Novo Amor — Anchor.
— Поверить не могу, это был ты… — расширив глаза в удивлении, пробормотал Минхо, а внезапные мысли о судьбе и переплетённых, красных нитях всплыли сами по себе под пристальным взглядом округлых глаз. Время наверняка перевалило за полночь, но это никак не отвлекло их от разговора и тёплых объятий. Простое присутствие рядом уже вливало в организм новый поток сил, а усталость отталкивал интерес. Скосив взгляд на тумбочку, за графином воды на которой лежала внушительная пачка таблеток, Минхо вспомнил о металлическом крыле в соседней комнате, прочистив горло и с нотой неловкости спросив: — А что там… ну, то крыло, оно… — «твоё» — так и не сорвалось с языка, потому что история Джисона никогда не покинет его голову, и Ли никогда не смирится с мыслью через что прошёл этот маленький дух. — После того, как меня выписали, мама не оставила надзор и часто брала к себе на работу… — опустив глаза, Хан стал играться с пальцами духа, перебирая их, чем хорошо показывал своё волнение, но, открывшись ему уже достаточно, не решился увиливать или врать, потому что знал, что может верить. — Я и раньше был в её мастерской и видел множество изобретений, но после выписки мне пришла в голову идея… Хотел понять и проверить кое-что. — Ты сам его создал? — взволнованно спросил Минхо. Джисон кивнул. — Да. Было сложно, но как видишь… Но я ещё не испытывал его, так что… — с каждым словом тон его голоса падал, оседал где-то на дне гортани, да там и застревая, словно мешающийся ком снега, упавший с крыши. — Ты сделал его для себя? — Не то чтобы… — Хан посмотрел на духа, кусая нижнюю, распухшую от поцелуя губу и заговорил вновь: — Сначала делал это, чтобы отвлечься, но задумку продолжил лишь недавно… когда встретил здесь тебя. Глаза Минхо расширись от осознания этого, он наклонил голову, будто птица, изучающая местность, а затем придвинулся ближе, снова соединяя их лбы и уверенно выдыхая: — Спасибо. — За что, я же не- — За то, что рядом. Встречаясь с ним взглядом, Джисон сглотнул, ощущая на своём лице его тёплое дыхание и улыбнулся, протягивая руки, чтобы обнять. Минхо ответил сразу же, прижимая лёгкое тело к себе, утыкаясь в его плечо и полной грудью вдыхая любимый запах, который слегка горчил из-за пота от волнения после рассказа, но даже так его Хан-и пах летом, не сгоревшими лесами или смогом как, возможно, думал он сам, а цветущей поляной, сочной травой и ветром — свежим, задорным и почти что неосязаемым, потому что оседал на коже ненавязчиво, легко. Отпускать его совсем не хотелось, отчего-то Ли начал мечтать, много мечтать после встречи с Джисоном и рисовать в голове картинки — красочные, не серые как раньше, уютные и такие сладкие, как оседающая карамель на языке, тающая во рту. Подобно пышущему жаром камину и лучам солнца его прикосновения согревали вечно холодные руки Минхо, оставляли на них бархатный след тепла, а когда Хан игрался с его волосами, перебирая густые пряди меж пальцев, он был готов замурчать от наслаждения, прикрывая глаза и едва не выгибаясь, словно кот, подставляя голову под новые поглаживания, ластясь к ладони, как к магниту притягиваясь. — Ты не голоден? Могу принести что-нибудь, — словно сквозь сонную дымку пробормотал Джисон, бодая его в грудь и ставя подбородок на плечо, тихо выдыхая. — Хочешь устроить ночной дожор? — усмехнулся Ли, зарываясь носом в его чёрные пряди. — А ты что, против? Я никогда не вёл здоровый образ жизни, так что если хотелось кушать, я мог делать это в любое время. — Мне больше хочется смотреть на тебя, — в самое ухо прошептал дух, отчего Хан тут же дёрнулся. — Хён! Не говори так, это смущает! И тот факт, что только Хан стал причиной уже третьей за день — даже не за месяц или год — улыбки, больше не беспокоил Минхо, напротив, наполнил его грудь новой порцией нежности. Узнав Джисона получше, Минхо теперь мог понять множество вещей и причину его порой странного поведения, более не волнуясь, что мог чем-то его обидеть — Хан ясно дал понять, что никогда не отвернётся от него. Парень находился рядом в самые трудные времена, которые Ли всё ещё переживает, но в глазах его было так много искренности и уверенности, что он не оставил и шанса бедному сердцу духа, которое ускоряется каждый раз, когда Джисон наклоняется к нему, снова беря в сладкий плен его губы. Они сидели в приятной тишине, обнимаясь, периодически водя ладонями по телу друг друга, разминая, поглаживая, массажируя, и Минхо снова почувствовал под пальцами выпуклость рубцов, проведя ладонью на пробу один, второй, третий раз и замирая, прислушиваясь к своим и его ощущениям, не чувствуя отторжения. В голову пришла безумная идея, которую Минхо боялся озвучить и испортить тот настрой, хранивший комфорт между ними, но потом вспомнил слова и действия Джисона о том, что тот не сможет его как-то оттолкнуть даже своим интересом и, сквозь дрожь в пальцах и пересохшее горло, он решился. — Могу я… — он не договорил, замирая с поднятой над уровнем чужой спины рукой, боясь коснуться кожи даже через одежду, чтобы не спугнуть, но даже этого хватило, чтобы Джисон понял, более не взвешивая этот выбор между да или нет, потому что и так открыл свою душу, вывернув её наизнанку. Медленно, в мыслях храбрясь, он повернулся к Минхо спиной, кончиками пальцев касаясь верхних пуговиц рубашки, томящими, подрагивающими движениями расстёгивая их, сглатывая вязкую слюну так громко, что этот звук едва ли не отражался от стен эхом. Или же ему так казалось, потому что все звуки невероятно обострились, как и чувства, но от того, как пуговиц на пути становилось всё меньше, дыхание Ли участилось, а волнение Хана росло вместе с маленьким огоньком в груди, который он пока не мог объяснить. В воздухе осел непонятный и плотный жар, окутавший тела и испариной оседая на коже. Минхо шумно выдохнул, пытаясь унять бешеный пульс, сжимая руки в кулаки, стараясь отвлечь себя хоть чем-то, но понял, что это было бесполезно. Как можно отвлечься от вида, представшем перед ним — таким необычным, волнующим и… притягательным до ноющей истомы в груди? Дух жадно ловил каждое движение, каждый шорох от парня, замечая, как тот полностью расстегнул рубашку, поднимая руки и касаясь воротника, медленно стягивая её с подрагивающих плеч, и Минхо замер, позабыв как дышать. Гулкое сердце грозилось выпрыгнуть наружу, по коже пробежались опаляющие мурашки, кусая за щёки, отчего те налились румянцем, плавно переползающим к мочкам ушей. Минхо прикусил нижнюю губу так сильно, что она побелела. Но глаза его алчно следили за сползающей тканью, открывавшей вид на оголённую, песочную кожу, и уже совсем скоро коньячные радужки с мерцающей болью впились на продолговатые, белые полосы, глубину которых время совсем не тронуло: толстые для простых шрамов, загрубевшие от заросшей сверху кожи из-за плохого сшивания, которое не изменили даже в больнице — или же Хан сам не позволил это сделать, а на лопатках не оказалось даже отростков — корней крыльев, которые вырвали вместе с костью, оставляя его лишь с двумя длинными рубцами, и только они заставляли Джисона помнить о случившемся. Испепелившие себя духи не могли воспроизводить энергию так, как следует, поэтому Хан вряд ли чувствовал связь с крыльями, несмотря на возможные фантомные боли, но Минхо знал, что тот ощущал и другую боль — протяжную, скулящую, кормящуюся за счёт кошмаров парня и его слёз, которые он боялся ронять при посторонних. Джисон закрылся настолько, что возможно не понимал, какие эмоции он испытывает в тот или иной момент, но отчего-то в чувства его хотелось верить — Минхо ни за что бы не подпустил к себе человека, который бы не был уверен в том, нужен ли дух ему в качестве близкого, но с Джисоном всё было иначе. Изначально всё было иначе. С Джисоном было тепло и уютно, было мягко и обжигающе, было сладко и иногда остро. Было воспламеняюще. Как сейчас, когда он слегка повернул голову, следя за реакцией духа и опасаясь, что увидит в его глазах отвращение. Не выдержав, Минхо резко наклонился, приземляясь губами к первому рубцу, ощущая, как вздрогнул Джисон, вцепившись в рубашку, которая теперь лежала на бёдрах ненужным грузом и едва не простонал от того, как Ли стал вести губами вниз, останавливаясь возле неровной, резной полосы, на которой заканчивался след прошлого. Проделав так со вторым, Минхо сделал это снова, оставляя на каждом миллиметре поражённой кожи свои поцелуи: маленькие, трепетные, но невероятно горячие. Кожа Хана пылала вместе с ним, покраснела даже спина, а из приоткрытых губ едва не вырвался стон наслаждения, когда Минхо положил руки на его талию, придвигая к себе ближе и целуя его спину уже не так целомудренно, явно входя в раж. Эти звуки распространились по комнате смущающей волной, а то, как дышал Минхо после каждого поцелуя, будто дышал только им — Джисоном — вместо воздуха, сводило с ума. Увлёкшись, дух осторожно высунул язык, оставляя на покрытой мурашками коже влажные дорожки, на которых оседало его тёплое дыхание, и Хан откинул голову, позволяя мокрым поцелуям перейти на его шею, мягко пощипывать губами, а руками очерчивать его рёбра, волнующе прикасаясь пальцами к месту, где отчётливо чувствовалось биение сердца. — Хочу сидеть так вечно, — прошептал Минхо на ухо парня, укусив того за покрасневшую мочку, и разнеженный Джисон всё-таки выпустил стон, заставив Ли на мгновение замереть, а затем он снова повторил это движение, выбивая новые, неожиданно приятные звуки. — Ты устанешь сидеть вечно, — хрипло ответил ему Хан, и Минхо едва слышно усмехнулся, сжимая ладонь на его груди, ощущая твёрдость её мышц и взбухшие соски, отчего парень сдался, более не скрывая своего наслаждения из приоткрытых губ. — С тобой не устану, — а затем он повернул Хана за подбородок к себе, целуя, оставляя на губах сладкие прикосновения языка, распаляя, накрывая их вновь и вновь без остановки, словно изголодавшийся зверь. — Мотылёк… — шептал Джисон, поворачиваясь и усаживаясь на колени духа, чувствуя его плотность бёдер и внутренне восхищаясь ими; свободной рукой провёл по своим волосам, убирая чёлку, которая через секунду снова упала на лоб, прикрывая один глаз. — Мотылёк… — Хан-и… — вторил ему Ли, переплетая их пальцы, и в этом жесте всё было настолько правильно, до звёздочек перед глазами восхитительно, что он невольно простонал, целуя в подбородок, в подрагивающий кадык, который, чёрт возьми, тоже был в виде сердечка и родинку — маленькую, шоколадную крошку на пухлой щеке, которая никак не оставляла его равнодушным с первого взгляда. — Позволишь… позволишь мне тоже?.. — прошептал в самые губы Джисон, оттягивая нижнюю и слизывая с них тихий выдох Минхо, который коротко кивнул, осторожно отстраняясь, чтобы стянуть белую футболку и отправить её куда-то на пол. Джисон действовал с аккуратностью ювелира, осторожно обводя пальцами горячую спину, слегка царапая кожу короткими ногтями и оглаживая трепещущее крыло, которое напряглось от возбуждения. Он не станет заходить далеко и даже не подумает сделать что-то неприятное, однако такое безграничное доверие Минхо завораживало, доводило и одновременно разбивало. Его Мотылёк прошёл через столько бед… Но теперь он сидит рядом, так крепко обнимает, зажмурив глаза и ощущает, как ладони Хана кружат рядом с шрамом и обрубком, не касаясь их, чтобы не сделать больно, лишь на мгновение почувствовав шероховатость бинтов, а затем возвращая руки на вздымающуюся грудь духа, пробегаясь по мышцам и укладывая подбородок на плечо, чтобы со всеми трепетом и любовью подарить свой самый искренний поцелуй в край бинта, показывая этим его совершенство. Затем он поцеловал здоровое крыло, ощущая его силу и гибкость, а ветер будто разыгрался в душе от одного представления их мощи в действии, и на этот раз он показал, что для Джисона не важно какие крылья есть у Минхо, есть ли они вообще, потому что его Мотылёк невероятно сильный в любом виде. — Красивый… — хрипло говорил он при этом, ластясь щекой о висок старшего. — Самый красивый… Минхо хотелось всхлипнуть, хотелось превратиться в лужу из эмоций и стечь на пол бессвязной жижей. Ещё никто и никогда не называл его красивым таким голосом и с таким обожанием, что не оставалось сомнений — Хан любит и его, и его обрубок, на который никогда не смотрел с отвращением и никогда не отводил взгляд, в котором потом читалась жалость как у многих. В них читалась боль, потому что Джисон её помнил по своему опыту, читалась любовь, потому что Минхо он любил целиком и полностью, а ещё читалась уверенность — не просто надежда, нет — а настоящая, прямая уверенность в том, что Ли исцелится, он поправится и снова почувствует себя счастливым, даже не догадываясь, что присутствие самого Хана для него — и есть счастье. Руки бегали по телу уже так привычно, словно всегда были созданы для этого и дарили желанные ласки так умело, что Минхо снова почувствовал это — крохотную полуулыбку, которую вызывал лишь один человек — его человек, его дух, его Хан-и. — Мы не зайдём сегодня далеко, да? — с сожалением спросил Минхо, прекрасно зная, что ни его организм, ни усталый Хан пока к этому не готовы, но, несмотря на слова, всё равно расстегнул его ширинку, ощущая ладонями горячую пульсацию. — Позже, малыш, обязательно позже, когда ты будешь готов, — ответил Джисон с закрытыми глазами, потому что все его силы растворились в ощущениях, которые дарил ему дух, вышибая все остальные мысли, кроме заботы о нём. По комнате плавным трепетом разносились звуки шороха одежды, мягкого скрипа старой кровати, чувственных поцелуев и тихого шёпота нежных слов, таких мимолётных, но важных, осевших в их головах навечно общим воспоминанием.***
— Чан-хён, я облажался, я так облажался, спьяну наговорив Минхо-хёну о том… — Хёнджин замер, ввалившись в палату старшего и во все глаза смотря на появившуюся вторую кровать, на которой восседал потревоженный шумом Чанбин и уже тише, медленно договаривая: — Что Хан Джисон дух… — Хан Джисон дух? — брови Со взлетели вверх, отчего он не сразу обратил внимание на покрасневшие глаза Хёнджина. — Когда ты очнулся, хён?! Вернее, когда очнулся, почему не разрешал навестить тебя? Да ты хоть знаешь как я!.. — Прошу тебя, моя голова сейчас взорвётся, — простонал из-под одеяла Чан, голос которого было не узнать, и лишь виднеющиеся вихри отросших, кучерявых волос и крыльев говорили о том, что где-то там под слоем пуха лежит парень. — Что это с ним? — опешив и даже позабыв о том, что он говорил, взволнованно спросил Хван. — Снова не выспался, теперь косплеит мумию, — пожал плечами Чанбин, который снова расслабился и даже взял в руки книгу, явно играя заинтересованного читателя, несмотря на то, что она был вверх ногами. Хёнджин закатил глаза, проходя в палату и прикрывая за собой дверь, удивлённый тем, что ещё никто не сделал ему замечание за шум, а затем пододвинул к кровати Со табуретку, усаживаясь на неё и демонстративно складывая руки на груди. — Что ж, хён, теперь-то ты от меня никуда не уйдёшь. — Хочешь устроить мне наказание в виде порки? — А ты хочешь порку? — Было бы славно. — Ребят, вы же понимаете, что я ещё здесь? — скидывая край одеяла с лица, возмутился сморщивший лицо Чан, на что Чанбин покачал головой, откидывая книгу. — После того, как ты обжимался с красотками в клубе прямо передо мной, я не позволю тебе жить спокойно, — притворно гневно ответил он, а затем снова перевёл взгляд на Хёнджина, и совесть больно кольнула в его грудь от вида усталых глаз механика, его исхудавшего лица и побледневшей кожи. — Прости… — Мне не так важно, что ты избегаешь меня, хён, — конечно важно, чёрт возьми! — Но если так тебе будет лучше, то… — Хван уже собрался встать с места и уйти, как тут Чанбин выкрикнул «нет!», мгновенно замолчав, настороженно прислушиваясь, не идёт ли сюда медсестра разбираться, а затем уже тише добавил: — Лучше мне не станет, если ты уйдёшь… — И прежде, чем вы начнёте примирение, я бы хотел узнать что там с Хан Джисоном и что ты сказал Минхо, — снова вмешался Чан, заставив Со тяжело вздохнуть — он же только-только настроился! — В общем, вчера я немного перебрал… — Так… — Был расстроен и всё такое… — Ближе к делу. — И рассказал Минхо-хёну о том, что Джисон-щи дух и был капитаном разведки несколько лет назад. — Как много я пропустил, — обиженно надулся Чанбин, отчего-то не сильно удивляясь, что Джисон был духом — он почувствовал, что что-то не так ещё тогда, при встрече. — И как он… отреагировал? — осторожно спросил Чан, уже полностью вылезая из-под одеяла, стискивая руки в кулаки от волнения за друга. — Был в шоке, наверное, я особо не помню, — пожал плечами Хёнджин, слыша усталый вздох старшего. Он и правда не помнит большей части того что было из-за всепоглощающей боли за лучшего друга — за Сынмина, которого потерял, когда тот вызвался проникнуть в Белладонну вместе с Питером — вместе с Хан Джисоном. Со временем, когда гнев утих он понял, что здесь нет вины капитана, что всё случившееся вешать на одни лишь сломанные плечи Джисона не было смысла, и его поведение, его слова лишь добивали парня, который и так перешёл грань. Услышав однажды, что Хан сбежал из больницы, чтобы покончить с собой, прямо в тот же день, когда Хёнджин навестил его, внутри него всё сжалось настолько сильно, что механик едва ли мог дышать, вцепившись в косяк двери. Хван не боялся, что кто-то обвинит его за это, но он чувствовал невероятную ответственность, которую проталкивала совесть, не позволяя горлу избавиться от горького комка где-то внутри и откашляться. После этого он не приходил. Хёнджин боялся навредить ещё больше и старался выкинуть образ бездонных колодцев вместо глаз навсегда, но с каждым сном, в котором он видел лежащее тело с поломанными крыльями и чёрными глазами, он не мог жить с мыслью, что никакого Хан Джисона в его жизни не было. «Питер умер» — сказал Джисон тогда, посылая по коже стаю холодных мурашек, и Хёнджин боялся, что и Хан умрёт навсегда. Пока не встретил его вновь и не увидел отблеск света в почерневших глазах — света, который был направлен на одного единственного духа — на Ли Минхо, вылечившего ядовитый корень в сердце испепелившего, сам того не осознавая. Поэтому видеть стоящего возле могил Джисона было больно, но он не ненавидел его, потому что прекрасно понимал, потому что чувствовал то же самое. И это чертовски, блять, больно. Чан вздохнул снова, расправляя крылья, перьями задевая прошипевшего на него Чанбина, и с расширенными глазами Хёнджин вдруг понял, что именно этот насупленный воин со сломанной ногой и зарастающей рукой ворвался в его жизнь так просто, в прямом смысле едва не выбив дверь в его мастерской. — Это ещё не всё, — сказал быстрее, чем подумал, привлекая внимание духов и невероятно краснея, отчего задержавший на нём взгляд Чанбин едва вслух не сказал «такой милый». — Что такое? — спросил встревоженный из-за информации Чан, подумав, что с Минхо и Джисоном после этого случилось что-то ещё, однако на удивление всегда собранный Хёнджин бездумно водил взглядом по любой поверхности, будто избегая какой-то темы, будто сомневаясь, будто… смущаясь. — Я влюбился. Книга, что неровно лежала на тумбочке, как назло упала, заставив Хвана нервно вздрогнуть, а подавившийся слюной Чанбин зашёлся в кашле, прикрывая один глаз. — Вау, ну и кто это? — после минутного кашля, задыхаясь, всё же прохрипел он, хватаясь за грудь. — Глупый, мускулистый шкаф, который если ещё раз спросит такую глупость, я откушу ему ухо! — вспыхнул скулами Хёнджин, а прядь его тёмных волос упала на лоб, забавляя Чана, который всё это время улыбался. — Звучит привлекательно, я только за, — приведя себя в порядок, счастливо рассмеялся Чанбин и на этот раз его смех подхватил Хёнджин — такой же не менее счастливый.***
Они сидели в машине и подпевали своей песне всю дорогу, попутно улыбаясь друг другу и на остановках переплетая пальцы в тесный замок. Это случилось сразу после полудня, когда солнце окончательно скрылось за тучами, лениво проплывающими мимо больницы, а в волосах играли пылинки, отражаясь от редких, выглядывающих лучей. Принятие решения поехать куда-нибудь вместе пришло ровно после осознания великого для обоих момента, когда Минхо наконец позволил снять бинты. Дух неуверенно стоял в ванной комнате, боясь скашивать глаза в сторону зеркала, отражение в котором он всегда видел по пояс, но сейчас давление казалось настолько сильным, что Ли ощущал себя загнанным в клетку зеркал, где видел себя со всех сторон в страшных картинках. Надвигающаяся паника едва не настигла его через участившееся дыхание, и только подошедший со спины Джисон, осторожно коснувшийся его подрагивающих плеч, успокоил его одним лишь появлением, заставив поверить в лучшее. Пригласив доктора на осмотр и ожидая, когда тот даст добро, Минхо сказал, что бинты может снять только Джисон, на что тот начал протестовать, намекая, что у него не такие высокие полномочия в медицине, но дождавшись уверенного кивка доктора, под его надзором, Хан осторожно прикоснулся к обрубку и стал медленно стягивать шероховатую ткань слой за слоем, помогая себе маленькими ножницами. Бинты меняли так часто, как могли, но Минхо никогда не подпускал к ранению никого, кроме его лечащего врача, поэтому новое, но приятное ощущение прикосновений тёплых ладоней Джисона к коже, не вызывали отторжения, напротив, ему хотелось лишь ластиться к ним, несмотря на напряжение из-за ситуации. Закончив, Хан выдохнул, смотря на заросшую, розовую кожу вокруг остатка кости, смотрел на подрагивающее плечо и охнул, заставив Ли напрячься, а доктора нервно усмехнуться, потому что на его памяти подобное он видел впервые. — Что там? — тревожно спросил Минхо, не выдержав, оборачиваясь к отражению и замирая точно также как присутствующие, неверяще смотря на обрубок. — Такое… было невозможно до этого момента, — неуверенно прокашлялся доктор, скашивая взгляд на загоревшиеся глаза Джисона, в которых плескалось столько восторга, что ему стало неловко. — Новое крыло вряд ли вырастет, но это всё равно изумительно. Минхо не мог поверить в то, что видел: его обрубок с грубой кожей и шероховатый от остатка рубца оброс лёгким пухом совсем как раньше, когда он терял часть перьев во время особо сложных полётов и сражений, пока на их месте уже набивался пух для новых, не менее острых. Этот феномен удивил его так сильно, что у духа закончился весь словарный запас, чтобы описать свои чувства, но как всегда в этом его выручил Хан, у которого непроизвольно вырвалось: — Невероятный… И на этот раз Минхо встретил его взгляд, пока в груди всё перевернулось от восхищения и радости, написанных на лице парня. Джисон не шутил, называя его невероятным, потому что действительно так считал, действительно восхищался им и, кажется, влюблялся лишь сильнее, хотя всегда думалось, что уже сильнее некуда. И от этого Ли смутился, внутренне благодаря Небеса, что однажды встретил этого парня на мосту. Встретил и забрал его сердце с собой, чтобы в будущем отдать своё. — I don't like my mind right now (мне не нравится, что моя голова) Stacking up problems that are so unnecessary (забита лишними проблемами) Wish that I could slow things down (хотел бы я замедлить всё вокруг) I wanna let go but there's comfort in the panic (я хотел бы отпустить, но в панике так комфортно), — тут же запел Джисон, стоило из автомагнитолы раздаться знакомым первым нотам, пока он разворачивал уже породнившийся Ли старенький бентли, который в свете послеобеденного солнца из чёрного переливался в какой-то болотный, зеленоватый оттенок, как чешуя дракона у водопоев. — Споёшь её на нашу свадьбу? — вдруг спросил Минхо, заставив Джисона поперхнуться, отчего он сильнее сжал руль, чтобы внезапно не потерять управление от неожиданности. — Ч… что? Хён, это смущает! — Тогда я спою, — безмятежно пожал плечами Ли, будто только что спросил про погоду, пока внутренне сам чувствовал, как медленно, но верно загораются его щёки. Минхо повернулся, чтобы лучше рассмотреть профиль Джисона, будто до этого момента ни разу его не видел и замер от того, каким красивым он был. Дух не являлся ценителем чей-либо внешности и не считал себя эстетом, но задерживая взгляд на лице или фигуре Хана он понял, что возможно у него развилась личная эстетика. То, как меняются карие глаза с светлых, шоколадных на тёмные при какой-то плохой новости, а его песочная кожа, которая всегда переливалась золотом на солнце бледнеет, было удивительно, ведь Ли не часто встречал человека с таким честными телом и мимикой. Хан мог с лёгкостью запрокинуть голову в открытом смехе, не стесняясь своих эмоций и не прикрывая лицо, позволяя Минхо любоваться и впитывать в себя образ такого счастливого младшего. Также парень не наносил макияж, но его брови всегда были аккуратными, а кожа на лице пахла кремами, когда Ли целовал его щёки, которым порой готов был поклоняться. Тому, как Джисон ест, можно было посвятить отдельную книгу со всеми возможными эпитетами восхищения, по крайней мере так думал Минхо, потому что не мог насмотреться на загорающийся огонёк в округлых глазах при виде вкусняшек, на щёчки, которые заметно увеличивались в размерах, когда он жевал, умилительно жмуря глаза. И пусть Минхо не мог оценить великие картины живописцев или идеальные скульптуры с сюжетами, он знал, что личное искусство сидит прямо перед ним, сжимая пальцами руль, пока короткие рукава цветастой футболки оголяли тонкие запястья и вздутые вены выше, заставляющие старшего каждый раз шумно выдыхать. Кончиками пальцев Минхо прикоснулся к губам, прикрывая глаза, пока Джисон пел, своим голосом погружая его в воспоминания их поцелуев, нежных объятий и успокаивающего шёпота. Представить свою жизнь без Хана он уже не мог, поэтому тут же распахнул глаза, внезапно испугавшись, что тот может оказаться всего лишь миражом в его воспалённом болью мозге. Но нет, Джисон продолжал оставаться рядом, сверкая своей крохотной родинкой на щеке и улыбаться так широко и тепло, что щемило сердце — он всегда отвечал ему улыбкой, даже когда Минхо посылал его далеко и надолго. Ли думал о том, что сожалеет, ведь полноценно познакомился он с парнем уже после его выписки, хотя мог бы быть рядом и поддержать, даже если подозревал, что Джисон из прошлого мог бы его прогнать. «Я бы всё равно был рядом», — подумал Минхо, обнимая себя руками, а по оголённому от отсутствия бинтов обрубку прошла рябь дрожи. — «Он был один там — в кромешной тьме, до него так и не достучались, поэтому он выкарабкался сам…». Пока в голове самого Джисона было: «Если бы не мотылёк, Питер и правда был бы сейчас мёртв». Но они оба так и не озвучили свои мысли.***
Когда они наконец остановились, Минхо едва не вывалился из машины шумным мешком, протяжно простонав, когда смог наконец расправить конечности и пройтись. Тело ломило от часовой поездки даже хуже, чем когда они ехали в Столицу, путь до которой лежал больше четырёх часов, но он не стал задумываться, взмахнул крылом, чтобы размять перья, которые пришлось прижать в тесном для него салоне, а затем обернулся, встречаясь с искринками веселья в глазах Джисона. — Это наше первое свидание, а ты кряхтишь как дед, — усмехаясь, сказал парень, отскакивая от лёгкого пинка Ли, тут же подходя к багажнику, чтобы вытащить всё необходимое для их запланированного пикника. — У нас уже было свидание, — пробурчал Минхо, взъерошивая волосы, по которым гулял прохладный ветер, — Мой день рождения, забыл? — Оу, так это всё же было свидание? — с хитринкой спросил Хан, на что дух закатил глаза, открывая заднюю дверь салона и кидая припасённую там толстовку в сторону парня. — Оденься, не май месяц. И Джисон послушался, не переставая улыбаться, перекрыл пёстрые цвета футболки однотонным, чёрным. И пока он возился, почти что целиком залезая в багажник, Минхо отвернулся, прошаркав к полю, на которое они и приехали, по словам Джисона возле которого было редкостью встретить людей или военную технику. Оно было вдали от городской суеты или энергичности Пригородов, расстилаясь пока ещё зелёным ковром на несколько сотен метров, принимая на себя отцвётшие бутоны и готовящихся к зиме мышей, копошившихся в зарослях высокой травы. Тишина приближавшегося вечера не давила как в больнице и не навевала грусть, напротив, Минхо закрыл глаза, поглубже вдыхая приятный аромат свежести, который принёс ему ветер и присел на корточки, зарывшись ладонью в траву, чтобы почувствовать её шёлк меж пальцев. Это было изумительно — Джисон явно имел какой-то особенный радар в голове по знанию таких уединённых мест и с лёгкостью делился этими знаниями с Минхо, предлагая вместе чудесно провести время. Когда они приняли решение приехать сюда, на душе было спокойно, потому что Минхо знал с кем едет и по какой причине. Свидание. Как будто бы всех этих бед никогда не случалось, как будто бы Хан просто подошёл к нему в таверне и подарил самую прекрасную улыбку в мире только ему одному… Возможно в параллельной вселенной всё так и было, возможно там они вспорхнули потом ввысь, держась за руки, но здесь Минхо видит реальность, в которой держится лишь благодаря ему — Джисону — не менее сильному духу. — Сначала поедим или ты хочешь прогуляться? — раздался шёпот прямо возле уха, заставив Минхо вздрогнуть и отклониться назад, но Джисон тут же его поймал в свои объятия, сам плюхаясь на задницу и со смехом утягивая на свою грудь Ли, несмотря на то, что в этом положении его уцелевшее крыло, должно быть, жутко мешалось парню. — Давай поедим, — ответил Минхо, поспешно вставая и протягивая парню руку, чувствуя, как распускаются бутоны в его душе, когда Хан принял его ладонь, слегка сжимая сильнее чем нужно, будто бы желая пропустить своё тепло ему под кожу и оставить его там навечно. Они расстелили мятного цвета плед недалеко от машины, зажимая края контейнерами с едой от ветра и разглаживая рядом траву, которая только и норовила залезть под одежду. Джисон поклялся, что здесь не обитают ядовитые змеи, и Минхо поверил, несмотря на сказанные вслух слова о том, что первым на их съедение он отдаст Хана. Прихватив не так много еды, чтобы просто перекусить и термос с чаем, они ели и обсуждали всё на свете, нередко смеясь с какой-то ситуации, а если и переходили на более серьёзные темы, то старались делать это мягко, хотя открывшееся доверие позволяло им идти дальше. — Ты правда курил? — удивился Минхо, откусывая бутерброд, но после услышанного едва не забыл как жевать, выпучив глаза на Хана. — Ага. А младшие ненароком взяли мою эту привычку… Я поэтому их леденцами и кормил, думал, смогу отучить, — при воспоминании об Айэне и Мине голос стал слегка дрожать, а в глазах вновь появлялась непреодолимая тоска, отчего Минхо поспешил положить свою руку на сжатый кулак парня, на что тот благодарно улыбнулся. — И как же сам отучился?.. — После случившегося я даже не ел толком… бросил как-то сам по себе, — пожал плечами Джисон, вспоминая, что тогда его не тянуло не только на сигареты, но и на жизнь в целом, с удивлением понимая, что мысли о прошлом уже не давались так тяжело как раньше, потому что рядом был Минхо — понимающий его как никто другой. — Когда мой отец был жив, он тоже часто жаловался, что не может бросить, — Минхо опустил глаза, понимая, что и эту тему он больше не хочет обходить стороной, потому что это Хан-и, его Хан-и, а их переплетённые пальцы только прибавляли сил говорить дальше, даже без жуткого комка где-то в горле. — Мама и папа были замечательными. Они работали в нашей Империи и отдавали всех себя этому делу… Отец был духом-механиком, а мама помогала в арьергарде, но чаще всего находилась в лаборатории папы, несмотря на то, что люди там часто ворчали на присутствие второго духа. Мне было семь, когда лабораторию взорвали… — замолчав на какое-то время, Минхо прислушался к ощущениям, вспоминая добрые-добрые глаза мамы и лёгкую полуулыбку отца, их мягкие разговоры друг с другом и то, как они обучали мальчика всяким техникам, попутно предупреждая его не злоупотреблять своей силой. — Я до сих пор так и не понял что там случилось, лишь потом господин Бан забрал меня в их семью — он дружил с папой, и там я встретил Чан-хёна, а потом и Бина. — Мне жаль, — прошептал Джисон, пока в его глазах плескалось столько грусти, что Минхо придвинулся к нему, носом потираясь о его нос. — Всё в порядке, это было давно. Семья Бан хорошие люди, хотя ты и сам это знаешь, — подловил его дух, на что Джисон неловко поджал губы. Конечно он знал инструктора Бана, как-никак он обучал его в разведывательном корпусе до того, как он стал капитаном отряда. И пусть с Чаном он не был так близко знаком, порой видя парня со стороны, Хан понимал что из себя представляет этот любопытный друг, который не раз перебрасывался парой фраз с Айэном и даже давал ему дельные советы. Также вспомнился тот великий и, как оказалось, ужасный день, когда Джисон выбрал себе команду, по сей день виня себя за то, что это он погубил парней, это он не справился с ситуацией и безгранично доверился Киту, который воспользовался этим, отправив их прямиком на смерть. «Я должен был это предвидеть», — винил себя парень каждый раз, когда вспоминал своих друзей. — Что за таблетки я видел в твоей комнате? — вдруг спросил Минхо, сбивая Джисона с мыслей, и он вопросительно уставился на духа, слегка наклоняя голову. — Ах, это… снотворное. — Так много? — удивился Ли, не особо замечая за Ханом запасливости. — Я принимаю их по несколько штук за раз, — нехотя признался парень, не понимая, как эти кошачьи глаза могут всё расширяться и расширяться, не зная грани. — Что?.. Ты… совсем не спишь, да? — и Минхо мог его в этом понять, потому что первые недели глаза ломило от сухости из-за того, что дух никак не мог их сомкнуть. Джисон покачал головой, грустно улыбаясь, а затем вдруг произнёс: — Покажешь мне сегодня созвездие Ориона? Здесь такое огромное пространство, прямо как в кинотеатре! — Вряд ли тут мы сможем его увидеть, — мягкая полуулыбка наползла на лицо Ли, когда он заметил, что ветер взъерошил густые, чёрные волосы Хана, играясь с его чёлкой, поправляя несколько всклокоченных прядей, игнорируя мысль о том, что парень намеренно резко сменил тему, потому что понимал причину. Всегда понимал его.***
Когда они решили прогуляться, ветер будто нарочно поднялся, путая под их ногами траву и забираясь под одежду цепкими укусами поздней осени. Несмотря на угрожающие тучи вдали, Джисон знал, что они лишь окинут их равнодушным взглядом и поплывут дальше, не трогая поляну и редкие деревца на горизонте. Было так хорошо, что парень закрыл глаза, подставляя лицо ветру и с наслаждением вслушивался в порой резкие порывы, которые не оглушали, но заметно врезались в щёки, делая их невероятно румяными. Минхо настоял на ещё одной кофте — они подготовились, взяв достаточно одежды, потому что знали, что проведут время на природе. Когда стало темнеть, они перекусили вновь, грея руки о кружки с идущим паром из них, и Хан улыбнулся, вспоминая их встречу. К сожалению он так и не узнал название чая, который дал ему тогда Минхо, поэтому мог лишь представлять его аромат где-то на подкорке сознания, успокаиваясь. Сейчас же даже простой чёрный чай без запаха трав манил к себе теплотой и уютом — это Джисон уже понял, потому что дух был рядом, плечом прижимаясь к нему и постоянно задевая рукой — то ли нарочно, то ли случайно, кладя ладонь на его коленку и слегка сжимая в поддержке. Им было комфортно вместе, даже если порой они просто молчали, любуясь природой. — Что самое запоминающееся было во время учёбы в академии? — спросил вдруг Минхо, кладя голову на плечо парня и слегка потираясь щекой о нагретую кожей толстовку. Джисон задумался, даже перестал пить чай и наклонил голову, рассматривая свои чёрные носки так, будто на них было что-то написано, а затем хмыкнул, понимая, что в голову внезапно стало лезть лишь одно воспоминание, которое однажды осело неприятным осадком. — «Противодух» — что это? — спросил профессор, театрально задумчиво прислоняя палец к подбородку и повернулся к рядам студентов, блеснув своими маленькими, круглыми очками, выдавая в себе заядлого механика. — Он похож на огнетушитель! — вдруг вскрикнул кто-то из толпы, привлекая внимание мужчины, и тот щёлкнул пальцами, быстро кивая. — Верно! Это приспособление, придуманное Кан Сухо-зэ — великим учёным, два века назад. — снова проведя взглядом по всем рядам, профессор отошёл к своему широкому, чёрному столу, упираясь о него бёдрами и складывая руки на груди — Джисону всегда казалось, что этот мужчина не умеет жить без лишнего движения, он активен постоянно, возможно даже когда спит. — «Противодух» извергает особые пары, которые способны заглушить или приостановить силу духа, его огненную энергию. — Но также «противодух» будет бесполезен, если духи полетят. Их крылья с лёгкостью отражают удары пуль и пара, — заметил какой-то парень, сидящий на первом ряду, и профессор закивал вновь, походя на болванчика, и если бы эта тема не вызывала в Джисоне так много необъяснимых неприятных чувств, он бы даже тихо прыснул в кулак с этого зрелища. — Всё так. Однако хоть «противодух» и неэффективен в дальнем бою, вы никогда не должны злоупотреблять им! Как известно, энергия духа может стать нестабильной в момент стресса, «противодух» лишь добьёт его, и это приведёт… к плохим последствиям. — К испепелению? На какой-то момент Хану показалось, что маленькие, круглые очки сверкнули в его сторону, отчего парень тут же вздрогнул, а где-то внутри у него ухнуло что-то неприятное, осадком облизывая похолодевшие кончики пальцев, но он не подал виду, лишь по привычке поджал ноги, нервно играясь с ручкой и совершенно не обращая внимание на недавно записанные конспекты. Всё его внимание остановилось на размышлениях — он знал, что существуют люди, которые всё ещё не доверяли духам, которые, из-за страха неизвестности их возникновения, не принимали их в обществе и сторонились. Никто не знал откуда появились огненные, крылатые существа, так похожие на людей, и если кто-то и задумывался над этим, то явно до начавшейся войны между Империями, покуда сейчас большему проценту было не до этого. Джисон содрогался в ужасе, когда ему рассказывали о таких местах, как Белладонна, ненавидел и боялся одновременно, видя в кошмарных снах стол с приспособлениями для пыток и сумасшедшего учёного в халате доктора. Но всё это были лишь его представления, и если парень когда-нибудь отправится на разведку, то возможно там будет всё не так, как судорожно вертелось в его голове. — Да. Именно к этому, — ответил на вопрос студента профессор, разворачиваясь к столу и копаясь в бумагах, словно пытаясь там что-то найти. А Джисон задумался вновь, не желая представлять что бы с ним было, испепели он свою душу до праха. — В целом, было весело, — закончив свой рассказ, Джисон улыбнулся, осторожно убирая спавшую на глаза чёлку Минхо, смеясь с того, как дух показательно нахмурился, сморщив нос и надув свои очаровательные губы. — Из всего ты вспомнил только фрагмент какой-то пары, серьёзно? — подивился Ли, отодвигаясь от парня и заглядывая в его глаза. — А как же тусовки, стресс из-за зачётов, сбегание с пар? Ты не похож на заучку. — Ауч, мотылёк бьёт прямо вот сюда, — драматично вздохнув, Хан указал на грудь, намекая, что его сердце разбито, но затем заметив, как Минхо закатил глаза, рассмеялся вновь, качая головой. — Тусовки тоже были конечно, но я предпочитал отсиживаться где-то, где спокойнее. — А, не знаю, отношения?.. — прощупывая почву, спросил дух, даже на мгновение затаив дыхание, будто это могло ускорить ответ задумавшегося Джисона. — Был один парень… Но дальше конфетно-букетного периода мы не зашли. — То есть вы не… — Нет, мотылёк, снимал штаны я только с тебя, — и замечая, как быстро пунцовеют щёки старшего, усмехнулся, облизывая нижнюю губу. — Ну а ты, хён? Минхо покачал головой в знак отрицания, придвигаясь ближе и утыкаясь носом в виднеющуюся из-под толстовки ключицу и маленькую родинку рядом, вдыхая родной запах, впитывая его в себя и желая влиться второй кожей. — Всё это время мне было не до этого, — честно ответил дух, целуя невероятно горячую кожу и наслаждаясь тихим выдохом младшего. — Значит ли это, что я могу забрать твою девственность? — Хан Джисон! — окончательно пряча лицо в шее, прикрикнул Ли под хохот парня, а затем внезапно повалил его на спину, седлая бёдра. — Кто ещё чью девственность заберёт, — нагло ответил он, задирая подбородок, резко рванув молнию толстовки вниз, оголяя надетую на футболку лёгкую водолазку, и даже через неё дух мог почувствовать жар его тела. — Потеряем её вместе, когда перейдём к чему-то серьёзнее дрочки, — совершенно не стесняясь, пожал плечами Джисон, а затем положил руки на бёдра старшего, легонько сжимая. — Ты такой красивый. — Прекрати, — опустив голову, Минхо почувствовал, как сильно горит его лицо, сердце в груди своим гулом отдаёт куда-то в уши, а мокрые от слюны губы обдувал ветер — до того часто он их облизывал, невольно привлекая внимательный взгляд округлых глаз. — Не могу прекратить то, над чем не властен, — промурчал Хан, ведя ладонями по бёдрам, наслаждаясь их плотностью и теплом, коснулся острых коленок, радуясь, что его мотылёк снова начал набирать вес, а его кожа перестала быть болезненно-бледной, как и коньячные глаза, в которых появился живой блеск — это то, что Джисон хотел бы видеть, просыпаясь и засыпая тоже. Когда Джисон говорил с ним в таком тоне — заметил Минхо, — его голос становился на октаву ниже, бархат этого звука ласкал кожу даже сквозь одежду и плавно переходил к ушам, даже на расстоянии опаляя их теплом, заставляя мочки краснеть, а внизу живота загоралось что-то такое, от чего Минхо был в восторге. Во время службы он редко думал об этом — его больше волновало будущее, в котором его народ может жить, и дух хотел сделать всё, чтобы защитить земли Восьмой Империи, на отношения времени у него попросту не было, а на снятие стресса едва ли хватало. Поэтому какое-то время парень даже думал, что такие вещи как секс или партнёры перестали интересовать его вообще, а после травмы его не интересовала даже собственная жизнь, но вот пришёл Хан Джисон и смёл напрочь все его бывшие убеждения и теории своим хриплым в определённые моменты голосом и томным взглядом. И даже если чаще всего Минхо ловил на себе нежные и любящие глаза Хана, ему также нравилось чувствовать то разрастающееся пламя в миг потемневших радужек и нравилось осознавать, что это пламя вызывал только он. Мимолётная ревность, когда дух узнал о каком-то таинственном парне с его этими конфетно-букетными периодами, тут же развеялась, потому что Ли знал — Джисон думал лишь о нём, а прошлое осталось в прошлом. Минхо наклонился, впиваясь в готовые, приоткрытые губы, со стоном получая желаемое тепло и забирая себе рваное дыхание парня, чувствуя мелкий трепет на кончиках пальцев, когда он осторожно провёл ими по вздымающейся груди, ещё в прошлый раз понимая, что он влюблён в эти твёрдые мышцы и аккуратные горошины сосков. По правде, он влюблён в всего Джисона, но какое же блаженство ощущать под ладонями участившееся дыхание парня и знать, что это всё из-за него. Минхо было трудно смутить, чаще всего это делал он своими шутками, в которых всегда был какой-то доводящий людей подтекст, а игриво двигающиеся брови доказывали, что он тот ещё стёбщик, но вот перед Джисоном у него не получалось побороть внутренний вопль, вперемешку с наслаждением, когда он мог касаться парня так. Джисон в его руках всегда был податливым как тающий в микроволновке сыр, но точно чувствовал, когда Ли нужна была жёсткость, поэтому он тут же менял их местами, покрывая светлую шею горячими поцелуями. У них не было каких-то границ или рамок — они просто любили эти ощущения, катаясь по смявшемуся пледу как вздумается, запуская пальцы в волосы и оттягивая, поглаживая талию, поясницу, бёдра, которые порой дрожали так, что не в силах было терпеть. — Замёрзнешь же, — прошептал Джисон, замечая, что Минхо стянул свою пушистую кофту, оставаясь в одной футболке и снова меняя их местами, намеренно медленно разводя ноги парня. — Так согрей меня, — также шёпотом отвечал Ли, сцеловывая наверняка остроумный ответ и оглаживая полюбившуюся грудь, сквозь ткань пощипывая вставшие соски. — На улице слишком холодно, чтобы- — Давай просто полежим так и погреемся, — перебивая Хана, уже зная что тот скажет, выдохнул Минхо и наконец засовывая порядком заледеневшие ладони под водолазку и футболку парня, ощущая, как тот вздрогнул, но не сказал ни слова, отвечая на ленивые, но мокрые поцелуи. И чем ближе подползала ночь, тем холоднее становилось. Парни успели понежиться в объятиях друг друга ещё какое-то время, отвечая на ласковые поцелуи и жаркие прикосновения, не переходящие ту тонкую грань, которую очень хотелось нарушить. Сегодня Минхо снял бинты — подумалось Джисону, когда они начали собираться обратно в Центр, — а это значит, что скоро мы будем готовы ко всему новому в наших отношениях.***
Они вернулись под утро, славно накатавшись по Пригороду, влюбившись в ночные улочки, обрамлённые неоном, в настоящий сад фонарей разных цветов и видов, и в уличную еду с паром, запахом жареного и острого, с коктейлями и айс-американо, с бабл ти и токпокки. Краски мельтешили перед глазами бешеными бабочками, а дыхание порой спирало от сильного ветра, когда Джисон позволял себе разогнаться на трассе до максимума, снова сбавляя скорость и повторяя так несколько раз, потому что знал, что даже такое мелкое ощущение парения могло поднять настроение Минхо. Они оба скучали по этому — по возможности расправить крылья высоко в небе и обняться с облаками, видя, как они плавно расступаются перед ними. Но теперь это представление казалось каким-то затянувшимся сном, который не хотел отпускать их к реальности и ранить ещё сильнее. — Скажи, мотылёк, какое созвездие у тебя самое любимое? — сбавляя скорость до ползущей черепахи и не чувствуя за эту вину, так как они были одни на длинной и нескончаемой дороге, спросил Хан. — Оно прямо тут, — ответил Минхо, заставляя брови парня забавно подняться к густой чёлке, и Джисон повернулся, пытаясь понять о чём говорит дух. — В твоих глазах. И парень ойкнул, краснея и отворачиваясь под трясущиеся плечи Ли, который всеми силами старался сдержать смех, отворачиваясь к окну и чуть его прикрывая, так как кончик носа начал мёрзнуть. Когда они вернулись в Центр, была глубокая ночь, разбавляемая криками сов вдали и жужжанием вечерних жуков, которые всё никак не могли успокоиться. Подниматься по ступеням и не шуметь было тяжело, особенно после нескрываемых смешков от лица дежурного, который с круглыми глазами впустил их в больницу, почёсывая затылок и не понимая почему они так припозднились. И несмотря на холодные порывы ветра, стучащие по окнам любопытным гостем, тишина больницы не казалась давящей, напротив, такая атмосфера внезапно успокоила Минхо, который только-только отходил от встряски и возбуждения из-за будоражащей поездки, пока кончики пальцев всё ещё чувствовали пылкие ветряные поцелуи и обжигающие объятия ночи. Оказавшись в палате, Джисон помог духу прилечь, осторожно размял ему крыло, так как держать его в сложенном виде в тесной машине было тяжело, а затем подарил невероятно чувственный поцелуй, оторвавшись лишь на мгновение, чтобы снова припасть к губам — и так три раза, пока они снова не раскраснелись как цветущие бутоны. Разнеженный Минхо наконец нашёл удобную позу для сна, сорвав с Хана обещание, что тот придёт к нему с самого утра, с огромным нежеланием отпуская его руку. Но усталость брала своё, поэтому пожелав спокойной ночи, Ли не помнил тот момент, как закрыл глаза, проваливаясь в темноту без сновидений.***
— «Он в камере, но не знает, темно сейчас или светло, потому что не видит ничего, кроме пары глаз…»*, — на этот раз книгу выбрал Джисон, и Минхо казалось, что тот не читает ничего, кроме вещей, о которых нужно много думать; он и сам был таким же до поступления на службу, но не сейчас, когда драмы хватало и в жизни, а думать о своём положении, о котором порой напоминали даже книги, совершенно не хотелось. Наблюдая за ним, дух заметил, как часто парень хмурился, если вспоминал о чём-то нехорошем, как поджимал губы, делая мимолётные паузы и как покрывалась кожа на руках мурашками от слов, которые вызывали в нём такую реакцию. «Ты читаешь слишком грустные книги» — однажды сказал ему Минхо и не ошибся. Дверь в палату отворилась, перебивая Джисона, и он с улыбкой поздоровался с Феликсом, который принёс витамины и своего рода послание: — Хочу поехать с вами. — М? Куда поехать? — не понял Джисон, дотянувшись до закладки, прикрыл книгу и вопросительно уставился на медбрата. — К Чан-хёну и Бин-хёну, — уточнил парень и улыбнулся, но на этот раз неловко. — Подслушал ваш утренний разговор. — О… — мимолётно взглянув на Минхо и поняв, что тот не выражает несогласие, Хан кивнул, отвечая: — Конечно. У тебя же выходной завтра? — Да, так что я полностью свободен! — Отлично, машины хватит на всех, — улыбаясь, ответил парень и продолжил читать, пока Минхо принимал витамины. И духу было без разницы с кем ехать, потому что он всё ещё думал о списке литературы Хана и планировал посоветовать ему ознакомиться с чем-то полегче.***
Ровно в тот момент, когда они оказались в Столице, вышло солнце, загорая крыши домов яркими бликами и расплываясь лучами по одежде и волосам. Выйдя из машины и блаженно выдохнув, Феликс подставил лицо приятным порывам ветра, даже сквозь прикрытые веки чувствуя на себе поцелуи солнца в вспыхнувшие веснушки. Помогающий вылезти Минхо Джисон улыбнулся от этой картины, покачав головой, будто родитель, наблюдающий за игрой своего чада, а затем они направились к воротам больницы, радуясь, что Минхо стало значительно лучше в обществе, и они могли парковаться чуть дальше от входа. Парковка была почти что забитой, день предвещал скопление посетителей к больным, а снующие туда-сюда врачи выглядели утомлёнными, но даже это не портило настроение Ли, который не обращал внимание на бросающие на его обрубок взгляды. Рядом шёл Джисон — не просто его страховка или крепость, где безопасно, но и надежда на то, что дух справится, как справился когда-то сам, пережив нереальное. Узнав от Феликса, который активно общался с Хёнджином, что Чанбин в порядке и его переселили в палату к Чану, дух обрадовался, попросив Хана отвезти его снова, и тот с радостью согласился, понимая, что общение с друзьями идёт ему на пользу. К тому же, Джисону и самому нравились разговоры со старшими, было в их атмосфере что-то такое, что не смог упустить парень и, если бы всё сложилось иначе, они бы уже давно были хорошими друзьями. Возле палаты их уже ждал Хёнджин, одним своим видом заставляя Минхо напрячься и вспомнить их прошлый разговор, после которого они больше не выходили на связь. На этот раз все переглядки и холодное, избегающее поведение Джисона выглядели обоснованными, и Ли не мог судить, потому что не знал, как в такой ситуации поступил бы сам. Возможно также как и Джисон — закрылся бы от человека, который одним видом напоминал о близких, одним словом ворошил раны и одним жестом окунал в прошлое, в котором те, кого он потерял, ещё живы, ещё улыбаются ему и ещё рядом. После сложенного пазла, Минхо не раз переваривал в голове: «Винил ли ты Кита также, как Джисона?», но знал, что не имеет право спрашивать Хвана о таком. Это не его история, участником которой он никогда не был, но боль за Джисона спрятать было трудно, особенно после того, как Хёнджин поймал его взгляд и опустил глаза. — Привет! — как всегда яркий и улыбчивый Феликс сбавил атмосферу, не замечая, как та быстро оседала на коже неприятным, липким слоем, пока Хан стоял напротив Хёнджина и не знал куда себя деть. — Вы пришли, — Хван вернул парню улыбку и открыл дверь в палату, пропуская их и одновременно здороваясь со старшими. — Неужели главный ворчун соизволил прийти сюда, а? — с усмешкой произнёс сидящий на кровати Чанбин, замечая гостей. — А ты всё-таки соизволил поднять свой зад, поздравляю, — ответил в той же интонации Минхо, заставив Со рассмеяться, но даже так он не смог скрыть блеск сожаления в коньячных глазах, когда они наткнулись на гипс и мелкие ссадины на лице, которые уже почти что зажили. Чан тоже выглядел посвежевшим, его нос был в полном порядке, а царапина на брови превратилась в белую полоску шрама, возле которой уже появились маленькие волоски и возможно в будущем бровь вернётся в прежнюю форму, перекрывая след раны. Он улыбался также широко и ярко как Феликс, освещая палату своим оптимизмом и уверенной аурой, соскользнув с кровати, чтобы пожать каждому руку и лишь на мгновение затормозил на Джисоне, заглянув ему в глаза, будто убеждаясь, что тот в норме. Это не укрылось от внимательных глаз Минхо, и он сложил дважды два, понимая, что Хёнджин рассказал им о том разговоре, и что парни были в курсе об истинном происхождении Хана. И если про Чана это было предсказуемо, то вот как отреагировал Чанбин — осталось загадкой, которую Ли очень бы хотелось разгадать. — Я рад, что вы целы… — тихо произнёс Минхо, получая улыбки друзей и взгляды, полные понимания, пока в груди что-то очень сильно кольнуло от мысли, что они никогда его не осудят, потому что не считали виноватым. — Вы проделали долгий путь, проголодались? — обеспокоенно спросил Чан, присаживаясь обратно, и даже если он всегда вёл себя как крепыш, глубоко внутри в лёгких жестах было видно, что ему всё ещё тяжело: он придерживал ногу, когда садился, а его крылья поджимались, будто почувствовав укол слабости. — Всё в порядке, хён, мы перекусили по дороге, — поспешил успокоить его Феликс, хватаясь за лямку и переворачивая сумку, которую всё это время держал за спиной, больше походя на почтальона, и вытаскивая оттуда контейнеры с едой. — Ты сам это приготовил?! — изумился Чанбин, жадно заглядывая внутрь розовых контейнеров и принюхиваясь к настолько аппетитным запахам, что желудок тут же пробудился, напоминая о своём существовании. — Д-да, я… Хотел вас порадовать, — неловко переминаясь с ноги на ногу, Феликс покраснел, прекрасно зная, что больничная еда не всегда вызывает интерес, но вот домашняя принесёт ещё больше сил для восстановления, и настроение поднимется сразу же, неся в этот солнечный день не только краски, но и уют. — Это невероятно вкусно, Ликс, спасибо! — подцепляя палочками еду, похвалил парня Чан, который на удивление всех впервые так набросился, обычно долго выбирая что ему съесть, и это заставило Феликса смутиться ещё больше, отчего его щёки покрылись яркими, красными пятнами. — Ешь медленнее, хён. — Я готов расцеловать твои руки, — воодушевлённо отозвался Чанбин, до этого предлагавший парням присоединиться к еде, но теперь радуясь, что они отказались. — А вот это было явно лишнее, — недовольно пробурчал Хёнджин, тут же расплываясь в улыбке, когда Чанбин успокаивающе сжал его руку. Они ели и разговаривали. Много разговаривали. Минхо с радостью заметил, что на этот раз Джисон оживился, в сторону Хёнджина он по-прежнему не смотрел, но по крайней мере между ними не чувствовалось былого напряжения. Казалось, мысленно они давно всё уладили, просто не могли подобрать слов, чтобы наконец-то нормально поговорить и может быть в будущем им это удастся. Они слушали голоса друг друга, внимая сказанному, но не перебрасывались ими между собой, отвечая лишь на вопросы кого-то другого, однако и этого пока хватало. Как скрепляющее звено, Феликс постоянно разряжал атмосферу, шутя или делясь историями, попутно наслаждаясь смехом Чана и сам от себя не ожидая, что так отлично подружится с ним. Джисон же заговорил о музыке, и на этот раз сослуживцев Минхо было не остановить — они снова завалили его вопросами, касательно стиля и удивились, что тот написал так много текстов. Чанбин даже пошутил, что в ином стечении обстоятельств они могли бы быть неплохой командой, на что Чан покачал головой, серьёзно заявляя: — Что нам мешает начать сейчас? И эта троица перешла в степь темы куда подробнее, на мгновение позабыв, что в палате находятся другие. Хёнджин встретил взгляд Феликса, и они оба улыбнулись, поглядывая на едва не захлёбывающегося слюной Чанбина, который делился своим плей-листом так подробно, как только мог, а Минхо внезапно осознал, что пропал бы ещё очень давно, если бы Хан был в их отряде. Если бы общался с ними и ходил на миссии — это Ли представил лишь на мгновение, потому что боялся, что может увлечься, и это ненароком причинит ему боль. Солнце постепенно садилось, оставляя на многоэтажках последний яркий взгляд, прежде чем скрыть свои лучи за пролетающими мимо тучами и больше не показаться, пока небо постепенно заполоняли свинцовые крылья дождя. Где-то вдалеке послышались барабанящие раскаты грома, которые казались удивительными в конце ноября, а ветер поднялся с новой силой, разгоняя жёлтую листву по холодному асфальту. Но несмотря на это в палате было тепло и светло, был слышен смех даже через плотное окно снаружи, распугивая сидящих рядом голубей. Сплочённые, они казались одной большой семьёй, знающей друг друга очень давно, поэтому никто не удивился, когда спустя несколько часов одна небезызвестная троица перешла на свою волну шуток: — Хён, позвони мне, как надумаешь на счёт лирики, можешь даже подышать в трубку, я буду ждать, — подмигнул Джисон, выглядя невероятно забавно. — Обязательно подышу, а потом мы запишем из этого трек, — рассмеялся Чан и потянулся к парню кулачком, чтобы потом они соединили их. — Лучший трек, хён! — И добавим скрипы, — подключился Чанбин, на что Хан показал на него пальцем, в одобрении кивая и прикрывая глаза от усмешки. — Вы ужасны, — прокомментировал Минхо, пряча улыбку. — Он просто завидует нашей свэг-компашке, — махнул рукой Джисон под смех Феликса. — Пабо-компашке ты хотел сказать? — на этот раз Ли закатил глаза, но улыбка, чертяка, всё равно пробралась наружу, не в силах больше сидеть под оковами напускного равнодушия. И они бы снова начали шутить, если бы не медсестра, которая пришла в палату и попросила убавить разговор, так как их слышал весь коридор. Извинившись, парни притихли, стараясь сдержать смех, и увлёкшись разговором, Минхо не сразу заметил, как Хан ответил на звонок, мгновенно нахмурившись и сбрасывая. — Что такое? — шёпотом спросил Феликс, стоящий к Джисону ближе всех, и парень помрачнел сильнее, громче чем нужно отвечая: — В Центре что-то неладное происходит. И в палате настала тишина, потому что никто не мог понять, почему из-за проблем в больнице позвонили именно Джисону, пока до вспыхнувшего озарением Чанбина не дошло: — Это ведь ты… — показав на него, ошарашенно сказал Со. — Загадочный основатель Центра-заповедника, это ты?