Stray Kids — Slump.
На этот раз Минхо не сидел в коляске у окна. Полуденное солнце едва согревало кончики пальцев, сжимавшие ножницы так сильно, что они побелели. Смотреть в собственное отражение всё ещё было непривычно, а после долгого отсутствия покоя — он утратил эту привычку, однако Минхо нашёл в себе силы встать и подойти к умывальнику прежде, чем мог передумать. Он стоял так ещё какое-то время, переворачивая в голове непрошенные мысли и остервенело кусая нижнюю губу, совсем не чувствуя боли от ранки с запёкшейся кровью. Он ждал. Ждал чего-то особенного, словно солнце из окна палаты могло подсказать ему как поступить, но вместо необычного фейерверка знаков, дух уловил звук открывающейся двери, и когда в палате вновь наступила тишина, вздохнул, выходя из смежной ванной комнаты. — Что делаешь? — покосившись на ножницы, улыбнулся Хан, ставя пакет на табуретку, и Минхо уловил сквозь прозрачный материал название фирмы пекарни, в которую часто летал вместе с друзьями после тяжёлого дня. — Хочу постричься, — пожав плечами, произнёс Ли, указывая на ножницы, не решаясь объяснять, откуда он вообще их взял. Стоять вот так и вести диалог с сиделкой без коляски было непривычно, но отчего-то Минхо нравилось больше: он был выше, поэтому теперь не смотрел снизу вверх на парня, стараясь выглядеть увереннее, пока ещё сам не понимая своих мотивов. Он замер, стоило Джисону подойти ближе и поднять руку, тут же останавливаясь, мысленно спрашивая разрешения, пока Ли не кивнул, прикрывая глаза, ощутил прикосновение к кончикам волос. Сквозь длинные ресницы он мог заметить, как Хан поддел подушечками пальцев несколько прядей, которые теперь доходили до ключиц, а затем нежно улыбнулся, заставляя духа вновь зажмурить глаза. Ему не нравилось то, как горят мочки ушей, не нравился жар, расплывшийся по шее, когда Джисон заправил его отросшую чёлку за ухо и не нравилось, как участилось дыхание, потому что парень всей кожей чувствовал, как поднимается температура тела. Хан уже касался его волос раньше, и это не казалось таким необычным явлением, но почему-то именно сейчас всё было иначе. Минхо мог долго копаться в голове и, возможно, так и не найдя ответ, но странно-смущающее чувство прекратилось также быстро, как и началось, стоило Хану отойти от духа. А затем зашуршал пакет, и Минхо выдохнул, открывая глаза и замечая, как парень достал упаковку свежих пончиков с розовой глазурью сверху — это его, хоть немного, но успокоило. — Более чем уверен, что ты голоден, мотылёк, — подмигнул Джисон, отчего Минхо снова нахмурился, но промолчал, смирившись с прозвищем. — Не стриги их, — не оборачиваясь, произнёс парень, открывая коробочку ароматных пончиков и ставя их на прикроватную тумбочку, — Тебе идёт. Минхо хотелось проклясть собственную реакцию на чуть хрипловатый голос Хана и сменившуюся интонацию на более тихую, словно интимную, заставляющую Ли покраснеть снова и отвести взгляд. Джисон или не обратил внимания, или вошёл в положение, но не стал комментировать резко начавшего кашлять парня, пряча полуулыбку. — Налетай! — указывая на пончики, произнёс он, но тут же осёкся, замечая, как вздрогнул дух. — Извини. — Всё в порядке, — удивлённо замечая, что подобные слова больше не колют в сердце так же сильно как раньше, заявил Ли и откусил добрую половину пончика, понимая, что скучал по ним слишком сильно. — А на счёт волос я ещё подумаю… — Ну уж нет! Они прекрасны, хён, правда! — встрепенулся парень, больше походя на взволнованного зверька, чем убеждающую совесть. — Я даже готов зачитать тебе что-нибудь в честь них… Итак, кхм… Простите, хён, у вас есть парень? Извините, что так прямо спрашиваю, сзади меня братья… — Ну всё, всё, хватит! — приобретая идентичный пончику розовый цвет лица, едва не взмолился о помиловании Минхо, — Ты ужасно читаешь рэп, прошу, больше не начинай. — Йа, йа, йа! Я бы попросил, в какой-нибудь группе я был бы крутым рэпером! — усмехнулся без капли обиды Хан, мысленно радуясь, что ему удалось отвлечь духа от неприятных ассоциаций и вернуть аппетит. И Минхо действительно ощутил это — улыбку, которая едва не наползла на лицо, приятное покалывание в остывающих после смущения скулах и какую-то лёгкую радость где-то в груди. Какое-то время они молчали, пока Джисон не прищурил глаза, перестав играться с заусенцем и не сорвался с места, едва не заставив опешившего Минхо подавиться. — Ты куда? — тормозя парня у выхода, поинтересовался дух, на что Хан только лукаво улыбнулся, подмигнув: — Сейчас приду, — и унёсся в коридор, едва успевая закрыть за собой дверь, помня, как Минхо не любит оставлять её открытой. Недоумённо смотря в сторону, где ещё секунду назад стоял парень, Минхо продолжил поедать пончики, откусывая и от порции Джисона, мысленно подавляя в себе совесть со словами: «сам виноват, не надо было от меня уходить» и покраснел следом из-за пришедших новых: «какая мне вообще разница куда его понесло?!». Фыркнув, дух уселся в ставшую родной коляску, облизывая липкие подушечки пальцев и уголки губ, снова взглянул на ножницы, которые оставил на подоконнике и вздохнул. Щёки обожгло румянцем смущения, когда дух вспомнил мягкое и трепетное прикосновение Хана к его волосам, вспомнил, как тот осторожно заправил их за ухо и приблизил своё лицо, словно не мог насытиться реакцией Ли. Доводилось ли Минхо чувствовать подобное ранее? Нет. До встречи с Джисоном он вообще не думал о подобном, не было времени: сначала была служба, были миссии, посиделки с друзьями после, полёт — о, Небеса — такой долгий полёт, что не хотелось приземляться и пользоваться ногами. Потом у него отняли крыло — Минхо никогда не забудет первое чувство: такое удушающее, сжигающее всё изнутри, забирающее его жизнь, желание бороться и силу, забирающее энергию. Врачи говорили, что он едва не испепелил себя изнутри — так духи отрекались от энергии огня, когда теряли крылья, так они показывали, что внутри они давно мертвы. И лишь мысль о том, что «едва не» — придаёт Ли мотивацию что-то с этим делать. А потом появился Хан-и… Закрыв глаза, дух сжал руки в кулаки, пытаясь унять несущийся в голове поток мыслей и яростно вгрызся в губу, едва не схватив ножницы, чтобы отрезать первый завивающийся на конце локон, как дверь палаты снова распахнулась, а возле коляски оказался запыхавшийся Джисон, который упёрся ладонями о ручки, выравнивая дыхание. — Ну что ж, приступим, — едва выговорил он сквозь нехватку воздуха и под обескураженный взгляд духа собрал его волосы в руки, оставляя на шее тучу бегущих мурашек. — Ликса было трудно найти, но резинок у него вагон, он отдал без возврата, не переживай. — Что… что ты делаешь?.. — опешивший Минхо едва ли мог выдавить слово, выпрямился, ощетинился как прежде, собираясь ледяным тоном прогнать сиделку за вольность, но неожиданно нежный голос его остановил, а массажирующие движения пальцев на коже головы напомнили духу те времена, когда мама укладывала его спать, поглаживая его голову, плечи и расправляя пёрышки, ласково приговаривая о том, какой её сын красивый. — Если они тебе мешают, хён, я помогу, — сквозь его слова слышалась улыбка: как всегда заразительная, в форме сердечка и невозможно притягательная, отчего Минхо соблазнился образом, посмотрев на отражение в окне и гулко сглотнул, наблюдая, как Хан начал заплетать его волосы в небольшой хвостик. — Ты красивый, хён, — прикрывая глаза и наслаждаясь мягкостью прядей, пробормотал парень, а дух замер, ощущая, как сдавило горло. «Мой сынок самый красивый», — шептала мама, а в глазах её плясали блики искренности и любви, тепло которых дарили мальчику прекрасные дни детства… …до того момента, пока по всей лаборатории не раздался оглушительный взрыв, сметая всё живое на своём пути. — Не надо… — вырвалось у Ли быстрее, чем он успел прикусить губу, и рука Хана замерла, словно по команде. — Прости, хён. Я, должно быть, перешёл грань, я- Минхо повернулся в его сторону, хватая за запястье собиравшегося отступить парня и впился в него внимательным взглядом, не оставляя Джисону и шанса сделать хотя бы один шаг назад. Они замерли, рассматривая друг друга словно впервые, и лишь солнечные зайчики плясали где-то рядом с ними, показывая, что мир, в отличие от парней, продолжает своё движение. — Уже уходишь? — сквозь зубы процедил дух, сильнее сжимая покрасневшую кожу под расширившиеся глаза Джисона. — Я бы никогда- Дверь распахнулась так внезапно, что сосредоточенные друг на друге парни вздрогнули, расцепляясь, вернее, Минхо был первым, кто убрал руку и теперь во все глаза смотрел на вошедших, не веря, что всё это происходит наяву. — Хён, Бин, вы… — прошептал он быстрее, чем успел встать, спотыкаясь, крепко держась за подставленную руку Хана, который помог осторожно пересечь коляску и подойти к толпившимся у входа друзьям. — Мы не могли не поздравить тебя, именинник, — как всегда обезоруживающе улыбнулся Чан, пропуская вперёд внешне спокойного Чанбина, но зная друга, Минхо видел, как тот нервничает, плотно сжимая губы и напрягая скулы. — Привет, хён, — непривычно тихо произнёс Со, сжимая в руках корзинку с фруктами и не зная куда деть бегающий взгляд. Он остановился напротив Ли на расстоянии вытянутой руки и не мог больше произнести ни слова. Все возможные мысли и отрепетированные диалоги в голове при встрече испарились — как оказалось, на практике всё это вышло куда сложнее. Чанбин мог соорудить рогатку и из неё же отвлечь врага стуком камня о металлическую дверь базы, мог прицелиться сгустком огня в жужжащие вертолёты и разбить вражеский строй, мог превратить в пепел чужие карты одним взмахом руки, но рассказать о своих чувствах, переживаниях и боли — не мог. Также просто точно нет. — Минхо-хён, я- — Придурок, просто подойди уже сюда, — пытаясь разглядеть хоть что-нибудь сквозь влагу в глазах, разбито произнёс Минхо и сгрёб младшего в объятия, слыша сдавленный всхлип Чана где-то сбоку. Их воссоединение — теперь они наконец-то собрались вместе своей мощной командой и нерушимой силой. Было странно думать, что они могли разлучиться на такой большой промежуток времени без миссии и уж тем более из-за ссоры, но Минхо осознал, как сильно он скучал по своим друзьям. И пусть их встреча произошла здесь — в стенах больницы под искусственным, холодным светом из коридора и запахом хлорки, он был рад, что эта встреча всё же состоялась. — Я не должен был уходить тогда. Чан-хён говорил о твоём состоянии, но… — Нет, хватит, молчи. Развёл сопли в моей палате, ужас. — Кто бы говорил, — шмыгнув носом, широко улыбнулся Чанбин, а затем наконец отошёл, чтобы получше рассмотреть друга, стараясь не касаться взглядом видневшегося из-за спины обрубка. Атмосфера сразу же стала лучше. Казалось, это почувствовало и солнце, которое выглянуло из-за свинцовых туч, освещая белые стены и оставляя мигающие блики. Разглядывая друзей так, будто не видел их год, Минхо и правда ощутил веские изменения в их лицах: они выглядели уставшими, словно сорвались к нему прямо с миссии без отдыха, а выглядывающая из-под больничных халатов форма лишь это подтверждала. Короткие ёжики чуть обросли, а вечно вьющиеся волосы Чана, казалось, посветлели, выгоревшие на солнце. В приоткрытой двери показался силуэт, и в палату вошёл высокий, худой парень, в руке которого был рюкзак, а на шее наушники. Он приветственно кивнул, встречаясь взглядом с резко расцвётшим Чанбином, и дух развернулся к другу вновь, чтобы представить гостя. — Это Хёнджин — механик. Он бывал на нескольких наших миссиях, может помнишь, — смущённо потерев затылок, объяснил Со, пихая локтём усмехнувшегося Чана. — Не помню, — честно ответил Минхо, представляясь, но не протягивая руку. — Ли Минхо. — Хван Хёнджин, взаимно, — дружелюбно улыбнулся парень, но затем застыл, будто увидел страшного призрака прошлого, шумно сглотнул, обращаясь к человеку, стоящему позади Ли. — Вы тоже здесь… — Мы знакомы? — и если бы Минхо не знал, что позади него всё это время стоял молчавший Хан, он бы вздрогнул от пробравшей кожу ледяной волны. Дух развернулся, забывая о том, что хотел представить ребятам Джисона и понял, что совершил ошибку, потому что вечно позитивный, улыбающийся и светившийся паренёк никак не вязался с нынешним образом остекленевших глаз, побледневших губ и нахмуренных бровей. Джисон смотрел прямо перед собой, казалось, на Хёнджина, но будто бы сквозь него. В его взгляде не отражалось ничего; подобно дну колодца, глаза потемнели, а радужка смешалась со зрачком. — Вы знакомы? — решился спросить снова Минхо, и от звука его голоса Джисон отмер, переставая излучать ауру холода, взглянул на взволнованного духа и выдавил улыбку, покачав головой. — Впервые его вижу, так ведь? — Да… — взгляд Хёнджина забегал, что не укрылось от внимательного Ли. — Должно быть, я обознался, извините. — Ничего, всякое бывает, — дежурная улыбка всё ещё покоилась на его лице, но когда Хан снова обернулся к Минхо, она стала теплее и живее, как раньше. — Хочешь что-нибудь выпить? Твои друзья проделали долгий путь сюда, может чаю? — на этот раз он обращался уже к остальным, и Чан с улыбкой ответил за всех согласием. — Чудесно, — и Джисон вышел, с шорохом прикрывая дверь, оставляя в палате гулкую тишину, которую тут же нарушил ничего не понимающий Чанбин. — Ты точно не- — Я его не знаю! — слишком резко ответил Хёнджин, отчего Со дёрнулся, будто хотел последовать за Ханом и выпытать объяснение у него, но положивший на напряжённое плечо руку Чан лишь покачал головой, намекая на опрометчивый поступок. — Мне нужно отойти, — прохрипел Хван и вышел из палаты, снова оставляя в её стенах звенящую тишину.***
Ближе к вечеру к обсуждающей всё на свете компании присоединился Феликс. Изначально он пришёл, чтобы дать Минхо лекарство, но был остановлен заинтересовавшимся его акцентом Чаном, и парни быстро нашли общий язык, открыв для себя, что оба когда-то жили заграницей. Обсуждать медицину Ли-младший любил всегда, а получать за это отдачу тем более, поэтому не стеснялся в сложных терминах, сидя вне себя от радости из-за мысли, что хотя бы Чан его понимает. Пока ребята весело проводили время, Минхо едва ли мог отвести взгляд от Джисона, проворачивая в голове произошедшее несколько часов назад. За всё знакомство, дух ещё никогда не видел такого отчуждённого взгляда парня и даже представить не мог, что тот умеет его воспроизводить. Порой переводя взгляд на Хёнджина, который, кажется, позабыл о недавнем, Ли всё больше и больше заблуждался, осознавая, что только ему одному это было всё ещё интересно. — Ва-а… А я ведь сначала подумал, что ты мутный тип! — усмехнулся Чанбин, хлопнув Джисона по плечу, на что тот улыбнулся в ответ с искринкой заинтересованности в глазах. — Чанбин-щи, ты говорил, что тоже пишешь музыку? — Ох, зови меня просто Бин, здесь все свои, — а затем сам схватил руку парня и пожал её, будто бы они только что познакомились. — Верно, поделишься как-нибудь мыслями? — Обязательно. У нас много общего. И несмотря на вежливые разговоры, Со был таким же внимательным и чутким, если видел какие-то изменения в компании. Конечно он не мог спросить об этом прямо, поэтому начал издалека, задав Хану весьма предсказуемый вопрос: — Так значит, ты из Столицы? — Верно, учился там в академии и потом переехал, как вышел на службу, но родом я из Пригорода. — Вот как… — задумчиво протянул Чанбин, а затем приобнял охнувшего Хёнджина, придвигая к себе ближе. — А этот парень тоже учился в академии, вы точно раньше не пересекались? — Хёнджин-щи наверняка учился на другом курсе, — на лице Джисона снова появилась та незнакомая, дежурная улыбка, и внимательно наблюдавший за этим Минхо прищурился. — Это так, — кивнув, подтвердил Хван, заметно смущаясь от того, что лицо Чанбина было слишком близко. Однако между ними продолжало присутствовать заметное напряжение. Минхо не был дураком и мог это понять, видя изначальную реакцию Джисона на Хёнджина и складывая после этого определённые мысли. Они явно виделись, более того, их объединяло что-то травмирующее, раз закрытость Хана не позволяла пробить эту оболочку, а чувство вины во взгляде Хвана только добавляло масло в огонь. Чуткий Феликс на мгновение оторвался от беседы с Баном и улыбнулся, предлагая ребятам ещё чая, а затем на его лице расплылась та самая улыбка, по которой стало понятно: сейчас он может спросить что угодно. — Вы двое… вы ведь встречаетесь, да? — смотря на всё ещё сидевших рядом Чанбина и Хёнджина, с хитринкой спросил парень, и те тут же смущённо отпрянули друг от друга, заметно краснея. — Бред. — Чушь. Высказались оба под смех Ли-младшего и тяжкий вздох Чана, который давно уже всё раскусил. И эта тема, обсудить которую Феликсу хотелось ещё сильнее, унесла былую тяжесть в атмосфере и отвлекла присутствующих от странных мыслей. Джисон улыбался вместе с остальными, делясь наблюдениями и жестами Чанбина и Хёнджина, подыгрывая Феликсу, смущая парней лишь сильнее, а Чан прошептал что-то про несчастных сводников, не присоединяясь к теме, но при этом внимательно слушая все аргументы парней, которые продолжали рьяно отрицать собственные знаки внимания. — Да ладно вам, это не стрёмно, — благосклонно махнул рукой Феликс под смех Хана, который увернулся от летящей в него подушки. Веселье прервал короткий стук в дверь, а затем из появившегося проёма показалась медсестра, которая извинилась за вторжение. — Сестра Кан, что-то случилось? — тут же убирая улыбку и натянув на лицо профессионализм, спросил Феликс, но женщина лишь покачала головой, с кроткой улыбкой отступая, являя взорам парней опирающегося о трость Сон Роя. — Господин Сон! — вскочил на ноги Джисон, помогая старику добраться до стула и осторожно усаживая его, поклонился медсестре в благодарности. — Спасибо, сестра Кан, что помогли ему добраться. — Я рада, что у него появились друзья, — почти что одними губами прошептала женщина и подмигнула, закрывая за собой дверь. — А вы… — начал Чан, внезапно почувствовав неловкость, стараясь не смотреть на единственное уцелевшее крыло. — Меня зовут Сон Рой, ребятки, хотя, думаю, вас можно называть товарищами по одному делу, — намекая на форму, рассмеялся мужчина, поставив трость перед собой и уперев на неё ладони, слегка подаваясь вперёд. — Как там дела во внешнем мире? Есть прогресс? — и он не стал произносить страшное слово «война», за что парни были ему благодарны. — Мы стараемся изо всех сил! — уклончиво ответил Чан, но так уверенно, что старик улыбнулся, отчего морщины на его лице расплылись, а глаза будто бы стали яснее. — Отрадно слышать. Они разговорились. Сон Рой рассказал множество историй из жизни на службе, о приключениях сослуживцев и гражданских, которых встречал на своём пути. Заметивший татуировку Чанбин не устал расспрашивать о секретных заданиях, отчего господин Сон смеялся, добавляя о любопытном юноше ещё много сравнений, но заявил, что с его физической подготовкой, комплектность которой старик успел оценить, когда Со снял куртку, он бы отлично справился со всеми. Переводя блеклый взгляд на Хёнджина, он рассказал пару историй из среды механиков, с усмешкой добавляя, что если бы парень пустил волосы, то был бы похож на одного знакомого из прошлого. Потом взглянул на широко улыбающегося Феликса и поделился, что знал медбрата с такой же фамилией и таким же глубоким, низким голосом, в шутку спросив, не родственники ли они. — Была одна миссия, которую именовали «Тэруко» как одну из древних принцесс и поговаривали, что именно это имя даровало победу, — улыбнулся Сон Рой, качая головой. — Но мало кто знает, что победили мы тогда благодаря Ким Сухёну и его невероятным навыкам в переводе. Да… он был разведчиком, славный малый. — Что с ним стало? — затаив дыхание, спросил Феликс. Сон Рой вздохнул, а затем прикрыл глаза и покачал головой, пока голос его был наполнен сожалением. — Предали, и вражеские духи сожгли его заживо. Быть разведчиком всегда сложно, не так ли? — открыв глаза, старик, точно внимательная ворона, впился взглядом в стоявшего возле окна Джисона и снова покачал головой от того, как быстро тот отвёл глаза, стараясь не встречаться ими с Сон Роем. Когда время посещения подходило к концу, Феликс сбегал за вечерней порцией таблеток, пока друзья прощались с Минхо, уходить от которого совсем не хотелось. — Отлично посидели, — грустно улыбнулся Чанбин, вовремя прикусив язык, чтобы не продолжить «как раньше», не желая делить жизнь друга на «до» и «после» — с крылом или без он всё ещё был Минхо, и это не изменит ничто, не как раньше, а как сейчас — они посидели как сейчас. — Да, жалко только, что особо подарков не приготовили, — почесав затылок, хмуро ответил Чан, на что Минхо закатил глаза. — Вы пришли, этого достаточно. — Что-что? Я слышу что-то сентиментальное от этого хёна? — в шутку спросил Со, на что Чан со смехом пихнул его локтём, а затем они пожали Ли руку на прощание, пообещав, что придут снова так скоро, как только смогут. — Береги его там, Хан-и, — игриво пропел Чанбин, ощущая, как Хёнджин схватил его за край куртки и уже вёл на выход, отмахиваясь, отсалютовал парню, который на это пообещал беречь его друга всеми силами. — Какой он тебе Хан-и, — пробурчал Минхо, напоследок махнув друзьям рукой и развернулся к окну, чтобы Джисон не заметил его нахмуренных бровей. «Только я могу так его называть». Сон Рой ушёл раньше, пожаловавшись на больную спину, поэтому его проводила медсестра. Когда Джисон отошёл, чтобы показать парням как не заплутать по запутанным коридорам, пришёл Феликс, напоив Минхо лекарством. С сожалением отметив, что так и не успел как следует попрощаться, он ломанулся следом за Ханом, поэтому, оставшись один, Ли сел на коляску, впервые жалея, что окно его палаты повёрнуто на задний двор и лес. Должно быть, сейчас ребята прощаются как старые друзья — дух с удивлением понял, как быстро они влились в компанию, но не ощутил ничего отрицательного, напротив, люди, которые не вызывают у него негативных эмоций, подружились — разве это не замечательно? Закат поблёскивал жёлтым, прячась за рамой, деля лицо Минхо на тёмное и светлое, пока его глаза светились счастьем, которое он, казалось, давно позабыл. Сегодняшний день и правда стал для него отличным подарком на день рождения, а с приходом и разговором с Чанбином дух набрался смелости, чтобы двигаться дальше. Он уже решил это — не без помощи Хана, — но решил лечиться, восстанавливаться и бороться, однако окончательное облегчение наступило после воссоединения друзей и осознания, что они не злятся и не считают его обузой. Есть ли шанс его восстановления? Ещё месяц назад Минхо не смог бы ответить на этот вопрос, но сейчас… — Снова грустишь, мотылёк? — Минхо вздрогнул, так как Джисон оказался возле него без звуков, напугав своим голосом, но тут дух отвлёкся на мысль о том, что в присутствии парней он мотыльком его не звал — неужели стеснялся или боялся ставить Минхо в неловкое положение? — Не грущу, — только и ответил парень, разворачиваясь лицом к сиделке. — Тогда что с осанкой? — в шутку спросил парень, и Минхо автоматически выпрямился, под уже нескрываемый смех Хана — показательно нахмурился. — Кем ты был в отряде, когда служил? — смех парня резко оборвался, и он посмотрел на Ли удивлённо, пока вопрос застал его врасплох. — Что?.. — Тогда ты не ответил, но сегодня… Господин Сон глаз с тебя не сводил, когда рассказывал о разведчике. Совпадение, или он что-то знает? — Вау, хён, не пробовал податься в детективы? — но замечая серьёзный взгляд Минхо, Джисон понял, что отшутиться больше не получится, потому что дух явно не отстанет и будет выпытывать обо всём каждый день. — О, Небеса, отчего ты такой любопытный, мотылёк? — Потому что обо мне ты знаешь практически всё, даже с друзьями моими познакомился! А я о тебе… едва ли. Даже не знал, что ты родом из Пригорода! — Но ты даже не спрашивал… — А ты и не пытался говорить. Любишь музыку, даже пишешь её, живёшь в Столице из-за службы, но сейчас почему-то в отставке, помогаешь мне, хотя это даже не работа — тебе за это не платят! Ты вообще человек? Джисон вздрогнул, опуская взгляд, а затем возобновил свою старую привычку сдирать заусенцы, отчего пальцы покрывались бисеринками крови, скапливаясь под пластиной ногтей. — Ты был прав, когда предположил, что я связан с разведывательным корпусом, — тихо произнёс Джисон, смотря куда угодно, но не на духа, — Состоял на службе три года назад, потом пришлось залечь на дно, поэтому я перевёлся в местную больницу в качестве помощника, но из-за некоторых трудностей ушёл и оттуда. — Разве разведчиков не держат в местах, полных секретности? — «Хочешь что-то спрятать — положи на видное место», — явно цитируя кого-то, невесело усмехнулся Хан, а затем помог Минхо присесть на кровать из-за слабости, которая накатывала на духа по вечерам. — Я не ходил на миссии секретной важности, поэтому проку от меня никакого, просто был на побегушках в корпусе. Поверь мне, тут я куда нужнее, чем в «секретных местах». — А как тут оказался? И вообще, разве в разведку не берут только хорошо обученных духов? — Не всегда, — покачал головой парень, собирая кружки, чтобы позже отнести их на больничную кухню. — Я отлично владею языком Второй Империи и ознакомлен с их традициями, поэтому мог помогать в чём-то. — Серьёзно? Как у тебя получилось в таком юном возрасте… — но вновь начавшие лезть в голову мысли прервал Хан, ошарашив Минхо следующим: — Мой отец родом из Второй Империи, — подошёл к двери, словно намеревался уйти до того, как посыплются новые вопросы, но замер, сжимая в пальцах ручки кружек, едва не отламывая хрупкое стекло, — Был. — окончательно добавил он и скрылся в коридоре, оставляя Ли ошарашенно хлопать глазами в пустоту. И впервые Минхо захотелось продолжить разговор, пробраться к истине от первоисточника и получить ответы на многие свои вопросы. Подивившись своему любопытству, дух осознал, как стал меняться из-за Джисона, стал любопытствовать, пока в прошлом не лез с расспросами кому-то в душу, стал интересоваться кем-то кроме друзей и искренне надеяться, что с этим человеком ничего не случится. Он переживал, сочувствовал, ставил себя на чужое место и содрогался от мысли, что не он один что-то потерял. Что не у одного него было больное прошлое и шрамы в настоящем, и не он один не хочет говорить об этом. Стало стыдно, что захотелось вот так просто залезть под кожу, согреться, впитать в себя этого человека без остатка, чтобы открылся только ему, чтобы на привычное «Хан-и» отзывался только на него и чтобы смотрел своими невероятными, округлыми как у зверька глазами только на него. И Минхо это испугало, до невозможности испугало, но не оттолкнуло как раньше, потому что шаг за шагом он начал узнавать природу этих желаний, переходя в пугающее, но одновременно такое трепетное слово «чувства». Хан Джисон настоящий волшебник — подумалось Минхо, когда он уже засыпал под звуки полюбившейся песни, — волшебник, но с тяжёлым грузом на душе.***
— Собака. — Мех. — Дом. — Комфорт. — Цветок. — М-м-м… запах? Время близилось к полудню, но на улице стояла такая темень, будто небо решило-таки обрушиться на землю. Тяжёлые тучи угрожающе нависали над больницей, а мощные капли дождя барабанили по стеклу, словно желали разнести его на осколки. Под такую атмосферу и резко опустившуюся температуру на улице хотелось только зарыться с головой под плед и обнять горячую кружку с чаем, затыкая уши музыкой и собственной подпевкой. Но как раз вовремя пришёл Джисон, спасая духа от желания начать петь в голос, лишь бы не слышать гулкий грохот грозы за окном и не вздрагивать каждый раз при хлёстком ударе молнии. Парни сидели на кровати и играли в ассоциации, по очереди называя слова и то, что приходит в голову первым после услышанного. Так Минхо нашёл удивительным, что после слова «любовь» у Джисона первым вырвался «вулкан», а сам Хан едва не рассмеялся после произнесённого «животное», когда Ли без раздумий ответил «котики». — Друзья. — Пиво. — Серьёзно? — прыснул Хан, хватаясь за живот. — Нормальная ассоциация, — пробурчал Минхо, вспоминая, как он с ребятами выпивал по баночке на крыше, рассматривая звёзды, пока Чан делился своим желанием после тяжёлой миссии пойти с кем-нибудь на встречу, а Чанбин бурчал, что тот никогда не соглашается взять его в клуб для двойного свидания. С момента прихода друзей прошла почти что неделя, а Минхо уже скучал. Но несмотря на это, посиделки с Ханом отвлекали, разговоры с ним бодрили, а игра в прятки от персонала по ночам, когда он тайком пробирался к комнате парня интриговала. Джисон всё же купил ещё два цвета гирлянд, добавляя к фиолетовому зелёный и синий, и комната засияла сильнее, пока парни теснились на узенькой кроватке и говорили обо всём и ни о чём одновременно. — Ладно, был не прав, хорошая ассоциация, — отсмеявшись, поднял руки Хан ладонями вперёд, словно сдаваясь, а затем продолжил: — Секс. — Страсть, — сразу же ответил дух, отводя взгляд. — Думал смутить меня? Не вышло, — всё ещё не поворачиваясь, пробубнил куда-то вниз Ли под смешок Джисона, а затем у него вырвалось первое попавшееся: — Белладонна. — Страх, — уже менее весело ответил парень, и настала уже его очередь опускать глаза. — Боишься её? — спросил очевидное дух, на что Хан едва заметно кивнул. Белладонной называли известную во Второй Империи лабораторию, которую спонсировали власти в качестве многих тёмных дел, происходящих в ней. Из неё практически никто не возвращался, а посланные разведчики, которым удалось выжить, рассказывали о всех ужасах, что творились за высокими, железными воротами, ведущими в это адское место. Ходили слухи, что там ставят эксперименты над духами, делая их сильнее путём страшных пыток и превращая их в настоящих демоном, несущих на своих крыльях хаос. Лабораторией пугали детей и взрослых, а незнающие просто вздрагивали от произнесённого слова мёртвой интонацией смирения. Поэтому неудивительно, что Хан её боится, Минхо был с ним солидарен. — Что ж… моя очередь, да? — по лицу было видно, что это заметно тряхнуло парня, но он смело решил вернуться к игре, словно стараясь забыть о существовании этого места. — Кактус… Рот Минхо открылся вровень с хлопнувшей о стену дверью — до такой степени её отворили, что она едва не слетела с петель. Вскочивший Джисон был мгновенно отпихнут разъярённым мужчиной, а едва не упавший на спину Минхо расширил глаза в узнавании своего генерала на службе — того самого, который делил с ними одно помещение, ел из одной кастрюли и раздавал дельные советы с понимающей улыбкой и кивком знающего старшего. Схватив ворот больничной рубашки Ли так сильно, щипая кожу и сгребая ткань до треска, он хорошенько встряхнул духа, ядовито выплеснув в лицо: — Из-за таких как ты страдают целые войска! «Я не понимаю…» — хотелось произнести парню, но всё, на что он был способен из-за шока — это открывать и закрывать рот, подобно выброшенной на берег задыхающейся рыбе. — Из-за того, что однажды дал слабину, ослушался приказа, отлёживаешься здесь, пока твои товарищи погибают один за другим! «Что?..» — У меня было три сильных Летуна! Три! А теперь ни одного! — Господин, пожалуйста, успокойтесь, — где-то, словно под водой, послышался голос Джисона, но его, кажется, снова отпихнули, наверняка больно ударив локтём в грудь, но Минхо не мог ничего сделать, парализованный, только и смотрел в горящие глаза генерала, от которого несло бушующей яростью и непростительной горечью. Мужчина словно не нашёл в себе сил расцепить руки даже тогда, когда прибежали врачи, чтобы оторвать его от задыхающегося Минхо, который не видел теперь уже ничего, кроме белой пелены. Его рот широко открылся, но воздух не поступал, игнорируя лёгкие и оставаясь у преграды в виде вспухшего языка. В желудке всё перевернулось, а в голове набатом колотила лишь одна фраза: «Было три… теперь никого, было три… теперь никого, было три… теперь никого». В ушах зашумело от грохотавшего по рёбрам сердца, которое было готово выпрыгнуть через раскрытый рот. Что-то звонкое, с каждой секундой хрипящее, ударило по затылку, и Минхо не сразу понял, что закричал от сильной боли где-то внутри, пока изо рта не повалил дым, окружая дыхательные пути прорвавшейся уничтожающей всё вокруг огненной энергией. Должно быть, его глаза засверкали настоящем огнём, раз генерал наконец отцепился от него, ошарашенно отпрянув и прижимая к себе наверняка обожжённые пальцы. Тело духа затряслось как одержимое, перед глазами заплясали улыбающиеся лица друзей, а затем полился град крови — взор заволокло уже алой дымкой, смешавшейся с огнём, который мог заставить кожу лопнуть во всех местах, а глаза вытечь от высокой температуры, если бы огонь принадлежал кому-то другому. «Они все мертвы… мертвы… нет, нет, нет!» — колотилось в раскалённой голове барабанной дробью, а затылок обожгло от мыслей так, что послышался треск, и на пол упали кусочки расплавленной резинки. Его волосы встали дыбом, а одежда воспламенилась. Бинт на обрубке вспыхнул сразу, оголяя красную плоть, а из не до конца затянувшейся раны потекла кровь, окропляя спину алыми подтёками. Сквозь собственные страшные мысли он слышал голос врача, кричащий о «противодухе», понимая, что если они использует его на парне в такой момент, то он испепелит себя. Больше не сможет воззвать к энергии. Больше не будет числиться духом. «А нужно ли мне это? Зачем мне теперь бороться, когда они мертвы? Нужно было изначально утонуть ещё там… нет. Нужно было просто забыть о службе и никогда не поступать и не подставлять друзей своей слабостью…» Спину будто ударяли гирями, перед глазами плясали окровавленные лица друзей, а исцарапанная в кровь кожа ощущалась раскалёнными ожогами. Кто-то снова крикнул о «противодухе», пока умоляющий о чём-то Джисон пытался прорваться через сплетающиеся руки врачей, до боли сжимая их кожу, чтобы пустили. — Н-нельзя использовать «противодух», это его убьёт! — Или он убьёт нас! — взревел врач, отмахиваясь от парня, — Ну где он, блять, где?! — истеря, вопрошал мужчина, пока в палату не вбежал Феликс, резко навалившись на державших Джисона людей, отчего тот наконец вырвался, под их громкое «он сожжёт тебя!», не обращая на это внимание. Едва не поскользнувшись на плитке, парень подлетел к пылающему духу, а затем в один миг накрыл его горящее тело своим. Врачи замерли, не веря своим глазам, а Феликс прикрыл рот ладонью из-за вскрика, не ожидая такой смелости от Хана. Совсем уже ничего не ожидая. Джисон не закричал, не взвыл от горячей боли, атаковавшей его кожу, словно обнял не огненный шторм, а накрыл Минхо пледом как обычно. Под пальцами чувствовалась оголённая кожа, одежда превратилась в пепел, а сквозь закрытые веки он видел свет. Щёку обожгло словно плетью, когда он провёл ей по виску духа, а затем бледными от боли губами начал шептать все возможные успокаивающие слова, порой переплетая их с фразами из песни или рандомными стихами, чтобы отвлечь и Минхо, и себя от невыносимой боли. Он чувствовал, как кожа на ладонях вздулась — контактирующие с воспламенёнными духами люди описывали прикосновение к ним как к раскалённой сковороде, но Джисону было на это плевать, он будто приклеился к Ли, не найдя в себе сил отступить. Дробь голосов и красная пелена вуалью соскользнули вниз, позволяя Минхо на мгновение чётко увидеть закрывшего глаза Хана, а затем, как в замедленной съёмке, он смотрел, как парень плавно сполз на колени, не разжимая рук. В голове прояснилось на это мгновение, дух боялся поймать его в свои руки и навредить ещё больше, но тут кто-то добрался до него белой молнией, а затем Ли почувствовал, как ему в руку вкатили иглу. И мгновенно, едва ли успев прошептать что-то, он с шорохом осел на пол, пока его крыло всё ещё импульсивно билось о стоящую рядом тумбочку. А затем темнота, темнота, темнота.***
В марте Столица всегда выглядела свежей, а вокруг пахло мокрой травой, тянущей из-под земли свои стебельки к солнцу. Однако вечером всё сменялось на бесконечный поток шума с разных улиц, словно люди оживали лишь к темени, а разноцветные огни кружили голову. Минхо шёл к мосту, то и дело задирая голову в попытке рассмотреть звёзды и с тяжким вздохом опускал взгляд, понимая, что столичные огни никогда не позволят ему разглядеть желаемое. Прохладные потоки ветра ворошили завивающиеся на концах от влажности волосы, задевая покрасневшие пальцы, которые дух грел о стаканчик с чаем, купленным в местной пекарне, пока была возможность прогуляться по незнакомым улочкам, чтобы в случае чего взмыть вверх, если он потеряется. После завершения всех дел Чан куда-то умотал, ссылаясь на личную встречу, а Чанбин остался в корпусе разминать пёрышки и наверняка хвастаться о своих новых выученных манёврах. Минхо же не сиделось на месте, ему внезапно захотелось вновь ощутить на себе смесь свежести парка и смога города, окружавших со всех сторон и огромной влаги, оседающей на куртке и крыльях. Ступая по гравию, Ли думал о степях, по которым невероятно скучал, понимая, что увидит их ещё не скоро — не ощутит на себе порывы мощного ветра, не взлетит за облака, любуясь зелёным простором и синевой гор вдалеке. Чай в стаканчике остывал, но парень не спешил его пить, останавливаясь возле начала моста, понимая, что дальше идёт проезжая часть и путь пешеходам закрыт, и он бы тут же развернулся, чтобы найти обход, но замер как вкопанный, прищуривая глаза и сразу же впиваясь обеспокоенным взглядом в прохожего, который вцепился в ограждение, словно собирался перелезть. Это было опасно — подумалось Минхо, и он без труда подбежал к человеку, с головы до ног одетого в чёрное, даже маска на лице, скрывающая его эмоции и кепка, закрывающая большую часть глаз. — Извините, вам не холодно? — вырвалось у Минхо первое попавшееся, потому что он не знал как ещё можно отвлечь незнакомца, пока он осторожно подбирался к нему, напрягая крылья в случае, если тот всё же сиганёт за решётку. Парень в чёрном вздрогнул, и Минхо воспользовался ситуацией, чтобы коснуться его плеча и едва не отлетел как можно дальше от тяжёлого траура, который он ощутил сквозь ауру этого человека, душа которого была покрыта чёрной, вязкой оболочкой, темнее даже, чем его одежда, темнее даже, чем грозовая ночь. — В-вы и правда, должно быть, замёрзли, — стараясь взять себя в руки, дух протянул парню стаканчик, из которого ещё шёл согревающий пар, пока незнакомец таращился на протянутую руку, не найдя в себе силы пошевелиться. — Давайте я отведу вас куда-нибудь погреться? — уже без страха подойдя ближе, Минхо вручил стаканчик пребывавшему в прострации парню и улыбнулся, пусть нервно и нерешительно, но с искренним желанием подбодрить человека, аура которого кричала о помощи. — Меня зовут Ли Минхо, — подходя к лестнице, чтобы обойти наконец мост, представился дух, замечая дрожь в бледных руках, державших стаканчик. — Питер… меня зовут Питер, — тихо и хрипло ответил парень в лёгкой для такой погоды толстовке и больше не проронил ни слова.***
Отходить от успокоительных он ненавидел больше всего. И понял парень это, когда за свою больничную жизнь пережил несколько удушающих срывов, имея горький опыт с этими препаратами. Перед глазами всё ещё плясали неприятные, яркие огоньки, словно дух несколько часов смотрел на солнце, не отводя взгляд, а когда он попытался подняться, то прошипел от боли, кольнувшей висок. От долгого лежания затекла щека и ныла грудь под тяжестью неправильного положения крыла, которое наверняка спихнули как попало, пока он был без сознания. Чьи-то руки тут же помогли ему поменять положение, осторожно поправляя подушку, и Минхо наконец разлепил глаза окончательно, замечая взволнованное и какое-то посеревшее лицо Феликса. Должно быть, парень впервые видит срыв духа и явно был не готов к последствиям увиденного, что так сильно напугали юного медбрата. Но несмотря на все переживания и отразившийся страх в глазах Ли-младшего, Минхо подорвался, как только кольнувшие сердце воспоминания восстановились. Вновь пойманный руками Феликса, ослабевший Минхо был уложен обратно и всё, что мог себе позволить дух в этой ситуации — хрипло выдохнуть первое, что пришло ему в голову при пробуждении: — Где Хан-и? — Ва-а, вы и правда нечто, — смотря на духа, словно на сумасшедшего, невесело протянул Феликс, — Один лезет обнимать огонь, рискуя жизнью, другой, просыпаясь, не просит воды или ещё чего-нибудь, а сразу думает о первом, ненормальные, — ругаясь скорее из-за сильного переживания, нахмурился медбрат, качая головой, — Психи! — добавил он, едва не вскочив со стула, отчего у Минхо появилось ещё больше вопросов. — Он в порядке?.. — надеясь на положительный ответ, просипел дух, ощущая, как сдавливает горло. — Жить будет, — поёрзав немного на стуле, всё же ответил Ли, опуская глаза. — Во всяком случае ему гораздо лучше, чем Чан-хёну и Бин-хёну, — и тут же поднял взгляд, опасаясь реакции духа на эти слова. — Что?.. Они живы? Но генерал сказал… — Твой генерал тот ещё мудак, — разозлившись сильнее, закатил глаза Феликс, наливая из графина воду в кружку Ли. — Работники на ресепшене поступили безответственно, пропуская его в палату, зная, что там находится нестабильный пациент! Как хорошо, что рядом был Джисон-и, иначе… иначе… — помогая Минхо немного отпить, Феликс ощутил, как его глаза снова увлажнились, а картинки вчерашнего вновь атаковали вспухшее от усталости сознание, ведь медбрат не спал после этого почти что сутки. — Почему… почему генерал так сказал?.. — «может быть, он был прав» — не осмелился добавить парень, ощущая новую подкатившую к горлу волну горечи. — Он и правда потерял трёх хороших Летунов, но на время! — тут же добавил Феликс, заметив взгляд старшего. Он поморщился, вспоминая слова доктора о возможном ухудшении состояния Минхо после такого триггера и не желал, чтобы его прогнозы сбылись, но видя белое как полотно лицо старшего, его синие губы и потухший, усталый взгляд, он уже не мог быть в чём-то уверен. Перед глазами стоял образ горящего духа, пепел от одежды под его ногами и разбившее стекло окна крыло, которое своими острыми перьями превратило палату в настоящее решето, отчего было принято решение перевести парня в другую. Он помнил закрытые глаза Джисона, его красную от ожогов кожу и дрожащего медбрата, который унёс его в другую палату, чтобы обработать раны. А ещё помнил, как Хан молил ни в коем случае не использовать «противодух», едва не разрывая рукава халатов врачей, пытаясь прорваться к Минхо. И в тот момент эти двое так тянулись друг к другу, что Феликс невольно вздрогнул, впервые видя такую сильную связь. В трудной ситуации они словно создали вакуум, заставив охнувших врачей отступить в неверии, ведь на их практике не часто встречались духи, которые в порыве ярости, выплёскивая энергию, смогли остановиться и позволить себя успокоить без «противодуха» или испепеления. — Феликс, — прервал размышления парня тихий голос Минхо, наполненный грустью, и блондин вздрогнул, вопросительно взглянув на старшего. — Что там произошло? Почему генерал приходил? — Дело в том… — Ли начал играться со своими пальцами, царапая кутикулу и кусая губы, словно не знал — можно ли рассказывать это духу и не заставят ли слова снова его воспламениться, потому что это было по-настоящему пугающее зрелище. — Хёны были на миссии, кажется, что-то связанное с грузами на мосту, я не знаю подробностей, да и по новостям такое не скажут… Но во время работы что-то пошло не так, мост обрушился, едва не погребая обломками Чан-хёна и Бин-хёна, которым чудом удалось уцелеть. По слухам позже на месте нашли обломки взрывчатки врага, и есть большая вероятность, что это была осада. — Где они сейчас? — чувствуя, как подрагивают пальцы от гнева, спросил Минхо. — В больнице. Чан-хён уже очнулся, хоть к нему и не пускают из-за самочувствия, а Бин-хён всё ещё находится в реанимации. Говорят, травмы были серьёзные, и мне хватило одного телефонного разговора с Хёнджином, чтобы всё понять… — а затем Феликс затих, понимая, что и так много рассказал. Всё ещё находясь под действием препаратов, Минхо действительно практически не мог самостоятельно двигаться, однако это не значит, что он не сгорает в агонии изнутри. Частично Феликс слышал проклятия генерала, сотрясаясь от гнева и несправедливости из-за слов, которые бы любого вывели на эмоции, и парень искренне не понимал, отчего тот потратил силы и время, чтобы приехать и обвинить во всём Минхо. Но он знал точно, что мужчина был не в себе и что у него будут огромные неприятности — это уже пообещал спокойным тоном Хан, и отчего-то у Феликса по спине побежали мурашки. Какое-то время они сидели в тишине, Феликс ждал, что Минхо что-нибудь попросит, хоть и знал, что есть или пить он откажется, но быть рядом и не оставлять его одного в таком состоянии было правильно. Ли знал, что Джисон просидел возле Минхо всю ночь, заходил пару раз в палату, чтобы предложить парню соседнюю с кроватью, но тот категорически отказался отдыхать, уверяя, что он в порядке. Под усталую улыбку он гнал Феликса спать, но медбрат так и не сомкнул глаз, злясь на ситуацию, боясь за друзей и сочувствуя Минхо. Когда дверь едва слышно приоткрылась, Феликс почувствовал порыв ветра, замечая, как Минхо тут же повернул голову, насколько ему позволяло положение и, казалось, облегчённо выдохнул, когда в проёме показался Джисон. — Как ты? — с порога спросил он, быстрым шагом подходя к кровати и радуясь, что дух наконец-то очнулся. Когда Минхо не ответил, он замер статуей, наполненной горечью, ощущая, как в глаза наплыла мутная пелена, мешая обзору разглядеть что-либо перед собой. Переживая, Хан схватил его за руку, согревая своим теплом, и Минхо не сразу понял, как сам мёртвой хваткой вцепился в него, не отпуская, даже если бы тот начал вырываться. Но Джисон и не планировал, упав на колени перед кроватью и загнанно смотря ему в глаза, будто боялся там снова увидеть те холод и отчуждение, которые встретили его при первом пересечении. Будто сканируя друг друга насквозь, глубоко пробираясь под кожу и касаясь нежных струн души, они замерли, впитывая в себя образ, отражавшийся в их глазах: напуганный, согревающий, волнующий и дикий, напряжённый, кошачий. Увлёкшись, они даже не услышали неловко пробормотавшего Феликса «оставлю вас», который успел несколько раз отвести взгляд, смущённый такой картиной и, почёсывая шею, скрылся за дверью. — Что я с тобой сделал… — наконец прошептал в воцарившейся тишине Минхо, крепче сжимая ладони Хана, ощущая, как тот вздрогнул от внутреннего возмущения. — Это не твоя вина, — покачал головой парень, приблизившись, и Минхо с ужасом смотрел на марлю, закрывающую большую часть его щеки, на покрасневший нос и потрескавшиеся губы, и чувствовал волдыри на его пальцах и ладонях, налитые жидкостью и наверняка болючие. — Хан-и… — будто взмолился Ли, поднимая дрожащую руку, но замер, так и не прикоснувшись к здоровому участку кожи на щеке, чувствуя, как завибрировали подушечки пальцев от желания потрогать. — Моя вина… твои раны, они… — Тш-ш, — наклоняя голову и встречая щекой руку духа, Джисон закрыл глаза от ощущения мягкого прикосновения, едва не задрожав от того, насколько долгожданным оно было, — Это не твоя вина, слышишь? Не твоя, перестань, мотылёк. — Нет, нет, нет, я не хочу, чтобы тебе было боль… Джисон поднял голову, расцепляя их руки, а затем вплёл пальцы в отросшие волосы Минхо и притянул его к себе, впиваясь в губы самым тёплым и самым желанным прикосновением трепета. Охнувший от этого дух дёрнулся, схватившись свободной рукой за плечо Хана, пока другой продолжал держать его щёку, автоматически проведя большим пальцем по линии челюсти, а затем прикрыл глаза, поддаваясь. Вкус губ пленил его под бешеные удары сердца, когда он слегка наклонил голову набок, позволяя Джисону углубить поцелуй под лёгкие, но смущающие звуки. Их губы заскользили навстречу друг другу так легко, будто изначально были созданы для этого, сложившись, словно фрагменты пазла. Внутри всё трепетало от чувств, вырвавшихся на свободу, подобно освободившемуся из сетей лебедю; кожа покрылась приятными мурашками, когда пальцы Хана соскользнули на шею духа, кончиками путаясь в прядях. Рука Минхо медленно сползла с его плеча вниз, остановившись на талии и впившись в неё пятернёй так, будто Джисон мог вот-вот исчезнуть, скинув всё на мираж. Из горла вырвался едва слышный сиплый стон, когда дух поймал юркий язык парня, не встречая сопротивления, прикусил его под горячий выдох. Джисон заёрзал, сидеть на полу на коленях стало сложно, ноги разъезжались на холодной плитке, а спина не держала ровно, заваливая тело назад, поэтому он привстал, с недовольным выдохом Минхо разрывая поцелуй, но затем, исправляя положение, снова сгрёб его в объятия чувств. Минхо вновь прикусил полюбившуюся пухлую, нижнюю губу, ощущая на языке привкус крови, с горечью вспоминая, что сам позволил этому случиться, распространив энергию огня на Хана. Не мог не помнить запах обожжённой кожи в своих руках, не мог забыть вопль боли, который так и не вырвался из приоткрытых тогда губ парня, но заметно бился в агонии глубоко в душе, отпечатавшись в глазах… Прорычав, он перехватил тонкие запястья, большими пальцами оглаживая красную кожу, а затем положил свои ладони на его, прислонив так тесно, что почувствовал на себе все неровные поверхности и шероховатые пузырьки ожогов, с сожалением выдыхая в горячий, приоткрытый рот. Хотелось упасть на колени Хана и стиснуть их в объятиях до конца своего века за то, что произошло, а вина, глодающая его косточки души изнутри, вредным зверем хохотала над духом, заставляя дрожать не только от переизбытка чувств, но и боли. Заметив это, Джисон уверенно переплёл их пальцы в нерушимый замок, показывая, что он рядом, оттягивая губу парня и слизывая каплю слюны с подбородка, которая успела просочиться сквозь уголок губ, оторвавшись лишь для того, чтобы начать покрывать мелкими поцелуями всё лицо Минхо. Джисон не оставил нецелованного места, запоминая губами каждый родной сантиметр светлой кожи: и на острых скулах, и на прямом носу, и на блестящем от пота после стрессового пробуждения лбу, оставляя напоследок лёгкое прикосновение на прикрытых веках и длинных ресницах. А затем осторожно убрал густую чёлку, чтобы начать целовать виски и алые-алые уши, а Минхо… …Минхо не нашёл в себе сил открыть глаза, шумно дыша через нос при каждом прикосновении, не разжимая рук, поддался ближе, ластясь, словно огромный, нуждающийся кот, которого наконец приласкали, напоили вниманием и сказали, что впредь всё будет хорошо. Едва не замурлыкав от невероятно приятного чувства, Ли медленно приложился лбом о плечо парня, вдыхая его тепло и солнечный запах, который никак не мог описать словами — так пахло лето, сочная трава, апельсиновый сок и сладкий бриз, — так пах его Хан-и. И теперь он мог без зазрений совести впитывать в себя этот запах снова и снова. Нужда? Привязанность? Зависимость? Что бы это ни было, Минхо ещё об этом подумает, но пока Хан-и, его Хан-и… — Ты ни в чём не виноват, — явно говоря не о своих ожогах, прошептал Джисон распухшими и покрасневшими губами, от которых Минхо теперь не мог оторвать взгляд, — Ни в чём, мой мотылёк, — а затем снова поцеловал, вырывая-таки из горла Минхо скулящий звук, позволяя духу резко подтолкнуть себя к стене, в которую упиралась кровать, со скрипом несчастной переместить так, чтобы Минхо забрался на его колени, обвивая всеми конечностями его тело как голодающий осьминог, вырывая из груди Хана бархатный смех. — Не уходи, — как всегда без просьбы, ставя перед фактом, прошептал Минхо, и Джисон знал, как сложно ему давалось объяснить свои чувства словами, поэтому позволил сделать это действиями, поглаживая опустившуюся на его плечо голову, укачивая в своих руках, оставляя свободную руку на его мощном бедре, мышцы которого успели расслабиться в тёплых объятиях парня. Подобно ленивцу на дереве, он полностью накрыл своим телом Джисона, буквально придавливая к стене, и если бы напротив них висело зеркало, Хан бы увидел, как здоровое крыло Минхо полностью закрывало его от чужих взоров, оставляя лишь торчащий волосок из растрёпанной после пылких поцелуев шевелюры.