Linkin Park — Iridescent.
— Я соврал. — М? — Ты отлично поёшь и читаешь, — прохрипел Минхо ему куда-то в шею, и Джисон рассмеялся: заливисто-громко, как мог только он. — Ну спасибо, мотылёк, — потрепав его по голове, ответил парень. Спустя какое-то время Минхо всё же выудил часть подробностей о случившемся, окончательно убедившись, что его друзья живы, но не успокоившись так, как хотелось бы Хану. По нему было видно, как он перемалывает в голове события, представляя как это было, причины действий и, конечно, страшные последствия. Джисон был более чем уверен — Минхо думал о том, что мог бы помочь друзьям тогда и сник, ведь этому упрямцу было тяжело объяснить, что в этом нет его вины. Генерал был не прав, вешая на духа всю ответственность и обвиняя его в чём-то — это было ясно каждому, и опрометчивый мужчина ещё за это поплатится, но если бы душевные раны можно было закрыть также легко, Хан сделал бы всё возможное. Парень часто ловил Ли на том, как тот витает в прострации, рассматривая подрагивающие пальцы и отказываясь выходить на прогулку. Это началось не сразу — когда духу сообщили, что он не может уехать из больницы, чтобы навестить друзей, он будто бы устроил бойкот, отворачиваясь от Феликса, приносившего лекарства и не отвечая на вопросы врача о его самочувствии. Психолога он тоже активно игнорировал, показательно надевая наушники на приёме, и только Джисона он подпускал к себе достаточно близко, чтобы они могли хотя бы разговаривать. Капризы Минхо вышли на новый уровень, когда он отказался есть вообще, и тогда врач посоветовал объяснить духу, что такими темпами он из больницы вообще никогда не выйдет, и это слегка отрезвило обиженный пыл парня. — Никогда бы не подумал, что ты такой вредный, — вздыхал Джисон, позволяя Минхо положить голову на его колени. — Просто отпустите меня их навестить и никто не пострадает, — пробурчал дух, заставляя Хана вздохнуть снова и запустить пятерню в его волосы, потому что этот большой кот внезапно полюбил то, как парень стал его успокаивающе гладить. Общения по телефону с Хёнджином было мало, переведённый из реанимации Чанбин так и не очнулся, а состояние Чана пока было нестабильным, и он не мог напрягаться на звонки, поэтому и голос друга Минхо услышать не мог. Конечной точкой ожидания стал вердикт от врача, который кое-как пошёл на уступки, пообещав, что если Минхо будет идти на поправку как раньше, то в скором времени он позволит духу отъехать на время из Центра, чтобы посетить друзей. Когда Джисон сообщил об этом, серьёзный и молчаливый Минхо просто сгрёб его в объятия и пообещал, что отпустит задыхающегося парня… может быть завтра или послезавтра.***
— «Ходячий замок». — Серьёзно? Хотя чему я удивляюсь, ты выглядишь как типичный поклонник Хаула. Джисон закатил глаза так сильно, что, казалось, увидел свой мозг, а затем уселся поудобнее, чувствуя, как начали покалывать колени, которые так облюбовал дух, лежа на них в последнее время слишком часто. И слишком часто это было смущающе, потому что Минхо не мог лежать на спине как другие люди, поворачиваясь набок и едва не утыкаясь носом парню в живот, порой намеренно опаляя его своим горячим дыханием, потому что ему нравилось видеть алые мочки ушей Джисона. И иногда, с хитринкой в кошачьих глазах, он баловался, действительно утыкаясь носом в рубашку и прикрывая глаза, притворяясь, что задремал, чтобы ощущать тепло парня подольше. Присутствие Хана успокаивало, не ворошило мысли вокруг опасной точки, и дух не хотел задумываться с чего всё это началось. Он не из тех людей, которые будут ловить панику, если почувствуют симпатию к человеку своего пола как тот же Чанбин, который долгое время не мог смириться и ставил себя в какие-то невидимые рамки и ограничения, поэтому и симпатия к парню не стала для Минхо такой удивительной новостью… Скорее стало удивительным и в то же время прекрасным то, что эта симпатия, кажется, взаимна — а вот это уже был огромный плюс. — Как ты понял, что я тебе нравлюсь? — узнать об этом было интереснее, чем анализировать свои чувства, и Минхо спросил об этом, игнорируя то, как всё замерло от ожидания. — Ты мне нравишься? — Хан Джисон! — Я! — Ты безнадёжен… И почему я вообще спросил? — вздохнул Минхо, собираясь вставать, но тут Хан с улыбкой уложил его обратно с быстрым «хорошо-хорошо», усмехаясь с бурчащего старшего. — Ладно, хорошо, я расскажу, только перестань делать такое лицо, это слишком мило, — ткнув в кончик носа Ли, хихикнул парень, отчего дух нахмурился, но вдруг глаза Хана будто бы остекленели, как бывает у людей, погрузившихся в глубокие воспоминания, а когда он заговорил, то голос погрубел, ощетинился, словно раненый зверь, — Мой отец родом из Второй Империи, ты знаешь, а мать — одна из механиков Восьмой — великая патриотка, знающая своё дело. Как и где они встретились я не знаю, но понимаю только, что у отца были свои убеждения, у матери свои, и как так вышло, что они сошлись… пусть и на какое-то время. Кое-что случилось, и отца поймали… — Джисон шумно выдохнул, будто бы сам очутился в том моменте, видя дуло пистолета, чувствуя запах пали от духов, окруживших его и слыша свист пуль. — Если честно, я ни разу не видел слёз мамы после того, как его расстреляли и никогда не понимал, как рождённые, чтобы ненавидеть друг друга, они воспроизвели на свет меня. — мысленно он всегда умолял не услышать от матери «ты был не желанным», «я не успела сделать аборт» или «твой отец сделал это со мной насильно», так и не осмелившись спросить любила ли она его вообще, но мама парня никогда не поднимала эту тему то ли избегая её, то ли ненавидя. — Являясь ребёнком врагов, я не знал что такое чувства и любовь, не знал про это слово вообще, а про семью слышал только от мамы, когда она говорила о нас… без папы, о котором почти что не говорила вообще. Но потом я почувствовал это… когда увидел тебя. Минхо осторожно сжал руку парня, поддерживая по-своему, и Джисон улыбнулся, сжимая руку в ответ. Говорить об этом на удивление было не так тяжело, как ему думалось, а может быть дело было в Ли, который смотрел на него своими невероятными глазами с кошачьим прищуром так внимательно, будто пытаясь считать эмоции и прийти на помощь, если тот мысленно попросит. — Почувствовал это, когда в глаза твои заглянул, а когда ты меня согрел… — Мои руки всегда холодные, дурашка, я не мог согреть тебя. Джисон расширил глаза, замирая, а затем как-то вымученно улыбнулся, быстро кивая. — Да, точно, хён, это метафора, я имел ввиду… Их разговор прервала резко открывшаяся дверь и пулей влетевший в палату красный от бега, взъерошенный Феликс. В руке он сжимал свой телефон, которым тут же стал размахивать, пока пытался глотнуть немного воздуха и тут же закрыл за собой дверь, упёршись о неё спиной, чтобы врач не сделал ему замечание, если заметит такое поведение медбрата в стенах больницы. — Звонил Джин-и, — глотая слова и мешая их с другим языком от волнения, Ли одновременно пытался поправить взъерошенные волосы, пока Джисон и Минхо вопросительно переглянулись, так и не расцепив руки, — И сказал, что Бин-хён очнулся! — Это же здорово! — подскочил Хан под охнувшего Минхо, который едва не ударился затылком о его подбородок, вставая с колен. Парень помог духу подняться с кровати, и они стали выпрашивать подробности у Феликса, который стал активно делиться услышанным, от радости запинаясь в словах. — Когда я смогу приехать к ним? — взволнованно спросил Минхо, ощущая, как Хан сжал его плечо, поддерживая. Феликс задумался, прекращая дёргаться, замирая как статуя на какое-то время, и этого хватило, чтобы заставить духа нервничать, потому что от ответа зависел процент его дальнейшего настроения и мыслей в целом. Уже тысячу раз пожалев, что он не может просто так взять и выйти на улицу, Минхо стушевался, вспоминая, как Джисон помогал ему выезжать во дворик больницы на коляске, несмотря на то, что он был способен дойти сам. А сейчас же… Сейчас была другая ситуация, из-за которой Ли твёрдо решил проглотить плотный ком страхов хотя бы на какое-то время. — Прошло достаточно времени с твоего прошлого запроса, Минхо-хён… — задумчиво начал Феликс, но тут его глаза сверкнули, и он посмотрел на Хана. — Я спрошу главврача сегодня же, если ты поедешь с сопровождением, то возможно это как-то ускорит процесс принятия решения. — Я свободный дух, с чего мне вообще спрашивать разрешения? — негодовал Минхо, отворачиваясь к окну. Гул от прошедшего дождя прекратился ещё час назад, но его присутствие продолжало давить холодом. Температура снизилась настолько, что появились заморозки, а яркие солнечные дни больше не грели как раньше. Однажды Ли вслух поинтересовался у самого себя будет ли просить в палату обогреватель, но услышавший это Джисон пообещал, что до этого не дойдёт, и дух восстановится раньше. В конечном итоге, провести здесь зимние праздники ему совершенно не хотелось, не говоря уже о других событиях. «Я пропустил день рождения Чан-хёна» — говорил он, вспоминая улыбку капитана, — «Попал в больницу едва ли не после дня рождения Бина…» — думал, воображая его угрюмое лицо, — «И даже не знал о твоём» — смотря Джисону в глаза, признался Минхо, и это сильно било по внутренностям, сжигая мысли. — …ничего, я поговорю, — тем временем беседовали Феликс и Хан, оторвав парня от мыслей, и он взглянул на сиделку, понимая, что даже в голове он теперь не хочет Джисона так называть. «Мотылёк» — говорил Хан, и одно это слово из его уст придавало сил. Минхо и правда хотелось стать тем, кем его видел парень: не сгоревшей в огне бабочкой, не знающей свой путь и летевшей на смерть, а сияющим мотыльком, на крыльях которого неизменно отражалась Луна. Минхо хотелось оправдать ассоциации Хана, Минхо хотелось сиять также. — Ты в порядке? — уже вечером спросил он, откладывая книгу и внимательно следя за задумчивым духом вот уже пятнадцать минут. Минхо повернулся, ощущая под пальцами холодящий металл коляски, а затем и вовсе встал, оказавшись напротив Джисона, решительно заглядывая ему в глаза. — Я пойду. Сам. — Не хочешь, чтобы я сопровождал тебя?.. — Хочу. Но без коляски. Чтобы идти с тобой рядом, — «стать лучше», — Я справлюсь, — «стать увереннее», — Не волнуйся, — «быть с тобой». «Потому что ты никогда не смотрел на меня с жалостью. Ты понимаешь меня как никто другой». — Хорошо, — Джисон тоже встал, беря духа за запястья и поглаживая светлую кожу с выпирающими венами большими пальцами, — Тогда мы точно справимся.***
Когда врач наконец-то дал добро на временное отсутствие, Минхо был готов отметить этот день в календаре звездой. Собирая всё необходимое, он тщательно обдумывал свои действия в обществе, мысленно успокаивая себя. Дух не представлял как будет себя вести, если увидит, что кто-то начнёт тыкать в него пальцем, шепча о неполноценном или смеяться, указывая на его состояние. Однако он знал точно, что рядом будут те, кто поддержит его. Рядом будет Хан-и. — Готов? — в тысячный раз спросил парень, закинув на плечо сумку и взволнованно посмотрел на Минхо. Он кивнул, ощущая внутри резкий прилив сил, а затем шагнул за пределы палаты, не оборачиваясь на коляску, чтобы не передумать. Психолог говорил, что коляска была для него защитным барьером, показывающим его границы. Когда он сидел у окна было спокойнее, чем так — спускаясь по лестнице не в комнатушку Джисона как это было раньше, а на улицу, чувствуя под ногами асфальт. Кончики пальцев дрожали как при низкой температуре, тут же замерзая, а в лицо ударил резкий порыв ветра, забравшись под худи, и дух поёжился, прикрыв крылом пострадавший от холода бок. Наблюдавший из окна Феликс тяжело вздохнул, переживая за друзей и облокотился лбом о стекло, провожая их взглядом. Напоследок он сказал «передайте им от меня привет!», помахав рукой и желая удачи, но сейчас жалел, что так и не смог побороть свою совесть отпроситься хотя бы на полдня. Его ждали другие пациенты, ждали коллеги, которым нужна была помощь и собственное желание не покидать стены больницы, особенно сегодня, когда почему-то все резко стали в нём нуждаться. Ненароком он вспомнил диалог с Джисоном, состоявшийся всего пару дней назад до сборов, и Ли вздрогнул, взглянув на свои ладони, которые с тех самых пор потряхивало. Медбрат поймал его по пути в палату Минхо. Всегда спокойный и улыбчивый со стороны, Джисон казался Феликсу загадочной персоной, поэтому он нередко ловил себя на том, что всматривался в парня слишком долго, будто пытался понять всю суть. Конечным огромным вопросом стал диалог между ним и Хёнджином, из-за которого атмосфера вокруг них постоянно менялась, а мысли «между ними явно что-то произошло» не покидали голову. Феликс никогда не чувствовал себя детективом, но почему-то эта загадка пришлась ему по вкусу. Именно поэтому он выловил парня, мягко схватив его за руку и с улыбкой попросил отойти поговорить. Как и Хван, на все вопросы Джисон отвечал туманно, избегая темы, а на «вы были знакомы ранее?» уверенно и чётко ответил «нет». — Вы так сблизились с Минхо-хёном, — вздохнул Феликс, облокачиваясь о стену, — Никогда не думал, что он с тобой из-за привязанности? Он нуждался в помощи, в уязвимый момент любой покажется ближе некуда, — и сам не верил, что говорил это, желая вызвать в Хане те же эмоции, что вызывал Хёнджин, чтобы понять суть, но замер, стоило ему поднять глаза на парня. Джисон улыбался: мягко, устало и как-то ранимо, будто сам не раз думал об этом, будто сам себе внушил, что да — Минхо считает его близким только из-за этого, и тогда Феликсу хотелось ударить себя за эти слова. Он не вызвал желаемых эмоций у парня, но понял, насколько тот любит Ли Минхо, почувствовал всей дрожью по телу от того, как смягчается его взгляд при упоминании духа и как сверкают его карие глаза, даже если он слышит о чём-то, что может причинить ему боль. — Даже если это так, — тихо ответил Хан, подходя к Феликсу, а затем обнимая его, будто это медбрата нужно успокаивать, будто это его только что ранили чужие слова, заставляя голос дрожать, — Я просто хочу, чтобы он поправился. И Феликс ощутил это — касаясь ладонями острых лопаток и сжимая их на ткани больничного халата, даже через одежду чувствуя дрожь парня в своих объятиях. — Ты слишком глупый, знаешь? — шмыгая носом, произнёс Ли, утыкаясь лицом в плечо и жалея, что вообще начал этот разговор, окончательно убедившись, что эти двое, с манией самопожертвования, будут идти до конца ради друг друга и ни о какой привязанности из чувства благодарности тут нет и речи. Оторвавшись от окна, Феликс направился в очередную палату. Время поработать.***
— Волнуешься? — шёпотом спросил Хан, изредка посматривая на молчаливого духа, который сидел рядом и половину поездки думал о своём. Когда Минхо узнал, что у Джисона есть своя машина — старенькая бентли, он обрадовался и удивился одновременно. Конечно перспектива ехать только с ним не могла не радовать, но как же чертовски мало он знает об этом парне! Этот факт бесил не хуже попавшего в обувь камня, от которого так хотелось избавиться при первой же возможности, как и от оставшихся кирпичиков барьера между ними. Если спросить — Джисон ответит, это Ли радовало, но ответит ли искренне — это оставалось вопросом. Разделяя в голове думы на Джисона и друзей, он чувствовал там настоящий бардак, пытаясь сосредоточиться на чём-то другом, чтобы отвлечься. В глаза бросались пейзажи, попадавшиеся ему по время поездки. До Столицы было ещё много километров, часть из которых делилась на ненавязчивую музыку в машине и одностороннюю болтовню Хана, который пытался смахнуть тяжёлые мысли Ли, и у него это почти что получалось. Раздирая губу зубами, Минхо не мог контролировать процесс зарисовки как он встретит друзей, что скажет, какие эмоции оголит, и это сводило с ума. Смотря на него, Джисон качал головой, стараясь больше внимания уделять дороге, потянулся к радио, чтобы выключить. — Крутая песня была, — зачем-то сказал Минхо, как будто бы вообще её слышал. Хан закатил глаза, продолжая шарить рукой, пока не нашёл что-то, переключая, и из динамиков полилась знакомая музыка, которую Ли мог узнать с первых же аккордов. — Не переживай так сильно, мотылёк, твои друзья в порядке, — коснувшись сжатого кулака, произнёс Джисон, а затем стал подпевать, зная, как это всегда успокаивало духа. — You say that I'm paranoid (ты считаешь меня параноиком) But I'm pretty sure the world is out to get me (но я уверен, что почти весь мир против меня)… — It's not like I make the choice (и не похоже, что это мой выбор), — подхватил Минхо, и их голоса слились воедино, плавно перемещаясь по салону автомобиля. — To let my mind stay so fucking messy (позволить моим мыслям беспорядочно блуждать), — на мгновение Джисон взглянул на духа, тут же отворачиваясь и улыбаясь, пока солнечные лучи играли с его волосами, отчего они засверкали синеватым оттенком, и повернувшийся к нему Минхо замер, во все глаза смотря на свободно поющего, едва ли не во всё горло парня, который улыбался солнцу, дороге, людям и машинам, а его розовые губы бесконечно двигались, выговаривая каждое слово и превращая его в песню. — I know I'm not the center of the universe (я знаю, что я не центр Вселенной). — But you keep spinning round me just the same (однако твой мир по-прежнему вращается вокруг меня)… И Минхо почувствовал, будто знал этого человека всю жизнь.***
Когда они прибыли в Столицу, их встретил привычный гул большого города, люди, снующие туда-сюда без конца и времени суток, летевшие по своим делам духи и бесконтрольно бьющееся в груди сердце мощными толчками, подающее сигнал о всех переживаниях. Джисон пообещал, что подъедет к воротам больницы максимально близко, чтобы Минхо не чувствовал себя плохо лишний раз от взглядов, брошенных в спину, что он и сделал, замечая, как Хан здоровается с врачом, встретившим их. — Знаешь его? — прошептал Минхо, ощущая, как внутри всё подёргивается, будто ниточки, обвязанные вокруг органов взволнованно тянут, а ноги сами подскакивали, когда он поднимался по лестнице, и если бы не рука Джисона, то возможно он бы упал на очередной ступеньке. — Старый знакомый, — ответил парень, выглядя так спокойно, что Ли невольно позавидовал, понимая, что этого человека сейчас не смутит даже летающая лошадь посередине улицы. Возле палаты Бан Чана ребят встретил Хёнджин, который машинально опустил голову после произнесённого «здравствуйте, Джисон-щи», а затем уже более открыто поприветствовав Минхо, но на этот раз дух не стал думать об этом, потому что мысли переполняло кое-что другое, более волнующее. Спрашивая Феликса о состоянии друзей, он никогда не интересовался, в порядке ли их крылья, очень пожалев сейчас об этом. С другой стороны, если бы с ними что-то случилось, Ли-младший наверняка бы об этом сообщил или же… он мог сам не знать об этом. — Я подожду снаружи, — понимающе кивнул Джисон, отходя к стульям, и Минхо был благодарен, скрываясь за дверью под дрожь в коленках. Он не чувствовал страха больше, чем сейчас, даже идя по тропинке к дверям больницы и встречая людей по пути. В палате царила кромешная тишина, не было даже звуков аппарата, будто бы его привели в пустую, белую комнату с поглощающими звуки стенами, и если бы не кровать, на которой сидел, опираясь о крылья Чан, парень бы подумал, что здесь никого нет. — Привет, — тихо произнёс Минхо, останавливаясь возле двери, не в силах сдвинуться с места, чувствуя, будто врос в пол ногами, а голос пропадал с каждой буквой, сипло опадая на выдохе. Ком в горле и першение не позволяли сказать ему что-то большее, а все мысли и представления тут же испарились и, как постоянно говорил Чанбин — на практике всё всегда выглядит иначе. Чан заметил эти колебания, как всегда по-отечески ободряюще улыбнувшись, несмотря на видимые раны: ссадины на лице, одна из которых разделяла его бровь надвое, сломанный нос, на котором теперь был компресс и перебинтованная грудь. Бросив мимолётный взгляд на здоровые крылья, Минхо выдохнул, тут же стушевавшись из-за своей реакции, потому что помимо них старший мог пострадать ещё сильнее. Когда генерал сказал, что потерял трёх Летунов, Ли думал, что умрёт на месте, но видеть Чана живого и улыбающегося оказалось настоящим снадобьем от боли и пережитых страхов, будто все переживания наконец улеглись. Осталось лишь убедиться, что Чанбин тоже в скором времени будет как всегда глупо шутить и заражать всех своим необычным смехом, поднимая настроение каждому. — Ты здесь, — будто не веря, сказал Чан, поёрзав, чтобы принять более удобное положение, и Минхо вздрогнул от звука его голоса, будто не слышал друга очень и очень давно. — Я рад… — Прости, — вырвалось прежде, чем они оба успели понять, и Ли подошёл ближе, сжимая руки в кулаки до побеления, а его брови надломились в таком скорбном выражении, что Бан Чан улыбнулся вновь, покачав головой. — За что ты извиняешься, Минхо? — смотря на реакцию парня, Чан знал ответ на свой вопрос, но никак не мог понять, кто внушил это ему, — Всё, что произошло там… в этом нет твоей вины. — Я уже говорил это и скажу снова: прости. Если бы тогда… если бы тогда я послушался приказа отступать, если бы не мешкался, то не получил бы ранение, не провалялся бы в больнице так долго и помог бы вам там на мосту, если бы не- — Тогда лежал бы тут вместе с нами, — перебив его, Чан сморщился от боли, когда дёрнулся, чтобы протянуть к Ли забинтованную руку, и парень подошёл ближе, взволнованно смотря на капитана. — Ты так часто винишь себя, что у меня не остаётся слов, чтобы убедить тебя в обратном. — Потому что их нет. Нет оправдания… — Отставить! — на мгновение перед Минхо оказался привычный капитан Бан с твёрдым голосом лидера, уверенными, ясными глазами и суровым выражением лица, заставляющим других замолчать и прислушаться, выполнять указания. — Минхо… я рад, что тебе лучше. Парень опустил голову, ощущая, как задрожала нижняя губа. Снова… снова кто-то печётся о нём больше, чем о себе, волнуется в первую очередь из-за него и радуется тоже. «Какая разница?!» — хотелось закричать ему, — «Какая разница, что мне лучше, если плохо тебе? Тебе больно, это видят все, но ты…» — …ты всегда был таким, хён, — прохрипел парень, вставая напротив кровати. — А Чанбин… — Очнулся. — Хорошо, — Чан расслабленно прикрыл глаза, явно не желая продолжать тему о собственном состоянии и уж тем более принимать какие-то извинения от Минхо, потому что не видел в этом нужды. Как и смысла. Когда Чанбин выловил младшего из плотных морских вод, он едва не озверел от гнева, замечая фонтаном брызжущую кровь из огромной раны на спине. Думал, что друг сам сойдёт с ума, когда узнает что с ним стало, когда увидит и… Бан Чан распахнул глаза, всматриваясь в него теперь и понимая, что тот поборол это. Не до конца, но поборол, потому что сам приехал, сам стоял перед ним как это было раньше, здесь и сейчас он был рядом, а не в закрытом пространстве, в которое себя вогнал, когда потерял смысл жизни вместе с крылом. — Теперь ты меня навещаешь, — усмехнулся старший, на что Ли хмуро заявил: — Не говори так, хён. — Я рад, что Хан Джисон тебе так помогает, — и внимательные глаза тут же уловили изменения на лице младшего, на то, как потеплел его взгляд, а губы дрогнули от имени, будто оно всегда перекатывалось на языке расплавленным шоколадом, отчего Чан широко улыбнулся, оголяя ровные, белые зубы. — Он хороший парень. — Да… — И очень тебе подходит. — Да… Что? Х-хён! Это не… — Я тебя умоляю, не будь как Бин, хватит отрицать то, что есть, — закатил глаза дух, плавно уводя грустную тему как можно дальше и радуясь, что одно простое имя может так мощно влиять на всегда чуткого Минхо. — Не обижаешь его? — Ты на чьей стороне вообще? Это кто кого ещё обижает… — пробурчал Минхо, вспоминая озорной смех Хана и его искристый, хитрый взгляд после очередной шутки над Ли. — Стой… ты так это сказал, как будто давно его знаешь… — Ну-у, — протянул старший, думая, — На самом деле чуть дольше, чем ты. — А? — Возможно он говорил, что был в отряде разведчиков, — и, дождавшись кивка Минхо, он продолжил: — А не мне ли не знать новичков в отряде, ведь каждый год мой отец ведёт жёсткий отбор, а я вместе с ним. Это была правда. Отец Чана пусть и не являлся главой этого отряда и уж тем более не решал ни за миссии, ни за секретные оборудования, созданные механиками, но в его задачу входили тренировки и отбор следующих бойцов. Война между Империями текла так долго, что за пятьдесят лет стала для многих чем-то повседневным и привычным. Когда господин Бан брал сына на такие тренировки, не запрещая ему порой самому в них участвовать, Чан встретил его. — Мы мало говорили, в основном по делу, но да, я знал его. — Тогда почему мне не сказал? — Запамятовал. — Хён, какой же ты… — Очаровательный? Минхо закатил глаза, нахмурившись. Если это так, то возможно и Хёнджина Хан знал достаточно хорошо, чтобы вспомнить, вот только почему их поведение говорило об обратном… Покачав головой, Ли пообещал себе ещё вернуться к этой теме, а пока он здесь, навещает лучшего друга, и в его обязанность входила помощь и отвлечение хёна от боли полученных ран. Разговаривая с ним обо всём, плавно огибая тему с ранениями с обеих сторон, они проговорили больше часа, будто на мгновение вернувшись в прежние времена. Пришедшая медсестра осмотрела духа, пожелав ему побольше есть, а затем после неё пришёл Хёнджин, жалуясь на то, что к Чанбину его всё ещё не пускают. — Его родителям сообщили, но они живут довольно далеко, так что мы пока не знаем, когда они приедут, — поделился Хван, когда Чан начал забалтывать его о Со, с волнением стараясь узнать о его состоянии как можно больше. — Мне и самому интересно как он, — вздыхал на это парень. — Кстати! — Хёнджин похлопал по карманам штанов, выуживая оттуда свёрнутый листок и протягивая Минхо, — Джисон-щи попросил передать, он отошёл ненадолго. Раскрыв листок, Минхо прочитал простое: «не волнуйся, мотылёк, встретил знакомого, скоро вернусь ;)» и вздохнул. — Неугомонный… — Это Столица, неудивительно, что он ушёл, — произнёс Чан, а затем вернулся к теме о Чанбине, пока Хёнджин пытался рассказать что думает о ситуации с мостом. После обеда Хёнджин отлучился, ссылаясь на дела, а Чан утомился, поэтому Минхо посоветовал ему поспать, чтобы набраться сил. — Ты будешь в порядке? — его глаза слипались, а губы еле выговаривали слова, но даже в таком состоянии старший волновался. — Спи уже, — помогая перевернуться на живот, дух укрыл его и вышел из палаты, замирая и не зная куда себя деть. Они говорили так много впервые за долгое время, и Минхо казалось, что он потратил слишком много энергии, хоть и был счастлив. Усталость нагнала и его, но идти дальше по коридору или в холл он боялся, не желая встречать там людей, поэтому дух просто уселся на стул, где, наверное, ранее сидел Джисон в ожидании и прикрыл глаза. Когда он вернётся? С кем встретился? Это кто-то важный? Хрустя пальцами, Ли нервничал, то и дело тираня губу и грызя заусенец. «Это Столица, неудивительно, что он ушёл» — вспомнились слова Чана, отчего Минхо шумно выдохнул, стуча затылком по холодной, светлой стене. Обрубок снова начал ныть, стоило ему остаться одному, а продольный шрам на спине чесаться, поэтому Минхо встал, нервно выхаживая туда-сюда возле двери и гадая, в какую из палат могли бы поместить Чанбина. А что, если он встретит друга, когда его поведут на процедуры? Вряд ли, Хёнджин бы тогда его давно уже словил, чтобы спросить о состоянии. Парня нервировало, что врачи не говорят о нём совсем, ссылаясь на слабость и нестабильность духа, но Ли успокаивал себя, что это не могло быть как-то связанно с крыльями. Он сам лежал здесь, когда его только-только вывезли из реанимации, прежде чем Чан привёз его в другую больницу, где он встретил Хан-и… Желудок заурчал, отчего Минхо ругнулся, поглаживая живот и нервно думая куда можно сходить перекусить. С одной стороны — это же больница, тут наверняка есть духи с похожими ранениями, но с другой — он был здесь и помнил, как люди тыкали в него пальцами, перешёптываясь и пытаясь разнести из этого пугающий слух. Именно в этих стенах он окончательно закрылся в себе. И вот он здесь. Снова. Только теперь роли немного поменялись. — Вам чем-нибудь помочь? — послышался звонкий, девичий голос позади, отчего Минхо вздрогнул, резко оборачиваясь, тут же успокаиваясь, так как это оказалась всего лишь медсестра. — Не нужно, спасибо, — вежливо кивнув, Минхо засунул руки в карманы худи, склонив голову, направился к лестнице, ощущая биение сердца даже в горле. Вот оно… он выйдет, сейчас выйдет без сопровождения. Рано или поздно он должен был, верно?.. По коже побежали ледяные мурашки, когда он остановился у лестничного пролёта, натянув капюшон на голову и смотря себе под ноги, страшась поднимать взгляд выше. Спина ныла как никогда раньше, разбрасывая стреляющие искры боли по всем конечностям, а уцелевшее крыло подрагивало так, будто каждое перо было снащено вибрирующим электричеством, заставляя их беспокойно трепетать. Спускаясь по лестнице, Минхо пытался вспомнить, есть ли из этой больницы ещё выходы, но как назло не мог вспомнить где находится хотя бы один, внезапно осознав, что вообще перестал соображать как выйти из этой вереницы коридорных лабиринтов. Дыхание участилось, на улице заметно темнело, а руки вспотели до скользких пальцев. В худи стало душно, а колени дрожали, но тут Минхо нащупал маленький плейер, вокруг которого были обмотаны наушники и вцепился в его мёртвой хваткой, как тонущий за спасательный круг. Перед глазами появился образ улыбающегося Джисона, который тихо напевал ему, пока дух надевал наушники и включал трек, а затем внезапно ему стало легче дышать; музыка, пущенная по венам вместе с приятным разрядом, оживила конечности, и Минхо продолжил путь. Казалось, от слов и мелодии даже спина перестала болеть, а выть во всё горло не хотелось. «Он хороший парень» — сказал Чан, даже не подозревая, что не просто хороший, а замечательный. «Где бы ты сейчас ни был, спасибо», — мысленно поблагодарил Джисона Ли, оказавшись за дверьми главного входа в больницу, осознавая это только тогда, когда очередные потоки ветра ударили его по щекам, стягивая капюшон. Он сделал это… не без усилий, но сделал, смог победить в себе панику и проглотить тревогу, сдвинувшись с места вросшими в землю ногами. Он не смотрел на людей, не зная даже смотрели ли они в ответ, не ощущал на себе взгляды и не чувствовал мурашки, импульсами вгрызающиеся в тело, и это для Минхо стало настоящим чудом. Парень вздрогнул, когда ощутил на щеках покалывание холода, пока ветер игрался с перьями, а затем заметил возле ворот знакомый силуэт: с шаткой походкой, и с покрасневшими, напухшими после слёз глазами к нему приближался Хёнджин, а Минхо мысленно взмолился, не понимая, что такого могло произойти за три с половиной часа. — Чёрт, да ты в стельку, — прошипел Ли, помогая младшему устоять на ногах и сморщился от запаха перегара, которым парень выдохнул ему в лицо, когда упёрся плечом. — Это из-за Бина тебя так вштырило? — Н… нет… ик! — Хван передвигал ногами в сторону лавки, чувствуя, как Минхо страхует его позади и с уже большей уверенностью поплыл вперёд, зная, что больше не упадёт, а попыток встать было не мало. — Или п-почти нет… Тяжело вздохнув, Ли помог ему присесть, всматриваясь в лицо на наличие тошноты, но Хёнджин вёл себя на удивление спокойно, расфокусированным взглядом смотрел в пространство, видимое только ему, почёсывая драные на коленках джинсы, под тканью которых наверняка уже наливались синяки. — Ты чего надрался вообще? — усевшись рядом, спросил дух, потирая покрасневшие от холода ладони. Был бы здесь сейчас Хан, он бы наверняка согрел его, даже если сам являлся тем ещё мерзляком. Ожидать его здесь было неприятно, и дело было даже не в шмыгающем сопливым носом Хёнджине, который то и дело потирал глаза, щурясь и не в понижающейся с каждым часом температуре с наступлением ночи, а в неловкости ситуации и не знании что делать и как помочь. Когда друзья надирались, они всегда шли спать, заваливаясь на койки и ворочаясь порой на них как неугомонные звери. Максимум, что мог сделать для них Минхо — это принести тазик, если накатит или таблетки с водой, но вот сейчас… — Айщ, прекрати выть! Что стряслось-то? Чанбин поправится, вот увидишь, он же как медведь, такое здоровь- — Почему он такой жестокий? — А? Хёнджин повернулся к духу, а взгляд его на мгновение стал таким ясным и трезвым, что Минхо передёрнуло. Он наклонил голову, прищурив глаза и всматриваясь в механика так, будто тот раскрыл главный секрет Штаба разведчиков, но нет, он сказал ещё более непонятную чушь, на которую Ли не знал как реагировать. — Кто жестокий, Хёнджин? Он не был любопытным и, признаться честно, Минхо не особо интересовали какие-то траблы парня с кем-либо, если они, конечно, не касались Чанбина, но тот сам стал отрицать, что его горе как-то связано с духом, значит, дело было в другом человеке. Хёнджин оглянулся, будто их мог кто-то услышать, а затем прочистил горло, которое наверняка саднило от спирта и холода, дуя на ладони в попытках согреть. Скрючившись как маленький, едва не поджав ноги, он стал пялиться на асфальт, долгие пять минут сидя без движений, отчего Минхо подумал, что тот уже не ответит, как тут Хван будто бы проснулся, вздрогнув и снова переводя взгляд на духа. — З-зачем он приехал? Чтобы добивать меня и с-себя? Зачем он пошёл к их могилам? Зачем стоял… и р-рыдал там как будто это что-то исправит?! — Хёнджин сморщился, а по его щеке пробежала слеза, быстро оседая на подбородке и капая на колени. — Чёртов придурок… Минхо-хён, ты связался с ч-чёртовым придурком!.. — Я не понимаю… — О-он же ведь «подающий надежды р-разведчик»!.. Ебал я такую надежд-ду… П-почему он н-не хочет знать… Хотя стой… Он же и так зна-ает у-у-у… — спрятав лицо в ладонях, Хёнджин, казалось, напрочь забыл о присутствии Минхо, говоря сам с собой. — Я… — всхлип. — Просто хочу… Хочу как раньше, понимаешь? Минхо не понимал. Он не понимал ничего, но почему-то из-за слов парня в груди что-то неприятно ёкнуло, тёмной, вязкой жидкостью разливаясь в груди. Он схватил Хвана за плечи, хорошенько встряхнув, отчего тот испуганно дёрнулся, показывая своё красное, заплаканное лицо и, тяжело дыша, стал всхлипывать ещё громче, привлекая внимание прохожих. — О чём ты, Хван Хёнджин? — нервно спросил Ли, продолжая сжимать его плечи. — Ты ведь не знаешь, д-да? — Хёнджин грустно улыбнулся, запрокидывая голову к небу и встречаясь глазами со звёздами, которые тут же отразились в его радужках. — Хан Джисон… он когда-то был…. к-капитаном разведки духов… Капитаном духов может быть только дух… — Это значит?.. — с замиранием сердца спросил Минхо. — Это значит, что он дух! — нервно хихикнул Хван, а затем его лицо снова сморщилось, и слёзы пустились новым потоком, обрамляя щёки и губы. — Испепеливший себя дух.