О всех созданиях, лучших и умных

Наконец, Джон почти затихает. Не полностью, временами вздрагивая и подёргиваясь, лёжа ничком на кровати Шерлока, словно знание, что Шерлок по прежнему без сознания, не позволяет ему крепко уснуть, поминутно жалит уколами крошечных безжалостных электроразрядов — и тогда его ресницы трепещут, как загнанные в угол узники. Периодами он дышит быстро и часто, почти задыхаясь, и хотя это не длится долго, Шерлоку невыносим вид вздымающихся плеч. Как смотреть на замученное животное, что видит во сне кошмар, пусть сыщик и не понимает, спит ли Джон так глубоко, что беспокойство ему доставляет фаза быстрого сна, а может, это постоянная бдительность стала у него второй натурой, как у Шерлокa. И, может, так теперь будет всегда. Если я не вернусь домой, будет ли в конечном счёте реальность отличаться от галлюцинации? думает Шерлок с горечью, сидя по-турецки на ковре и привалившись к дивану спиной. От мыслей в груди тяжелеет, словно кровь сгустилась, и сердцу нужно трудиться втрое усерднее, чтобы пропихнуть эту дрянь сквозь вены. Поскольку Джон прекратил забрасывать трупообразное тело Шерлока мучительными признаниями, на которые, к своему раздражению, Шерлок не может ответить, он сосредоточивается на живой картине. Постепенно взгляд прекращает блуждать и концентрируется на углах рамы, на каждом по очереди. Эта картина действительно очень странная штука. Он знает, что она увеличивается. Но ни разу не смог заметить рост. Сколько он ни смотрит на неярко поблескивающую раму, она упорно остается неизменной, при этом Шерлок точно знает, что она уже радикально изменилась. Самый тупейший придурок из Ярда способен увидеть разницу между объектом размером с плоский экран телевизора и предметом величиной с гаражную дверь. По крайней мере Шерлок на это надеется. Он не имел дела со всеми сотрудниками, так что не может быть уверен. Вопрос в том, следует Шерлоку искать средства, способствующие разрастанию картины, или напротив, отчаянно пытаться сдержать ее рост? Может, она желает поглотить меня целиком, и я умру, когда она будет закончена? размышляет он, привычно чувствуя мурашки на коже. А может, она вывернется наизнанку и я окажусь в больничной койке? Целиком, не только серый мешок с костями, подушечка для булавок Джима? И как мне найти ответ на этот вопрос? В абсолютной тишине Шерлока снова охватывает сонливость. Но он чувствует слишком сильную связь со спящим Джоном и слишком сильный стресс из-за своей бессильной близости, неспособности утешить, уютно устроившись на подушках, как он обычно делал. Вместо этого он сворачивается на ковре в самый маленький клубочек из всех возможных при его росте, — как улитка в раковине, — и, положив голову на локоть, продолжает смотреть на беспокойный сон Джона. Делает это примерно час, пока желание уснуть, наконец, не пересиливает, и веки опускаются, как решетка в крепостных воротах. Тогда и приходит ответ. — Это случалось, когда я спал! - восклицает он вслух, перекатываясь на спину и подтягивая колени. — О! Каким я был кретином. Ответ был буквально перед носом. Каждый раз, когда я просыпался здесь, в читальном зале Дворца Разума, картина на стене становилась больше! Здесь, во Дворце Разума Шерлоку всегда снились очень странные сны. Они четкие, яркие и весьма осмысленные: Шерлок полностью контролирует себя в них, а Джон там всегда рядом. За последние несколько дней он был многими разными версиями Шерлокa Холмса — из разных эпох и в удивительных массивах обстоятельств, — и они ощущаются сверхъестественно настоящими, отчего Шерлок, прямо перед тем, как Джим выстрелил в него из пневмопистолета, осознал с кристальной ясностью, что всегда умирает за Джона Х. Уотсона — в любой вариации любой струны в любой вселенной, включая эту. И хотя он всегда гений, его профессия существенно варьируется, и хотя Джон всегда комиссованный ветеран войны, и обычно врач — это тоже иногда меняется. Они знакомятся в разных обстоятельствах и в разных странах, и предугадать, где Шерлок окажется, когда опустит голову на подушку, совершенно невозможно. Шерлок — переводчик международного класса, в совершенстве владеющий двадцатью двумя языками, — и он знакомится с врачом UNICEF Джоном Уотсоном во время миссии в Сирии. Он всемирно известный актер, обладатель премии “Оскар”, встречает другого актера (но всё же бывшего военного) Джона Уотсона на съемках фильма. Шерлок — командир космического корабля, исследующий дивные новые миры, и врач в больнице Нью-Джерси, и профессиональный теннисист. Шерлок — выдающийся монах-иезуит, а Джон — капитан команды охраны, нанимаемой Ватиканом на время самых сложных и опасных миссий (этот вариант был особенно приятным, потому что вместе с Джоном они прятались в катакомбах от беспощадного убийцы и, под уже осыпающимся сводом, целовались, стоя рядом с мирным скелетом, и это было идеально). Каждый раз он просыпается, желая просто вернуться к своему Джону Уотсону. И каждый раз картина становится больше. Наклонив голову в сторону, Шерлок снова глядит на нее. Состояние настоящего Шерлокa — который на больничной койке, — может ухудшаться. Вероятно, что его внутренние органы уже разлагаются, и вскоре он утонет в собственной гнили. Впрочем, его состояние может улучшаться. Вероятно и то, что отверстия в нем затягиваются, их края сплетаются друг с другом, как лианы в джунглях. Кто знает? Шерлок уже давно не слышал врача, наверное потому что Джон и Майкрофт имеют полный доступ к его карте пациента, и с почти маниакальной одержимостью согласовывают неизвестные числа с медсестрами, сложные данные, которые, к сожалению, ничего не проясняют Шерлоку. Во время этих мрачных разговоров врач выглядит все так же отстраненно уверенной, и по-прежнему нечитаемой. Солидность Майкрофта постепенно отслаивается от него — так падает в ведро шелуха картофеля, — а Джон... Джон скорбит. Ничего конкретного из этих признаков нельзя сформулировать. Тем не менее. Иногда в коме остаются на многие годы. Десятилетия, поправляет себя Шерлок, и чувствует, как изо рта вырывается смешок, и в то же время из глаз выплескиваются слезы, как вода из опрокинутого кувшина. — Хватит! — рычит он, яростно вытирая слезы рукавом. - Подумай хоть минуту. Ради него. Почему ты не можешь просто задуматься? Ну же. Распутай всё это, ты же весь такой гениальный. Все еще лежа на спине, Шерлок скрещивает ноги и смыкает перед собой подушечки пальцев. Сцена, сыгранная Джоном, была... яркой. Почти невыносимой. Сколько их еще будет, если Шерлок останется здесь навсегда? Сколько нужно, чтобы от Джона Уотсона осталась пустая скорлупа? Сколько еще ударов вынесет его психика, прежде чем опустеет, превратится в пещеру, пустоту, заполненную полуразрушенными надгробиями… может, с одной выкопанной могилой, простаивающей в ожидании, пока летят месяцы, когда, наконец, ее займет тело Шерлокa? Нервно передернувшись, сыщик дышит в сложенные домиком руки. Сколько солидности Майкрофт может позволить себе срезать с собственной кожи? Сколько потребуется недель, чтобы ум Шерлокa взбунтовался, а тело последовало бы за ним, и все закончилось? Итак. Когда картина достигнет максимальных размеров, то есть, наверное, когда закроет всю стену, Шерлок либо умрет, либо проснется. — Двум смертям не бывать... — шепчет он мягкому свету канделябров. Приняв решение, Шерлок элегантно перекатывается через спинку дивана на сиденье и погружается в сон, похожий на прыжок в непроглядную расщелину зловещего водопада.