ID работы: 13568979

Питерские улицы

Слэш
NC-17
Завершён
294
автор
Бобик Иван соавтор
Размер:
122 страницы, 11 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
294 Нравится 80 Отзывы 50 В сборник Скачать

VIII. Conversas do irreconhecível.

Настройки текста
Примечания:

***

Я забыл предупредить, что мама будет дома. Она врач и работает много, часто задерживаясь допоздна, а потому Юра редко её видел. Она-же и открывает ему дверь. В одиннадцать часов воскресенья. Незадолго до этого я был в ванной, умываясь. Вот я уже вытираю лицо, и... — Илья, Юра пришёл! Выходи встречать! — кричала мама, а после начала лепетать о чём-то с Исаковским. Я чуть было не уронил полотенце, но поставив его на стиралку, вышел на кухню. И правда Исаковский. Сидит себе. — Илья, поставь чай, пожалуйста, я пока яблоки возьму, — мама прошла к холодильнику, а я направился к Юре. — Ты почему так рано? — тихо прошипел я, наклонившись к нему, а он засмеялся почти до слёз. Мама улыбнулась ему и ушла к телефону, ей позвонили. — Я захотел тебя увидеть, — я вздрогнул, отводя взгляд, а Юра театрально смахивал слезу, выступившую от смеха. — Мальчики, вы чай пейте без меня, я тут с тётей Катей поговорю, — выглянула мама и тут-же скрылась из виду. Я подошёл к чайнику, стоящему на конфорке и включил плиту. Раздался мамин смех. Прошлой ночью я не спал до двух, смотря один фильм, а потому не выспался. Я зевнул. Я демонстративно игнорировал взгляд Юры, прожигающий в моей спине прорехи. — Я слишком устал, чтобы гулять, так что давай посидим дома? — говорю я, садясь за стол. Юра берёт печенье, откусывая ломтик. Я не укладывал волосы, а потому они сейчас наверняка в беспорядке. Быстро ерошу их, надеясь, что стало чуть лучше. Юра не отрывает взгляда от моего лица. Я смотрю ему в глаза. Мы молчим. Стол прижат к стене, а мы сидим напротив друг друга. Я опираюсь щекой об стену, скользя взглядом от его глаз до чайника. — Обсудим вчерашнее чуть позже, — я отплепляюсь от стены, вспомнив, что забыл взять яблоки, которые мама так и оставила там, прервавшись на звонок. Мы быстро заканчиваем, ведь Юра почти ничего не ест, а я уже завтракал. Убравшись, я плетусь в свою комнату, а он – следом.# Я ложусь на заправленную кровать, лениво смотря на Юру, севшего на край. — Почему ты признался? — я говорю совсем тихо. Я ещё немного бодр, потому что взволнован, но и слишком устал, чтобы сесть. Исаковский обдумывает. — На самом деле, я не уверен. Может, ты мне нравишься, может – нет, — он говорит так же тихо. Я вижу его профиль: греческий нос, красивые глаза, — Я хотел узнать, что почувствую, если признаюсь. — И что, понял что-нибудь? — он мотает головой. — Когда я увидел твоё удивлённое лицо, мне стало страшно, что ты почувствуешь отвращение, но кроме этого ничего не было. Не знаю, — он спрятал руки в ладонях, обречённо вздыхая. Мне стало жаль его. — Я сейчас вообще не в моду, вырублюсь посреди рассказа. Я хочу спать. — Я тоже, — он вяло улыбнулся, а я ответил ему тем-же. — Давай поспим вместе, может, для тебя что-нибудь прояснится, — говорю я, уже прилагая усилия, чтобы держать глаза открытыми. На самом деле, я вообще не спал. Всю ночь перечитывал юрины стихи. Я тяну руки к Юре и он подаётся, падая на кровать боком. Я кладу руку под его голову, накрывая нас одеялом, а потом обнимаю его за талию. — Ты чутко спишь? — уже бормочу я. — Да. — Если мама постучится, скажешь, что я сплю... — Хорошо. Его волосы упираются мне в губы и я чувствую лёгкий запах шампуня, манго и что-то ещё. Тело у него худое и обнять его легко. Это последнее, что я помню, прежде чем провалиться в сон.

***

Юрий.

Я лежу, почти не двигаясь. Чувствую сопение Ильи и тепло его тела. Моё-же замирает, разгоняя онемение по всем клеткам. Я чувствую восторг и уют. В его объятиях невероятно хорошо! Я не думаю, что смогу уснуть – меня начала мучить бессонница. Однако я хотя-бы не чувствую тревожность и паршивое настроение, расслабляясь и зарывшись в одеяло по шею.# Его рука лежит прямо, никак не сгибаясь и я, совсем аккуратно, касаюсь его ладони своей. Сначала – невесомо, неуверенно и будто боясь, а потом мои пальцы переплетены с его. Я держусь с ним за руки, пытаясь отыскать в груди какой-нибудь отклик, хоть что-то... И я чувствую, как загорается маленький огонёк. Он разливается по кончикам пальцев теплом – на большее его не хватает – и растворяется, согрев мои руки. Я ловлю себя на том, что улыбаюсь. Ярко, искренне, от души. Какая сильная вспышка, хоть и маленькая... Я рад. Безумно рад. Честно, Илья стал близок мне, его обвинения не разозлили, нет, наоборот, они расстроили и задели! А вернувшись в его объятия, – буквально, – я чувствую радость. Но является-ли эта радость любовью? После случая с Вадимом, когда я принял страх и надежду на лучшее за любовь, мне хочется быть уверенным, что это ничто иное, как именно она. Ошибиться сейчас мне нельзя. Если он будет со мной в момент развода, я смогу пережить это чуть легче. Если я буду влюблён и он откажет – боюсь, это сломит меня. Родители решили подать на развод, договорились, что отец заберёт меня, ведь я его ребёнок, а Миша останется с матерью. Если они действительно разведутся, то, уверен, мама уедет в другой город и встречи с Мишей мне больше не видать. Если всё так и случится, пусть хотя-бы один важный человек останется со мной. Я достал из кармана телефон и написал Даяне. (Во время моего запоя она была со мной, но большую часть я не помнил, ведь мы пили вместе). «эй, смотри». Я отправил ей селфи. «омг, серьёзно? вы спите вместе?». «просто спим. мне опять бессонница мешает, а он в отрубе». Даяна скидывает смеющийся стикер. «я бросила пить, кстати». «я рад. я тоже». Илья обвил мою талию крепче, отчего по спине пробежали мурашки. «у меня парень появился». «кто??». «Филипп с Кудрово». «да ты че? с серыми волосами? у которого змея есть?». Даяна скидывает эмодзи, вскидывающий бровь. «да». «я вчера с ним гулял. и сколько вы вместе??». «неделю». «как ты могла скрывать от меня такое целую неделю? без ножа режешь». Я действительно был обижен. Шучу. «да вот, папенька, не была я уверена, что ты одобришь жениха, решила понять, точно-ли он мне нужен!». Я усмехнулся. «ай молодца, дочурка, пойдём гонять мазурку». «а мы про какой век?». «хз, я про 19-ый, а ты че». «а я думала мы до Иисуса, славяна типа». «Ярило-хуило типа?». «Да». Даяна скинула эмоджи крашенных ногтей.

***

Илья.

Когда я проснулся, Юры рядом не было. Он сидел в кресле на колёсиках перед моим учебным столом, читая книгу. Я чувствовал невыносимую жару и откинул покрывало. — Что это? — я кивнул на книгу, снимая носки. Боже, в горле так пересохло. — Разве не я должен спрашивать? — он не одаривает меня и взглядом, перелистывая страницу. Я присматриваюсь к обложке. — А, я взял её из школьной библиотеки, забыл отдать. — Целый месяц? — я подошёл к креслу, положив на него локти, словно нахожусь за партой. — Ну да, — я прошёлся взглядом по строчкам, сильно напрягая глаза и, бросив это дело, положил голову на руки, — Тебе стало что-нибудь ясно? — Что? — Зачем мы спали? — Юра промолчал. Он перелистал страницу. Я оторвался от кресла. — Твоя мама сказала, что пошла в магазин. — Понятно, — говорю я, идя к ванной, но останавливаюсь, наклонившись назад, смотря из-за плеча, — Расскажи мне потом о теории чёрных дыр. Юра на миг смотрит на меня и кивает. Бессмысленность этих переглядок имела на меня успокаивающий эффект. Без смысла, без значений и без контекста. Абсолютная бесценность в худшем смысле этого слова. И как приятна была эта бесценность.

***

Знаешь-ли ты, что значит слово поэта? Оно может стоить всех самоцветов света, А может соскользнуть воздухом с языка. Слово поэта – балерина, что необычайно резка. Как она неправильна, странна, Но как великолепна она.

***

Юрий.

Мы смеялись, обсуждая абсурдность тех или иных теорий. На самом деле, мне нечего сказать об этом дне. Но одно я знаю точно – на душе было невероятно тепло. И все-же, как хорошо сейчас стало, хоть и есть боль и тревоги, близкий мне человек вернулся, надоедливый человек оставил меня. Чем не счастье? А насчёт развода... Мне шестнадцать, я могу выказать желание остаться с матерью. Да, куда тише и проще было-бы жить с отцом, но я и сейчас-то безумно скучаю по Мише, а если мы будем на расстоянии постоянно, боюсь, не выдержу. С мамой будет сложно. Но я смогу защитить Мишу, если буду жить с ней. Да, обязательно, как только сейчас приду домой, поговорю с ними. Мне хотелось, чтобы Илья знал меня лучше. И я рассказал ему о проблемах в семье, о том, что собираюсь сделать, когда уйду. — Ты уверен? Может, можно будет как-то забрать Мишу и жить с отцом? — Илья смотрел обеспокоенно, очищая мандарины. Я кивнул. — Вряд ли отец захочет взять Мишу под крыло... Он вообще с матерью только из-за детей. Вообще, когда он узнал, что ему изменяют, он так рассвирепел. Я тогда гулял с Мишей, мы пришли домой, а они уже ругались, — Илья протягивает мне очищенные дольки и я закидываю их в рот. Он хмурится, покрутившись на кресле. — Не знаю даже, — он резко остановился, решительно посмотрел на меня, – я даже испугался, вздрогнул, – и выдал довольно уверенно, — Если с мамой будут проблемы, скажи мне. Я приду на помощь.#

***

Удар. Я чувствую, как в голове зазвенело от папиного кулака. Я стою к ним лицом, но из-за удара оно по инерции отвёрнуто. Я смотрю в окно. Какой красивый вечер, полный звёзд. Волосы спадают на глаза, я пытаюсь сморгнуть их, но чувствую, как волос попадает в глаз. Убираю чёлку рукой. Отец гневно скрипит зубами, смотря на меня со злостью. — Предатель! Да как ты можешь так с отцом? С родным отцом! Я тебя к ней не пущу, слышишь меня?! — Он подходит ближе, занося руку в предупреждении, но так и не опуская её. Лишь смотрит с отвращением. Удивительно, как спокойно его лицо для разъярённого человека. Глаза не выпучены, а рот не становится большим, когда он кричит: нет, он ведь даже не кричит. Шипит сквозь плотно сжатые зубы. — Я сказал, что буду с Мишей, а с кем будем мы, мне неважно, — мать, до этого лишь смотрящая в удивлении, даже похвалившая меня, задохнулась от возмущения. Отец безысходно застонал, потирая переносицу. — Я не возьму к себе под крышу чужого ребёнка. — Он твой ребёнок. Отец покачал головой, усмехнувшись, и скрестил руки на груди. Мама молчала, смотря на меня. — Он не мой... — Он твой ребёнок! — я прервал его, повысив голос. Я кричал, — То, что он родился не из-за твоей спермы, не значит, что ты не вырастил его и не был ему отцом! — Юра, что за слова!... — Мама ахнула, прикрыв рот от ужаса. Но и её я перебил. — Ах да! — я театрально ударил себя по лбу, словно вспомнив, — Как я мог забыть! Тебе всегда было плевать на всех своих детей. — Юра. — Ты сделал вид, что ты есть в нашей семье, что ты повлиял на нас и вселил хорошее воспитание. Мишу почти в год пропихнули в детсад... Да, мама, ты тоже! Вы не дали нам того, что должны были: любовь, забота, поддержка, да хотя-бы видимость внимания! Родители стоически молчали, выслушивая меня, то и дело бормоча: «Господи, что ты делаешь?», «Юра, прекрати», «Да что ты!...». — Я спрашивала, как твои дела! Я уделяла вам внимание! — пыталась оправдаться мама, кладя руку на сердце, словно оскорблённая. — Школа не весь мой мир! — Если-бы учился нормально, была-бы! — я закатил глаза. Как-же однобоко она мыслит! — Да достало меня то, что вы не дали детям любви, вы ничего не дали нам, — я кричал громко, с чувством, надрываясь, — но всё равно родили нас! Зачем?! — Да ты должен быть благодарен мне, что я тебя родила! — я замолчал. Мама усмехнулась, думая, что одержала, победу. Но ярость медленно возвышалась, вытекая из берегов. Отец тихо стоял, смотря на нас исподлобья. — Благодарен? — мой голос охрип. Я улыбнулся, оскалился. Закрыл глаза рукой, разразившись смехом, — Лучше не рождаться и не знать всей боли, что вы причиняете детям. — Раз такой умный, сам заботься о своём ёбанном ребёнке и не приходи сюда больше, — мама посмотрела на отца со злостью и вскочила с дивана. — Не говори так о моём сыне. — Пасть закрой, шлюха. Вон, — он кивнул на меня, — учёный-кот правду говорит, нихуя ты для своих детей не сделала. — Он и тебя мудаком назвал, знаешь-ли. Да, Юра? — она посмотрела на меня, ища поддержки. А во мне надломилась сила, решимость. Они опять меня не услышали. Они опять винят друг друга. Они опять ненавидят. Обвиняют друг друга, лишь-бы скинуть с себя вину, лишь-бы не признаваться в своих грехах. Я поднял глаза к потолку, к люстре, скользя от неё в сторону окна. Какой-же прекрасный вид. Почему они не видят этого, не замечают совсем? Я смотрю на них, вновь кричащих, вскидывающих руки от возмущения и пассивной агрессии. Мне больно. — Я уйду... Они замолкают, переводя взгляды на меня. — Я уйду с Мишей. А вы отправляйте деньги, пока я не стану совершеннолетним. Сделайте хотя-бы это, — я говорил спокойно, с немного долгими пробелами, словно говорил с ребёнком. Хотя они и вправду были детьми. Мне было больно. И слёз не было. Возможно, я часто рыдал из-за боли, но я вовсе не плаксив. Но обида, усталость и разочарование всё таки были. И я почти просипел, — Пожалуйста... Сил не было. Я устал. Я вымотан. Истощён. Любое слово подойдёт. — Ровно до седьмого июня через два года, — твёрдо бросил отец и, словно ставя точку, свалился на диван. Я кивнул, сказав, что сам соберу все вещи и пойду к тёте. Свои вещи я собирал с осадком, но этому не сравниться с тем, с какой тяжестью на сердце я вынимал каждую футболку, носки, любую одежду из мишиных полок. Прости, Миш, я не самый лучший брат. Но я постараюсь, правда... Через полтора часа я упаковал в рюкзаки, сумки и чемоданы всё: учебники, канцелярию, игрушки, одежду, книги. Стоял у выхода из квартиры, заказывая такси. Я уже не считал эту дверь просто дверью, защитой от воров и мошенников. Этот кусок железа казался мне врагом, препятствием, удерживающим меня от сладостного побега. Мама была на кухне, заваривала кофе. Отец вышел в гараж. Одни только и постукивания ложки о стенки кружки раздавались в квартире шумом. Я написал тёте. «Меня выгоняют из дома сейчас. Можно я у вас поживу с Мишей? Обещаю, как найду подработку, сразу-же съедем. Сейчас приеду, простите». И, отключив телефон, ушёл. Я сел в машину, когда мужчина закрыл багаж, а когда сел и мы тронулись, заметил ещё одного человека не переднем сидении.# — Куда направляешься, парень? — я вздрогнул. Меня охватила паника, я стал судорожно ловить ртом воздух, не понимая, как так получилось. Я потянулся к двери, но она была закрыта. Мужчина не оборачивался, следя за дорогой. На его лицо падал свет от фонарей, фар машин и вывесок. Музыка играла невесёлая, с явным посылом и намёком для меня от того, кто её включил. Не знаю, что за группа, но я её уже ненавижу. Видя, как я хмурюсь, Вадим коротко засмеялся. — Неплохая песня, да? Нам подходит, — он оборачивается и улыбается мне, переходя на шёпот, — Мы связаны, Юр. Я бегал от мысли к мысли. Тётя знает или в скором времени узнает, что я должен сейчас приехать, если не приеду, она заволнуется. Это даёт некую надежду. Но позвонить я ей не смогу – он отберёт телефон. Из машины не выпрыгнуть, слишком быстро едем. Если сейчас мы направляемся к нему домой, то телефон мне будет нужен и я им воспользуюсь, когда останусь один. Если он собирается запереть меня, то хотя-бы на минуту оставит. А если просто изобьёт, то в итоге уйдут-же. Да, нужно сохранять спокойствие. Но, чёрт, как-же у меня это плохо получается. Вдруг в лес везёт? Я всматриваюсь в окна. — Что тебе нужно, Вадим? — я стараюсь звучать твёрдо, но голос предательски дрожит, надламывается. Он хмыкает. Я смотрю то на него, то на водителя. Вадим молчит. Мы продолжаем ехать. Мне страшно. — Останови машину, — тишина. Я кричу, пиная его сиденье, — останови машину! Бью по окнам, надеясь на то, что мне помогут. Сука, почему я ушёл из дома вечером, а не днём! Машина затормозила. Мы остановились у дома Вадима. Я мог-бы вздохнуть с облегчением, ведь я умру не в лесу, но то, что он сделает со мной здесь мне неизвестно. Он псих. И он выходит первым, подавая мне руку, когда открывает дверь справа от меня. Я выскакиваю из машины и пытаюсь вырваться, но Вадим хватает меня за волосы. Голову пронзает острая боль, я вскрикиваю, прошу о помощи. Прижав меня к своей груди одной рукой, он громко говорит водителю занести мои вещи позже. Я всё ещё пытаюсь вырваться. Он тащит меня внутрь. Живёт он на третьем этаже и ни на одном никого не было. Неужели никто не забыл днём что-нибудь купить? Никто не вышел погулять? Чёрт!#

***

Он толкает меня вглубь квартиры и закрывает дверь на три замка и щеколду. Я хочу открыть рот, чтобы закричать, но замолкаю. Вадим звучно целует моё плечо. Я трясусь от страха. Нет, только не это. Он тащит меня в свою комнату и бросает на кровать. Я хочу убежать, но он придавливает рукой мою голову к подушке. Я лежу на животе. Сука, сука, сука, нет... Он стягивает с меня штаны. Я сопротивляюсь, пытаюсь спастись, но до чего я смешон. Он сто девяносто сантиметров на сто кило, против него и Илья может проиграть, мне-то куда? На глазах выступают слёзы обиды и боли. Просто до ужаса. Ко рту подкатывает ком, на улице тихо, только кровать и поскрипывает. Тишина становится давящей. Я слышу дыхание Вадима. Боль простреливает в спине, когда он входит. До конца. Я вскрикиваю, вновь брыкаюсь, пытаясь вырваться. Я вновь кричу – истошно, надрываясь и хрипя, заикаюсь и умоляю. — Отпусти, отпусти меня, помогите, пусти, нет, я не хочу!... — Вадим впивается зубами мне в плечо, от боли я запрокидываю голову, заорав ещё громче. Больно. Больно. Больно! Ноги подкашиваются, я падаю, но он подхватывает меня за бёдра. Я всхлипываю. Он чертыхается. — Больной ублюдок... Мразь... Отпусти, прошу... — Тихо, тихо, — Вадим целует мой затылок, отчего по нему бежит табун мурашек. Руки болят, он слишком сильно сжимает их и давит локтем на поясницу. Он отпускает меня и выбрасывает презерватив. Я дрожу, смотрю в стену. За что? В чём я провинился? Неужели стремление к счастью настолько не позволительно для меня?# Сил не осталось. Я истощён и физически, и морально. Он поднимает меня с кровати и несёт в ванную, прижимая мою голову к груди, утешая. Я просто смотрю на свои колени. Ти-ши-на. Какая нелепость. Руки щиплет. Я чувствую, что я потный и волосы кажутся грязными, хоть я и мылся совсем недавно. Мне хочется смыть с себя этот день. Аккуратно положив меня в ванну, Вадим включает воду. Удары капель об ванну мерно отталкивается от стен, поэтому я слышу только их. В ушах шумит кровь, в висках пульсирует боль, а сердце медленно успокаивается. Я и не заметил, что оно билось как сумасшедшее. Звук воды прерывается. Вадим сидит на коленях рядом, смотря на меня со спокойствием, я улавливаю в его лице нотки удовлетворения. Моя рука медленно касается его шеи, а потом и вторая заодно, и вот, я держу их на его шее, проводя большим пальцем по его кадыку, внимательно следя за своими движениями. Если я надавлю, смогу-ли сломать ему шею? Будет-ли кровь? Я сжимаю его шею. Перевожу взгляд на его глаза. Я чувствую себя мёртвым. Он запускает ладонь мне в волосы, а после на меня льётся струя воды. Я отпускаю его. Пускай. Сейчас у меня совсем нет сил. — Верни меня домой. — Ужин ещё не съеден, — он напевает, вспенивая шампунь. Я хмурюсь. — Я хочу домой, — я шиплю от боли. Спина болит так сильно, словно мне переломали весь позвоночник. — Я приготовил запеканку с сыром. Я сдаюсь. Я сутулюсь, оперевшись об кафель и смотрю вниз, в никуда. Он высосал из меня все силы.

***

После ванной он, укутав меня в полотенце, посадил меня на диван. Я всё так же молчал, в голове было пусто и сил не было. Вадим стал вытирать мои волосы, а после одевать в свою одежду. Чёрная футболка, такого-же цвета шорты и носки. Он завязал мне волосы и, пристально на меня смотря, перенёс небольшой раскладной стол к дивану. Переложил всю еду на него и сел рядом. Он взял ложку и поднёс её к моему рту. Я смотрел на неё и мне было отвратительно. Мне был противен запах этой еды, её вид. Я знал, что если съем, меня вывернет наизнанку. — Ешь. И так худой, ешь давай, — он надавил на щёки и засунул ложку мне в рот. Я тут-же выплюнул еду и откашлялся. Вадим чертыхнулся, — Хоть воды попей... — Прекрати, — я сказал это совсем тихо, голос охрип и он не услышал ничего, но явно заметил, как я шевелил губами. Я повторил громче, — Прекрати. — Пойдём спать, — он повёл меня в комнату и уложил, накрыв одеялом. Мне хотелось просто умереть. Он ушёл прибраться. Я остался один. Еле-еле найдя в себе силы встать, я стал взглядом искать телефон. Он упал перед кроватью. Я потянулся к нему. Прислушиваясь к звукам на кухне, я написал тёте. Сердце тревожно билось: вдруг он придёт? Он придёт сейчас. Спасения нет! Что? Почему звуки прекратились? Пиши быстрее! Ох, он начал мыть посуду. «Если через неделю не приеду, то звоните в полицию и обвините человека по адресу р. Колпинский, улица...». «Я в порядке. Пока что». Я отправил сообщение и, отключив звук, спрятал телефон. Через пару минут пришёл Вадим и лёг сзади. Он собирался прижаться ко мне, приобняв за талию. — Не прикасайся ко мне. — я сказал это так громко, так чётко и решительно, что его рука дрогнула. Он отвернулся от меня, пожелав спокойной ночи.##£ Я подождал. Терпеливо, не дёргаясь лишний раз. Я прислушивался к каждому тику часов. Прошло шесть минут. Вадим скинул одеяло с себя. Семнадцать. Он засопел, но спит недостаточно крепко. Тридцать два. Готов. Я аккуратно убирал с себя одеяло. Взяв телефон, я прошёл к прихожей. Нашарив кеды, я открыл все замки. Оказалось, это были просто крючки. Я в подъезде! Вдохнув холодный воздух, я почувствовал счастье и свободу. Я бегу вниз по лестницам, хватаясь за перила перелетаю через несколько ступеней. На улице бегу за угол. Ищу старые номера в списке заблокированных. Набираю и звоню. Гудки. Гудки. Взяли. — Привет, это я. — Юра, ты? Предатель тот, который Вадима надул? — Надул? Он вас обманул, — парень на том конце начал было уже «да не мог он...», как я его перебил, — Нет, ты послушай. Я расскажу правду. Он заставлял меня с ним встречаться, а только что похитил и изнасиловал. Представляешь? Я его боялся жутко, мне так противно было... Парень молчал. Я испугался, что он мне не поверит и всё, пиздец мне. — Если так подумать, то ты часто выглядел каким-то зашуганным. То есть, он настоящий гомик? Я просиял. — Самый, что ни на есть! Он тот ещё псих! Но я такой слабый, сам знаешь, не осилю такого. Поможешь мне с парнями с ним разобраться? — Да, конечно! Ты над нами ржал всем двором тогда, помнишь? Я не растерялся. Голос мой был спокоен. — Да не над вами-же! Над ним! Вас он ведь заставил, верно? Мне вас жаль было, как он мог так с друзьями... А хотя нет, он вас наверное за идиотов считал. Он манипулятор сраный. — Хм... Ладно, я приеду. Ты где? — У его дома за углом. Только Сашу не бери, не знаю, что за Саша, но он вроде заодно с Вадимом. — Но я Саша, — моё сердце пропустило удар. Чёрт, что? Я посмотрел на дисплей. «Пёс Вадима». Идиот! Почему я не написал имя? Меня охватила паника, — но я помогу. Я думал, что он тебя отмудохать у себя дома решил. Но вот его слова всякие чутка поднапрягали. Я начал подозревать, но подумал, что наверное всё нормально. Я верю тебе. Пронесло. Бля, хорошо, что я про него не сказал никакой хуйни. — Спасибо.

***

Если честно, я нихуя ему не доверял. Скорее всего, он позвонит Вадиму и придёт убить меня, так что я позвонил Илье, когда шёл в место по-дальше, на всякий случай. Пришёл он довольно быстро, запыханный и со сбитым дыханием. Видимо, бежал. Я был тронут. Я объяснил ему всё в двух словах. Он ошарашенно смотрел на меня и, сжав губы, обнял меня. — Мне жаль, Юр... — он погладил меня по волосам, всё ещё влажным. Я вышел в том, что мне дал Вадим, а на улице довольно холодно, — Я рядом. Я позвал ещё Артура и Сашу. — Слишком много Александров,— я хрипло засмеялся. Услышав шаги, мы замолчали. Осторожно прижавшись к стене, я украдкой высунулся, присматриваясь. Там было трое парней: тот самый водитель Саша, низкорослый качок и довольно крепкий парень. Я махнул Илье рукой, жестом сказав обойти гараж и подойти сзади. — Юра, пс! Ты где? Тц, вот мелкий, неужто соврал? — Да не, вряд ли. Вадим реально мудак полный. Он к нам как к лохам относился. А сейчас, когда я узнал, что он пидорас, так сразу хочется ему морду набить, — гневался низкий. — Может, ещё парней надо было взять? — предложил последний. Саша, который водитель, пожал плечами. Мы с Ильёй осторожно наблюдали за ними. «Эй, какая фамилия у Саши, который с Фрунзенского? А то слишком много саш» – я написал Илье, чтобы никто нас не услышал. «Да его по сути все Шурой называют». Я кивнул. «Я думаю, они всё таки на нашей стороне». «Может быть. Я не уверен. Давай ещё по-наблюдаем». — Если он сейчас не выйдет, я откручу бошки обоим. — Правильнее башки. — Федя, щас тоже получишь, — пригрозил Саша парню выше него. Низкий, если я хорошо помню, Слава. И он согласился с Сашей. — Я тут, — отозвался я. Илья вышел вслед за мной. — А этот чё тут делает? Кто он? — псина Саши, уже бывшая, получается, насторожился, прищурившись. Я замялся. — Дополнительная сила, — усмехнулся Илья. Я обернулся, молча упрекнув его, типа, что за хуйня, Илья? Он взглядом сказал мне обернуться. Саша улыбнулся, вроде сработало. — Ну говори, чё он сделал-то? — Слава вышел вперёд, осматривая меня. — Против воли выебал. Убить его хочу, — я сжал зубы и руки, ярость вновь стала бурлить в груди. Я покачал головой, развевая мысли, — Но я точно сам умру, если буду против него один. Они молча смотрели на меня. Илья подошёл ближе и стоял уже рядом, скрестив руки на груди. Троица псин странно смотрела на меня. Меня напрягало, как легко они мне поверили и пришли бить морду. Я сглотнул. — Он мою подругу бросил пару лет назад, — начал Слава, взъерошив свои чёрные прямые волосы, — Она после него замкнулась в себе, перестала со многими общаться. Я думаю, он и её изнасиловал. — Слава нахмурился, а после развернулся и, скрипя зубами, пошёл к подъезду.

***

Саша и Федя держали Вадима, который активно вырывался, пока Слава наносил ему удары один за другим, гневно крича, какой он мудак и пидор. По часам перевалило за два часа ночи. Я стоял чуть поодаль, всё так же наблюдая. Каждый раз, когда Слава бил его, я замирал, а сердце трепетало. Мне было до жути страшно, что на его месте мог быть я, но ещё сильнее я ликовал. Пропадала боль, нанесённая им: каждый принуждённый поцелуй, прикосновения, отношения, всё под страхом. Но он тогда хотя-бы никогда не трогал меня без разрешения. Дыша ртом, Слава остановился. С его костяшек капала кровь, и его, и Вадима. Его плечи поднимались и опускались. — Дай-ка и мне. — Тебе-то нахуя? — Слава взглянул на Илью с подозрением. А я с недоумением. — Он моего лучшего друга изнасиловал, как и твою подругу. Он мне как брат! — добавил Илья, видя, как начал сомневаться Слава, смотря то на него, то на насильника. Он кивнул, отойдя, — Спасибо. Илья въебал ему в щёку. И на этом всё. Парни начали подначивать его, негодовали, чего он всего одним ударом ограничился? Но он отошёл на шаг. Посмотрел на меня. — Всё таки жертва тут не я. Colpire con forza. "Ударь по-жёстче" на итальянском вроде, — я сжал губы. Улыбнулся ему благодарно и подошёл к Вадиму. Его лицо уже опухло. — Бей! Бей! Бей! — они кричали, словно мы были на игре по волейболу, а это кричалка-поддержка. Я замахнулся и ёбнул со всей силы. Саша и Федя отпустили его, он упал, но из-за моего удара по инерции отлетел. Я кинулся на него и стал бить одной рукой, другой опираясь об его плечо, чтобы не потерять равновесие. Перед глазами его расквашенное лицо приносило и ужас, и радость. Бей, бей, бей... — Ты сейчас его убьёшь! — Федя оттащил меня от Вадима. Я учащённо дышал, костяшки горели. Я посмотрел на свои руки. Они дрожали. Какого хуя я делаю? Что со мной? Ноги подкосились. — Бля, это было стрёмно, — я опёрся об стену, запустив руку в волосы и проведя ей дальше. — Я обработаю ему раны, а ты иди присядь, — Саша поднял Вадима под мышки и потащил на кухню. Я поднял голову. — Что? Зачем вы помогаете этому придурку? — я был разочарован. Я не понимал: как так? Разве они не были на моей стороне? Я был взбудоражен, под действием адреналина хотелось прибить их всех. — Ты долбоёб? — усмехнулся Слава, пихнув меня в плечо, таким образом проталкивая к креслу, — если мы не залечим ему раны и не вправим вывихи, то он умрёт. А там и полиция с больницей, копы, туда-сюда. Нам такие проблемы не нужны. Ох, это звучит... Вполне логично? Я совсем забыл, что бить людей незаконно. Ненависть так сильно полыхала во мне, что я совсем вышел из себя. Я посмотрел на свои руки. Окровавленные... Что я наделал? Почему я сделал это? Я-же не... Я не как его псы! Нет, нет, что-же я наделал? Руки доожали. Я был напуган. — Эй, ты чего? — голос Ильи выбил меня из мыслей. Я поднял ошарашенный взгляд на него. Он сидел на подлокотнике. — Я только сейчас осознал, что меня... А я... — я всего трясло. Я не осмелился озвучить, что со мной сделали и что сделал я. Я не мог. Боже, блять, что за хуйню я творю? — Как он вообще похитил тебя? — Илья не прикасался ко мне. Это странно, хоть я и понимаю, почему. Я мельком посмотрел на ту троицу. — Я ушёл из дома, хотел поехать к тёте, взял все вещи, и, — я дышал так, словно я астматик. Осознание лавиной свалилось на меня и я чувствовал, что не выдерживаю. Сегодня слишком, блять, насыщенный день. — Эй, где она живёт? — На метро надо сесть. — Лучше пойдём ко мне, а я с утра тебя провожу, — он кладёт ладонь мне на плечо и слегка потряхивает, приводя в чувство. Я киваю, благодаря. — Мы всё! Я домой, — Слава вываливается из кухни и открывает дверь, выходя. Мы все обутые. — Мы тоже, — Илья встал и повёл меня за собой. Я чувствую, как хочу есть, спать и пить. Жалуюсь Илье по пути вниз. Мы разошлись с пацанами и двинулись дальше уже сами. Мы молча плелись к дому, вслушиваясь в звуки города. Луна сегодня полная, а звёзд совсем не видно. Я смотрю на Илью. — Эй, что ты там сказал? Колпир... Колп... Colpi?... Что-то на итальянском! — Colpire con forza. Услышал в одном сериале, когда смотрел с субтитрами. Единственная фраза, которую я запомнил оттуда, — он засмеялся, а вздохнул. Наконец-то этот день закончился.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.