infamous

— Вы волнуетесь, мистер Паркер? — медсестра по имени Дженни улыбалась. Трей не ответил ей. Он бы не удивился, реши все вокруг, что его мозг мёртв. Трей совсем не разговаривал, в основном по собственному желанию: для него не существовало ни одной причины открывать рот. После нескольких месяцев, проведённых в медицинском центре Калифорнийского университета, в окружении белого… белого всего, единственное, на что он был способен — это смотреть в окно. Пусть и смотреть там было не на что. Трей потянулся за толстой кипой бумаг на тумбочке. Всё, что было с ним не так, содержалось здесь, едва удерживаемое несколькими скобами. Рэндольф Северн «Трей» Паркер III Он вчитывался в каждое слово, вчитывался каждый день. Ушиб лёгких, сломанные рёбра, множественные ссадины, грыжа межпозвоночного диска и другие мелкие травмы, о которых Трей не знал до этого. Он сомневался в том, что всё это появилось после аварии. — Я знаю, много всякого произошло и происходит сейчас, но попробуй посмотреть на это с другой стороны, — Дженни подошла и положила на кровать два брендовых пакета. — Я купила для тебя новую красивую одежду и даже постирала её перед тем, как привезти сюда. Ты сможешь вернуться домой с опрятным видом. Трей не назвал бы одежду из Валмарта красивой, но она и правда была чистой. Дженни взглянула на него, ожидая хоть какого-нибудь ответа, но Трей лишь кивнул и улыбнулся. Медсестра встала и вышла за палаты. Вскоре дверь опять открылась, но на сей раз это был доктор. Трей не утруждал себя запоминанием имён врачей: всё равно они сменялись каждый день. Он позаботился о том, чтобы запомнить Дженни, потому что та повторяла своё имя ещё много раз, прежде чем понять, что он действительно запомнил. — Мистер Паркер, вы ведь знаете, что я собираюсь сказать, верно? — доктор, который его оперировал первым, сел на стул рядом с кроватью. Трей не отрывал взгляда от бумаг. — Вы здесь лишь потому, что пьёте. Вам крайне повезло, что никто не умер. Этой девушке всего семнадцать лет. Ударь её случайно головой, и кто знает, что… Некоторое время было тихо. Врач ждал чего-нибудь от Трея, но так ничего и не дождался. Трей молчал, как и всегда. — Я могу выписать все лекарства в мире, но ваше психическое здоровье всё равно останется одной из самых главных ваших проблем. Я думаю, пора начать проводить больше времени с семьёй и друзьями. А ещё я хочу, чтобы вы подумали о вступлении в Анонимные Алкоголики. Трей закатил глаза. Он не алкоголик. Просто случайно напился после напряжённого дня. Так уж получилось, что каждый его день был напряжённым. Это не его вина. Доктор продолжал говорить, но Трей уже не слушал. После упоминания Анонимных Алкоголиков он не доверял ни единому слову этого человека. Предпочтение было отдано бумагам с диагнозами. — Отправляйтесь домой, мистер Паркер. Это всё, что я могу вам сказать, — подвёл итог доктор. Он ещё немного постоял возле Трея и ушёл. Трей замер на мгновение, прежде чем наконец потянуться к пакетам с одеждой. На удивление она оказалась тёплой. Трей оделся так быстро, как только мог со своей ограниченной подвижностью. Едва он застегнул рубашку, как вернулась Дженни, толкая перед собой коляску. Она болтала о всякой ерунде, пока помогала Трею сесть. — У тебя есть кто-то, кто заберёт тебя, да? — спросила Дженни. Трей молча кивнул. Она катила коляску, продолжая сплетничать. Именно это Трею в ней и нравилось: даже если болтовня Дженни начинала раздражать, это всяко лучше, чем иметь дело с бездушным доктором. Как только Трей оказался за пределами больницы, он вытащил пачку сигарет, которые ему принесла Дженни. Она вздохнула и подтолкнула коляску дальше. Они делали это миллионы раз: Дженни выводит его наружу, Трей достаёт сигареты, а она откатывает коляску так далеко, чтобы можно было покурить, при этом не влипнув в неприятности. — Эй, можно мне одну? — спросила она, вытащив Трея из мыслей. Он кивнул, прежде чем вручить девушке желаемое. Дженни наклонилась, зажав фильтр меж губ, и позволила Трею зажечь сигарету. Он испытывал странные чувства по поводу того, что Дженни спрашивала разрешения взять её — ведь она сама и купила сигареты, однако спрашивать не имело смысла. Они постояли вместе какое-то время, позволяя лишь звукам машин и далёким голосам людей заполнять тишину. Девушка взглянула на Трея с улыбкой, чем заставила его в растерянности обернуться. — Ты всегда был таким тихим? Ты кажешься мне… более громким человеком, — произнесла она. Трей вновь отвернулся к улице. — Я не имела в виду ничего плохого! Я хотела сказать, что ты выглядишь более особенной личностью, нежели показываешь. Дженни ждала. Трей задумался на мгновение. — Времена меняются. Тишина затянулась до тех пор, пока не подъехал модный чёрный Ягуар, выглядевший чистейшим даже после долгой поездки. Трей глубоко вздохнул, прежде чем встать с коляски и, хромая, подойти ближе, держа в руке пакет с дурацкой надписью «Валмарт». Он залез внутрь, и машина почти сразу тронулась. — Убери это. Я не хочу, чтобы моя машина пропахла сигаретами, — недовольно застонал Мэтт. Трей выбросил окурок в окно. — Ты изменился, — ответил Трей. — А ты нет. Серьёзно, прошло пять лет с тех пор, как мы в последний раз разговаривали, и мне звонят из больницы с просьбой забрать тебя? Кто подкинул им эту идею? — сорвался Мэтт. Трей закатил глаза. — Я ничего не говорил, чувак. — Не говорил? Хорошо, тогда интересно, почему мне позвонила твоя мать и спросила, не могу ли я забрать тебя, Трей Паркер, из больницы? Больница, кстати, в пятнадцати часах езды. — Серьёзно? У неё всё ещё есть твой номер? — Они позвонили твоей матери, а она сказала позвонить мне, потому что она даже не знает, кто твои друзья. О да, она нашла мой номер, в течение двух часов листая свою «маленькую» телефонную книжечку, — Мэтт фыркнул. — Честно говоря, я в шоке, что ты жив. Ты не только ехал пьяным по горе, но и упал с обрыва высотой в сотню ёбаных футов. Я видел фотографию твоей машины и, чёрт побери, действительно не понимаю, как это дерьмо не превратило тебя в бесформенную лепёшку! Мэтт продолжал свою тираду. Трей опустил взгляд на магнитолу, когда по радио объявили о том, что следующая песня — «Джинн в бутылке» Кристины Агилеры. Как только прозвучали её первые дерьмовые клавиши, Трею стало плохо. Голос Мэтта внезапно начал отдаляться, и всё, что Трей мог слышать, это скрежет металла и крики девушки, просящей о помощи. Его пальцы охватила дрожь. Я чувствую себя так, словно была крепко-накрепко заперта на целый век в одиноких ночах, ожидая, пока кто-нибудь освободит меня… — Ты вообще слушаешь меня?! — музыка исчезла, когда Мэтт полностью убавил звук радио. Трей уставился на дорогу. Ему вдруг показалось, что он тонет. — Трей, ты не имеешь права игнорировать меня, иначе я брошу твою задницу в сраном приюте для бездомных. Я имею в виду то, что я не обязан возвращать тебя в Колорадо! — Прости, — пробормотал Трей и выглянул в окно. Мэтт, задыхаясь от злости, резко свернул на заправку. Он захлопнул дверь и наклонился к открытому окну. — Если хочешь курить, делай это сейчас. Но не в моей машине, — Мэтт порывисто развернулся и ушёл в здание заправки, чтобы заплатить. Трей с трудом вытолкнул себя из машины, закряхтев, когда мускулы сдавили его заживающие рёбра. Он прикурил, наблюдая за тем, как Мэтт возвращается на улицу. Трей старался докурить как можно быстрее. Оказалось, что стоять, когда у тебя переломаны рёбра, чертовски больно. Они закончили одновременно, но Трею понадобилось чуть больше времени, чтобы залезть в машину. Поездка была долгой. Даже без постоянных остановок из-за новой привычки Мэтта пить воду, чтобы «поддерживать водный баланс в организме», дорога длилась без малого пятнадцать часов. Если бы Трей не страдал от частичного паралича последние несколько месяцев, он, скорее всего, уже бы не выдержал. Мэтт оценил это, судя по тому, как часто он проверял, не умер ли там Трей. Он никогда не видел Трея таким спокойным. — Ну что… как ты? — начал Трей. Прошло четыре часа с тех пор, как его забрали из больницы, и когда Мэтт со своими разглагольствованиями наконец умолк, они не проронили больше ни слова. Оказалось, что Мэтт тоже имел счёты с радиостанциями: он долго пытался найти подходящий канал, прежде чем сдаться и позволить Блинк-182 и другим панк-группам захватить тишину в салоне. — Я в порядке. Что ж, это был провал. Прошёл ещё один час молчания, прежде чем Трей задумался о новой попытке. — У тебя есть диски, которые мы можем послушать? — Нет. Боже, этот чувак и правда никак не остынет. Трей откинулся на спинку сиденья и снова выглянул наружу. Там была лишь сплошная пустыня на много миль вперёд. После десяти минут бесполезной надежды увидеть что-то интересное за окном, Трей принялся незаметно разглядывать машину. Он засмотрелся на пол, который был по-странному чистым, а после зацепился взглядом за бардачок. Будь у Мэтта что-то интересненькое, оно обязательно лежало бы там. Трей потянулся к дверце. — Что ты делаешь? — Мэтт явно упрекал Трея, но не было понятно, за что именно. Трей пожал плечами. — Пытаюсь найти хоть что-то, чтобы скоротать время, — заявил он. Открыв бардачок, Трей достал оттуда книжечку с дисками. — Придурок, у тебя было это, и ты не сказал мне? Мы всё это время слушали радио без причины! Трей открыл книжку, игнорируя протесты Мэтта. Он был шокирован. «Спайс гёрлс»? «Бэкстрит бойс»? Чёртов «Дестини’с чайлд»? Мэтт никогда бы не купил это по своей воле. Он ожидал «РАТМ» или «Радиохэд», но никак не «Эн-синк». — Чувак. Машина затихла. Мэтт вздохнул, пока Трей листал страницы с дисками и становился всё более и более озадаченным. Бритни Спирс? Мэрайя Кэри? Ни за что. — «Барби гёрл» от Аква? — Трей рассмеялся. Он, сперва не подумав о сломанных рёбрах, согнулся от смеха и отрывисто закашлялся, прежде чем снова выпрямиться. — Это диски Энджел, — Трей засмеялся вновь, уже не обращая внимания на боль. — Неужели ты выбрал кого-то с таким… таким дерьмовым музыкальным вкусом? И что это за имя такое — Энджел? Она стриптизёрша? — Трея было не остановить. Он едва не выкашлял своё последнее нормальное лёгкое. Мэтт всем телом повернулся к Трею. — Стриптизёрша?.. Ты только что назвал мою дочь стриптизёршей?! — прокричал он. Трей замер. Даже когда они ссорились раньше, Мэтт почти никогда не повышал голос. Трей трепал уголок одной из страничек. Мэтт продолжал испепелять его взглядом, пока его не осенило: — Ты ведь даже не помнишь, не так ли? Тон его голоса, кажется, изменился. Вместо того, чтобы звучать невероятно зло, Мэтт произнёс это разочарованно. Мэтт оглянулся на дорогу, и Трей не ответил. Он не помнил. — Ты не помнишь тот звонок, я полагаю, — начал Мэтт. Было бы неправильно утверждать, но молчание Трея говорило за него самого. — Я прислал тебе приглашение на гендер-пати, но не получал ответа два дня подряд. Я уже подумал, что ты не собираешься отвечать мне, но ты позвонил. Как только я принял вызов, ты начал что-то болтать, а я даже не мог понять ни слова. Ты был пьян, но помимо этого с тобой происходило что-то ещё. В какой-то момент мне пришлось бросить трубку. Пятнадцать минут я выслушивал твой бред, надеясь на хоть что-то внятное, но без толку. Трей понимал, о чём говорит Мэтт. Он довольно часто выпивал, а затем, когда был достаточно трезв, чтобы думать, замечал, что звонил Мэтту. Уже тот факт, что Трей это делал, был унизительным, но усугубляло ситуацию то, сколько раз он это делал. После каждой своей попойки он находил исходящий вызов к Мэтту. Обычно тот оставался без ответа. — Знаешь, что хуже всего? — Мэтт маниакально улыбнулся. — На самом деле, я был рад тому, что ты звонишь мне. Я искренне думал, что мы могли бы снова стать друзьями… могли бы! Но ты проебался. Трей на секунду поднял взгляд. У Мэтта в глазах стояли слёзы. Это было что-то необычное: Мэтт раньше никогда так не делал. Трей был хроническим плаксой, но Мэтт никогда не плакал. Он мог получить самые душераздирающие новости, но даже не прослезиться. Поездка снова стала тихой. Миновало семь часов с тех пор, как его забрали из больницы, и оставалось девять до того, как они приедут.