешь делать дальше?       — Мне нужно время. Я обещал Молотову гамма-коннекторы через месяц, а память у него хорошая, уверен, он уже считает дни до этой даты. Так что обещание придется выполнять.       — Допустишь его в Коллектив 2.0 с приоритетными полномочиями? После всего, что сейчас наговорил?       — Придется.       — Это не согласуется с нашей договоренностью насчет единицы в вакууме.       — Согласуется, Тош, обещаю.       Эту Димкину интонацию Харитон прекрасно знает, на месте Молотова с Петровым и даже на месте Ларисы он быть не хотел бы.       — Что ты задумал?       — Ничего, — отвечает Дима, прикрывая глаза рукой от солнца, а может быть и от Харитона. — Ничего особенного.