Особое доверие

      Кабинет директрисы особо примечательным не был. Обычные серые, ранее белые, осыпающиеся стены, обычный стол из дуба на металлических ножках, обычный шкаф с документами, разные сертификаты на стене.       Родителей вызвали в школу мгновенно, лишь для формальности, ибо разбираться с матерью Ромы для директрисы было тем ещё испытанием.       Мать Ромы — Ирина Пятифан — имела стальной характер и горой была за единственного сына, особенно после потери мужа.       Анастасия Валерьевна сидела на своём стуле на ножках, исподлобья глядя на сидящих напротив через стол Рому и Диму.       За спиной Ромы стояла Ирина, гневно дышащая, а за спиной Команова стояли его родители, немного растерянные и напуганные напором Ирины.       — Ещё раз, — сняв очки, Анастасия потирает переносицу. — В чём причина конфликта?       — Он удерживал девушку силой, хотя та сказала явное «нет» и выказывала сопротивление, — хмуро отвечает Пятифан, скрещивая руки на груди.       — Ваши принципы, конечно, вызывают уважение, — вздыхает директриса. — Но конфликт можно было разрешить словами, необязательно было затмевать драку. Это ведь не первый случай, Ром.       — Я сказал один раз, чтобы он отпустил её, но он не отпустил. Я дважды не повторяю.       — И всё же, ты ударил первый, — надев обратно очки, Анастасия Валерьевна переводит взгляд на Ирину. — Ирина Николаевна, займитесь сыном, пожалуйста.       — Нам конфликта не хочется, мы готовы замять, — немного нервно говорит Алёна, мать Димы. — Димочка принесёт извинения, нам на учёт нельзя.       — Хорошо бы замять конфликт, действительно, — строго говорит Ирина Пятифан. — Но вам бы тоже стоило за сыном приглядывать. К девушкам приставать — это не дело, сами понимаете.       — Да-да, — отвечает отец Димы. — Мы можем идти? — интересуется он, нервно заламывая руки.       — Нет, — отрезает Анастасия. — Уйдёте только после того, как ваш сын принесёт извинения девушке. Антош, — обращается она к стоящему у двери Петрову. — Позови Есению.       Антон кивает, а Пятифан едва подавляет свою счастливую улыбку. Она согласилась поговорить, она обработала ему ссадины и общалась ласково. Она даже плакала, боясь, что с ним что-то случится. Это прогресс.       Он не намерен больше терять Есению, она стала слишком ему дорога.       Через пару минут, дверь открывается и входит слегка напуганная Есения, у которой подрагивали пальцы.       — Ну? — хмуро спрашивает у Команова директриса.       — Ёся, — начал было Дима, но вовремя исправился, под гневным взглядом Ромы. — Есения, прости меня пожалуйста, я не знаю, что на меня нашло.       — Я принимаю извинения, — Есения скрещивает руки на груди. Видя счастливую улыбку парня, быстро его осаждает. — Но не прощаю.       — На этом, думаю, всё, — хлопает в ладоши Анастасия Валерьевна, вставая из-за кресла. — Ученики — на уроки. Родители, вас попрошу немного задержаться.       Выйдя из кабинета, никто, кроме Димы, не расходится, лишь подходят к подоконнику.       — Из-за чего подрались, на? — спрашивает Бяша, ждущий их в коридоре вместе с Матвеем.       — Сучонок этот Ёську силой держал, хотел заставить её с ним быть, — кулаки Ромы сами собой сжимаются, как и челюсть.       — Я его отшила, он не принял такого ответа, — невесело хмыкает Стрелкина, опустив голову вниз.       — Убью его, — рычит Матвей.       — Не здесь и не сейчас, — строго говорит Есения. — Мне хватило одной драки, спасибо.       Больше никто ничего не говорил. Лишь стояли и молча ждали. Спустя какое-то время, выходят родители Димы, спешно покидая школу, а лишь потом довольная Ирина.       — Ну, сыночек, — говорит она, когда к ней подходит Рома. — Кто бы что ни говорил, а ты у меня молодец!       — Спасибо, ма, — Пятифан улыбается той улыбкой, которой улыбался только матери и Есении.       — Привет Бяша, Антон, — улыбнувшись, женщина машет рукой ребятам, на что те охотно машут в ответ. Только потом Ирина замечает Есению. — Ты Ёся, верно? — улыбка женщины становится шире и хитрее. — Я Ирина, приятно познакомиться, Рома о тебе много говорил.       Ирина усмехается, видя, как смущаются оба подростка, треплет сына по голове и спешит уйти.       — Ладно, малышня, мне пора, — она машет рукой, направляясь в сторону выхода. — Удачи!       Попрощавшись с матерью Ромы, ребята, не сговариваясь, пошли к гаражам, мечтая сейчас только о сигарете. Обратно в школу не хотелось уже никому.       Держа в зубах сигарету, Есения поджигает кончик и вдыхает никотин в лёгкие, после блаженно выдыхая табачный дым.       — Мама у тебя классная, — говорит между делом девушка, махнув кистью.       — Тёть Ирина вообще клёвая женщина, на, — улыбается Бяша, для которого Ирина стала роднее собственной матери.       Рома лишь улыбался, слушая приятные вещи о своей матери. Именно Ирина воспитала в Роме уважение к девушкам, так что тот следовал кодексу чести, не нападал на девушек, и старался не драться при них.       А сердце Есении на миг сжалось. Честно? Она завидовала таким отношениям между Ромой и его матерью.       Санна женщиной была инфантильной, истеричной и временами жестокой, а так же часто вела себя как ребёнок. Ей не нравилось, что дети кричали, и она их била.       Ей не нравилось, что дети сгубили её молодость и красоту, она пыталась их изуродовать.       Санне не нравилось то, сколько внимания доставалось Есении из-за её внешности, и однажды ночью, когда Ёсе было семь лет, мать ночью пробралась в её комнату и отстригла длинные волосы девушки.       Она запрещала ей краситься, носить платья, а сыну общаться с девушками. Но те всё равно росли непокорными, не поддающимися дрессировке Санны. И всё благодаря их отцу, который искренне любил своих детей.       Последней каплей стал случай, произошедший год назад, поставивший точку между отношениями Санны и Александра.       Санна, в порыве ярости во время ссоры, кинула в Есению утюжок для волос, который оставил ей шрам на ключице.       Тогда Александр собрал детей и увёз в свою квартиру, которая досталась ему от покойного отца.       В этой квартире было мало места, было пыльно и грязно, как бы Есения и Матвей её не мыли. А воздух, из-за близкого нахождения к заводу, был ужасно грязным и непригодным для детей.       Но увезти их из города не было возможности до тех пор, пока им не одобрили развод, что случилось только в конце сентября.       Отогнав от себя плохие воспоминания, Есения замечает, что её сигарета уже тлеет, и начинает жечь её пальцы. Спешно потушив никотиновую палочку, девушка прячет замёрзшие руки в карманы куртки.       — Чё по Новому году, на? — спрашивает Бяша, немного пританцовывая на месте от холода. — Надо вместе отпраздновать.       — К нам отец приезжает завтра. С ним встречу, — отвечает Есения, шмыгнув носом. Что-то холодно сегодня.       — Давайте все ко мне домой? — спрашивает Катя, докуривая свою тонкую сигарету с ментолом, от вкуса которой Ёся обычно морщилась. — После полуночи, разумеется.       — Я за, — отвечает Полина, опирающаяся плечом о стену.       Антон, Бяша и Рома молча кивают в знак согласия.       — Значит жду вас после полуночи. Всем захватить с собой подарки друг для друга и хорошее настроение, — бодро отвечает Смирнова, вызывая у других улыбки.       На том и решают, что сразу после боя курантов приходят к Кате. Отец у Есении понимающий, и сам предлагал ей отпраздновать с друзьями, но Есения не хотела. Теперь у неё замечательные друзья, и отец точно одобрит.       Все разошлись по домам и договорились увидеться уже после Нового года, ибо завтра, в последний школьный день, никто приходить не желал.       Стрелкина шла домой в приподнятом настроении, ведь завтра утром должен был приехать отец.       Переодевшись и собрав волосы в хвост, Есения приступает к генеральной уборке, пока Матвей гуляет с друзьями.       Тщательно оттирая пыль, перемывая шкафы и посуду, Есения напевала забавную песенку. Настроение неожиданно поднялось после целой недели полного отсутствия эмоций.       Рому она решила простить, так как слишком любит его, чтобы отказаться. Да и как на него можно злиться долго? Да, он тот ещё хулиган, живший по понятиям, которого даже взрослые боятся, но внутри он другой.       Закончив с уборкой под вечер, Есения наряжала ёлку, ведь совершенно об этом забыла раньше. Час назад ей позвонил брат, сообщив, что остаётся у Саши на ночь, поэтому Есения могла спокойно слушать музыку через радио, напивая знакомые мелодии, и никуда не спешить.       Внезапно, в дверь постучали. Девушка резво подскакивает с пола, где ранее сидела, пытаясь распутать гирлянду, и открывает дверь, чуть ёжась от холода.       — Привет, — улыбается Пятифан, держа руки за спиной.       — Привет, заходи давай, а то холодно, — ответно улыбается девушка, начиная уже дрожать.       Рома проходит, закрывая дверь за собой, и вытаскивает из-за спины руку, в которой держал скромный букет цветов. Кажется, это были незабудки.       — Это тебе, — он протягивает Стрелкиной букет, а та стремительно краснеет, принимая его.       — Ты где цветы зимой добыл? — ошарашено спрашивает Есения, чуть не споткнувшись о коробку с новогодними игрушками, когда шла на кухню за вазой.       — Секрет фирмы, — подмигивает Пятифан, снимая свою кожаную куртку и вешая её на крючок.       Не будет же он говорить, что ради того, чтобы добыть цветы для Есении, ему пришлось одалживать машину у немого и ехать в ближайший город, до которого часа два езды только в одну сторону.       — А я тут ёлочку наряжаю, — кричит парню Есения из кухни, доставая с верхней полки вазу с помощью стула. — Присоединишься?       — Я пришёл, чтобы поговорить, но за делом говорить будет легче, думаю, — отвечает Рома, проходя следом на кухню. — Так что да, помогу. Я бы в любом случае помог.       Есения, в силу маленького роста, даже на стуле не могла достать до верхней полки, где стояла ваза, так что ей пришлось встать на носочки.       Кое-как достав вазу, Есения собирается спускаться, как чувствует, что стул под ногами шатается, и девушка начинает стремительно падать.       Рома, стоящий рядом, вовремя поймал девушку на руки, держа за спину и под коленями, как невесту. Ваза в руках Есении чудом не разбилась.       Оба замерли, смотря друг на друга, немного округлив глаза. Сердца обоих забились в унисон в два раза чаще, от такой близости.       — Ты в порядке? — первым вышел из шока Рома.       — Да, — приятную дрожь в голосе скрыть не удалось, и Рома немного усмехается.       Поставив цветы в вазу, оба подростка прошли в гостиную, где стояла полусобранная искусственная ель и открытые коробки с игрушками, гирляндами и мишурой.       Роме пришлось снять олимпийку, так как в доме было достаточно тепло. Пятифан решил собрать ель, пока Есения занималась размоткой запутавшихся гирлянд, чем и занималась, когда парень пришёл.       Радио уже никто не слушал, но никто и не выключал, так что песни играли фоном. Рома и Ёся обсуждали всё на свете, навёрстывая упущенное время, пока девушка сидела дома раненая, а потом Пятифан её избегал.       — Так что…поговорим? — внезапно переводит тему Рома, закончив ставить ель, и доставая коробку с игрушками.       — Давай, куда уж я денусь? — улыбается Есения, опуская голову вниз.       Она села на диван, рядом с Ромой, и положила руки на колени.       — По поводу твоих слов, это правда? — спрашивает Рома. — Что ты любишь меня?       — Да, правда, — хмыкает девушка. — Я пыталась подавить чувства, но не вышло.       — Я долго думал, — начал было Рома. — После того, что произошло, я анализировал свои чувства и пришёл вот к какому выводу, — парень заламывал руки, что показывало, как сильно он нервничал. — Я думал, что мои чувства тебе не нужны и решил забыться, начав встречаться с Софией. Она начала пудрить мне мозги, видимо ты ей не нравилась, и начала говорить про тебя разное. Она наплела мне, что слышала, как ты общалась с другими парнями, говоря, что я тебе нахрен не нужен, как парень, а нужен лишь для защиты и чтобы вызвать ревность у других. Я тогда слишком близко к сердцу это воспринял и мои мозги совсем поплавились, так что София мной успешно манипулировала.       Пока говорил, голос Ромы начал подрагивать от нервного кома в горле, так что слова давались ему с трудом, но он продолжил объяснять, а девушка внимательно слушать.       — Когда я узнал всю правду о ней, то сразу обо всём пожалел, о своих словах и действиях. Не знаю, как я не раскусил её сразу…— Рома пару раз вдыхает и выдыхает. — Я жалею о том, что причинил тебе столько боли, и хочу всё исправить. Я много думал о своих чувствах, и готов признаться, что люблю тебя очень сильно. Ты…ты будешь со мной?       Под конец своей реплики, парень взял Есению за её маленькие, по сравнению с его руками, ладони, заглядывая в её удивительные серо-лиловые глаза, вновь сверкающие жизнью.       — Я, — начала было девушка, но после немного замялась. Сердце радостно стучало в ответ на его слова, готовое крикнуть «да», но разум медлил, призывая к холодной оценке ситуации. — Я подумаю. Я тоже тебя люблю, Ром, — на эти слова парень непроизвольно улыбнулся, немного покраснев, что было для него не свойственно. — Но я не готова вот так сразу прыгать с головой в отношения. Поэтому, ты должен добиться меня, — улыбается она. — Докажи, что достоин. Я-то себя не на помойке нашла, хах.       Есения коротко смеётся, довольная своими словами. Она уверена, скажи она сразу «да», то поспешила бы, поэтому позволила Роме ухаживать за собой, чтобы проверить и его, и свои чувства.       — Хорошо, — кивает Рома, улыбаясь в ответ. — Я сделаю, как ты хочешь. Позволишь тебя поцеловать? — неожиданно для обоих, спрашивает Рома.       Есения лишь кивает, позволяя Роме медленно приблизиться к своему лицу, по прежнему держась за руки, и закрывает глаза.       Рома ласково припадает к её губам своими, медленно и нежно сминая их, смакуя и наслаждаясь малиновым вкусом её гигиенической помады.       Оба подростка тяжело дышали от такой близости, а сердца бились о рёбра с бешеной силой, грозясь сломать их грудные клетки.       Рома медленно целовал губы Есении, иногда покусывая их, несильно, чтобы не причинить боль. В ход пошёл язык, раздвигая губы девушки и проникая в её рот.       Рома обводил языком линию сначала нижней губы, потом верхней, затем ряд ровных зубов, и только потом касаясь языка Есении, переплетаясь с ним и втягивая в медленный, тягучий, и оттого страстный танец, снося крышу и себе, и девушке.       Руки парня с ладоней Есении переместились на тонкую талию девушки, ласково сжимая и немного прижимая ближе к Роме.       Воздух постепенно заканчивался, и им пришлось отстраниться друг от друга, чтобы вдохнуть.       Есения, оторвавшись от губ парня, наблюдала за тоненькой ниточкой слюны, длившейся от её губ к губам Ромы, которая следом разорвалась.       Губы опухли и покраснели, как и щёки Есении, и та улыбнулась, немного покраснев.       — Нужно дальше ёлку наряжать, Ром, а то завтра папа приедет, — говорит Есения, вставая на ноги.       Внизу живота приятно тянет и немного пульсирует от лёгкой волны возбуждения, прокатившейся по всему телу девушки.       Под томным и донельзя довольным взглядом Ромы, Стрелкина принимается вешать на ель игрушки, развешивая их так, как велит ей настроение.       Немного погодя к ней присоединяется и Пятифан, и через час ель уже нарядная стоит в гостиной, а довольные Есения и Рома сидят на кухне, попивая чай.       — Уже поздно, — Есения смотрит на часы, замечая, что уже первый час ночи. — Останешься на ночь?       — Конечно, — кивает Рома, откладывая пустую чашку в сторону.       Ёся достаёт из кладовой матрас, который недавно чистила, пока убиралась там, и кладёт его в свою комнату, рядом с кроватью, застилая его чистым постельным бельём.       Умывшись, девушка заходит в свою комнату уже в пижаме, замечая парня на матрасе, который рассматривал её комнату, словно находился тут впервые.       — Классная пижама, — ухмыляется Рома, осматривая её с ног до головы.       На Есении была лишь майка с тонкими лямками и пижамные шорты.       Длинные волосы заплетены в пышную косу, чтобы утром было легче расчёсываться и чтобы волосы не спутались, ибо такие длинные и кудрявые волосы и без того тяжело прочесать, а когда они спутываются за ночь, так тем более.       От взгляда Ромы, Есения немного смущается, скрещивая руки на груди, и ложится в кровать.       — Спокойной ночи, — говорит Есения, накрываясь одеялом по самую шею, так как успела немного подмёрзнуть.       — Спокойной, моя принцесса, — тихо шепчет хриплым голосом Пятифан, тоже накрываясь одеялом и закрывая глаза.