Совёнок наносит ответный удар (история про набег)

      Близился финал мероприятия… Ряды обеих сторон заметно поредели: многим набегаторам сполна хватило резиновых пуль в жопе, другие отработали программу и с чистой совестью укатили домой монтировать контент; немалое число фистунеров покинуло воняющий лагерь и зареклось никогда больше не возвращаться (деньги им, конечно, не вернули).       Хоть Славя и обещала Семёну, что сохранит его тайну, обстоятельства вынудили поделиться с товарищами историей о загадочном джинне из лампы, с чьей лёгкой руки вымышленный пионерлагерь стал чуточку реальней. Она не могла знать наверняка, что фестиваль был ловушкой, но все дороги вели в Совёнок, тот или этот, а значит — и к трём желаниям пионера Персунова. Неадекватно жёсткое противодействие охраны говорило в пользу опасений Слави. Вариантов хватало… Например, главорг заполучил волшебную лампу, и почему-то не может ею воспользоваться. Или старик Хоттабыч был секретной разработкой военных, которые сейчас под видом организаторов фестиваля допытывают случайно нашедшего её Семёна. Не исключено, что парня принуждают загадать какое-то очень страшное желание в интересах сильных мира сего. Так или иначе, Петухипстер знал о настоящих пионерках и готовился к встрече с тем, кто привнёс их в реальность.       Девушка озвучила предположения своему отряду. Для двачеров рассказ Слави ничего не изменил: Петухипстер и причастные по-прежнему наплевательски обошлись с культурным наследием двачей, а фистуны остались фистунами, поэтому Балаклава выступил от всего легиона:       — Я уже попривык к странностям, поэтому мне до фонаря, что там за лампа волшебная. Я приехал набегать, и нам дали отличный повод — спасти рядового Персунова. Многие скажут, что он фистун. Да! Но он наш фистун, а мы своих не бросаем. Аве легион!       Алиса прослезилась от столь воодушевляющей речи:       — Помню, решила я подставить Сёмку перед ОД, типа он меня домогался. Так глупо вышло, что мне до сих пор стыдно… Как спасём — первым делом извинюсь. Аве легион!       Ульянка подхватила:       — Семён такой балда в самом деле: вечно попадался на мои розыгрыши, но не обижался, а помогал с проделками и защищал перед вожатой. Дурак с большим сердцем, хоть я это и не ценила… Аве легион!       Мику тоже нашла пару слов:       — Наш Семусечка оказался похотливым тестомесом и бакой, но проведённые с ним жаркие деньки и горячие ночи в музыкальном кружке я не забуду никогда! И пусть все считают меня глупой, я на всё готова ради спасения моего любимого кунчика. Аве легион!       Пришла очередь Лены:       — Безумно жаль, что из-за меня Сёма переживал худшие моменты в Совёнке. Что я, дура, так и не смогла выразить свои чувства — ни тогда, ни сейчас. Но теперь я готова отдать жизнь за Сёмушку, и пусть это будет вместо тысячи слов. Аве легион!       Оставалась Славя, она подвела итог:       — Семён в начале пути думал лишь о себе, но лагерь изменил его. Этот человек даровал нам полноценную жизнь, какую смог, и не потребовал чего-то взамен. Но мы обязаны Семёну Персунову, и мы вернём долг… — девушка покраснела. — Аве легион…       ***       Ещё до заката, пока охрана большей частью дрыхла, анонимусы распотрошили крайний домик, сняв с петель двери, обоссав кровати и разбив окна. Фистуны восприняли атаку как проявление бессильной злобы, мол, набежать полноценно боятся — хоть мелко поднасрали. Начальство лагеря уже пригрозило Петухипстеру больше не впускать его к себе, но чудом разрешило закончить текущий фест. Впрочем, тому было не до мероприятия, ведь цель казалась почти достигнутой — хозяин Шара попался! Правда, толку от него добиться не получалось, несмотря на жестокие пытки, которые главорг делегировал своей правой руке — Лысому.       Петухипстер достал из личного сейфа бесценный артефакт и положил его напротив избитого Семёна:       — В последние годы Шар сохранял форму волшебной лампы. Мне кажется, ты соврал, когда сказал, что просто сел на автобус и приехал в Совёнок, не так ли?       Семён харкнул кровью в сторону обидчика, но промолчал.       — А давай мы сейчас это проверим, — Петухипстер потёр лампу, как из неё выпрыгнул тот самый дедок.       — Ба, какие люди! Семён ибн Семён, сколько лет?       — Одно, зато бесконечное, — мрачно съязвил окровавленный пионер.       — И ты тут, Алёша? — удивился джинн, глядя на главорга.       — Ага, как раз тебя вспоминали — улыбнулся Петухипстер. — Так на чём мы закончили?       — Горе мне, горе! — воскликнул старец. — Я застрял в вашем странном мире людей…       Семён выплюнул зуб:       — Ты же Хоттабыч, что значит в «вашем»?       — Старик-волшебник, ах да! О, юный мудрец, позволь объяснить… Я воплотил образ доброго колдуна потехи ради, но теперь скован правилами, что сам себе зарубил: три желания на человека, и никак иначе. А ты, Семён ибн Семён, загадал лишь два — бросил всё на полпути и не даруешь мне желанной свободы.       Петухипстер засуетился:       — Да, давай, загадай третье желание, а то дедушка мучается.       Семён сделал ответный выпад:       — И с чего ты взял, что в тот же миг Хоттабыч не улетит на свой Альдебаран или в Нарнию? Сам говорил, Шар принимает любую форму, а нынешняя его весьма утомила.       Петухипстер застыл с открытым ртом.       — Дед?       — Не знаю, Алёша… Быть может, во имя чего-то хорошего я и задержусь на этой планете, — существо из иного мира явно дразнилось.       — Да я… Да я… — у того аж дыхание перехватило. — Да я только за добро и позитив!       — Пиздит как дышит, — заключил Семён.       В глазах Хоттабыча сверкнули молнии:       — Я вижу этого негодяя насквозь! А вот ты, сорванец… — пальцем он указал на пионера. — Я дал тебе райскую жизнь, но ты заскучал… Я дал тебе благородных дев, но ты утратил их… Что ещё мне дать тебе, чтобы ты всё испортил? — в голосе старца звучало разочарование и капелька сочувствия.       На глазах Сёмы пролетела его жизнь: садик, школа, универ, первая любовь, боль, отчисление, Совёнок, Славя, боль… Никакие желания не принесли ему счастья, всё оказалось бессмысленным, ровно как и этот дурацкий набег. Но пионер вспомнил горящие глаза Алисы, когда в ту ночь у костра двачеры травили ей байки о своих налётах; с каким энтузиазмом Ульянка, забыв про запах, в это время заряжала говнотушители; как Мику яростно топала ножками, когда у брандвахты речь зашла про её косплеершу — всё это были настоящие живые эмоции. Для них был смысл! Единственное, в чём был смысл — это набег. Какая нелепость… Что же, почему не сделать девочкам сюрприз? Не ради себя, но ради других. Семён зажмурил глаза и произнёс:       — Я хочу…       ***       — Фистун, выходи на бой! — рявкнул на весь лагерь Балаклава. Его мощная фигура с украденной дверью в руках и говнотушителем за спиной, подсвеченная бледной луной, вселяла страх.       Проходящие мимо охранники застыли на месте, пытаясь опознать противника:       — Эй, набегатор! Сейчас этот ствол окажется у тебя в жопе, — усмехнулся один из них, достав травмат. Остальные последовали примеру.       — Мушку спили, — с этими словами Балаклава бросился в бой.       Врагов разделяла сотня метров, но расстояние быстро сокращалось. ЧОПовцы прицелились и начали стрелять, но набегатор укрылся дверью словно щитом, по которому градом ударили резиновые пули. Боевой отряд двачеров последовал за ним, дав мощный залп из фейерверков по толпе. Кто-то кинул флешку и парочку громких петард — начался ближний бой. Балаклава сбил с ног нескольких охранников, отбросил дверь и пустил в ход говнотушитель, который заправляли из последних сил всем легионом. На противоположном фланге группа Ульяны под прикрытием пиротехники начала химическую атаку распылителями с фракцией Дорогова, обратив ЧОПовцев в бегство.       Первый шаг операции прошёл удачно, но отступившие охранники вызвали подмогу и перегруппировались для ответного наступления. Артиллерия набегаторов выпустила по ним дымовые снаряды, и боевые отряды распределились на местности, воспользовавшись неразберихой. Глобальное сражение превратилось в набор локальных стычек, что и требовалось по плану — связать основные силы противника. Диверсионная группа из Лены и Мику тем временем пробиралась к косплеершам, которые спрятались в домиках. Вся охрана убежала, и ряженые остались без защиты, поэтому Мику, не стесняясь, с ноги открыла ближайшую дверь. Какая удача — именно за ней сидела «Мику» вместе с «помощницей вожатой»:       — Кукусики! — оригинальная девочка залепила такого смачного леща неоригинальной, что та аж отлетела, а псевдо-Славя получила заряд перцовки в лицо. — Будете знать! Сайонара, хи-хи… — Мику выпрыгнула наружу и встретила Лену, которая набегала в соседний домик, и теперь была перепачкана чем-то красным.       — Ленусечка, что случилось? Ты же никого не убила, честно-честно?       Лена хитро улыбнулась:       — Не волнуйся, Мику. Они просто ели… Варенье. Да, варенье.       — Ой, это хорошо, люблю варенье. У нас в Японии дедушка готовил…       Лена зажала болтушке рот:       — Потом расскажешь. Действуем как оговорено!       Их фигуры скрылись в ночи… Отряд Алисы начал атаку, высадившись рядом с брандвахтой. Небольшая группа была вооружена тяжелее всех: трофейные травматы и водяные пистолетики с плотнейшей концентрацией поражающей биожидкости. Административный корпус охраняла целая толпа охранников, которым было приказано стоять на месте. Мику и Лена, подобравшись с другой стороны, начали обстрел из шутих, что вынудило часть контингента отвлечься на их подавление.       — Сейчас или никогда! — крикнула Алиса, и набегаторы бросились штурмовать здание.       ***       — Я хочу… Я хочу… Я хочу говнокуб — всем кубам говнокуб!!! — заорал Семён. — Чтобы закончить это раз и навсегда!       Снаружи послышались выстрелы и крики. Петухипстер бросился к двери, но принял лбом удар, когда в комнату залетела окровавленная Алиса с несколькими оставшимися набегаторами. Лысый бросился на них с кулаками, но его быстро нейтрализовали остатками перцовки. Старичок щёлкнул пальцами и растворился в воздухе:       — Не-е-е-е-т!       — Семён, что ты загадал?! — воскликнула Алиса.       — Слепящий шин, — улыбнулся пионер. — Финальный штрих к величайшему набегу.       Земля задрожала, а стены заходили ходуном. Алиса пискнула от страха, но взяла себя в руки, осознав важность момента, хоть и не понимая суть желания. Она чувствовала, сейчас произойдет что-то грандиозное и в то же время фатальное:       — Персунов, ты был отличным набегатором.       — А ты была отличной Алисой, — по щеке Семёна скатилась слеза. — Как и все девочки пионерлагеря Совёнок.       — Горжусь, что была знакома с тобой… И прости меня за…       Она не успела договорить, как на лагерь обрушился миллион кубометров говна, мгновенно похоронив его, словно Помпеи в пепле Везувия. Вязкий поток бурлящей полужидкой биомассы смердючей волной окутал местность. Славя наблюдала за происходящим из лодки в заливе, готовая в любой момент прикрыть отступающих набегаторов. Чудовищная волна перевернула судёнышко и отнесла его на другой берег Волги, где светловолосую девушку с множественными переломами вскоре нашли и отправили в реанимацию, но вскоре она оттуда исчезла. Больше никто не выбрался.       ***       Необъяснимое событие привлекло внимание страны и всего мира, но ответов не было. Треды на бордах катились с бешеной скоростью, ведь только двачеры смогли увязать набег и внезапный объём небесного говна, по оценкам некоторых мимо-физиков, эквивалентный кубу со стороной в один километр. Причин его появления никто не знал, а биологический анализ образца вообще не выявил ДНК, будто кал не принадлежал ни одному живому существу на Земле. Анонимусы бросились пилить шизотеории одна другой краше, например, что набегаторы открыли портал в мир говна, но не смогли его закрыть. Масла в огонь подливали отъехавшие ранее участники набега, подтверждавшие наличие реальных пионерок Совёнка в составе легиона с фото и видео пруфами. Кто теперь скажет правду? Несмотря на трагический финал, набег единогласно был признан успешным, но цена победы оказалась как слишком высока. Совет двача вынес решение о запрете каких-либо набегов в будущем, во избежание подобных жертв.       Ещё несколько лет к тому месту нельзя было подойти без средств химзащиты, и за это время поток буквально окаменел. Когда за дело взялись копро-археологи и стали расчищать лагерь, правда вскрылась. Многие из тех, кого застала катастрофа, остались в своих позах, словно памятники сами себе, на основе чего профессионалы взялись реконструировать события той ночи. Весь мир узнал о Совёнок-Фесте и отчаянных набегаторах, что так пытались его отменить. Люди бросились на архивач и лурку читать истории о набегах, и открыли для себя невероятную захватывающую историю о добре и зле. Какие-то умельцы сделали визуальную новеллу про набегаторов, которая сразу же ушла в народ. Спустя несколько лет неравнодушными людьми был организован Набег-Фест, куда толпы желающих приезжали и устраивали шуточные набеги друг на друга в образах любимых, уже легендарных двачеров. Со временем фестиваль коммерциализировался, и многие начали выражать недовольство. Их стали звать фистунами — защитниками идеи «правильного» фестиваля. В очередном году они собрались отменить Набег-Фест…