Три года и десять месяцев со дня смерти Наруто и Саске. Год и один месяц со дня возвращения Сакуры. Июнь.
– Я сниму с вас Морок Риннегана только на своих условиях, – жестко и бескомпромиссно заявил Итачи и сложил перед собой руки в замок. Он долгим, внимательным взглядом обвёл всех присутствующих за столом членов Собрания. Данзо заскрипел зубами. Он еле сдерживался, чтобы не высказать наглому Учихе в лицо всё, что о нем думал. Обито выглядел отреченным. Какаши и Кушина чувствовали себя не в своей тарелке. Цунаде и Минато едва сдерживали улыбки, восхищаясь наглостью Итачи. Пожалуй, даже они в своём-то положении и возрасте не решились бы вести переговоры в такой жёсткой форме. «А яйца у него все-таки стальные», – весело думала Сенджу, попивая в кои-то веки чай вместо сакэ. Старейшины заняли пассивно-агрессивную позицию. Выжидали. – Почти каждый из нас способен понять твое желание защитить Кицунэ, – невозмутимым тоном начал Фугаку. – Но, тем не менее, даже мне, твоему отцу, кажется, что ты слишком многого просишь. – Я всего лишь хочу, чтобы Сакура осталась свободным человеком. – После того, что она учинила?! – загремела Утатане, хлопнув ладонью по столу. – Она готова была сровнять Коноху с землей, лишь бы получить твою голову, сопляк! Кушина и Дан побледнели и мельком глянули на своих супругов. И Цунаде, и Минато оставались спокойными. – Можете расценивать ее поведение, как нервный срыв, – пожал плечами Итачи. – Тем более, что теперь её истерики вообще не имеют никакого значения. Риннеган подчиняется мне. Это я вас контролирую, а не Сакура. И, заметьте, я продолжаю быть честным с вами, хоть и могу решить наш конфликт одной силой мысли. – Если мы согласимся, то ты освободишь всех? – прищурился Данзо, пытаясь сохранять хладнокровие и не пускать огонь в свои жилы. Цунаде издала смешок, уже заранее догадываясь, каким будет ответ Итачи. Последний повёл плечами и спокойно ответил: – Я похож на недальновидного глупца? – Вздох. – При всем моем глубочайшем уважении к вам, Данзо-сама, но если я освобожу всех, кого Сакура связала Риннеганом, то следующей же ночью они по вашему приказу перережут ей глотку. – Это возмутительно, – хмыкнул Митокадо. – Молодой человек, вы точно понимаете, где находитесь и с кем разговариваете? Брови Фугаку сошлись у переносицы. Если кто-то из старейшин опустится до оскорблений в адрес его сына, он не промолчит. Какими бы ни были его личные отношения с Итачи, он не позволит мешать родного человека с дерьмом. – Возмутительно? – многозначительно протянул Хиаши, не поднимая прикрытых глаз. – Возмутительно то, Митокадо, что вы пытаетесь диктовать условия. Вы, который палец о палец не ударили за всё то время, пока Кицунэ находилась в деревне. Вы пряталась за нашими спинами и боялись её. Как вы вообще можете судить человека, если никогда не видели его в лицо? – Это не трусость, Хиаши, а дальновидность. Вероятно, именно благодаря этим мерам предосторожности я всё ещё неподконтролен Кицунэ. И потому способен принимать решения холодной головой, руководствуясь голыми фактами и логикой. – Или же ваши меры предосторожности застилают вам глаза. Вы не думали об этом? На мне нет Морока Риннегана, но я встречался с Кицунэ. И, честно говоря, я не увидел в ней того вселенского зла, о котором вы так упорно талдычите. Митокадо фыркнул и обиженно поджал губы. Хиаши осуждающе покачал головой. – Знаете, Микокадо-сама, при желании я могу и на вас наложить Морок, – сказал Итачи. – Поверьте, мы с Сакурой найдем вас. И никакие меры предосторожности вам не помогут. – Смеешь угрожать? – Итачи всего лишь констатирует факт, – спокойно парировал Какаши. – Что? Неприятно, когда вас держат за яйца? – Соблюдай субординацию, Какаши, – огрызнулся Обито, хотя в душе был солидарен со словами друга. – Вы вправду предлагаете просто взять и отпустить Кицунэ безнаказанной? – процедил Данзо. – Она убила два десятка моих людей!… – Лишь потому что они пытались убить её, – грубо перебил его Итачи. – Как вы к людям, так и люди к вам, господин Данзо. Фугаку хмуро посмотрел на сына. Итачи каким-то чудом удавалось изящно балансировать на грани, но одно неверное движение, и пиши пропало… – Значит, вы, Итачи, отказываетесь подчиняться вышестоящим чинам? – Моим непосредственным начальством является Хокаге-сама, госпожа Утатане, – с холодной вежливостью ответил Итачи и посмотрел на Обито. – По должности я всё еще являюсь капитаном АНБУ. Итачи было как-то неловко перед Рокудайме Хокаге, которому он дал лишь иллюзию, вместо полноценного выбора. В какую бы обертку теперь не завернул Обито своё мнение, оно в любом случае окажется благосклонным к Учихе и выдвинутым им условиям. С другой стороны, Итачи всего лишь отплатил ему той же монетой. Старейшины смотрели на Хокаге. Тот устало потирал переносицу большим и указательным пальцем. Думал. – Данзо-сама, Утатане-сама и Митокада-сама, я прекрасно понимаю ваши опасения и уважаю ваши попытки защитить будущее Конохи. Однако. Итачи Учиха ещё ни разу не подвёл никого из нас. – Мужчина, наконец, открыл глаза и посмотрел на капитана АНБУ. – По правде говоря, я бы доверил Итачи свою жизнь. И я доверяю: свою жизнь и судьбу Конохи. Я верю, что принятое решение обдумано Итачи и хорошо взвешенно. А потому Кицунэ с сегодняшнего дня перестает быть нашей ответственностью. – Его единственный уцелевший глаз всего на пару мгновений замерцал Шаринганом, но затем утонул в густой черноте зрачка. – Теперь это целиком и полностью твоя ответственность, Итачи. И твоя бессрочная миссия. – Но… – Данзо резко поднялся с места. – Шимура, я всё сказал, – почти по слогам процедил Обито. – Кицунэ больше не наша забота. Вам это понятно? Данзо хмыкнул, схватился за трость и захромал к выходу. По пути он плечом толкнул стоящего у двери Фугаку. Последний никак не отреагировал. Только заглянул в глаза сына напоследок и тоже покинул зал. Итачи дождался, когда все, кроме двух Хокаге – Йондайме и Рокудайме – покинут помещение и закроют за собой двустворчатую дверь. Затем подошёл к большому деревянному подоконнику, покрытому мерцающим на солнце лаком, и глянул в окно. У входа в Резиденцию Хокаге стояла Изуми и тревожным взглядом встречала выходящих на улицу членов закончившегося собрания. Изуми… Его чувства к ней вернулись в полном объеме. И кто бы мог подумать, что они не встанут ни в какое сравнение с тем спектром эмоций, которые парень испытывал к Сакуре. Он избавился от нитей, пригвоздивших его к Кицунэ, но остальное, приобретённое уже после подчинения, не сгорело в чёрном пламене Аматерасу. Не сгорело, черт возьми. Последние несколько дней были посвящены Конохе. Успокоению ее жителей. Сбору свидетельских показаний. Лечению пострадавших. Похоронам погибших. Всё это время Итачи избегал встреч с Изуми. Он знал, что она захочет обсудить с ним их совместное будущее. Изуми прожила несколько долгих месяцев с кровоточащим сердцем. Жила в смирении, страхе, печали и надежде. Она заслуживала эти гребанные точки над «и», и последние несколько дней Итачи их упорно расставлял. Теперь Учиха знал, что делать, но перед этим хотел разобраться еще с одним деликатным делом. Парень отвернулся и оперся бёдрами о подоконник. Скрестил на груди руки. Поднял тёмные глаза на Хокаге. – Минато, прямо перед собранием клон Наруто сказал мне, что Сакура вышла из дома и направилась к обрыву… – Я в курсе. Наруто и мне сообщил об этом. Я попросил капитана Ямато приставить к ней двух членов АНБУ, – сказал Минато, запустив в длинную шевелюру пятерню. – Не переживай, они просто гуляют. Если бы что-то случилось, то нам бы уже доложили об этом. – Спасибо. Минато кивнул. – Как и обещал, я собираюсь освободить всю правящую верхушку от Морока Риннегана, – сообщил Итачи. – Но, если вы не против, я бы не принимал больше одного человека в день. Слишком большая нагрузка на глаза. – Ты можешь и наш Морок отложить на потом, – пожал уставшими плечами Обито и откинулся на спинку кресла. – Поверь, никому, кроме Данзо, это не к спеху. – Я вам очень благодарен, Хокаге-сама. И вам, Минато. В знак своей верности и преданности с вас я сниму Морок прямо сейчас. – Мангеке яркой вспышкой озарил глаза Итачи. – Постарайтесь, пожалуйста, не двигаться.***
Итачи вышел из Резиденции Хокаге с чувством выполненного долга. Он вытащил из-за пазухи припрятанную на чёрный день пачку сигарет и закурил. – Снова? – горько усмехнулась Изуми. Итачи еще на лестнице почувствовал тень её чакры, и не удивился, когда она вышла из тени колонны. – Привет, – просто отозвался Итачи и затянулся сигаретой. – Пройдёмся? Изуми удивлённо вытаращила глаза. – Конечно! Итачи пошел первым, задавая направление, а девушка поплелась следом, уткнувшись взглядом в каменную спину. – Куда мы идём? – опасливо спросила Изуми и, наконец, поравнялась с Учихой. Итачи выдохнул едкий дым, направляя его вниз сжатыми в тонкую полосу губами. – На скалу. Изуми была ни сном ни духом о том, что там, наверху, в окружении шиноби-нянек совершала свою сомнительную прогулку Сакура. Иначе бы ответ Итачи вызвал у неё бурную реакцию. По каменной, крутой лестнице, высеченной прямо в скале, молодые люди поднимались в полном молчании. Итачи курил. Изуми тупила взгляд себе под ноги, лениво переступая с одной ступеньки на другую. Поднявшись на самый верх, Итачи первым делом отыскал острым Шаринганом Сакуру. Она находилась в сотне метрах от него, задумчиво смотрела на Коноху, будто на свои владения, и едва заметно шевелила губами, словно рыба на суше. Парень бросил бычок в траву и потушил его носком закрытых сандалий. Изуми преодолела последнюю ступеньку лестницы несколькими минутами позже. В попытках отдышаться она скрючилась, опиревшись руками о коленки. – Черт бы побрал эту сраную лестницу! – тяжело дышала она. Итачи мягко улыбнулся и подал девушке руку. Та, страшно обрадовавшись, уцепилась за неё, как утопающий за соломинку. Сакуру она по-прежнему не замечала. Зато Сакура прибывших молодых людей заметила. Метка на предплечье Итачи стала горячей. Рука заныла. Так ощущалось волнение Кицунэ. Учиха повёл Изуми подальше от края, к границе, за которой начинались поля. Ветер подхватывал их длинные волосы. Девушка что-то быстро и живо щебетала. Итачи слушал. Внимательно. Смотрел на Изуми и улыбался. Крепко сжимал ее руку в своей. Всё было, как прежде. Прежний Итачи шел рука об руку со своей прежней невестой. Учиха остановился у самой границы поля – у первых пшеничных колосков. Он повернулся к Изуми, не отпуская её руки. Девушка подняла голову и встала на цыпочки, потянувшись к его губам. Парень охотно ответил на короткий поцелуй. – Так зачем мы сюда пришли? – спросила Изуми, с интересом оглядывая пшеничное поле и растекающийся над ним малиновый закат. – Изуми, ты ведь знаешь, что я люблю тебя. – Не вопрос. Утверждение. Шатенка повернула голову к возлюбленному и врезалась в его взгляд, как об стену. Она нерешительно кивнула и привычно ответила взаимностью: – Я тоже тебя люблю. – И ты знаешь, что я бы никогда не обидел тебя. – Итачи… – Мне так жаль, что тебе пришлось пережить за последние полгода. Ты не заслужила этого кошмара. Не заслужила смотреть на то, как твой любимый мужчина утопает в другой девушке. – Всё позади, – покачала головой Изуми. – Мы пережили это. Теперь у нас всё будет хорошо. – Да, – согласился Итачи, – всё позади. Мы пережили это. Теперь у тебя всё будет хорошо. Изуми замерла. Ей послышалось? Она надеялась на это всем своим большим, любящим Итачи сердцем… – У меня? Парень медленно кивнул, наклонился и поцеловал девушку в лоб. Задержался, жадно вдыхая аромат её духов. Над их головами послышались удары крыльев. Изуми не шевелилась. Лишь крепче сжала руку Итачи. Родной. Тёплый. Любимый. Чёрный ворон мягко сел на плечо Учихи и завертел головой. Парень отстранился. Сделал шаг назад. В чёрных глазах ярким пламенем горел алый Шаринган, а в зрачках вихрем кружилась печаль. – Я больше никогда не причиню тебе боль, Изуми, – тихо прошептал Итачи. Ворон повернул голову в правую сторону. В его глазнице сиял Мангеке Шаринган Шисуи Учихи. – Обещаю. – Итачи… – только и успела ответить Изуми, открыв рот в изумлении. Парень сложил свободной рукой печать и прошептал одними губами: – Котоаматсуками.***
На душе у Сакуры было удивительно спокойно. Тихо, но не так замогильно, как последние пару месяцев. Она стояла у самого края скалы, с которой едва не сиганула рука об руку с Саске. Наруто боялся заговаривать с ней первым. Он стоял рядом и выжидал. С подозрением и тревогой косился на неё, опасаясь, что подруга снова впадёт в ступор или, унесённая суицидальными мыслями, снова решит «полетать»… – Без него так пусто, – прошептала Сакура. Ее волосы на ветру совсем растрепались, превратившись в гнездо. Тяжёлый камень затрещал и свалился с плеч блондина, когда он, наконец, услышал голос подруги. Правда, почти сразу на него рухнул другой камень, называемый скорбью. – Мы справимся, – ответил он, а у самого голос предательски дрогнул. – Думаешь? Мы не сдавались и двигались вперед только благодаря ему. Наруто сжал кулаки. Физически он чувствовал себя превосходно, но как быть, если чувства дырявят душу? – Благодаря ему, – ответил Наруто с оттенками раздражения, – ты едва не покончила с собой… – Он хотел как лучше, Наруто. – Лучше для кого? Наруто был опечален уходом Саске не меньше Сакуры. Но, помимо прочего, испытывал к нему злость. Этот засранец едва не заставил Харуно сброситься со скалы, потому что… что? Так ли чисты были его помыслы? Действительно ли он хотел помочь Сакуре? Или, как зачастую это случалось, думал только о себе любимом? О том, что смертельно устал влачить призрачное существование. Наруто слишком хорошо знал Саске. Он бы предпочёл не знать его так хорошо, лишь бы не думать том, что его лучший друг – эгоистичная скотина. – Для нас, – спустя время ответила Сакура. – Что нам теперь делать – без него? – Жить, – отрезал Наруто. – Вот что тебе делать. Жить без него. – Наруто… я теперь совсем одна и… – Одна?! – Мы. Теперь мы с тобой одни и… – Сакура. Ты. Не. Одна. Девушка нахмурилась. Парень всё сильнее сжимал руки в кулаки. Наруто бы понял, если бы Сакура сказала, что он остался одинок. Ведь по большому счету Узумаки, действительно, оказался один на один со своим недосущестоваванием. Теперь ему даже поговорить будет не с кем, если вдруг Сакура поймает веселое настроение и решит поболтать с кем-нибудь из живых. Но Наруто не жаловался. Никогда и ни на что. Хоть он и устал. Смертельно устал. Как и его почивший лучший друг. Ками-сама, кто бы знал, как мало сил осталось в его исстрадавшейся душе. Но. Он не жаловался, в отличие от Сакуры, которая умудрилась в целом мире не обнаружить никого, кто был бы в состоянии её понять. Наруто попытался взять себя и свою злость под контроль. Если сейчас он сорвётся, то наговорит много того, о чем в будущем наверняка пожалеет. И, упаси Ками-сама, если его слова заденут за живое Сакуру. – А как же Итачи? – спросил он, выравнивая тон голоса до нейтрального. Плечи Сакуры приподнялись, а лицо спряталось за копной волос. – У него есть невеста. – И что? Разве это мешает вам дружить? Сакура обомлела. Дружить? Она не хотела дружить с Итачи. Эта мысль ввергала ее в шок. А чего она тогда хотела от него? Точно не избавиться. Возможно, даже держать его поблизости. Может быть, говорить с ним. Иногда касаться. Доверять. Готовить с ним ужин. Приходить в его постель, если ночью приснится кошмар. Смотреть в его глаза. Позволять ему входить в ее сознание. Не дружить. Но и не любить. Сакура ведь точно знала, что любить она способна только Саске. Сложно. Сакуре казалось всё таким сложным… и глупым. – Почему я больше не контролирую Риннеган? – перевела тему разговора Сакура, не желая обсуждать с другом настолько личные переживания. – Я им вижу, но техниками пользоваться не могу. Он мне не подчиняется. – Я как-раз провел последние дни, размышляя над этим вопросом, – живо отозвался Наруто, – и мне кажется, что я докопался до правды, даттебайо. Всё дело в том, что Риннеган никогда тебе и не принадлежал. Харуно вылупила на друга изумленные глаза. Что-что он сказал? – Знаешь, Саске частенько жаловался: почему это Риннеган не подчиняется ему? Мол, может, он и мертв, но его воля живее всех живых. До меня только вчера дошло, что, на самом деле, Риннеган только и делал, что подчинялся этому засранцу. – Это бред какой-то, Наруто! Я буквально всё время использовала техники Риннегана. Я, а не Саске. – Только потому, что Саске позволял тебе это делать. Ни он, ни я, ни ты даже не догадывались об этом! – заявил Узумаки таким уверенным голосом, что уверенность самой Сакуры заколебалась. – На самом деле, моя теория много объясняет. Вот почему ты всё время шла у Саске на поводу и даже едва не покончила с собой по его указке. Вот почему Риннегану так нравилось поглощать чакру Итачи – он всё-таки его родной брат, а значит и чакра очень схожа по структуре. Вот почему ты пробудилась в ночь, когда здешние Наруто и Саске навестили тебя в Госпитале – Риннеган почувствовал присутствие своего истинного владельца. Вот почему Риннеган заблокировал твою нервную систему в двух шагах от Канчи Кеккай – это Саске ввёл тебя в такое состояние в самый последний момент. И, в конце концов, пробудились мы на скале только потому, что Саске пробудился, не ты. – Но ведь я пересадила его глаз себе… – …и если бы ты была Ооцуцуки, то Риннеган непременно бы принял тебя, даттебайо! – Но я не Ооцуцуки, – понуро согласилась Сакура, хотя теория Наруто всё еще казалась ей притянутой за уши. – Судя по всему, Риннеган не может существовать без хозяина, в котором течет кровь Ооцуцки. Когда ты пересадила глаз Саске себе, поблизости не оказалось ни одного живого представителя из рода Ооцуцуки, поэтому, чтобы не сгинуть самому и не сгубить тебя, Риннеган, обладая волей своего последнего хозяина, привязался к его душе. А так как наша с теме чакра смешались после последнего удара, Саске случайно притянул к Риннегану и мою душу. – И это значит… – Это значит, что к нашему призрачному возрождению ты имела только косвенное отношение. На глазах девушки заблестели слезы, которые она мигом сморгнула длинными ресницами. – Но ведь это я попросила Шинигами вернуть вас! – Шинигами – Бог Смерти всего-навсего. Он провожает души в последний путь, но никак не воскрешает их. Это был Саске – тот, кто привязал наши души к тебе. Полагаю, что именно с его легкой руки Риннеган накладывал Морок на всех, кого ты встречала на своем пути. Но, так как физического тела он не имел, влияние на «зараженных» оказывала именно ты, Сакура-чан. Все три с половиной года ты и Саске действовали, как настоящая команда, а я во всем этом цирке был вашим голосом совести, даттебайо! Кицунэ заметила, что нервно жевала губу только тогда, когда почувствовала на языке привкус крови. Её слегка потряхивало, а Наруто продолжал: – Три дня назад, когда Итачи случайно зацепил Саске Гендзюцу Мангекё Шарингана и сжег его привязку к Риннегану, он едва не убил тебя. Ты осталась жива только благодаря тому, что теме решил оставить брату в подарок свою остаточную жизненную энергию и поместил её внутрь тебя. Те несколько минут, которые эта энергия оставалась в тебе, Риннеган перешёл под твой полный контроль. Но, уверен, эта энергия не связала бы тебя с Риннеганом, потому что, повторюсь, в твоих жилах не течет кровь Ооцуцуки. Признаться, выбор у тебя был дерьмовый: либо уступить контроль над глазом потомку Ооцуцуки, либо умереть. Ты, сама того не понимая, выбрала первый вариант. В отличие от Саске, у Итачи есть физическое тело. Он – чертовски удачный сосуд для такого разрушительного Додзюцу. Поэтому… я думаю, ты больше не сможешь воспользоваться силой Риннегана, даже если он тебе разрешит. Теперь, когда у твоего левого глаза есть настоящий хозяин, кровный предыдущему, он не станет тебе подчиняться. – Значит, Итачи способен видеть Морок?... – Да. И убирать его одной силой мысли тоже научится – это вопрос времени. – …и тебя? – А вот на счет меня - не уверен, – вздохнул Узумаки и привычно закинул руки за голову. – Может, Риннеган и подчиняется Итачи, но смотришь на мир через него непосредственно ты. – Наруто, – испуганно прошептала девушка, сжав руки в кулаки, – держись от Итачи подальше, ладно? По крайней мере, пока мы не узнаем, видит он тебя или нет. – Боишься меня потерять, Сакура-чан? Я всегда знал, что ты тайно влюблена в меня! – Он захохотал, разряжая накалившуюся добела атмосферу. – Дурак! – беззлобно хмыкнула девушка, а в голосе прозвучали беспокойные нотки. – А вот кстати и он, – горько усмехнулся Наруто и спрыгнул со скалы. Он так быстро скрылся за выступающим утесом, что Сакура даже отреагировать не успела. Девушка обернулась и немигающим взглядом уставилась на стремительно приближающегося к ней Итачи. Он был один. Сакура терялась в догадках, куда могла подеваться Изуми и зачем Итачи пришёл. Кажется, между ними уже расставлены все знаки препинания. Неужели у него осталось, что сказать? Он остановился в считанных сантиметрах от Сакуры. Его тёмные глаза с каким-то смирением смотрели в её, разномастные. – Ты победила, – сказал он и преклонил колено, совсем как рыцарь перед посвящением. – Отныне и навсегда я весь твой. Сакура выглядела несчастной. Зачем он над ней измывался? Преклонил колено теперь, когда обрел над Кицунэ и её глазом безграничную власть. – А как же Изуми? – спросила Сакура, ударив кувалдой в последнюю стену, разделявшую их. – Я изменил ей память с помощью Мангеке Шарингана Шисуи и договорился с Обито. Скоро она вступит в должность международного дипломата и редко будет появляться в Конохе. – Ты это сделал ради себя или ради неё? – Ради нас с тобой, – признался Итачи и поднял голову. – Я устал метаться и пытаться делать вид, что выбираю между правильным и неправильным. С тех самых пор, как мы коснулись сознания друг другу я понял, что мое место – отныне и до конца моих дней – здесь, рядом с тобой. – Весь мой, говоришь? – Без остатка.