***
Хулия проснулась раньше Ивана, слегка приоткрывая глаза. Кровать была тесной, но достаточно мягкой и удобной, к тому же, как она отметила раньше, она всю ночь пролежала у него на груди, и он, казалось бы, был вовсе не против, положив ладонь ей на голову. Она помнила вчерашний день в мелочах, помнила, как ей было плохо, как Иван уносил её на глазах у всех одноклассников, дорогу, машину и то, как удобно было положить голову на колени. Нойрет злился и не разговаривал с ней, но сейчас это не имело значения, когда она лежала на нём, а он с такой нежностью обнимал её в ответ. — Как ты себя чувствуешь? — неожиданно спрашивает он, теребя пальцами её волосы. Хулия стонет. Голова болит беспощадно, и ей явно стоит ещё один денёк полежать в постели. — Не очень, — бормочет она, сглатывая. Иван глубоко вздыхает. Читать ей вновь нотации он тоже не хотел, но так хотелось, наконец, донести ей, что вчера просто очень повезло, что она действительно не упала в обморок. Сейчас бы они с ней так не разговаривали, если бы ей стало ещё хуже. Он молчит. Если сейчас заговорить, он снова может сорваться и обидеть её. — Сегодня и завтра тебе дали отгулы, — продолжает парень, поглаживая девушку по голове. Она прикрывает глаза, — Но я очень хочу, чтобы в следующий раз, когда ты почувствуешь себя плохо, сразу же иди к медсестре и звони мне. Не жди до последнего. Ладно? Хулия кивает, поджимая ноги в коленях. Ей действительно ещё слишком плохо и, если нужно будет подняться, она не сможет этого сделать. — Голова кружится, — хнычет она. Мебель вокруг движется и хочется заплакать от бессилия. Ей бы ещё поспать, но она больше не сможет уснуть. Иван целует её в лоб. — Я приготовлю нам завтрак, а ты попробуй ещё немного поспать, — он откидывает одеяло в сторону, осторожно передвигая её на подушку. Её лицо всё ещё бледное, и было той ещё задачей попытаться смыть с неё вчера всю косметику. Хулия переворачивается на бок и подкладывает ладонь под щёку, прикрывая глаза. Иван смотрит на неё какое-то время, перед тем, как уйти, и у него сжимается сердце от того, что отчасти, это и его вина тоже. Он ещё с утра видел, в каком состоянии забирал её из дома, и ему следовало самому приехать за ней после первой же пары. Теперь уже поздно было о чём-то говорить. Он слегка прикрывает дверь, оставляя Медина наедине с занавешенными окнами, и спускается вниз на кухню, где уже собрались другие их соседи. За окном продолжал лить дождь, небо по-прежнему было затянуто тучами и угнетало всех вокруг. Всё казалось каким-то удручённым и неправильным, когда Нойрет открывал холодильник. — Мать за дверь, а ты уже баб домой приводишь? — усмехнулся пожилой мужчина. Он жил здесь дольше всех и ему всегда до всего было дело. Иван сдержался от того, чтобы вновь ему не нахамить. — Она не баба и мама её знает, — просто отвечает ему он. — Полегче, Казанова, — не унимается старик, — Знаем мы таких «мама знает». — Мы учились вместе, — Нойрет старается изо всех сил, потому что дал обещание матери, что больше не будет спорить с этим мужчиной. Это была их не первая стычка и каждый раз ему хотелось его ударить. Этот придурок явно лезет туда, куда его не просят и вечно сводит обо всех сплетни, — Вы хотите обсудить наши с ней отношения? Или вам просто завидно, что у вас таких больше никогда не будет? Иван намазывает на булку масло и начинает нарезать колбасу. Рядом гудит кофеварка, готовя для него две чашки кофе. — Лучше я буду один, чем вот так ни свет ни заря вставать и готовить ей завтрак, — огрызается тот. Иван грустно усмехается. — Мне искренни жаль, что вы за свою продолжительную жизнь так и не смогли понять смысл любви, — он кладёт сделанные бутерброды на тарелку, ставя её на поднос, куда и две кружки с кофе. Если когда-нибудь они с Хулией и поссорятся, чего, он надеется, не произойдёт, Нойрет никогда не пожалеет о том, что приносил ей завтрак в постель. Он без ума от неё, и это никогда не изменится. Он умрёт, но его любовь к ней останется навсегда. Иван не слушает того, что отвечает ему старик, поднимаясь вверх по лестнице. Он осторожно толкает дверь в комнату и входит внутрь. Хулия открывает глаза, до этого закрывая их на время. Так ей и не удалось уснуть, и она слышала часть разговора парня с соседом, потому что стены в этом доме, казалось бы, были картонными. — Ты обещал Марии, что не будешь грубить ему, — говорит она ему и он закатывает глаза. — У тебя слишком чуткий слух, дорогая, — подмечает Нойрет, встав одним коленом на кровать и ставя поднос посередине. Медина приподнимается на локтях и подтягивается вверх, чтобы сесть. Огромная футболка вновь съезжает с её плеч и она спешит её поправить, вызывая улыбку на лице парня. — А ты познал смысл любви? — спрашивает она. Иван склоняет голову набок, наблюдая за её заспанным лицом и за тем, как она заправляют пряди волос за уши. — Я познал это, когда увидел тебя, — просто отвечает он и наклоняется вперёд, чтобы прикоснуться к её губам своими. Как же он любит непринужденную обстановку с ней, когда они одни в постели, она сонная и такая любимая. Как можно полюбить кого-то настолько, что разлука всего на полдня причиняет невероятную тоску? Каждый раз, сидя на парах, он думает лишь о том, как заберёт её вечером, как обнимет и будет рядом. Они завтракают в тишине, когда на фоне играет телевизор. Хулия периодически переписывается с матерью, которая явно недовольна тем, что дочь ночевала не в стенах дома, учитывая то, что она знает об отъезде Марии, и это слишком беспокоит Медина. — Самый лучший способ стать любимчиком своих родителей — съехать от них, — говорит она, перекладывая ноги поудобнее и усаживаясь на них и он в очередной раз слишком засматривается на её колени. Она прекрасна, — Но мама странный человек. Я думала, если буду меньше с ней общаться и видеться… Хулия замолкает, поджимая нижнюю губу. Ей хотелось, чтобы мама лучше к ней относилась, но понимала, что вряд ли она когда-нибудь сможет её простить. Не после того, что произошло с отчимом. — Ты просто хочешь, чтобы мама была ближе? — удочняет Иван, садясь напротив неё и Медина кивает. Она очень сильно этого хочет. Хочет придти домой и поделиться с ней всеми своими проблемами, о том, что наболело, но каждый раз, заходя в дом, Хулия понимает, что женщина её не поймёт. И, возможно, это не только из-за интрижки с отчимом, а из-за того, что у них абсолютно разные взгляды на жизнь. — Мне нужно вернуться домой в течение часа, — говорит она, опуская ноги на холодный пол. Слишком холодно вылезать из постели, вылезать от него, но её успокаивает лишь то, что рано или поздно они всё равно будут жить вместе и просыпаться каждое утро тоже вместе. — Я отвезу тебя, — Иван также поднимается и оказывается рядом, чтобы удержать её за руку. Голова всё ещё кружится и его помощь оказывается как нельзя кстати. — Где моя одежда? — Хулия осматривается по сторонам, удерживаясь за ладонь парня, но не находит ни своих джинс, ни кофты, ничего. — Я забрал тебя с физкультуры, — напоминает ей Нойрет, — Твоя одежда у тебя в сумке, но мы дойдём до неё вместе. Ладно? Она кивает и они сдвигаются с места. Иван, вдруг, начинает понимать все её обиды на мать, потому что даже после вчерашнего его звонка ей, женщина вытаскивает свою дочь из постели в девять часов утра. Он думал, что отвезёт её домой тогда, когда ей станет полегче, но их планы всегда обо что-то рушились. Медина одевается не спеша, натягивая узкие джинсы на стройные ножки и её волосы падают вперёд, заставляя её каждый раз их поправлять. Она заправляет переднюю часть свитера в джинсы и собирается подойти к двери, когда снова пошатывается. — Иван! — он оказывается рядом в считанные секунды и задерживает её от падения. — Давай я поговорю с твоей матерью и ты ляжешь обратно в кровать, — он настаивает на своём, но Хулия понимает, что ей всё равно потом достанется. Иван довозит её до дома, где у ворот уже стоит злющая Елена. Она даже не позволяет им нормально попрощаться, хватая дочь за руку, отчего та едва ли умудряется устоять на ногах. — Дома поговорим! — говорит она, подталкивая её вперёд. Хулия путается в ногах и Нойрет только лишь слышит, как она падает на колени, когда ворота закрываются. — Вставай, давай! Он хочет перелезть через забор, помочь ей, хотя бы проводить до кровати, но она всё же встаёт сама и он слышит, как они с матерью уходят. Чёрт бы его побрал. Ему всё же стоило поговорить с её матерью.***
Хулия лежала в своей кровати, накрывшись одеялом, потому что в доме стало как-то слишком резко холодно. Она переписывалась с Иваном, отправляя ему разные смайлики, на что он отвечал тем же. Всё шло своим чередом.— Что ты делаешь? — пишет Нойрет. — Лежу в кровати. Что я ещё могу делать? — отвечает Медина. — У тебя всё в порядке? Ты упала… — Я в порядке. Просто очередной раз убедилась, что мама меня никогда не простит. — За что?
Долгое молчание заставляет парня задуматься о правильности своего вопроса, но ничего такого он, вроде бы, не спросил. Хулия отвечает.— Из-за отчима
Конечно. Он и забыл про ту историю с отчимом. Он помнил только, как спасал её от него, и как получал по морде от него из-за неё, но из-за того, что Иван ни о чём не жалел, ему было сложно вспомнить тот день, хоть он и отпечался в памяти навсегда. Нойрет отчасти понимал мать своей девушки, но с другой стороны вовсе не понимал. Хулия никогда не была виновата в интрижке со взрослым мужчиной, она думала, что он действительно её любит, и, если изначально ей, конечно же, хотелось насолить своей матери за то, что та предала её, то потом всё изменилось. Иван понимал Хулию больше, чем кто-либо другой, потому что каждый человек, когда ему говорят люблю, хочет в это верить. К тому же, она действительно заслуживала быть счастливой и любимой, как бы там ни было. Учитывая то, сколько боли и страданий ей пришлось перенести, и сколько всего ждёт её впереди с таким «даром» видеть призраков. Он хотел поговорить с ней и убедить в том, что ей не стоит винить себя во всём, что связанно с отчимом, поэтому он набрал её номер. Она ответила почти сразу. — Послушай, малыш, — начал он, — Ты ни в чём не виновата. Ты была маленькой девочкой, которая верила в настоящую любовь. Он не видит её, но по молчанию в трубке понимает, что она опустила взгляд вниз и, вероятнее всего, плачет, потому что он слишком хорошо её знает, чтобы понять, насколько сильно ей важны отношения с матерью. Она не всегда показывала это ей самой, срывалась на неё, но в глубине души, ей хотелось, чтобы мама просто её поняла, вместо того, чтобы отдавать в психушку, а потом в интернат. Так мог поступить любой, чтобы не исправлять то, что уже наворочено. — Иногда я мечтаю о том, чтобы поскорее съехать от неё и жить отдельно, — говорит она ему, шмыгая носом, — Но чаще всего мне просто хочется поговорить с ней, но я боюсь… Хулия переворачивается лицом к окну, не слыша, что в этот момент к её комнате кто-то подходит. Елена не любитель подслушивать разговоры дочери, но она понимает, что говорится явно о ней, поэтому остаётся послушать. — Я боюсь снова быть не понятой и того, что она снова отдаст меня куда-нибудь из-за этого, — девушка старается сдерживать слёзы, рвущиеся наружу. С Иваном и с самой собой она может дать волю своим слабостям. Хотя помнит об истерике на физкультуре. — Думаешь, после всего случившегося она относится к тебе по-прежнему? Это же твоя мама, Хули, — Иван хочет поддержать её, но сам не верит в свои слова. Отношения Медина с матерью никогда не были идеальными, и никогда не будут. — Это твоя мама любит тебя, несмотря ни на что, — бормочет она. Елена прикрывает глаза, прислонившись к стене. Вот, значит, как думает её дочь? А она продолжает всё также относится к ней, будто она уже взрослая. Она всё ещё тот же ребёнок с огромными зелёными глазами и доброй душой, а тот случай с отчимом было какой-то нелепой ошибкой, за которую она до сих пор себя корит. — Ты действительно думаешь, что я не люблю тебя? — женщина осторожно открывает дверь, заставляя Хулию вздрогнуть. Она быстро прощается с Иваном, и принимает позу лотоса, опуская взгляд. — Ты уже взрослая девушка, дорогая, — продолжает мать, — Ты должна быть самостоятельной. И то, что я не провожу с тобой большего времени, как это делала раньше, не значит, что я не люблю тебя. — Мне было четырнадцать лет, когда ты отказалась от меня, мам, — напоминает она, — А потом, в шестнадцать, ты отдала меня в этот чёртов пансион… — Потому что ты спала с моим мужем! — восклицает Елена. — Он не любил тебя, и ты это знала! — также кричит Хулия. — Ты никогда не понимала ни меня, ни его. — Да?! И чем всё это кончилось?! Ты забыла?! В носу неприятно защипало от слов матери и маленькая слезинка скатилась по её щеке. Хулия никогда не хотела, чтобы её отношения с матерью стали такими. Она пыталась доказать ей, что она не сумасшедшая, а потом просто злилась на неё. Она никогда не думала, что всё обернётся именно так. Она, вообще, не думала, когда начинала свои отношения с взрослым мужчиной. А мать, вместо того, чтобы орать, могла бы сразу заявить в полицию о совращение малолетних. Девушка отвернулась, всхлипывая. Это был первый раз, когда она плачет перед матерью, когда позволяет себе быть слабой именно с ней. Вся её жизнь пошла под откос из-за неё с самого начала, и, если честно, та маленькая часть обиды до сих пор сидела глубоко в душе. — Я уеду к Ивану, — вдруг заявляет Хулия, поднимаясь на ноги. Ей стало лучше от нахождения в кровати, но голова до сих пор кружилась. На улице по-прежнему лил проливной дождь, и на все возмущения матери, Медина вовсе не реагировала. Ей надоело находить с ней общий язык, когда она сама этого не хочет. Она могла бы позвонить Ивану и сказать ему обо всём, также, как и вызвать такси, но ей нужно было это время, чтобы привести нервы в порядок, пока она идёт к нему с небольшой сумкой в руках. Дождь намочил её насквозь за считанные минуты и смешался со слезами на глазах. Ей хотелось побыстрее добраться до дома парня и просто упасть в его объятия. И плевать, что дождь холодный, плевать, что она в одной футболке и может заболеть. Всё, что ей сейчас было нужно — это Иван. Она вышла к проезжей части, где машины шумели колёсами по лужам. Свет фар освещал им путь и это выглядело бы красивым, если бы она шла под зонтом и не сбегала из материнского дома. Ей было ужасно холодно, когда она подходила к светофору. Оставалось совсем немного, но силы уже были на пределе. Хулия точно видела, что загорелся зелёный свет, и ещё несколько раз убедилась, что все машины остановились, но всё равно услышала визг шин, прежде чем перелететь через крышу автомобиля. Она не дошла всего ничего, распластавшись по асфальту. Это был зелёный сигнал светофора, потому что из остановившихся автомобилей тут же повыбегали водители, и последнее, что она слышала, как кто-то вызывал скорую.***
На мгновение, Иван перестал дышать, когда ему сообщили, что Хулия в больнице. Он не слышал ничего после того, как ему сказали, что её сбила машина, его волновал только лишь адрес. Собираясь впопыхах, парень услышал, как приехала Мария, но при встрече с ней внизу, так ничего и не сказал. Она сразу же поняла, что что-то не так. В мыслях был лишь разговор с врачом. Иван не мог понять, когда она успела выйти из дома, если всего час назад они с ней разговаривали по телефону. К ней вошла мать и… Осознание стало приходить слишком быстро. Она поссорилась с ней и сбежала от неё. Нойрет встал в пробку, колотя кулаками по рулю и обрывая на себе волосы. Ему срочно нужно было оказаться в чёртовой больнице и узнать, что с ней, потому что врач не сказал ни слова о её состоянии, лишь то, что она в реанимации. В реанимации, чёрт возьми! Он даже не замечал, как слёзы катятся по его щекам, потому что страх потерять её был куда сильнее, чем он показывал. Она, вероятнее всего, шла к нему, когда он спокойно смотрел телевизор и ждал её звонка. Чёрт-чёрт-чёрт! Он должен был это предвидеть! Когда он въезжает на парковку больницы, от колёс его машины на асфальте остаются следы, потому что он на слишком большой скорости влетел в поворот. Иван не был уверен, что закрыл её на ключ, убегая сломя голову внутрь. Елена была уже там и расхаживала из стороны в сторону. — Что с ней? — он подбегает к матери девушки и встречается с её округлёнными глазами. Она не говорит ни слова, но по её взгляду становится понятно, что всё плохо. — Удар был слишком сильным, — шепчет она, закрывая лицо руками, — Мы поссорились и она побежала к тебе, нисмотря на все уговоры. Упрямая девчонка! — возмущается женщина. Возможно, ей так легче справляться со всем, но это становится последней каплей терпения Ивана. — Она?! — возмущается он. — На протяжение всего того времени, сколько я её знаю, она была единственной, кто действительно хотел наладить семейные отношения. Её это волновало больше всего ещё в интернате. И не говорите мне, что она упрямая, потому что она явно переняла это от своей матери! Елена хочет ему что-то ответить, но вышедший из реанимационного блока врач, отвлёк их. — Что с ней? — Иван первым подбежал у мужчине, чуть ли не в плотную к нему. — Жить будет, — отвечает он, — Какое-то время придётся походить со сломанной ногой и пару недель уйдёт на восстановление, но, в целом, она оказалась крепкой девчонкой. Нойрет с облегчением выдыхает, усмехаясь со слов мужчины. Его девочка всегда была слишком сильной и справлялась со всеми трудностями, даже после того, как её сбила машина. — К ней можно? — он зачёсывает волосы назад, чувствуя себя невероятно спокойным. Она жива, она в порядке — это самое главное. — Мы перевели её в обычную палату, но она ещё не отошла от наркоза, — начинает доктор, — В целом, не вижу никаких противопоказания к посещению. Но только по одному, пожалуйста. Елена любезно пропускает его вперёд, когда сама отходит в сторону. Кажется, будто она не собирается заходить туда сегодня, и, отчасти, Ивана это радует. На сегодня хватит потрясений. Когда он заходит к ней в палату и в его нос ударяет запах лекарств, сердце мгновенно перестаёт биться, оно, словно бы, замирает при виде её такой бледной, с подвязанной ногой и с ссадинами на лице. Ему так хочется перенять на себя все её боль и страдания, чтобы она больше не чувствовала этих ужасных чувств, но кроме того, чтобы взять её за холодную ладошку, он больше ничего не может. Он так сильно надеялся, что, войдя в эту палату увидит здесь не её, что врачи просто ошиблись, и его Хулия сейчас сидит с его матерью дома, дожидаясь его. Но это была она. Их тысячи и одной он всегда узнает её, какой бы она не была. — Малыш, — шепчет он, поднос маленькую ладошку к своим губам. Она такая холодная. Снова. Он не смог уберечь её. Снова, — Как же так? Иван пододвигает стул ближе к её кровати и снова берёт тонкие пальчики в свою руку. Он не сможет отпустить её больше никогда. Когда ему позвонили из больницы и сообщили о произошедшем, его мир рухнул в одночасье. Нойрету сказали, что она перелетела через машину и шансы на то, что она выживет, очень малы. Но его девочка всегда выбиралась, и не из таких ситуаций. В этом он мог быть уверен. Его волновала её ссора с матерью. Всё, что связано с Хулией и этой женщиной всегда приносило ему дискомфорт, потому что он знал, что рано или поздно эти двое причинят друг другу вред. Он не винил в произошедшем мать девушки, но понимал, что всего этого могло не быть, если бы Елена просто выслушал свою дочь. Если бы она отгородила её от побега из дома. Иван остаётся в кресле, так и не выпустив её ладони. Он кладёт голову с краю кровати и засыпает, находясь рядом. Нойрет не сможет отойти от неё, пока она не откроет глаза.Парень думает о том, что после выписки отсюда, он не отпустит её обратно домой. Ему придётся найти работу, чтобы заработать на хотя бы съём какой-нибудь комнаты, но то, что происходит сейчас, явно не даст им нормальной жизни. Первый раз обошлось и она отделалась лишь переломом ноги и лёгкими ссадинами, а что будет потом, когда мать снова доведёт? Говорить с ней о том, чтобы она звонила ему? Так проблема не в том, что Хулия не может дойти до него, потому что сегодняшний случай чистая случайность, а в том, что с каждой ссорой с матерью, она всё больше впадает в депрессию. И как бы грустно это не звучало, но лучшим способом стать любимчиком своего родителя — съехать от него. Во сне, он чувствует запах её кожи и волос, и это его убаюкивает ещё сильнее. Она рядом с ним, и теперь всё будет абсолютно по-другому.