О всех созданиях, лучших и умных

Первое, что осознает Шерлок — это гул в голове. Источник белого шума находится не снаружи, а внутри — шквал блестящих снежинок, мерцающих в барабанных перепонках, заглушивших все посторонние звуки. Ощущение напоминает погружение в море неярких блёсток. Неспособный преодолеть его, Шерлок просто регистрирует факт, вслушиваясь, как шуршание слоев медленно стихает до ритмичных шепотов. Пена оседает на одноцветный пляж. Сознание колеблется, как прилив и отлив в ритме поверхностного дыхания Шерлока. Затем Шерлок распознает, что смертельно испуган, хотя и не знает почему. Это тихий страх, но он длится вечность. Пробирает до костей, выбеливает их, выстужает кровь, тихо сводит с ума. Шерлок его не хочет. В-третьих, постепенно Шерлок начинает замечать, что ему адски больно. Потом вселенная разжимается, разлетаясь в большом взрыве, пронзающем уши, разум и легкие, и неожиданно там, где когда-то не было ничего, появляется что-то. Да будет свет, полагает Шерлок, едва вернувшийся в сознание достаточно, чтобы понять собственную колкость. Его ресницы дрожат. В горле ощущается металлический привкус страха. Свет над ним — жестокое искусственное солнце, на которое он злобно моргает, а вокруг пахнет холодным кафелем и вязкими средствами дезинфекции. Неожиданный поток данных терзает его. Люди носятся туда-сюда в ярком свете, работают, опустив головы, похожие на смазанные типографские оттиски, а откопированные выражения лиц — раздроблены. В порядке эксперимента Шерлок пробует сесть — абсолютно безуспешно, если не считать возникшего ощущения, что вогнал себе нож в живот. Он привязан. Точно привязан? Или это было раньше? Его накачали наркотой. Точно накачали? Или это было в другой белой комнате? Эта новая комната тоже белая, но тут незнакомые тени, а тело прикрывает белая простыня. Я умер, догадывается он с некоторым облегчением. Я думал, после смерти будет не так больно. Вообще-то предполагалось, что все неприятные моменты происходят перед смертью. Проходят секунды, проходят декады, и это пройдет, все пройдет, а потом блок с предохранителями во дворце разума, вспыхнув, включается, и Шерлок рывком приходит в себя. Над ним стоит Майкрофт. А может и не Майкрофт, потому что на нем пошитые синие джинсы и джемпер из кашемира, и оба предмета одежды, несмотря на заметно высокую стоимость, приобретены по меньшей мере пять лет назад, а редеющие рыжеватые волосы растрепаны, и на дурацком лице сейчас нет и намека на чопорность. Но нет, всё же это Майкрофт, просто произошла какая-то чрезвычайная ситуация. Сейчас глубокая ночь, и Майкрофта вызвали крайне срочно, сыщик знает, даже не прибегая к дедукции: брат надел очки в черной оправе вместо контактных линз. В очках он выглядит старше, но не столь слащавым. В целом, это улучшение, с той лишь разницей, что Майкрофт надевает очки, лишь когда происходит крушение цивилизации. Он что-то говорит, вероятно, проводит елеосвящение или нечто в этом роде, предполагает Шерлок. Шерлок вспоминает человека по имени Джон и задумывается, куда он делся. Расследует это, переводя взгляд из стороны в сторону, но безуспешно. Кем бы ни был этот Джон, поблизости его нет. — ...совершенно бессмысленно, я говорил им это раньше, но теперь я тебя вижу. Ну вот. Привет, Шерлок. Майкрофт никогда не говорит в таком тоне. Хотя... однажды, в той исключительной ситуации, когда Шерлок упал с дерева и прибыл домой с пятидюймовой раной на руке. Других эпизодов в памяти не отложилось. Вполне очевидно, что, раз Шерлок не удалил дерево, значит, придавал немалое значение заботе Майкрофтa, может даже ею наслаждался, кто знает, невозможно быть уверенным, но теперь он чувствует только усталость и боль, везде боль, и подозревает, что имеет место бесполезная трата восхитительно приятного душевного тепла, увы, потому что не способен зафиксировать его в памяти. — Две недели. Две недели, Шерлок, подключив все доступные ресурсы, искать кого-то, кто находился через улицу от собственного дома. Тебе действительно необходимо доставлять мне столько неудобств каждый раз? – негодует Майкрофт, но его глаза как бездонные пещеры. — И не делай вид, что не слышишь, невозможное создание, по твоим показателям и зрачкам я знаю, что слышишь. Расчитанная комбинация упреков и наблюдений помогает Шерлоку вынырнуть из глубин. Он не умер. Наверное, он в больнице. Да, только в больницах на стенах вешают настолько убогие часы. Майкрофт, наверное, беспокоился. Учитывая очки и всё такое. Наверное, очень давно они любили друг друга. Может, все еще любят. Что-то где-то пищит, отмечает Шерлок. Биип-бип биип-бип биип-бип биип-бип биип-бип. Как детектор дыма с подсевшими батарейками. Видение Джима — мертвого, на полу, с глазами навыкат и раздавленной шеей, — возникает перед глазами Шерлока, и он резко втягивает воздух, вызывая этим вспышку еще большей боли. Его плечо немедленно обхватывает чужая рука. — Успокойся, сейчас. Просто продыши это. Неспособный не подчиниться, Шерлок лишь сжимает зубы и дышит. — Ладно, я вижу, что ты жаждешь информации, хотя по данной реакции делаю вывод, что ты верно понимаешь общий расклад. Ты потерял сознание на Бейкер-стрит, 218, через несколько секунд после извлечения тебя с базы Джеймса Мориарти. Миссию с успехом завершил мистер Шинвелл Джонсон с тремя представителями твоего... странствующего коллектива лондонских обитателей. Когда вызвали скорую, доктор Уотсон позволил себе извлечь гвоздь, фиксировавший твою ладонь на кресте — клещами, которые Мориарти несомненно приготовил для совсем иных целей. Гвоздь он вынул из древесины, а не из твоей ладони, заметь. Потом тебя сняли с креста, и приехала скорая. Все это произошло не так давно, но в сознание ты пришел в полной мере только сейчас. Врачи пока расставляют приоритеты — нужно не только спасти твою ладонь, но прежде всего исправить неприятные внутренние повреждения, вызванные другим гвоздем. И здесь мы возвращаемся к принципиальной теме доставленных мне неудобств. Шерлок проглатывает воздух, и чувствует, что: 1) Майкрофт понимает, что мне не нужно утешений, вместо этого я хочу знать, что, черт возьми, произошло в момент кульминации самой серьезной битвы моей жизни. 2) Майкрофт понимает, что если будет зудеть над моей головой как одна из его камер слежения, я приду к выводу, что все же не умру. 3) Возможно, что я все же умру. — Ты заткнешься, если я умру? — еле слышно спрашивает Шерлок. Улыбка, разломившая лицо Майкрофтa, выглядит как трещина в тонком хрустале. — Не надейся, что заткнешь меня так легко. — А если я дам тебе в морду? Это поможет? — Нет. Мне не придется волноваться из-за твоих агрессивных тенденций, Шерлок. Ты предусмотрительно привязан к каталке, и умоляю тебя, ради бога, не впадай в буйство из-за этого. Доктор Уотсон дал мне знать, что обстоятельства, предварявшие смерть Джеймса Мориарти, очень тебя взволновали, а я с сожалением должен повторить, что тебе еще не сделали операцию, хотя рентген и прочие анализы уже проведены. Если взялся что-то делать, делай хорошо — поэтому мы ограничили тебе свободу маневров до момента, когда вертолет с анестезиологом приземлится на крыше, что должно произойти… — Майкрофт смотрит на часы и кивает, — через десять минут. Твои жизненные показатели не слишком стабильны, знаешь ли. Но не переживай, тебя скоро вырубят начисто. Страдать осталось совсем недолго. Поскольку Майкрофт это упомянул, Шерлок вынужден признать, что страдает. И еще как. Впрочем, кое-что может немножко помочь, полагает он. — Скажи, что Джим мертв. Вслух. — Мориарти мертв, — уверенно говорит Майкрофт. — И не воскреснет. — А Джон жив. — Джон точно жив. — А Себастиан Моран..? — О, любезно мертв. — Просто расскажи мне, что случилось, черт возьми, — стонет Шерлок. — Или столько, сколько сможешь. Хочу перестать об этом думать, это отвратительно. И раз уж меня нужно было связать, чтобы я тебя выслушал, пусть это будет не напрасно. Поджав губы, Майкрофт поправляет очки на носу. Он действительно ужасно выглядит, констатирует Шерлок. — Моран предупредил тебя, в связи с чем ты и провел переговоры о капитуляции в обмен на свободу Джонa, не так ли? Мистер Джонсон рассказал мне, что Моран тебе звонил. Судя по всему, когда Мориарти все равно похитил Джонa, наемник возражал. Судя по данным, полученным из установленной в здании закрытой системы безопасности самого Мориарти, они поссорились из-за Джона после того, как ты был размещен в безвкусной религиозной позе. Поскольку к тому времени Мориарти уже был на взводе или где-то рядом, то убил Морана, признав его бесполезным. Я склонен считать, что он подозревал предательство — одиночный выстрел, стиль банальной экзекуции. Несомненно, Мориарти собирался подыскать более верного слугу. Майкрофт продолжает, но его голос слишком тихий, чтобы распознать слова. Это раздражает. Сыщик пробует читать по губам брата, но терпит поражение. Реальность рассыпается на кусочки паззла. Хмурясь, Шерлок пытается расположить цифры на ужасных часах в некое подобие порядка, но знаки уродливого рубленного шрифта снова расползаются. Сжав челюсти, он мотает головой, возвращая себя в сознание с тихим, сдавленным звуком. Кто-то берет его здоровую ладонь и сжимает теплыми пальцами. — Нет, Шерлок, все нормально, — говорит Майкрофт, его вежливый тенор всё ещё на грани слышимости. — Можешь снова отключиться, когда только захочешь. Я здесь, чтобы ты не боялся, а не для того, чтобы мешать тебе отдыхать. — Где Джон? — спрашивает Шерлок, вспоминая волосы песочного цвета и люблю тебя, ёбаный тупой осел, я люблю тебя. — Встречает на крыше твоего анестезиолога. Я обнаружил, что неспособен, а может и не желаю удерживать его. — Он очень сильно ранен? — шевелит губами Шерлок, пытаясь пропихнуть воздух через голосовые связки. — Ты сказал, он жив, но… он сильно ранен? Я лишь хочу знать, как сильно. Пожалуйста. — О, братик мой, — очень нежно говорит Майкрофт. Что-то раздражает дыхательные пути старшего Холмса, потому что он культурно откашливается, отвернувшись. Потом снимает очки и полирует стекла простым платком, вынутым из кармана джинсов. Все это очень знакомо, но при этом так нетипично, что Шерлок изумленно разглядывает спектакль, голова кружится против течения водоворота. — Мы сняли устройство с его ноги и наложили временный бандаж, но он отказался от дальнейшего лечения, предпочтя консультироваться с твоим хирургом на тему снимков и с анестезиологом относительно твоего состояния. На ноге пострадали только мягкие ткани. Скоро он пойдет на поправку, а потом забудет, что вообще был ранен. И ты тоже. Уже недолго осталось. Я вызвал лучших, Шерлок. — А кого они вынуждены были бросить умирать на операционных столах? — Никого, кто имеет для меня значение, — шипит Майкрофт. — Ты злишься, что я сдался, чтобы спасти Джонa? — Нет, — Майкрофт откашливается. — Ты любишь его. Я поступил бы так же. — Ради кого? Это всё так ужасно странно. — Неважно для кого. У меня не было шанса. — Ты знаешь, как это заканчивается? — беспомощно спрашивает Шерлок, ощущая, что вышел за пределы изнеможения. — Эта история? Шерлок думает, что, может быть, ему не нужно на самом деле умирать, может, хватило того, что он выглядел мертвым. Но он не уверен. Все струны спутаны, переплетены как клубки пряжи: швейцарские водопады и крыши больниц, и отчаянные решения. Гравитация вращается как волчок, а свет — это копьё, а Майкрофт медленно отводит спутанные волосы от лица Шерлока, а этого не может быть ни в каком из миров, так что Шерлок закрывает глаза и притворяется, что ласка настоящая. — Поспи еще, малыш, — шепчет Майкрофт. — Это еще не конец. Подожди, и узнаешь, что было дальше. Я расскажу тебе, когда ты проснешься. Мир делает поворот, и Шерлок превращается в морскую пену, как безголосое существо из сказки, когда-то рассказанной Мамочкой — сказки о запрещенной любви на суше. Жаль, что он её удалил. Может, она провела бы его сквозь загробный мир, на пороге которого он стоит, плюх, шлёп, плюх, словно подземная река, утекающая в конце в безмолвие сумрачного грота.