Два года и одиннадцать месяцев со дня смерти Наруто и Саске. Два месяца со дня возвращения Сакуры. 21 июня.
Со встречи Итачи и Сакуры прошло ровно два дня. Полчаса назад из Конохи отбыла большая часть делегации Амегакуре но Сато, оставив после себя лёгкое напряжение и горькое послевкусие. Деревня всё ещё пребывала в недоумении: в новостях не обозревалась истинная причина, по которой в страну Огня заявились герои последней войны шиноби, а в официальную версию дружеского визита никто особо не верил, особенно после того, что учудила Кицунэ в Резиденции Хокаге. Конан и Нагато, тем не менее, остались в деревне до вечера. Неофициально. Захотели спокойно и без камер опостылевших журналистов попрощаться с Сакурой. С Изуми Итачи так и не удалось поговорить. После своего вечернего визита в Подземелья, он вернулся в Резиденцию и заночевал в кабинете Хокаге, на удивительно удобном диване. А наутро поплелся в больницу, где провел весь оставшийся день. Если сдача венозной и капиллярной крови – дело плевое, то отбор спинномозговой жидкости запомнился ему надолго. После болезненной процедуры его осматривали все врачи по очереди: офтальмологи, хирурги, отоларингологи, урологи и прочие. Затем последовали МРТ, диагностика чакры и КТ. Когда Итачи вышел из двадцатого по счету кабинета, он уже отчаялся покинуть больницу. Его повели в другое больничном крыло, вручили пластиковую баночку, стопку журналов и завели в кабинет, погружённую в интимный полумрак. Разъяснения были излишними. От него требовался образец спермы. Итачи закрыл за собой дверь на замок и подергал ручку – убедился, что никто не ворвется в его личное пространство в самый неожиданный момент. Затем простонал и бессильно упал в кресло. – Что ж, ладно, – пробормотал Итачи и, немного помаявшись с завязками штанов, приспустил их до колен. Эротические журналы он сразу отложил в сторону. Просто закрыл глаза и попытался вспомнить последний секс с Изуми. Он вышел после душа. Она была на кухне. Кровь прилила к паху, и Итачи довольно грубо обхватил член рукой. Приглушённые стоны и мягкое, податливое тело. Он повел рукой вниз, оттягивая чувствительную кожу и оголяя головку. И вдруг яркой вспышкой перед глазами встала ужасная картинка. Он, голый и вынужденный отбиваться от ворвавшихся в его квартиру Корня. Сперма, стекающая по ногам Изуми, размазанная по напольной плитке. Кто-то даже умудрился на ней поскользнуться… Возбуждение отступило. – Блять, – выругался Учиха. В конечном итоге воспоминания об Изуми не помогли. По-настоящему кончить – с ярким оргазмом и искрами из глаз – ему помогли образы Кицунэ. Ее разномастные глаза сводили с ума его воображение. Это был последний анализ на сегодняшний день. Итачи был этому одновременно рад и огорчён. Снова придется решать насущные вопросы. Разгребать целый ворох блядских проблем. Сегодня утром Обито подписал указ о назначении Итачи на должность опекуна для Кицунэ. Мозгоправы проинструктировали его и вручили целую стопку книг по психоанализу. Цунаде объяснила особенности физического и эмоционального состояния Кицунэ. С Обито Итачи обсудил жалование. Затем Данзо заставил его подписать целую гору документов и согласие о неразглашение государственных тайн. Как будто Итачи на службе в АНБУ ничего такого не подписывал… Напоследок парню выдали две связки ключей от новой квартиры: одну предназначались Сакуре, а вторую оставить себе. Прошедшие два дня и для Кицунэ не прошли даром. С ней пообщался психиатр. Затем перевели в больничную палату и заставили пройти все те же круги медицинского ада, что и Итачи. Затем она целую вечность провела в Администрации Конохи под пристальным надзором Корня, оформляя документы. Сегодня после восьми Итачи должен был забрать девушку из Резиденции и сопроводить до её новой, обставленной Конан, квартиры. Но сейчас Обито насильно отправил его домой – поговорить с Изуми. Ишь какой заботливый Хокаге нашелся… Еще и пригрозил, что сам расскажет обо всём девушке, если у Итачи кишка тонка. Интересно, с чего это Обито вообще проявлял такую обеспокоенность его личной жизнью? Неужели дело рук Фугаку, который уже давно намекал сыну о продолжении рода? Вполне вероятно. Как бы то ни было, парень не мог позволить ни отцу, ни Хокаге влезать в его личные отношения с Изуми. У него и без чужого участия черт-те что творилось в голове. Он накопил целый сундук секретов, которыми не спешил делиться с Изуми. На его совести достаточно грешков. Не появлялся дома. Избегал и прятался. Недоговаривал. Грубил. Изменил?... Итачи не хотел обижать Изуми. Свою дорогую, добрую, милую невесту. Он шел домой с опущенной вниз головой. Словно нашкодивший ребенок. Изуми ждала его на кухне за круглым обеденным столом и нервно стучала пальцами по бедру. Она знала, что он придет с минуты на минуту. Фугаку предупредил. Как только горе-жених переступил порог, девушка повернулась к Итачи и замерла. Не двинулась с места. Сидела и смотрела на объявившегося домочадца печальными, застланными слезами, темными глазами. Итачи снял сандалии и аккуратно поставил их в обувницу. Затем, не поднимая на Изуми глаз, медленно зашагал по коридору в сторону кухни. Застыл в шаге от невысокого порожка. Скрестил на груди руки и, наконец, поднял голову. Губы Изуми пересохли. Она облизнула их, прежде, чем хриплым голосом признаться: – Соседка сказала, что пару дней назад нашла тебя спящего на крыльце. Вот уж не думал Итачи, что старушка побежит к его девушке рассказывать об этом пустяке. – Всё не так, как ты думаешь, – довольно прохладно отозвался Итачи и уперся плечом о дверной косяк. – А что я должна думать, Итачи? – Девушка все ещё пыталась говорить спокойно, но голос дрожал. – За прошедшую неделю ты со мной и словом не обмолвился. Домой тоже не приходишь и… – Я был занят, Изуми. – Занят? И чем же таким важным ты был занят? Ходил по квартирам с Нагато и Минато? Прогуливал по магазинам с Конан? Погрузил охранников в Гендзюцу, чтобы без свидетелей пошептаться с Кицунэ? Полдня бездельничал в Госпитале? И среди всех этих важных дел ты не смог даже весточки с Вороном мне отправить?! – На последнем предложении Изуми сорвалась на крик. Итачи мог по пальцам одной руки пересчитать случаи, когда девушка повышала на него голос. – Вчера я подумала, что, возможно, тебе запрещено говорить, что происходит. Поэтому я пошла к Фугаку. Знаешь, он был удивлён, что всё это время мы с тобой ничего не обсуждали. А потом… потом ему позвонили с охраны и сказали, что ты приходил к Кицунэ! Блять! Итачи! Да что с тобой происходит?! Итачи не прочь и сам узнать, что с ним происходило. Он искренне пытался разобраться в свитом гнезде сомнений у себя в голове, но каждый раз в поисках ответа натыкался на высоченную стену, которую ни обойти, ни перелезть. Изуми сделала глубокий вдох. Попыталась взять себя в руки. Крики были ни к селу, ни к городу. Такими методами она вряд ли разговорит своего возлюбленного. Последний многозначительно молчал, уставившись тусклыми глазами в никуда. – Что она тебе показала? – тихо, с трудом сдерживая подступающую истерику, спросила Изуми. – Тогда. В камере. Когда она поставила тебя на колени. Что она тебе показала? – Я уже всё рассказал, – заученно ответил Итачи, а потом нахмурился. На лжи конструктивного диалога не построить. – Мы оба знаем, что ты врешь. Итачи медлил, мучительно подбирая слова и размышляя, что конкретно может рассказать, не причинив Изуми боль. – Эти воспоминания были… красочными. Я чувствовал эмоционально и физически всё то, что пережила Сакура. Возможно, это меня слегка подкосило. – Эмоционально и физически? Итачи осторожно кивнул. – Мне сложно объяснить эти ощущения. Но с того дня я уверен, что между мной и Сакурой образовалась некая связь. – Между тобой и Сакурой, значит, – хмуро повторила шатенка. – А связь между мной и тобой раскололась? Что-то оборвалось внутри у Итачи. Желудок свело. Дыхание сперло. – Это настолько сложный вопрос? – спросила девушка в ответ на затянувшееся молчание. Парень медленно покачал головой из стороны в сторону. – Изуми, ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Мои чувства остались прежними. Просто… надо дать мне время все уложить в голове. – Уложить в голове? Как ты это сделаешь, если всё время будешь торчать рядом с Кицунэ? Как ты вообще мог согласиться на эту работу, не посоветовавшись со мной?! – У меня не было выбора. – Обито-сама сказал, что он предоставил тебе выбор! Ты просто нашёл удобное оправдание, чтобы… – Прекрати, – оборвал её пламенную речь Итачи. Он все ещё стоял у стены со скрещёнными на груди руками, но ладони его крепко сжимались в кулаки. – Я устал, Изуми. Я хочу помыться и поесть, прежде чем снова идти в Резиденцию. За Кицунэ. Девушку будто молнией ударило. Она потерянными глазами смотрела на Итачи и пыталась что-то разглядеть на его бледном, уставшем лице. Это был не тот, кого она любила. Этот мужчина ей чужд. Итачи вздохнул и направился в ванную, где провёл больше часа. Просто лежал в воде и думал об Изуми. О том, какое отчаяние застыло в её глазах, когда он впервые за столько лет совместной жизни заткнул ей рот. Ками-сама… Они только неделю назад трахались на кухонной столешнице, и он просил её руки и сердца. Всего-то несколько блядских дней назад. Казалось, что прошло не меньше года с тех пор. Выйдя из душа, Итачи не обнаружил Изуми в квартире. Он на всякий случай заглянуть в шкафы и, обнаружив в них её одежду, выдохнул с облегчением. Не хватало еще, чтобы она съехала с его квартиры после ссоры… Он налил себе чай и неподвижно сидел на кухне за столом до тех пор, пока часы не пробили пол восьмого вечера. Затем быстро оделся и без пятнадцати восемь вышел в сумеречный вечер.***
Сакура выглядела очень непривычно и даже комично в сером, длинном до пола платье. Выданные сандалии были ей велики и свободно болтались на ноге. Волосы пострижены и собраны в высокий конский хвост. Девушка осторожно переступила через порог своей новой квартиры и замерла. Будто ожидая подвоха. Опасности. Её взгляд медленно скользил по стенам. Нос учуял запах новизны. Бездушной новизны. Обставленная квартира показалась Сакуре… милой. – Нравится? – тихо спросила Конан и осторожно взяла ладонь Сакуры в свою. Розововолосая девушка мигом высвободила её и прижала к груди. Там всё еще клокотала обида. Наруто рядом с ней недовольно надул губы и осуждающе закачал головой, призывая к сдержанности. – Чувствуется твой вкус, – натянуто улыбнулась Харуно и отвернулась, пряча расстроенные глаза от старых друзей. – Мне нравится. Спасибо. Конан печально улыбнулась. Она и не надеялась, что встреча с Сакурой пройдет гладко. Спасибо на том, что обошлось без молчания и ругани. Лучше уж хрупкий холодный мир, чем жаркая война. Конан молчаливой тенью последовала за Сакурой вглубь квартиры. Итачи и Нагато остались стоять в просторной прихожей, задумчиво разглядывая спины девушек. Как только Сакура и Конан скрылись в спальне, Нагато повернулся и тихо заговорил: – Ваш Данзо – пренеприятный тип. Сколь сильно я бы его не запугивал и сколь сильно он бы меня не боялся, этот человек не отступится от своих идей даже под угрозой смерти. С десяток человек толпилось за входной дверью, и Итачи не сомневался, что сегодня даже у стен были уши. Поэтому он просто встретился взглядом с Узумаки и коротко кивнул. Нагато сунул руку в карман и извлёк из него темно-серое кольцо. Явно не дешёвая бижутерия. Точно не украшение – слишком маленькое и узкое. Мужчина покатал колечко между указательным и большим пальцами, а затем протянул Итачи. – Если наденешь его на лапу своего Ворона, то он сможет беспрепятственно пересекать границу моей страны. Минуя защитные ограждения, – пояснил Нагато. – Если вдруг Сакура или ты захотите написать нам что-то личное, то воспользуйтесь этой уловкой. Итачи забрал кольцо с протянутой ладони Узумаки и внимательно осмотрел его со всех сторон. – Титан? – спросил брюнет, изогнув бровь. – Редкий металл. – Титан, – одобрительно кивнул тот, – хороший и очень чувствительный чакропроводитель. – И чакроприемник, полагаю. Итачи несложно было догадаться, как именно это кольцо работало. Стоит птице приблизиться к Амегакуре но Сато, титан отреагирует на мощную чакру Нагато и буквально сольется с ней. Идеальная маскировка. – Ты умён, – довольную ухмыльнулся Узумаки. – Я рад, что за Сакурой поручили присматривать именно тебе. – Спасибо, Нагато. Впервые в своей жизни Итачи обратился к Узумаки, как к равному. До этого дня – преимущественно на войне – брюнет относился к нему исключительно с суффиксом -сан или -сама. Сейчас же Учиха видел в нем не просто сильнейшего шиноби мира, но человека. Человека, у которого, помимо силы, есть слабости, эмоции и чувства. А еще Итачи смог доказать (в первую очередь самому себе), что, как шиноби, он едва ли уступает Нагато по силе. После того, как Конан показала Сакуре каждый угол её новой квартиры, они все вместе с вышли на свежий воздух. На улице состоялась вялая «церемония» прощания. Несмотря на своё внешнее спокойствие, Конан явно хотела плакать. Она не думала, что долгожданная встреча с подругой обернется так круто. Не подозревала, что от их дружбы после этого визита ничего не останется. Когда они втроем ехали в Коноху, то испытывали непреодолимое желание помочь. Даже если это означало развязать войну. Однако после той злополучной беседы в переговорной комнате прежнее наваждение их покинуло. Единственное, чего лидеры Акацки хотели, казалось бы, против собственной воли – покинуть страну Огня и больше никогда сюда не возвращаться. Странное, граничащее с безумием, смена настроений. Мерзкое ощущение, что их мыслями и желаниями повелевает кто-то другой. – Мы будем на связи, – пообещал Нагато, у которого от внутренних противоречий сердце обливалось кровью. – Будем писать друг другу письма. Через пару месяцев навестим. Думаю, рано или поздно, мы сможем забрать тебя домой, в Аме. Сакура подняла глаза, но посмотрела сквозь Конан и Нагато. Итачи инстинктивно вытянулся, как струна, и глянул поверх голов гостей из Амегакуре. За их спинами никого не оказалось. На кого же тогда смотрела Сакура? Розововолосая девушка безжизненно кивнула в никуда и сжала кулаки, плотнее прижав их к груди. – Я обещала своему близкому другу после окончания путешествий остаться в Конохе, – тихо сказала она голосом, полным горечи и несогласия. – Я намереваюсь сдержать своё обещание. – Она помолчала, собирая по крупицам храбрость и стойкость. – Не приезжайте сюда. Я не буду вас ждать. Она развернулась и, еле волоча ноги, поплелась обратно к крыльцу своего нового дома. Конан с Нагато переглянулись. В их глазах поселилось разочарование. – Не принимайте близко к сердцу, – сказал Итачи первое, что пришло ему в голову. – Она просто… устала. – Нет, Итачи, – безжизненно отозвалась Конан. – Она всегда была такой. Всегда печальная и одинокая. Нагато не нашел, что сказать. Он молча протянул руку Учихе и обменялся с ним крепким рукопожатием. Затем, вместе с Конан, он ушел в горизонт.***
Кицунэ выглядела дерьмово. Будто по ней поезд прошелся. Теперь, когда Нагато и Конан больше не мельтешили у неё перед глазами, напускное безразличие и театральная злость отпали, как хвост у ящерицы. Итачи смотрел на её блестящие от влаги глаза и недоумевал: зачем было их отталкивать, а затем лить по ним слезы? Учиха чувствовал себя обязанным что-то сказать, но буквы в его голове не складывались в слова. Да и что он мог? Посоветовать не грустить и держать нос по ветру? Не отчаиваться и не вспоминать о том, что она потеряла всё, что имела? Продолжать жить дальше, не имея никакого представления о том, какой теперь эта пресловутая жизнь должна быть? Итачи помнил, что не смог смириться с одной единственной смертью. Смертью Шисуи. Слишком отчетливо помнил ту боль, в клочья разрывавшую сердце и заставляющую черепную коробку пульсировать. Страшно представить, если бы таких жертв было больше. Еще страшнее, если бы все павшие мертвецы воскресли, но забыли о твоем существовании, будто тебя никогда и не было на этом свете. Итачи понимал Сакуру. Понимал, потому что прожил всё, что прожила она. Они молча поднялись на второй этаж, разулись друг за другом. Сакура доковыляла до своей кровати в спальне, рухнула на неё и перестала подавать признаки жизни. Итачи пару минут постоял в дверном проеме, а потом тихо спросил: – Будешь чай? – Ты не обязан тут ночевать, – холодно отозвалась Харуно и непроизвольно потянулась к своей Метке. С ней-то она точно далеко от Итачи не уйдёт. Он всегда сможет определить её местонахождение. – Я могу уйти, – еще тише проговорил Итачи, и его голос превратился в шёпот. – Если ты этого хочешь. Харуно долго и изучающе смотрела на лицо Учихи, на которое легло закатное зарево, заостряя и без того острые черты, делая его еще более привлекательным. Эдакий лакомый кусочек, который Сакура никогда не откусит. – Ты хочешь, чтобы я ушёл? – переспросил парень. Итачи не хотел уходить. Ему бы лечь рядом с ней и впиться взглядом в потолок. Лежать рядом и бесконечно думать обо всем на свете. Или заснуть, ощущая её у себя под боком. Учиха не понимал, почему, но их уединение казалось ему успокаивающим. Ощущение близости пьянило. Всё замерло и стало шёлковым на ощупь. Странная необходимость остаться в этой квартире, сопровождаемая необъяснимым умиротворением. – Останься, – попросила Сакура, но следом отвернулась к стенке. – Чай не буду. Сердце Итачи пропустило пару ударов. Он вышел из спальни девушки, плотно закрыв за собой дверь. Дышать стало… иначе. На кухне Учиха заварил себе крепкий зелёный чай и сразу пожалел об этом. Открыл настежь окно. Успело стемнеть, но на улице по-прежнему стоял невыносимый зной. Жарко. Нет, даже душно. Парень снял с себя футболку, смочил у раковины лицо, руки и вышел на балкон. Закрыл глаза и высунул голову в окно, наслаждаясь вечерней прохладой. Глубоко и медленно задышал. Он ведь не из тех, кто влюбляется так просто. Да и не было у него в животе этих пресловутых бабочек рядом с Сакурой. Испытываемые чувства морочили ему голову и водили по кругу, будто заговоренного. Эти ощущения были… чужими что ли. Не его. И необычайно красочными. Чувства более глубокие, чем простая влюбленность. Итачи попытался вспомнить день, когда всё это началось. Он определено не испытывал к Сакуре никаких чувств, когда отправлял Ворона в Амегакуре но Сато. Это был порыв доброго человека, который привык платить по счетам. Невыносимо сложно стало после того, как они соприкоснулись сознаниями. Душами. Но ведь Изуми не просто касалась его души. Она была неотъемлемой частью его жизни. Так почему же первая встречная незнакомка на его личных сердечных весах так легко и просто перевешивала любовь всей его жизни? Итачи шумно выдохнул, сжал побелевшими пальцами оконную раму, о которую опирался, и открыл глаза. Его сердце снова пропустило удар. Под окнами столбом стояла Изуми. Она задрала голову сверху и смотрела прямо на него. На обнаженного по пояс, с растрёпанными волосами и затуманенным взглядом. Итачи хотел что-то сказать, что слова прилипли к нёбу. Девушка понурила голову и молча пошла прочь. Итачи наблюдал за её удаляющейся фигурой и гадал, о чем она могла подумать, увидев его в таком виде. А ещё Итачи пытался понять себя. Почему он не рванул с места, как только увидел Изуми? Почему не ощутил себя обязанным объясниться и оправдаться? Что, черт возьми, с ним происходит?***
В ту ночь Итачи не сомкнул глаз. Лежал на диване в соседней от Сакуры спальне и смотрел в потолок. Неподвижно. Долго. Мучительно долго смотрел в потолок. Будто пытался отыскать на нём ответы на мучавшие его вопросы. В ту ночь Итачи впервые услышал крик Сакуры. И этот крик не имел ничего общего с гневом или яростью. Это был вопль ужаса. Дикого, животного. Учиха так испугался, что едва не свалился с кровати. На подгибающихся ногах бросился в соседнюю комнату. На ходу придумывал план действий. Сначала обезвредить недоброжелателей, залезших в окно. Затем отнести Сакуру в безопасное место. Потом осмотреть её и убедиться, что девушка не ранена. Дальше – станет видно. Главное – успеть помочь. Успеть вовремя. Не дать посланникам Данзо перерезать девушке горло. Метка у него на предплечья накалилась добела и, казалось, выжигала ему кожу, мышцы и сухожилия. Итачи ворвался в спальню Сакуры, едва не снеся дверь с петель. Комнату, наряду с Луной, озарило бледное свечение Мангекё Шарингана. Парню хватило несколько мгновений, чтобы понять: помимо него и Кицунэ в комнате никого и в помине не было. Даже намека на чужое присутствия. Окно плотно закрыто. В воздухе витал удушающий, спертый запах – пота, страха и мебельной новизны. На кровати, тяжело дыша и путая пальцы во вставших дыбом волосах, сидела Сакура. Мокрая насквозь. Напуганная. Дрожащая, как осиновый лист. – Мертвы, – шептала она себе под нос, – они все мертвы. Итачи подскочил к Кицунэ, мягко обхватил кисти её рук и оторвал от лица. Она задыхалась от слез. В её груди билась, но не находила выхода истерика. Разномастные глаза метались из стороны в сторону. – Почему они мне снятся? – скулила она. – Почему они говорят, что мертвы? – Это сон, – шепнул Итачи. Брюнету казалось, что еще чуть-чуть и девушка сойдет с ума. Метка на его руке пульсировала, распространяя боль по всему телу. Если он не найдет способа утихомирить Кицунэ, то она разобьет Тенро и поменяется с ним ролями. Острие Мангеке Шарингана закрутилось, увлекая сознание девушка в пучину безмятежности. – Не надо, – взмолилась она, едва шевеля губами. – Прошу, не надо. Учиха остановился. Метка на руке потухла. Сакура зависла где-то посередине между иллюзией и явью. Ни то в бреду, ни то в сознании. Она безвольно подалась вперед и уронила голову на ключицу Итачи. – Всего лишь плохой сон, – сказал парень и прислонился щекой к её макушке. Тонкие руки Сакуры расслабились, и Итачи осторожно опустил их. Под пальцами бился пульс. Зашкаливал. Сердце девушки – выносливый солдат. Ни одно другое сердце не выдержало бы такие безумные скачки. – Почему? – продолжала шептать Сакура, пока её сознание плескалось на мели мо́рока. – Почему они приходят? Снова и снова… Что они хотят мне сказать? Итачи не трудно было догадаться, кто именно тревожил девушку по ночам. Убитые. Похороненные в коконах. Проданные Шинигами. Оставленные разлагаться на руинах Шумацу но Тани. Все они. Приходили, чтобы напомнить о себе. Чтобы пожелать спокойной ночи. Или чтобы позвать с собой. Итачи не знал, чем помочь. Мог только облегчить страдания. Навести мо́рок, послать через Метку успокоение. Заставить сны – и хорошие, и плохие – исчезнуть. Ему даже печать складывать не придется. Только отправить мысленный запрос, и Тенро сделает своё дело. Итачи уложил голову обмякшей девушки на подушку и укрыл тело тонким одеялом. Затем открыл окно, пуская в спальню свежий воздух и прогоняя дурные сновидения. – Кто ж спит летом с закрытым окном, – прошептал себе под нос Итачи, вытирая проступивший пот со лба. Затем не удержался. Вернулся к кровати, склонился над заплаканным лицом – просто проверить свои желания на прочность. Броня предательски затрещала. Странное желание лечь в постель Сакуры и обнять, зарывшись носом в тонкую, взмокшую шею, казалось непреодолимым. Но Итачи – крепкий орешек. Он вышел, но дверь оставил приоткрытой. На всякий случай.