Три года и три месяца со дня смерти Наруто и Саске. Шесть месяцев со дня возвращения Сакуры. Октябрь.
Мало что изменилось в их буднях. Сакура по-прежнему проводила большую часть времени с закрытым ртом, запиралась в ванной и втихушку общалась с Наруто и Саске или медитировала на крыше, предпочитая одиночество. Хотя кое-что всё-таки изменилось. Сакура начала замечать Итачи, блуждающего за ней по квартире, будто призрак. После его откровения Сакуре не снились кошмары целую неделю. Она радовалась, полагая, что на этом её ночные истерики закончились. Как бы не так! В ночь с четверга на пятницу к Харуно во сне пришла Хината. Невероятно грустная. Роняющая слёзы на белоснежную кожу рук. Сакура поспешила успокоить подругу, но та резко подняла голову и отчаянно замотала ею из стороны в сторону. Казалось, вот-вот и она по неосторожности сломает себе шею. – Они всё ещё мертвы, Сакура! – Вместо слёз по щекам заструилась кровь. – Вы так далеко… так далеко от дома. Сакура открыла рот, но не издала ни единого звука. Попыталась укусить себя за язык, но… не обнаружила его. – Вы слишком далеко от дома. Мы не слышим вас, – обливалась кровавыми слезами Хината. – Умоляю, верни Наруто-куна и Саске-куна домой. Верни их! Сакура проснулась, оглушённая собственным истошным криком. Пот градом катился по спине. Она металась по кровати и кричала, роняя на смятые простыни слёзы и слюни. – Хината! – кричала Харуно, надрывая голосовые связки. – Хината! Наруто и Саске мельтешили перед её лицом, пытаясь успокоить, но пугали подругу ещё больше. Их полупрозрачные, чуть светящиеся в тусклом свете луны тела подтверждали слова Хьюго: Они всё ещё мертвы, Сакура. Когда дверь распахнулась и в спальню ворвался взъерошенный Итачи, девушка забилась в угол, прижимая дрожащие руки к ушам. Она уже не могла выносить свой крик, но и кричать не переставала. Парень прошёл сквозь тела бывших сокомандников Сакуры, перемахнул через всю кровать, мягко обхватил кисти её рук и отвёл их подальше от головы. – Тш-ш-ш, Сакура. Всё хорошо. – Его тихий, бархатный полушепот успокаивал. Нежные поглаживания по спине усмиряли. – Это сон. Всего лишь плохой сон. – Она сказала, что мы далеко от дома, – как безумная, тараторила Сакура. – Она сказала…. Сказала, чтобы я вернула их домой. Итачи притянул девушку ближе к себе. Он сперва успокоит и только затем усыпит. Всегда так делал. Сначала выслушает. Сначала заберет боль. – Почему она так сказала? Мы ведь дома. Мы же дома… – Дома, – прошептал Итачи. Он не задавал вопросов, хотя безумно хотел услышать ответы. – Мы дома, Сакура. Сперва успокоить. Затем усыпить. Девушка уперлась лбом в горячую мужскую грудь. Домашний запах Учихи пьянил. Расслаблял. Заставлял довериться. Поверить. – Я рядом, – продолжал шептать Итачи. – Мы дома. Только через десять минут девушку перестало трясти. Учиха аккуратно уложил её голову на подушку и укрыл ледяное тело тёплым, пуховым одеялом. Сверкнул глазами, но был остановлен. – Не надо, – взмолилась Сакура. – Прошу, не сегодня. – Не буду, – уверил он. Будто промурлыкал. Он придвинулся к краю кровати и хотел встать, чтобы включить торшер, однако девушка намертво вцепилась в его руку. – Останься. Итачи только кивнул и лёг рядом. Сакура не пустила его под своё одеяло. Впрочем, Учиха не настаивал. Он придвинулся ближе и обнял Кицунэ, пытаясь согреть её озябшее тело. Уткнувшись в его грудь, она засопела и вскоре быстро провалилась в сон. А когда открыла глаза, парня уже и след простыл. Если бы не его домашний запах, оставшийся на простынях, Сакура могла бы подумать, что это был всего лишь сон.***
Они тренировались два дня в неделю. В основном, совершенствовали ментальную связь, устанавливаемую с помощью сил Мангеке Шарингана и Риннегана. Исследовали возможности, открывали новые горизонты подсознательного. Реже, намного реже, они занимались Ниндзюцу. В основном всё сводилось к тому, что Сакура показывала способности, развитые с помощью Риннегана. Совсем никогда не практиковали спарринги и Тайдзюцу. Может, Итачи и не был против размять кости, но вот Харуно упиралась рогами – они отрасли у неё невероятно длинными и крепкими. Учиха по её воспоминаниям знал, сколько физической боли она перенесла в результате многочисленных сражений: как сильно болели разорванные мышцы, как крошились кости от прикосновений и как кровоточили внутренние органы, заставляя девушку буквально мироточить. А потому Итачи не настаивал. Понимал.***
Ноябрь.
Раньше Сакура никогда не испытывала проблем с режимом дня. Однако стоило ей попасть в тепличные условия, то сразу расслабилась. Всё чаще она засиживалась до поздней ночи перед камином с книжкой в руках. Или спала до обеда беспробудным сном – да так, что невозможно было до нее добудиться. Хоть кол на голове теши. Причем Итачи не изменял себе и своим принципам. Ровно в девять часов вечера звенел горшок, в десять – отбой, а, едва за окном дребезжал рассвет, – подъем. Сакуре стоило бы поучиться у своего сожителя. Она поняла это задним числом, когда уже было поздно. В середине ноября Цунаде назначила ей прием в больнице на семь, мать его, утра. Итачи искренне думал, что придется переносить запланированную дату и время, ведь он не мог ни уговорить, ни заставить Кицунэ подняться с постели в положенный час. Неудивительно, учитывая то, что девушка положила голову на подушку двумя часами ранее. Учихе так и пришлось жечь предплечье Сакуры Меткой Тенро, вынуждая её подчиниться и сбросить с себя одеяла. Затем «любовался» её недовольной, обиженной гримасой. Её страшно злило, когда Итачи прибегал к помощи Тенро. – В борьбе с твоей неорганизованностью все средства хороши, – вздыхал Итачи. – Я не всегда такой была, – фыркала в ответ Сакура и с горечью вспоминала прошлое. Нужно иметь железную волю, как у Учихи, чтобы в условиях, в которые их поместили, не превратиться в кусок лени и праздности. Ей даже готовить не пришлось учиться. Итачи взял эту сторону совместной жизни на себя. Как и уборку, стирку, глажку и всё, блять, остальное. Наверное, иначе парень бы сошел с ума от безделья. В Сакуру, конечно, вряд ли превратился бы, но какое-нибудь психическое отклонение определенно приобрел бы. Итачи проводил Сакуру до самых дверей кабинета главврача и пожелал удачи. Даже он не знал, по какому поводу Принцесса Слизней пригласила Кицунэ ни свет ни заря. – Заходи, – засуетилась Цунаде, как только заметила в щели между дверью и косяком розовую голову. Судя по раскрасневшемуся лицу, она сама только-только пришла на работу и еще не успела приготовиться к приему пациентов. Сакура скользнула внутрь, бросив напоследок обеспокоенный взгляд на Итачи, и плотно закрыла за собой дверь. Села на мягкий стул напротив рабочего стола Цунаде и сложила руки на колени, как ребенок на детском утреннике. – Я вот о чем хотела с тобой поговорить, – начала Цунаде, растягивая слова и параллельно рыская по столу в поисках нужной бумажки. – Пришли результаты анализов твоего обследования с прошлого месяца. Всплыли кое-какие... неприятные новости. Главврач не успела толком ничего сказать, а у Сакуры во рту уже пересохло. – Что-то с Риннеганом? – хрипло спросила девушка и задержала дыхание. Треклятый левый глаз и так высасывал из неё все соки. Если его аппетит возрастет, то Харуно не выдержит и схлопочет нервный срыв. – Нет, – заверила Цунаде. – С ним-то как раз всё прекрасно. У вас плотная симбиотическая связь. Если будешь своевременно подпитывать его чакрой, всё будет… неплохо. Сакура вздохнула с облегчением, а затем сердце снова ушло в пятки. Девушка подняла растерянные глаза на Сенджу, норовя прожечь взглядом дырку на её подрумяненном лице. – Тогда что? – Это связано с гинекологией, – мигом отозвалась Цунаде, которая явно не была сторонницей привычки тянуть кота за яйца. Сакура, которая за всю свою жизнь ни разу не сталкивалась даже с нарушением цикла, нахмурилась. Ей вспомнилось, как в начале своих путешествий во времени нажила себе цистит. Неужели аукнулось? – Я бы, конечно, взяла дополнительные анализы, чтобы понять причину… но в диагнозе я уверена. – Каком еще диагнозе? – Бесплодие. – Слово слетело с губ Цунаде легко и быстро, а затем ударило Сакуре прямо в лоб, будто пулей. – Если захочешь узнать причину, то мы можем провести более широкое обследование. У меня два предположения. Либо это банальный перегруз чакро-системы. Либо плата за владение Риннеганом. А может и то, и другое одновременно. Сакура резко встала, потому что не могла сидеть. Стул со скрипом и грохотом отъехал назад. Руки сжались в кулаках. Краски сошли с лица. – Я могу идти? – сдержанно пробормотала Сакура. Блондинка растерялась. – Ты разве не хочешь об этом поговорить? – Не хочу. – Тогда... ладно. – А что еще Цунаде могла сказать? Заставить девочку остаться? Рассказывать ей о потенциальных причинах бесплодия? Приводить в пример истории женщин с таким же недугом? Напомнить о возможности взять ребенка из приюта? Сенджу и сама была несчастливой обладательницей этого диагноза. Когда она узнала об этом впервые, даже смотреть ни на кого не хотела. Не говоря уже об идиотских разговорах. Сакура круто развернулась и бросилась прочь – к двери. Порывисто распахнула её и, игнорируя существование Итачи, сидевшего на кушетке в коридоре, быстрым шагом направилась на выход. Ей срочно нужно было глотнуть свежего воздуха. Иначе она грохнется в обморок или, того хуже, разрыдается. Итачи бесшумно последовал за Кицунэ, время от времени оглядываясь назад: а вдруг Цунаде выйдет из кабинета и бросится вдогонку? На улице, у первых лавочек, неподвижно стояли Саске и Наруто. Выглядели они не веселее самой Сакуры. Очевидно, что парни слышали невесёлую новость. Сакура рухнула на скамейку и уткнулась лбом в ладони. Медленно и мучительно переваривала слова Цунаде. Ками-сама, этот диагноз как гром среди ясного неба. – Нам очень жаль, – тихо прошептал Саске, присаживаясь перед Сакурой на корточки. Жаль? А самой Сакуре-то жаль? Вопрос наличия детей был настолько далек от неё, что новость об их отсутствии вводила в ступор. Как только Сакура попала в настоящее прошлое, она строго-настрого запретила себе думать о возможности завести семью и обо всех вытекающих из этого возможностей. Если не мечтаешь и не надеешься, то проще затем мириться с лишениями. А лишений на её век выпало немало, это уж точно. Наверное, это даже хорошо. Нет детей – нет проблем. Можно трахаться с кем угодно и не париться о потенциальной нежелательной беременности. И детей своих не придется обрекать на сложную, полную таких же, как у неё, лишений жизнь. Ненавистное прозвище «Кицунэ» уже приелось. Стало само собой разумеющимся. Сакура не хотела такой участи для своих потомков: чтобы ненормальное становилось частью нормального. Сакура хотела отскорбеть в одиночестве. Спокойно оплакать потерянные возможности и похоронить мечты и надежды. Даже в присутствии Саске и Наруто не нуждалась. Всё это дерьмо из чувств должно было сгинуть там же, где родилось. Итачи был не в курсе планов Харуно. Он сел рядом с ней на лавочку, обвил талию рукой и положил подбородок на вздрагивающее плечо. Уткнулся носом в обнаженную шею, считая про себя учащенный пульс по выступающей яремной вене. У Сакуры не хватило сил сбросить его руку. Желание остаться одной трансформировалось в потребность побыть рядом с кем-то живым и разделить полученный кусок безысходности. Итачи даже не спрашивал, что произошло. Он узнал об этом позже, когда они вернулись домой. За окном завывал ноябрьский ветер. В камине потрескивал огонь. Молодые люди сидели на диване друг напротив друга и делили этот серый вечер пополам. Только он и она. – Итачи, а если бы тебе сказали, что ты не сможешь иметь детей, какой бы была твоя реакция? – безжизненным тоном спросила Сакура, плотнее кутаясь в плед. Ей было зябко. Снаружи и внутри. – Наверное, такой же, как у тебя, – задумчиво ответил он и придвинулся ближе к Сакуре. – Иди сюда, согрею. В его объятиях Кицунэ было тепло. Внутри и снаружи. Сакура допускала, что Итачи манипулировал её эмоциональным и физическим состоянием. Накачивал её своей чакрой, согревая замерзшие конечности, и передавал через Метку спокойствие. Впрочем, даже если бы она знала это наверняка, то не стала бы возражать. – А ты бы женился на девушке, которая не смогла бы родить тебе детей? – спросила Сакура, опуская голову на его плечо. – Если бы знал, что Изуми бесплодна, то всё равно бы сделал ей предложение? – Я не измеряю счастье в наличии или количестве детей, Сакура. – Но ты, как мужчина, хотел бы иметь наследников. – Было непонятно, спрашивает девушка или утверждает. – Все мы чего-то хотим. И не всегда это получаем. От этого наши жизни не становятся менее полноценными. В этом был весь Итачи. Он принимал жизнь такой, какая есть. Со всеми хорошими и плохими днями. Выжимал из них максимум. Отдавал всего себя без остатка. Сакуре следовало бы у него поучиться.***
Декабрь.
Сакура всё чаще звала Итачи по ночам. Иногда из-за кошмаров, а иногда без причины. Просто просыпалась среди темноты, залитой лунным светом, и, ощущая потребность в прикосновениях, звала из соседней комнаты единственную живую душу. Саске старался не обижаться. Хотя по его белому напряжённому лицу и так все было понятно. Он просто уходил из комнаты Сакуры, когда в ней появлялся Итачи. Наруто же всегда сидел на одном и том же месте – на подоконнике. Смотрел в окно и о чем-то громко думал. Иногда, когда Итачи ложился рядом с Сакурой, она представляла на его месте Саске. Жадно вдыхала его домашний запах и засыпала в мучительных мыслях: от Саске пахло бы также вкусно? Касалась его горячей кожи и размышляла: мог ли Саске быть таким же притягательно тёплым? Во время их тренировок, устанавливая ментальную связь, Сакура тщательно прятала эти мысли и чувства от Итачи. Девушка не хотела, чтобы он узнал об её «галлюцинациях» и о том, как сильно она была привязана к ним. Харуно казалось, что она уже никогда и никого не полюбит так же сильно, как Наруто и Саске. Даже себя. Со дня их смерти прошло больше трёх лет. За это время они стали родными людьми. Или даже больше. Единым целым. Наверное, это более подходящее определение. Они всё время подсказывали ей, что делать и в какую сторону двигаться. Сакура даже думала, что разучилась принимать самостоятельные решения, хотя раньше у неё это неплохо получалось. Она была ответственной, сильной и независимой. Теперь же от той яркой девушки осталась блеклая тень. Покорная. Подчиняющаяся. Смиренная. Впрочем, а имело ли это хоть какое-то значение в масштабах вселенной? Нет. Сакура принесла свою жизнь в жертву мировому благополучию. Она начала этот долгий путь ради того, чтобы спасти близких ей людей и готова была заплатить любую цену. Получите – распишитесь. Одна несчастная душа – мелочь по сравнению с тысячами спасённых жизней. Правда ведь?***
Декабрь.
Жизнь начала обрастать спокойствием, рутиной и однообразием. Одним словом, всем тем, к чему Сакура так стремилась. К концу декабря не без помощи Итачи она восстановила свой режим дня. Просыпалась в одно и то же время. Медитировала или шла на тренировку в компании Учихи, затем гуляла и возвращалась домой. Постепенно на полках начинали появляться книги, канцтовары, личные вещи. Итачи часто приносил цветы, которыми Харуно иной раз могла любоваться часами. В основном это были нежно-розовые кустарниковые розы, которые он покупал в цветочном магазине Яманако за углом, по пути из продуктового магазина домой. – Кажется, вы поладили, – тепло улыбаясь, как-то утром сказал подруге Наруто. Он залез на подоконник с улицы через закрытое окно, свесил ноги и весело замотал ими из стороны в сторону. – Он хороший человек, – задумчиво кивнула Харуно. Итачи как раз был в душе после утренней пробежки по первому снегу и вряд ли мог услышать её шёпот. – А где Саске? – ещё тише спросила девушка. Наруто загадочно повёл плечами. – Я причиняю ему боль, – сжимая кулаки и впиваясь ноготками в нежную кожу, процедила Сакура. – Точно так же, как и он тебе, – мигом отозвался Наруто и снова посмотрел в окно. – Я провёл так много времени в размышлениях, были бы вы счастливы, останься он жив… И знаешь, я так ничего и не надумал… Харуно вздохнула. Она точно знала, что они были бы счастливы. По-своему. Не так, как принято. Возможно, на расстоянии. Но точно были бы счастливы. Сакура хотела верить, что это было предназначено ей судьбой.***
Январь.
Итачи было жарко жить под одной крышей с Кицунэ. И чем больше времени проходило, тем жарче ему становилось. Поначалу было просто. Девушка стеснялась и почти не выходила из своей спальни. Только по крайней необходимости. И то перебежками. Ела впопыхах. На глаза старалась не попадаться. Слова приходилось вытаскивать клещами. Но время шло, и Сакура привыкала: к Итачи и к его присутствию. Первым тревожным звоночком для парня были непозволительно короткие шорты, в которых девушка вышла из спальни одним декабрьским утром. Неторопливо прошла в ванную, а затем щеголяла в них по квартире до самого вечера. Учиха в тот день искренне пытался не смотреть на её округлую, идеальную задницу. Всё время отдёргивал себя, заставляя отвести свой блядский взгляд от запретного плода. Затем она перестала носить лифчик. Было сносно, когда девушка надевала свободные футболки, позаимствованные у Итачи. Было невыносимо, когда она наряжалась в облегающие майки. Её острые соски, казалось, жили собственной жизнью, и всё время приковывали к себе взгляд Учихи. По вечерам, перед сном, Итачи сбрасывал напряжение в душе и корил себя и свой член. Мастурбировал, изливаясь на пол глубокой ванны, представляя яркие картинки привлекательной задницы и разрывавших майку сосков. Снова и снова пытался вспомнить Изуми, но фантазии с её участием – как вода сквозь пальцы – долго не задерживались в его голове. Терпение железного Итачи лопнуло, когда одним январским утром Сакура позволила себе непозволительную вольность и вышла из своей спальни в трусах и майке. Прошла на кухню-гостиную, сладко потягиваясь и зевая. Села, как ни в чем ни бывало за стойку, подогнув под себя правую ногу. – Так. Всё. Хватит с меня, – грозно процедил Итачи и хлопнул рукой по столешнице. Сакура от испуга подскочила на мягком стуле и дернулась, выронив из рук вилку и опрокинув стоявший на краю стойки стакан. Свежевыжатый апельсиновый сок выплеснулся прямо на девушку. Тонкая белая майка намокла, и вставшие соски теперь не просто вырисовывались, а натурально просвечивали. Харуно смущенно ойкнула и прикрыла грудь ладонями. Итачи тяжело вздохнул и прикрыл глаза, пытаясь перенаправить прилившую к паху кровь обратно в голову. Он снял с себя футболку и небрежно бросил Сакуре. – Прикройся, – фыркнул. – Надо поговорить. Ничего не понимая, девушка натянула брошенную футболку прямо на мокрую майку. – О чем? – спросила она, поднимая с пола вилку. – Что случилось? – Сакура, я не железный, – довольно спокойно сказал Итачи, искренне опасаясь, что напугает девушку еще больше. А вдруг от страха она упадет со стула, зацепится за что-нибудь и трусы еще на себе разорвет? Тогда пути назад у Учихи точно не будет. Никакие воспоминания об Изуми не вытравят вид голой Кицунэ. – Ты о чем? Ками-сама, святая простота, ей богу... – Я в первую очередь мужчина. И только затем – шиноби, Надзиратель, капитан АНБУ и прочие. Ты ходишь по дому полуголая и, если честно, я уже не знаю, куда девать свои глаза. Парень наблюдал, как медленно, но верно Сакура покрывалась красными пятнами стыда, и испытывал облегчение. Быстро дошло. Это хорошо. – П-прости, – заикаясь, просипела Харуно и пулей бросилась в спальню. Одеваться. Итачи благодарно выдохнул. К возвращению Сакуры он вытер сок со стола, ополоснул побывавшую на полу вилку и налил чай – себе и девушке. На этот раз она вышла одетой в домашнюю, бесформенную пижаму. Выглядела Харуно сердитой и обиженной. – Лифчик надевать не буду! – снова густо покраснев, пробурчала она. – Ты не представляешь, как неудобно все время в нем ходить! – С отсутствием лифчика я смирюсь, – с совершенно серьезным выражением лица отозвался Итачи. – Но от облегающих вещей, будь добра, воздержись. – Дома бывает жарко вообще-то. Тебе легко рассуждать на эту тему. Ты парень. Если вам, парням, жарко, то вы просто снимаете с себя футболки и щеголяете с голым торсом, как будто это само собой разумеющееся. – И когда же в последний раз я щеголял по дому с голым торсом? – закатил глаза Итачи. Он всегда был очень дотошным в отношении правил поведения. – Сейчас, например! – Сакура надула нижнюю губу до того, что она, казалось, вот-вот и лопнет. Итачи усмехнулся. – Ладно. Поймала. Давай, возвращай мою футболку. – Нет. Теперь она моя, – хмыкнула Сакура, а через минуту они оба заулыбались. Итачи надеялся, что больше к разговору о домашней одежде они не вернутся. И что с его неконтролируемой эрекцией в течение дня из-за слишком коротких шорт Сакуры – тоже покончено. Как бы не так. Тем же вечером девушка выползла из своей спальни в бесформенной хлопковой ночнушке, как ни в чем ни бывало села на диван и открыла книгу на том месте, где остановилась. Итачи оторвал взгляд от своей военной энциклопедии и посмотрел на Сакуру поверх страниц. Подол ночнушки задрался, оголив длинные ноги. Девушка даже пледом не удосужилась прикрыться. И вообще, судя по всему, думала, что выглядит совершенно обычно. Итачи вздохнул. Ночнушка ведь и вправду бесформенная. Ни намека на попытку соблазнить. Дело было не в её одежде, а в том, что от долгого воздержания у Учихи мозги начали плавиться. Начиная с пятнадцати лет, он вообще не знал, что такое воздержание. Два месяца – его рекордный максимум. И то, только потому что миссия затянулась. Зато по возвращении натрахался вдоволь. Сейчас же эта пытка длилась пятый месяц кряду, и ей не было видно ни конца, ни края. – Ночнушки тоже под запретом, – выдохнул Итачи и откинул голову на спинку дивана. Сакура моментально оторвалась от книги и с удивлением покосилась на парня. – Но она же... нормальная? – Просто спрячь свои ноги, – простонал Учиха. – Чувствую себя животным. Сакура накинула на себя плед и отложила книгу в сторону. По раскрасневшемуся лицу сразу стало понятно – захотела пообщаться на щекотливые темы. – Ты разве не видишься с Изуми? – спросила она. – Нет. – Почему? – Мы вроде в ссоре, – пожал плечами Итачи. – Вроде? Он кивнул. – Это как? – допытывалась Кицунэ. Итачи тоже отложил книгу в сторону. – Сакура, поставь себя на место Изуми. Как бы ты себя вела, если бы твой жених жил с другой девушкой? – Так а зачем ты со мной живешь? – мигом спросила она и загнала своим вопросом Итачи в угол. Он нахмурился. Ему не показалось – он, действительно, животное. Сидел в квартире Кицунэ и жаловался на то, что у него вставал член рядом с ней. А у самого есть и собственная квартира, и невеста. Следил за Кицунэ? Замечательное оправдание себе нашел. – Хороший вопрос, – процедил он и покинул диван. – Не уходи, – взмолилась Сакура. – Прости, я не хотела тебя обидеть. – Ты меня не обижаешь, а возбуждаешь. Это еще хуже. Он заперся в своей спальне, оставив Сакуру в полном недоумении. Она всего лишь хотела услышать пару добрых слов в свой адрес. Может, навязаться на комплимент. А в итоге всё получилось с точностью да наоборот. Хорошо хоть Наруто с Саске рядом не оказалось. На смех бы её сперва подняли, а затем застыдили. Какой черт её дернул надеть эту блядскую ночнушку?! Чего хотела добиться? Чтоб Итачи на нее залез и оттрахал? А разговор про Изуми к чему завела? Отбить у неё жениха решила? – Глупая, глупая коза, – колотя себя по лбу ладонью, бубнила Сакура. Больше она не надевала ни облегающего, ни короткого. И постыдные разговоры не поднимала. Но футболки у Итачи «воровать» не перестала.***
Январь.
В конце января командир АНБУ нагрузил Итачи бумажной работой. Мол, рано или поздно, придется возвращаться на службу. Лучше раньше, чем позже. Впрочем, Итачи не сильно расстроился. Даже обрадовался. Работа с документами помогала ему оставаться в курсе дел государственной важности. Отвлечься от быта и рутины ему было полезно. На сегодня – последний понедельник января – у него были маниловские планы. Он собирался заскочить в казармы, чтобы навестить своих сослуживцев. Затем отослать с безлюдного пустыря письмо с Вороном для Нагато. Затем следовало зайти в Резиденцию Хокаге и сдать ежемесячный отчет о проживании с Сакурой. Именно этот самый пресловутый отчет, аккуратно сложенный в красную папку и оставленный на журнальном столике, Сакура так внимательно разглядывала. Медленно водила пальцами по шершавой бумаге и скользила глазами по строчкам. Ничего необычного. Ничего, что могло бы встревожить или разозлить. Сухие факты, приправленные официальными словечками. Во сколько вставали, что ели, чем занимались. Итачи не написал ничего, что могло бы скомпрометировать его или Сакуру. Ничего, что могло бы выставить их двоих в дурном свете. Итачи был педантом. Идеален во всем. Каллиграфический почерк. Всегда выглаженная рубашка. Приятный, но ненавязчивый парфюм. Грамотная, четкая речь. Сакура казалась рядом с ним бестолковой грязнулей и неряхой. Руки тоже не из того места росли. Готовить, да и то не умела… – Бляха-муха! – в следующую же секунду взвыла Харуно, учуяв едкий запах гари. Спотыкаясь на каждом шагу, она бросилась к сковороде, на днище которого смесь моркови и лука превратились в угольки. Итачи с полотенцем на голове зашел на кухню раньше, чем Сакура успела реанимировать зажарку для супа. – Ками-сама… – протянул Учиха. Темные брови потянулись вверх. – Как ты вообще выжила за три года путешествий? – Свежевала кроликов, – стыдливо краснея, отозвалась Сакура. Итачи посмотрел на девушку долгим, проницательным взглядом, а затем ухмыльнулся: – Убивала своих собратьев, значит. – И направился к мусорке, чтобы вытряхнуть туда угольки. Сакура еще долго стояла на месте с открытым ртом и смотрела на то, как ловко Итачи орудовал ножом и половником, затем сушил волосы, одевался и обувался. Уже в дверях, с ключами от квартиры в руках, он с ядовитой улыбочкой сказал: – Подбери челюсть, Сакура. Тебе еще морковки грызть. Вечером он вернулся. С цветами – чуть подмёрзших на холодном воздухе и припорошенных снегом. Впрочем, нестрашно. Итачи покупал новые быстрее, чем те успевали превращаться в сухостой. Вечерами Сакура и Итачи становились похожими на медведей. Нерасторопных, готовящихся к спячке. Грелись у камина. Слушали тихое потрескивание огня. Лежа на диване и грея друг об друга ноги, Итачи с Сакурой не замечали, как летит время. Читали книги и иногда делились впечатлениями. По правде говоря, Учиха чаще любовался Кицунэ, чем читал. Смотрел, как менялись её эмоции, как иногда краснели её щеки. Порой ловил её взгляд и единственное, о чем мог думать в такие моменты, – как бы скрыть стояк. Он так сильно хотел её поцеловать, что было почти невыносимо. Здорово сдерживали мысли об Изуми. Хоть их отношения и перестали быть понятным, он не спешил позиционировать себя, как свободный человек. Сначала Итачи пообещал разобраться в своих чувствах и в их природе, а уже затем разговаривать и принимать решения. Но как же чертовски было сложно смотреть на Кицунэ и терпеть взаимное возбуждение. Потом Сакура засыпала, а Итачи относил её в спальню. Через несколько часов Кицунэ начала задыхаться в истошном крике, а её Надзиратель приходил и ложился рядом, чтобы стать преградой между ней и ночными кошмарами. Он мог бы взять настроение Сакуры под абсолютный контроль с помощью Метки Тенро. Лишить её кошмаров и плохого настроения. Однако был эгоистичен в своем желании засыпать рядом с ней.***
Февраль.
Конец зимы ознаменовался уборкой. Её объявил Итачи, который уже не мог выносить слой грязи и пыли на окнах и их отливах. Сакура осторожно выглянула из своей спальни, хлопая глазами-монетами. Последний раз она слышала словосочетание «генеральная уборка» лет пять назад. Не меньше. От матери, которая споткнулась о разбросанные по всей прихожей сапоги нерадивой дочери. В тот день она свинтила гулять с Наруто. Сегодня собиралась сделать то же самое. – А ну стоять! – шикнул Итачи в дверях кухни-гостиной. Сакура уже наполовину вылезла в окно. – Не заставляй меня применять силу, грязнуля. – Сакура-чан, бежим! – задорно закричал Наруто с улицы. Он махал ей рукой, призывая ускориться. Итачи схватил Сакуру за лодыжку в тот момент, когда она выпрыгнула из окна балкона. Девушка повисла вниз головой. Учиха затянул её обратно в квартиру, плотно закрыл створки и вручил тряпку в руки. – Марш в свою комнату. – Прищурился. – Убираться. Да уж. Итачи был еще тем чистоплюем. Занудным. Дотошным. Внимательным до последней пылинки. Сакура как-то совсем расслабилась с ним, превратившись в несносного, зловредного домового. Посуду не мыла. Конфеты таскала. Пакостила, если вдруг Итачи обижал её язвительной шуткой. Чем не домовой? Сходство стопроцентное. Сакура убиралась нехотя. Лениво перетаскивала тряпку с полки на полку, а Наруто на подоконнике ей свистел, как фанат с трибуны. – Ну же, Сакура-чан! Активнее! Раз-два! Раз-два! – Сам бы взял тряпку, сволота… – пробубнила себе под нос Сакура, косясь на счастливого блондина. – Что? Наруто и Сакура медленно повернули голову к двери спальни, у которой застыл Итачи. Он натягивал на руки желтые резиновые перчатки. А взгляд у него был убийственным. – Ничего! – вспыхнула Харуно и резко выпрямилась. – «Сам бы взял тряпку, сволота»? – Темная бровь дернулась вверх. – Это я не тебе! – А кому? Наруто заржал, как конь. Сакура в тот день научилась драить туалет. В тех самых желтых перчатках.