Саван времени

Три года и восемь месяца со дня смерти Наруто и Саске. Одиннадцать месяцев со дня возвращения Сакуры. Март.

      Итачи переживал. Сердце в груди билось быстро и громко, заставляя содрогаться ребра. Он и представить не мог, что предстоящие водные процедуры вызовут в нем такой мощный эмоциональный отклик.       Парень замер в дверном проеме и не мог заставить себя и слова вымолвить. Набирал в лёгкие воздух, открывал рот, но слова застревали в глотке. Простояв столбом десять минут, Итачи, наконец, смог смириться со своим положением и медленно зашагал к Сакуре, неподвижно сидевшей в кресле. Он осторожно коснулся ее острого плеча, но она никак не отреагировала: не вздрогнула, не повернула головы, не подняла глаз.       – Пойдём, – прошептал Итачи, и его глаза на пару коротких мгновений вспыхнули алым.       Девушка вдруг оживилась, поднялась, как заворожённая, и послушно зашагала за Итачи, потянувшем её за руку. С помощью Шарингана Учиха давал телу Кицунэ некий импульс. Большего безвольной девушке и не требовалось. Всего-то разряд «тока», чтобы дернуться и задаться направлением.       В ванной Итачи заколебался. Специально растягивал момент, протирая бортики ванной и поправляя белую штору. Потом зачем-то запер дверь и, наконец, встал перед Сакурой.       Сначала он снял с неё тёплую кофту крупной вязки и распустил грязные сальные волосы, заплетенную в косу. Затем чуть дрожащими пальцами принялся расстегивать пуговицу за пуговицей на ее рубашке. Когда белая мягкая ткань оказалась на полу и перед взглядом Итачи предстала небольшая аккуратная грудь в мягком розовом лифчике, ситуация показалась брюнету до ужаса неправильной.       Сакуру не мыли всё то время, которое она проторчала в Госпитале Конохи. Медперсонал сам не приближался к Кицунэ и Учихе не позволял. Мол, по этическим соображениям. А сама Харуно не была способна на такие подвиги даже под давлением Шарингана.       – Прости, – шепнул он и сразу же отвёл глаза.       Ками-сама… Он же взрослый, двадцати четырехлетний парень, состоявший в отношениях (в том числе и сексуальных) с пятнадцатилетнего возраста. Он видел женское тело. Мыл его. Трогал. Вылизывал. Трахал…       Итачи прикрыл глаза. Глубоко вдохнул и выдохнул. Помогло.       Он обогнул девушку и, оказавшись у неё за спиной, потянул руки к застёжке лифчика. Ничего сложного. Мгновение, и элемент нижнего белья упал на холодный кафель. Затем он стянул нелепую юбку, которую напялили на неё медсестры, ещё раз проверил рукой температуру воды и Шаринганом приказал девушке залезать в неё.       Та безропотно перешагнула через бортик и села в ванную, оставив ноги согнутыми в коленях. Итачи закатил рукава кофты как можно выше, взял из раковины заранее подготовленную губку, гель для душа и шампунь и поставил их на широкий бортик. Присел на колени и замер.       Какой же красивой она, черт возьми, была… Даже с грязными, немытыми волосами и поблекшим, тусклым взглядом.       Парень взял подготовленный пластиковый кувшин, набрал в него воды и принялся медленно поливать розовые патлы, смачивая их, смывая пыль. Затем долго и аккуратно мылил ее голову, стараясь не попадать шампунем в глаза. Впрочем, она всё равно бы не почувствовала жжения…       Цунаде сказала, что мозг Кицунэ совместно с Риннеганом полностью блокировал болевые импульсы. Если Сакуру поджечь, она будет просто стоять на месте, пока не остановится сердце. Сенжу полагала, что органы чувств девушки тоже пребывали в глубоком нокауте.       – Закрой глаза, – сказал Итачи и снова блеснул Шаринганом. По правде говоря, он мог бы вообще ничего не говорить. Просто мысленно отдавать приказы, но это слишком для него.       Закончив с волосами, Итачи смочил губку, налил на неё изрядное количество геля, помял и тщательно намылил. Затем принялся обтирать хрупкие плечи, ключицы, тонкие шею и руки. Он делал это долго. Очень долго. Не хотел приступать к следующему этапу…       – Встань…       Повинуясь глазам Учихи, она немедленно поднялась, обрызгав парня с головы до ног.       – Ксо!… – глухо выругался он и стащил с себя мокрую кофту.       Оставшись по пояс голым, Итачи почувствовал себя ещё хуже.       «Это уже чем-то смахивает на сюжет плохого порно», – хмуро подумал брюнет и взялся за дело.       Спину он намылил быстро. Затем повернул девушку к себе лицом. Обтер подмышки. Грудь. Невольно задержал взгляд на сосках. Выступающие ребра и плоский живот. Округлые бёдра. Тонкие, жилистые ноги. Лобок.       Сосредоточился. Смыл воду. Обтер. Одел. Вывел на кухню. Накормил. Отвёл в спальню и положил на кровать. Плотно закрыл за собой дверь и, прихватив с тумбочки кошелёк, выбежал из квартиры, напрочь позабыв о том, что по пояс раздет.       На улице стемнело и сильно похолодало. Возвращаться было невыносимо, но необходимо, если, конечно, он не жаждал подхватить пневмонию.       Вернулся за кофтой, через одну ступеньку спустился по лестнице на первый этаж и, оказавшись на улице, сразу перешёл на бег.       Голова кипела. Внутренности вибрировали. Сердце таранило ребра. Кровь в жилах закипала. А в голове крутилось одно и то же, навязчивое слово.       Неправильно.       Неправильно касаться Кицунэ без её согласия. Неправильно ухаживать за ней, когда она об этом даже не просила. Неправильно смотреть на неё, голую, при таких обстоятельствах.       Итачи каялся: до того, как Кицунэ превратилась в овощ, он позволял себе думать о ней, как о сексуальном объекте. Она была невероятно притягательна, а моменты их ментальной близости он не раз ощущал возбуждение. Особенно, когда их взгляды соприкасались и сознания, как по маслу, входили друг в друга. В эти мгновения Итачи хотел ее. Каждой клеточкой своего тела. Хотел прикасаться, прижиматься и трогать. Много и жадно целовать. Словно в первый и последний раз. Эти желания смешивались со всепоглощающем, губительным чувством вины. Стыдливо всплывал образ милой, тёплой Изуми, а затем перекрывался изумрудно-сиреневым притягательным холодом Кицунэ.       Но сейчас…сейчас чувство вины достигло апофеоза и разрушало парня изнутри.       Итачи остановился только тогда, когда добрался до единственного круглосуточного магазина в своём районе. Размашисто зашёл внутрь и, как вкопанный, встал перед кассой. За ним с лязгом захлопнулась хлипкая дверь, заставив дремавшего старика за кассой подскочить на трухлявом стуле. Он оголтело оглянулся и, встретившись водянистыми глазами с бледно-серым лицом Итачи, выдохнул с облегчением. Сына главы Полиции Конохи он узнал сразу.       – Пачку сигарет, пожалуйста, – прохрипел брюнет и положил перед стариком крупную купюру. – И зажигалку.       Пожилой кассир задумчиво посмотрел на позднего посетителя и нерешительно кивнул. Он и предположить не мог, что такой благородный и высокородный человек, как Итачи, имел вредную привычку курить.       Получив желаемое и не дождавшись сдачи, Итачи выскочил из магазина и нетерпеливо начал рвать целлофановую упаковку.       Он, действительно, не курил.       Пробовал пару раз, но ему не понравилось. На курящих людей как правило смотрел с непониманием. У него в голове не укладывалось, как можно было осознано портить свои драгоценные лёгкие.       Сейчас же всё встало на свои места.       Учиха поджог кончик пахучей сигареты и затянулся терпким, ядовитым дымом. Итачи ощущал, как он оседает в лёгких на альвеолах, и, растворяясь в нем, дарил ощущение блаженного расслабления.       Только выкурив сигарету, парень понял, что стоит прямо посреди дороги. Недолго думая, Итачи свернул в узкий переулок, заставленный деревянными бочками. Вторая сигарета ударила по голове и расслабила. Парень облокотился о стену и тяжело вздохнул, впившись взглядом в тлеющий кончик сигареты. Уголёк завораживал, становясь центром кружащих перед его глазами кирпичей.       – Итачи?       Если бы не действие никотина, ослабившего реакцию парня, он бы обязательно как-то отреагировал. Вздрогнул хотя бы. Однако Итачи был заторможен. Он лениво повернул голову в сторону улицы, с который трусливо ретировался пятью минутами раннее.       – Что ты здесь делаешь? – растерянно спросила Изуми и с удивлением обнаружила в руках Итачи сигарету. – С каких пор ты куришь?…       «Только не подходи, – мысленно взмолился брюнет. – Только не подходи ко мне…»       – Я искала тебя… – Изуми двинулась к Итачи. – Я была в Госпитале. Цунаде-сама сказала, что ты ушёл домой… и забрал Сакуру с собой. Это так?       – Так.       – Сакура же… с ума сошла. В больнице ей будет лучше. О чем ты думал?       Итачи промолчал и снова затянулся. Изуми подошла почти вплотную и выхватила окурок из его рук.       – Ками-сама! Ты же никогда не курил! – И рывком бросила то, что осталось от сигареты, в сторону мусорного бака.       Затем девушка внимательно посмотрела в тёмные, уставшие глаза и взяла мертвенно-бледное лицо в свои руки.       – Итачи, что с тобой?…       Он хотел отстраниться, но никотин крутил голову и мысли. Физическое напряжение достигло пика.       – Позволь мне помочь!       – Изуми, я не брошу её.       – Никто и не просит тебя бросать её! – мигом возразила девушка и нежно погладила его щеку.       Итачи так устал… от неизвестности, ответственности и того кошмарного водоворота мыслей в своей голове. До появления Сакуры его жизнь была проста. И в этой простоте прекрасна. Он любил и был любим. Работал. Дослужился до звания капитана АНБУ. Имел мечты, стремления и планы на жизнь. А что теперь?       Его разрывало на части. Каждую гребанную секунду.       – Зачем ты забрал её домой? – тихо спросила Изуми, продолжая нежно поглаживать скулы брюнета.       – Я не мог поступить иначе.       – Я скучала… – Девушка подалась вперёд и окольцевала руками шею брюнета. – Я очень скучала по тебе…       Он тоже скучал по Изуми. Он не мог не скучать. Девушка была его первой и единственной в жизни любовью. Тёплой, милой, родной.       Но эта сверхъестественная потребность в другой девушке… И это растущее по экспоненте напряжение… И эти свежие воспоминания, в которых он так неправильно трогал Кицунэ… И это желание трахнуть Сакуру прямо в ванной, невзирая на ее беспомощность и отстранённость.       Как же он хотел её трахнуть, Ками-сама…       Воспользоваться возможностью и уединением. Отвернуться от собственных принципов и воспитания. Нагнуть ее и раздвинуть худые ноги в стороны. Даже раздевать не пришлось бы, ведь она и так была голой. Спустить штаны, сплюнуть на руку слюну и…       Прошла какая-то жалкая минута, а перед Итачи на бочке сидела Изуми, а его член через ткань штанов упирался в её теплое бедро. Мышцы пресса тянуло. Тело требовало разрядки. А шатенка, как назло, стягивала с его бедер штаны.       Итачи вошёл резко. Изуми выдохнула и сразу же прикусила кожу у мужских ключиц. Она не успела намокнуть. Было больно, но девушка считала, что это стоило того, чтобы ощущать любимого человека в себе.       Итачи был груб.       Он никогда раньше не был так груб. Врезался в неё, до синяков сжимая ягодицы и бёдра. И всякий раз, когда он смотрел в лицо Изуми, видел Сакуру.       Когда Итачи кончил и сексуальное напряжение отошло на второй план, брюнет вдруг понял, что произошло, и пошатнулся. Отступил на несколько шагов назад, с опущенными до бёдер штанами и уперся спиной в кирпичную стену, покрытую мхом.       – Ками-сама… – прошептал Итачи. Омерзение к самому себе вспыхнуло и обожгло.       – Итачи? – испуганно пискнула шатенка и соскочила с бочки, на ходу поправляя длинное платье.       Учиха наспех натянул штаны.       – Итачи, ты в порядке?       Конечно, он не был в порядке.       Парень круто развернулся и оперся дрожащими руками о кирпичную стену, чтобы не упасть на землю. Падать особенно не хотелось. Под ногами было сыро – из бочек, испещрённых трещинами, всё время сочилось что-то пахучее и липкое, а на весь переулок пахло помоями.       Итачи почувствовал, как его замутило. Словно он отравился чем-то. Изуми успела подхватить его длинные волосы до того, как как парня стошнило.       Его рвало на протяжении пяти минут. Желудок, не прекращая, спазмировал. Изуми гладила брюнета по спине и всхлипывала.       Когда всё закончилось, Итачи запрокинул голову назад и вытащил из кармана пачку сигарет. Изуми не препятствовала. Только отошла на пару шагов назад и растерянно наблюдала за тем, как дрожит огонек зажигалки в его длинных белых пальцах.       – Итачи, я… – хотела было что-то сказать Изуми, но брюнет дёрнул рукой и жестом попросил замолчать.       – Я провожу тебя, – сказал он и, шатаясь, отошёл от стены.       Итачи чувствовал себя пьяным.       Они с Изуми вышли из переулка и двинулись в сторону квартала Учих. Девушка сконфуженно смотрела себе под ноги, прокручивая в голове произошедшее. Чувствовала себя не менее паршиво, чем шагавший рядом Итачи.       – Прости, – вытянул из себя парень, когда они добрались до главных ворот квартала.       Было уже поздно. На посту – никто. Ночную тишину прерывала только нескончаемая трель кузнечиков и кваканье лягушек со стороны пруда.       – Тебя стошнило, потому что…       Учиха порывисто взял шатенку за руку. Слишком близко он подойти не осмелился. В первую очередь потому, что от него, наверняка, пахло далеко не розами.       – Дело точно не в тебе, – оборвал девушку Итачи и крепче сжал ее ледяную ладонь. Он никак не мог подобрать правильных слов. Да и не был до конца уверен в том, хотел ли вообще что-то говорить.       Итачи вызвался проводить Изуми, потому что ему было жутко стыдно перед ней. За то, в каком состоянии она его нашла. За то, что он буквально изнасиловал её. За то, что она была вынуждена смотреть на то, как его выворачивает после близости с ней.       Все было таким неправильным. Итачи никак не мог отделаться от этого мерзкого, липкого ощущения неправильности.       – Итачи, прошу тебя, давай попробуем всё сначала!       На глазах девушки навернулись слёзы, и Учиха почувствовал, как больно сжалось его сердце.       – Я обещаю, что не стану говорить гадостей про Сакуру. Больше не буду заставлять тебя выбирать. И мне совершенно неважно, когда найдут панацею от этого дурацкого Морока! Я не хочу ждать и надеяться… я просто хочу быть рядом с тобой!       Лучше бы она сказала, что ненавидит его. Тогда бы Итачи не было так невыносимо больно. Тогда бы у него не засвербело под ложечкой и не разболелись бы до ломоты ребра.       Он неподвижно стоял перед плачущей Изуми и думал, что его голова вот-вот взорвется.       – Можем попробовать, – сдался Итачи.       Изуми округлила глаза и посмотрела на Учиху, будто тот был единственной звездой на небосводе.       – Правда?       Итачи осторожно кивнул.       А что он ещё мог ответить ей? Пусть лучше уж его сердце раскрошится и превратится в пыль, чем её. Итачи не станет обижать свою любимую Изуми. Даже если это означало растоптать свои собственные чувства.       Вернувшись домой, Итачи обнаружил Сакуру там, где её оставил. В спальне. Сидящей на краешке кровати и смотрящей в окно. Он сел перед ней на колени, и опустил голову, как в молитве.       Слов не осталось. Сил тоже.       Парень поднял голову и остановил руку в считанный миллиметрах от Риннегана. Из кончиков пальцев он выпустил густой, ярко-синий поток чакры и почувствовал, как яростно глаз потянул из него силы. Итачи пытался контролировать отток чакры, то голодный до одури Риннеган не позволял ему этого сделать.       Проклятый глаз Сакуры вытягивал чакру до тех пор, пока в Итачи не остались жалкие крохи. Температура тела ожидаемо поднялась. Сильно знобило. Риннеган достаточно напитался, но продолжал тянуть чакру, не желая прерывать трапезу.       – Завтра, – шепнул Итачи, укладывая Сакуру на кровать. – Завтра…       Он снова опустился на пол, сложил голову на край кровати и, жадно вдыхая запах Кицунэ, пропитавший простыни, провалился в тревожный сон.