О всех созданиях, лучших и умных

Слэш
Перевод
NC-17
Завершён
1478
переводчик
Автор оригинала: Оригинал:
Размер:
465 страниц, 49 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
1478 Нравится 1162 Отзывы 657 В сборник Скачать

Глава 30, 2/2, Развязка

Настройки текста
Нельзя сказать, что читальный зал расположен глубоко во дворце разума Шерлока, но рядом с входом или около гостиной его тоже нет. Обычно Шерлок использует его как аналог информационного центра. Библиотека содержит множество томов закодированной и категорированной информации, что неизбежно будет востребована рано или поздно, а другие уголки дворца хранят более специализированные знания: например, все яды описаны в окутанной туманом теплице, записи концертов — в музыкальном зале, а трупы захоронены на парке-кладбище. Но читальный зал, расположенный в приятной круглой башне с винтовой лестницей, — особенный. Шерлок держит в нем всё, что требуется сейчас синтезировать — заполняет релевантными данными фолианты в кожаных обложках и меняет на стенах карты улиц, ключевые для очередной головоломки. Посещая университет, он использовал читальный зал для подготовки к тестам по смертельно скучным предметам (таким как экономика и поэзия, и люди вроде Гранта и Эрика). Сейчас он использует зал как «дом на полпути»* между действительностью и оптимизмом. * [ Прим.перев.: halfway house — дом на полпути, место проживания выписанных из психиатрического стационара пациентов: переходная инстанция между стационаром и обычной средой в период их приспособления к самостоятельной жизни в обществе. Обычно предоставляется пациентам с диагнозом наркомании, с наличием психических расстройств и проблем, вызванных антисоциальным поведением. ] Шерлок стоит у радиусного окна, — за ним подушки и бордовые шторы, и несколько растений в горшках, — положив ладони на спинку мягкого и удобного кресла. Он не может ими двигать, но этого следовало ожидать. Читальный зал — это ожившие факты, а не дивный новый мир. От магнитофона доносятся тихие звуки пианино: джаз в исполнении... да, Дэйва Брубека. Атмосфера тихого ужаса. Неверно. Извращения. Джон сидит в лучах солнца на другой стороне комнаты под окном без штор, бледный, голые лодыжки скромно скрещены возле ножек кресла, выполненных в виде львиных лап. Лицо Джонa стянуто болью, но он не двигается, сидит очень тихо, задумчиво опираясь подбородком на руку, палец лежит по линии челюсти. В комнату влетает Джим Мориарти, закрывая за собой дверь. Присутствие убийцы, — наконец-то так близко к Шерлоку, — должно быть невыносимо, но, как ни странно, Джон был прав. Здесь, внутри дворца, это как видеть мерзавца на экране. Как говорить по телефону. Если бы Шерлок ушел в себя достаточно глубоко, чтобы не слышать выродка, его присутствие, вероятно, вообще не принесло бы беспокойства. Великолепно, гениально. Может Джон все таки гений в конце концов. Джим безупречно одет, как и они сами — в шитые на заказ свободные жакеты и накрахмаленные рубашки из хлопка. Рубашка Шерлока расстегнута на несколько пуговиц — когда он замечает, что все еще дрожит, то отталкивает осознание подальше, пока ледяное дыхание сквозняка не прекращает ласкать ему шею. Джим наблюдает, его взгляд задерживается на теле Шерлокa, прежде чем скользнуть по классически обставленному помещению. Шерлок в какой-то степени осознает, что идеальной чистоты стеллажи с книгами видны лишь ему одному. — Так, так, так, — цокает Джим. — Наконец-то встреча во плоти, хм? Хотя могу с гордостью утверждать, что мы никогда и не расставались, Шерлок, не на самом деле. Не в наших сердцах. Но всё же. Эта встреча — определенно сюрприз. Не так ли? Шерлок вздыхает, беспечно обходя взглядом Джонa, направляя внимание на территорию дворца разума за ромбовидными оконами. Беспокойно задается вопросом, почему до сих пор нет Морана. — Э, нет, губки уже не дуем, тем более после всех неудобств, что ты мне доставил, — притворно ворчит Джим, улыбаясь ядовито и гнилостно. — Я ведь действительно испугался за тебя на секунду. Бога ради, я же ухаживал за тобой. Не хватало, чтобы ты умер у меня на руках. Я прискакал как кавалерия, чтобы рвануть тебе корсаж, с нюхательной солью словно с шашкой — спасать от обморочных приступов викторианскую дуру-принцессу. — Это не обмороки, — фыркает Шерлок. Трудно казаться спокойным, когда в горле сухо как в песчаном карьере, но ему удается. — Мне было скучно. — Вот как? — глаза Джимa сверкают, от напряжения мышц шеи змея на тату крепче вцепляется в яблоко. Он наклоняет голову в стороны, и хруст позвонков рикошетит эхом о стены. — Забавная была демонстрация. Мелодрама, скорее, если подумать. Ты всегда кричишь, когда тебе скучно? — Нет, — шипит Шерлок. — Я кричу лишь когда хочу заставить трусливую крысу высунуть морду. Ты не заметил, что я притворялся? Нет? Какой позор. Я и не подозревал, что ты настолько глуп, Джимми, но что поделать, в тюрьме, говорят, тупеют быстро. Джим взрывается смехом — громким, быстро стихающим. Заметно, что на самом деле ему не было весело ни секунды. Он приближается, как крадущаяся пантера, огибая по широкой дуге безопасно притихшего Джонa, что лишь снова напоминает Шерлоку, что его друг по сути приколот к полу. — Значит это все соответствует твоим планам, — Джим рисует пальцами в воздухе окружность. — То, что я повесил тебя на кресте и развлекусь с тобой, как сочту нужным, пока твой парень смотрит, истекая кровью? Господи, да ты больной. Но какой умный! Снова надул меня, получается! Опять превзошел меня, чудо-мальчик! Снимаю шляпу, лапочка моя. — Я не твоя лапочка. — Хмм... ну, сколько людей, столько и мнений. — На самом деле нет. — Хочешь пари? — рычит Джим, потирая руки. Потом он нарочито греет их дыханием, словно стоит в сугробе. Когда решает, что они достаточно теплые, шагает вперед, и с наслаждением проводит тремя пальцами вниз, вниз, вниз, вниз по горлу Шерлока, скользя по ямочке, где пульсирует сонная артерия, тук, тук, тук, и завершает там, где скудная поросль волос на груди ласкает ему пальцы в ответ шорк, шорк, шорк, словно радуясь прикосновениям невзирая на волю сыщика. Шерлоку очень хочется поднять руки с этого богом проклятого кресла, но он не может, а рвота кажется достаточно непрактичной, так что он просто дышит. — Нет. Я не твоя лапочка, и я не спорю о несомненных фактах, — выдавливает Шерлок. — Это самоубийственно скучно. — Жаль. Я спорю только о несомненных фактах. Например, что ты будешь есть с моей руки, буквально лакать молоко, как и должно любимому котику, в это же время через неделю. Я сказал «буквально»? Хорошо. Изумительно. Это обещание. — Ну, не знаю, — спокойно вставляет Джон, хотя в голосе слышно напряжение. — Если бы мне пришлось биться об заклад, я бы все равно поставил на Шерлока, вместо злобного болвана в роскошном костюмчике. Потом Джон тянется к ближайшему столику, поднимает приземистые латунные часы с мраморной столешницы и начинает размеренно крушить их о камень. Шум оглушителен и, пожалуй, более громкий, чем должен быть. Склонив голову, Шерлок размышляет над этой уловкой. Но он знает, что делает Джон, и в реальном мире это имеет еще меньше смысла, чем здесь. Звяк. Звяк. Звяк. Шерлок знает, что этот звук издает ударяющая о пол цепь. Джаз медленно утихает. — Прекрати это, — вежливо говорит Джим, улыбаясь. — Он тебя уже нервирует? — насмехается Шерлок. — Я и не подозревал, что ты столь чувствителен. Джон фыркает, лучезарно ухмыляясь Шерлоку. Звяк. Звяк. Звяк. — Ладно, уж не знаю, что, по-твоему, я сказал, может и "прекрати это", я не помню, — восклицает Джим. — Но в действительности-то я хотел сказать, что, если ты хочешь, чтобы я начал пытать нашего общего друга вот прямо сейчас, то, пожалуйста, не роняй уровня децибел, не вопрос. — Почему это тебя вообще напрягает? — спрашивает Джон. Вопрос звучит искренне. — Потому что ты знаешь, что если я буду делать это достаточно долго, лет, скажем, десять, цепь в итоге лопнет? Или ты просто не привык иметь дело с людьми, которые кладут на твои команды? Чтобы подчеркнуть мысль, Джон поворачивается и бьет часами о стену. Этот звук более напоминает удары металла о гипс, но Шерлок не сомневается в докторе, хоть и чувствует себя озадаченным. Отвлеки Джима, напоминает он себе. Это твоя задача. И вероятно, последняя. — Почему ты не отвечаешь ему? — пытается Шерлок. — Полагаю, разговоры с трупами по меньшей мере бессмысленны, — отвечает Джим, имитируя сдавленный зевок. — С тобой общаться куда предпочтительнее, дорогуша. Остальные идут к черту. Разве не знаешь, как я чувствовал себя, когда загадывал тебе загадки? Разве ты не чувствовал того же? Все нераскрытые преступления, что я подарил тебе, — каждое доказывает, что в целом люди — мусор. Все, кроме нас. Звяк. Бах. Звяк. ЗвякБахЗвякБахЗвякБахЗвякБахЗвякБахЗвякБахЗвяк. — Утихни, падла, — шипит Джим, резко повернувшись к доктору. — Похоже, он действительно тебя напрягает, — Шерлок удовлетворенно усмехается, хоть и понятия не имеет, зачем всё это Джону. — Я всегда считал тебя более толстокожим. Какое разочарование. Вздохнув, Джим идет к одному из стеллажей Шерлокa. Достает ключ из кармана жакета и открывает одну из стеклянных дверок. Это не стеллаж, Шерлок знает. Это стальной шкаф. Когда внимание Джима сосредоточивается на содержимом, каменное лицо Джонa твердеет еще сильнее, уплотняется до состояния ядра метеорита, пережившего разрушение огнем и способного об этом рассказать. Он мгновенно прекращает бить цепью пол. — Ладно, отойди, — предупреждает Джон. — Или что? — уточняет Джим и, склонив голову, ссутулив плечи, продолжает рыться среди книг, авторучек и прочей канцелярии, что Шерлок там хранит. Наконец, повернувшись, он демонстрирует карандаш. Обычный, красный, с деревянным корпусом и тонко заточенным концом. С явным ужасом Джон бросает часы и поднимает руки. Поза вопит о капитуляции. Кровь Шерлока стынет в жилах, но ему удается смотреть на карандаш почти незаинтересованно. — Джонни, сынок, ты и вправду такой дурак, раз не веришь, что я не бросаю слов на ветер? — Восклицает Джим, приближаясь к доктору, впрочем, не слишком близко. — Вряд ли ты настолько глуп. Но я мог бы легко устроить тебе этим лоботомию, тогда твой интеллект стал бы соответствовать твоим идиотским играм. — Супер, делай её мне, сколько влезет, — рычит Джон. — Но не ему. — Нет, — не может сдержаться Шерлок. — Заткнись, Шерлок, — взрывается Джон. — Нет, нет, давай его выслушаем, — подняв карандаш, Джим Мориарти восхищенно вертит его в свете ламп. Обычно бледная кожа Джима раскраснелась, а растянутые в улыбке губы подрагивают в нетерпении. — В конце концов это его дом, а не твой. А для тебя это, скорее, место последнего покоя, мой сладкий, но послушаем, чего хочет Шерлок, раз уж он здесь практически хозяин. — Наставь это на него, и я тебя убью. — О, бедный обманутый ангелочек. Ты думал, что на нашей встрече прольется только твоя кровь? Это будет первый из многих, ты же хорошо это знаешь. Джон отчаянно кричит в момент, когда Джим поворачивается к Шерлоку с карандашом в руке. Маленький доктор пригибается к полу, делаясь еще меньше, и лупит цепью пол, стену, снова пол то часы то цепь то часы, а читальный зал перестает вращаться, когда Шерлок выпрямляет спину и сжимает зубы, и отвлеки его отвлеки его отвлеки его. Почему Джим так улыбается и что такое карандаш, если карандашом не является? Это просто карандаш. Не карандаш. Почему Джон так напуган? Шерлок сражается с волной тошноты. Бордовые шторы в уютном зале выцветают в белое мерцание, способное вызвать приступ эпилепсии, но он резко моргает и заставляет бархат вернуться на место. — Ты хотел быть спасителем? — кудахчет Джим, качая головой, пока разжимает пальцы левой руки Шерлокa, стиснувшие кресло. — Твое желание для меня закон. — Хватит, хватит! Только не это! Ты уже труп, сволочь, — воет Джон, а дикий грохот с его конца комнаты усиливается. — Вообще-то я действительно не из тех, кто склонен к самопожертвованиям, — Шерлок слышит, что его голос слабеет с каждой фразой и прикусывает зубами нижнюю губу, когда Джим ставит острие карандаша на его ладонь. Но даже говоря это, странным образом он уверен, что ошибается. Шерлок Холмс возвращается в воспоминаниях в лабораторию Молли, где спрашивал Джонa о теории струн и вселенных, где мог спасти Риту от разлета на мелкие брызги. Смотрит мысленным взглядом на руку Джонa, когда сжал ее первый раз, а их ладони были как два совпавших кусочка паззла. Думает о любви с первого взгляда, и почему она не казалась ему удивительной. Почему столь колоссальное по значимости явление, как любовь с первого взгляда, не испугало его? Оно должно было быть мучительным, а оказалось простым как совместный сон с теплым Джоном в постели, как часть пистолета доктора в микроволновой печи. Всё это не было характерно для Шерлока — человека, который всегда был болезненно одинок. Если теория струн верна (а Шерлок не прекращал верить в это), всегда ли он с первой секунды слепо доверяет Джону Уотсону? Всегда ли так в нем нуждается? Всегда ли любит его? На мгновение он изумляется, что был так готов умереть ради кого-то менее чем две недели назад, но потом понимает, что в каждом мире, в каждом временном континууме, на каждой струне, при любых обстоятельствах Джон в опасности, а Шерлок умирает. Галлюцинация ли это, а может суровое deja vu, а может последствия пребывания во дворце разума в столь экстремальных обстоятельствах — Шерлок не знает, но в одном он уверен. Шерлок всегда умирает. Вот он ученый, коллега Джонa в 1560 году — лекарь и астроном — и Шерлок приближается к столбу, обложенному политыми маслом дровами. Вот он стоит на доске пиратской шхуны, Джон, с приставленным к голове кремневым ружьем, смотрит, и Шерлок делает шаг назад — в воздух и туман. Вот он археолог в 1827, а провианта на дорогу к Алеппо хватит лишь одному из них — и Шерлок тихо уходит в ночную пустыню. Вот он сыщик, пытающийся спасти свою жизнь — стоит на краю пропасти над бурлящим водопадом в Швейцарии, а смертельный враг нападает, обхватив его длинными руками. Вот он шпион, схваченный в 1943, а легенда Джонa еще не раскрыта, но скоро будет, и Шерлок отправляется в немецкий лагерь и сдается. Вот он стоит на крыше больницы Сент-Барта, разговаривая по телефону, а Джон смотрит на него, подняв голову, и Шерлок бросает телефон — и падает, падает, падает. * * * Кончик карандаша ощущается совсем не как карандаш, и вдруг одновременно происходит множество вещей. Шерлок давится криком, ему почти удается — а стены читального зала вспыхивают яркой белизной. Зажмурив глаза, Шерлок старается подавить прихлынувшую влагу и сдерживает стон изо всех сил. Джим смеется, едва ли не воет от смеха, когда Шерлок заставляет себя снова открыть глаза. Безумный грохот не прекращается, перед ним снова длинная белая комната, Джон кричит, и да, у Джима в руке большой пневматический молоток, а в моей ладони довольно толстый гвоздь, да, это имеет смысл, не так ли, должен был сразу догадаться, и никто сперва не замечает, особенно не замечает Джим, что жуткий шум, поднятый Джоном, меняется на несколько иные звуки. В один миг Джон кипит в бессильной ярости, безумно грохоча цепью по всем поверхностям в области досягаемости. В следующий миг, невзирая на капкан на ноге, Джон укладывается на спину, ставит ступни на стену, наматывает цепь на кулаки и — все еще ругаясь как одержимый — срывает металлическую плиту со стены из гипсокартона. Джим, с глазами, сверкающими от удовольствия, даже не оборачивается. — Путь окончен, если встречей истинной любви отмечен *, — нежно шепчет безумец, вбирая в ладонь лицо детектива. — И здесь окончится твой путь, Шерлок. Когда-нибудь. * [ Прим.перев.: Journeys end in lovers' meetings. Это цитата из Уильяма Шекспира. Carpe Diem Двенадцатая ночь, акт II, сцена 3, песня шута. ] Шерлок собирается ответить, правда, собирается. Ему мешает шок. К этому моменту Джон уже висит на спине Джимa, словно неестественно спокойный демон и, удерживая цепь в смертельном захвате, душит беглого преступника, и не похоже, что испытывает от этого какое-либо удовлетворение. Шок Джимa прилетает в Шерлока ударной волной — его мучитель шатается, не способный ни вдохнуть, ни крикнуть, ни даже толком сопротивляться, а Джон практически обнимает его, вытягивая из него жизнь, и — снова — Шерлок уже видел это прежде, Джон в старомодном твидовом костюме схватился со Старым Шикари в таком же пустом доме, что еще за Старый Шикари, Джон в зеленой куртке и в семтексе, и запах хлора из бассейна, почему бассейн, Джон… — Джон! — кричит Шерлок, когда Джим Мориарти, паникуя и кружа, сдавливает огромный пневмомолоток и вбивает следующий гвоздь в бок сыщика. — Твою мать, сука, нет, — рычит Джон и дергает цепь, и Шерлок более не в состоянии уделять полное внимание, но через несколько секунд Джим падает на пол, очень мертвый. Джон отпускает его и встает. Кто-то стонет сквозь сжатые зубы. Кто-то поднимает Шерлокa, задыхаясь от напряжения, а потом крест лежит на полу и потолок такой белый, слишком белый, нестерпимо белый. Кто-то мурлыкает что-то успокаивающе, а кому-то другому не хватает воздуха. — Нет, нет, ты должен прекратить, — умоляет Джон настойчиво, но мягко. — Сними меня отсюда! — Не могу. Успокойся, любимый, ты должен успокоиться. У тебя шок и кровотечение, куда обильнее, чем хотелось бы. Пожалуйста, не двигайся хоть минуту. Для меня, сделай это для меня, замри сейчас. Лицо Джонa исчезает из поля зрения Шерлокa, и он не кричит, нельзя кричать. Ладонь пульсирует алым огнем, а в кишки воткнули раскаленную кочергу. Доктор возвращается, не переставая говорить. Он принес простыни, накладывает их на раны Шерлока и Шерлок не кричит, но думает, что, вероятно, уже откусил себе изрядную часть языка. Слава богу, что желудок пуст, иначе содержимое давно бы лежало на полу. Джон поправляет импровизированный бандаж, и Шерлок скулит, затем хватает быстрые мелкие глотки воздуха. Он все еще мёрзнет. Белая комната кажется жутко огромным холодильником. — Тссс. Ты был великолепен. Изумителен. Но так дышать не надо. — Целая гора ткани ушла в расход, у Джона тоже кровотечение, оно у обоих, долбаная кровь повсюду. — Так будет только хуже. Нет, я знаю, что ты не можешь иначе. Тссс. Я знаю, знаю, знаю. Тихо. Мне жаль. Прости меня пожалуйста. Твоя ладонь, я не хотел, я не успел, а второй выстрел был случайным, прости, я должен был убедиться, что он… — Шкаф еще открыт, — хрипит Шерлок. — Там должен быть нож, обязан быть, возьми его и срежь меня отсюда, поищи в шкафу... — Если я срежу тебя, ты истечешь кровью. — Джон кладет ладонь на лицо Шерлокa. Ранее, когда он душил Джимa, доктор выглядел сюрреалистично сухим и деловым, но теперь Шерлок по-настоящему умирает, и Джон выглядит, словно умирает тоже. — Прекрати так дышать. Пожалуйста, любимый. Я не могу просто сорвать твою ладонь с этого проклятого... — Можешь. — А если ты сядешь и начнешь биться, то гвоздь в боку... — Пожалуйста, — умоляет Шерлок, обезумев от боли. — У тебя паническая атака. В данной ситуации она может тебя убить. Одного шока хватит, чтобы тебя убить. А ты был еле жив, когда я появился здесь. Дыши через нос. Сейчас же. — Твою мать... Джон неумолимо кладет ладонь на рот Шерлока, и сыщик видит взрывы звезд в белизне, галактики в глазах Джона. Доктор склоняется, и его губы ласкают висок Шерлока с тихим, отчаянным шепотом: — Ты был идеален. Мне так жаль. Не оставляй меня теперь, после всего. Успокойся немножко ради меня, и я пойду за помощью. Нет, нет, нет, тссс, все в порядке, я не брошу тебя, обещаю, но ты и правда в жутком состоянии, и мне нужно... Черт. Черт. Шерлок, он мертв. Я больше никому не позволю навредить тебе, но мы должны как-то позвать на помощь. Теперь все в порядке, я все сделаю, я… Оба замирают от звуков шагов множества людей, быстро приближающихся ко входной двери. Джон отрывается от Шерлока с горькими проклятиями, хватает пневмомолоток уверенными, покрытыми засохшей кровью руками и наводит на дверь, закрывая собою тело распятого сыщика. Несмотря на это, благодаря пригнувшейся позе Джонa, Шерлоку кажется, что в бреду он видит Шинвеллa Джонсона, вломившегося в открытую дверь с АК-47 наперевес, одетого в камуфляж для джунглей и футболку с изображением Эми Уайнхауз. Очень жаль, что это не может быть явью. Было бы очень приятным концом. Теперь воображаемый Шинвелл вопит, а настоящий Джон истекает кровью и отдает приказы, и все кружится, словно карусель кошмаров, и на полу мертвый Джим Мориарти — единственный недвижный персонаж в этой мистерии страстей* — раскрыв глаза, с благоговением смотрит на Шерлока с того места, где Джон просто бросил преступника как тряпичную куклу. * [ Прим.перев.: мистерия страстей: Мистерия - средневековая драма на библейские темы. Страсти (пассион; нем. Passion, от лат. passio — страдание). Речь о Страстях Господних, см.https://ru.wikipedia.org/wiki/Страсти_Христовы. В Западной Европе костюмированные представления и музыкальные постановки на тему Страстей Господних являются широко распространёнными, ведя свою историю со Средних веков. ]
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.