Бывают встречи, которые врезаются в память навсегда…
Александра Девиль
Город померк в синей пучине утра и лишь маленькие светлячки, словно огни-маяки, от уходящей ночи, виднелись среди пятиэтажек. Николай шагал торопливым шагом по мокрому от дождя асфальту в одних кедах, мимо дворов, старательно игнорируя осенний холод, пробирающийся своими ледяными ручищами ему под свитер. — Колька, дурак! — крикнула со второго этажа тётя Мария, соседка с третьего дома, которая любила с утра вывешивать одежду на балконе и знала Николая, когда тот ещё совсем малой, котов во дворе таскал туда-сюда. Как его бабушка умерла — единственный близкий человек, так та, видно, из материнского инстинкта, все время на подсознательном уровне пыталась о нем заботиться, хоть и знала, что Ивушкин уже давно не тот маленький мальчик, — Оденься! Простудишься ведь! — Тёть Мань! — раздражённо зыркнул на нее пацан в кепке и отмахнувшись, ускорил шаг. Он бы и надел, что потеплее, да времени не было — итак опаздывал на пару, предмет которой даже не знал. Помнил, что только какой-то новый препод, да и всё. А если ещё честнее, Ивушкин, сам того не сознавая, будто не хотел отпускать лето. Не хотел отпускать тепло солнца — единственное, что грело душу, а теперь и этого нет. Одно серое небо. От тоски курить захотелось. Достав на ходу сигарету из кармана болтающихся штанов, Николай сунул ее меж зубов и прикрывая её кончик рукой от ветра, чиркнул зажигалкой. Горло тут же обдало колким теплом дыма, автоматически давая телу сигнал расслабиться. Сразу стало легче дышать, как бы иронично это не звучало. Вот и из-за кирпичного дома с отвратительным персиковым цветом стен, наконец показалось белое здание вуза, куда Ивушкин год назад поступил на филологический факультет — бабушка, преподаватель ненавистного немецкого и литературы постаралась ему помочь. Впрочем, он и сам не противился этому, хотя и в детстве терпеть не мог учить немецкий — уж слишком тот напоминал собачий лай, слишком громкий, слишком грубый, да и ассоциации наверно, у него всегда были с фашистами второй мировой, и тем не менее Ирина Михайловна постаралась, чтобы ее внук овладел немецким на достаточном уровне, мол «когда-нибудь пригодиться». Благо, пока так и не пригодилось, но как выяснилось позднее, лишь до сегодняшнего дня. Метко попав сигаретой у входа в здание в урну, Ивушкин, незаметно для болтавшего по телефону охранника, перескочил через ограждение одним махом и юркнул в первый попавшийся коридор, который вел к нужному кабинету. Коридор пустовал, как и все остальные — уже прошло пятнадцать минут с начала первой пары, но опоздуна это не волновало. Все преподаватели не понаслышке знали, кто такой Николай Ивушкин и знали, какую тот играет роль на районе, а потому относились к нему достаточно снисходительно, включая к его опозданиям и пропускам. Авось, выручит, защитит от других бандитов с других районов, где ещё более отбитые попадаются. Мало ли. А Ивушкин, уловивший все привилегии своего статуса бандита, и рад был пользоваться ими вплотную, а потому, лишь коротко постучав по двери 112 кабинета, вошёл в аудиторию, которая напоминала по форме амфитеатр, что было удобством для большинства преподавателей — звук их голосов мог доноситься до самых последних парт, да и обзор был хороший. Хрен кто спишет. Коротко поздоровавшись, он даже не удосужился посмотреть на своего нового преподавателя и быстренько поскакал, как воробей, по ступенькам вверх, к своему месту, совсем не замечая напряжённых взглядов в сторону доски своих сокурсников. В этот изумительный город Ягер приехал совсем недавно, но уже успел насладиться красивыми улицами и архитектурой. Даже серое небо, дождь и слишком уж холодный для сентября ветер, не смогли испортить ему выходной. Причем единственный, потому что всю следующую неделю он будет оформлять устройство на работу. Ему уже повезло, что у него в этом городе есть хорошие знакомые и бегать по биржам труда не придётся. Поэтому ровно через одну неделю, в понедельник, он выходит на новую должность учителя иностранного языка, а если быть точнее, то немецкого. Раньше он преподавал его в своей родной стране — Германии, но вследствие непонятно откуда взявшегося желания, внезапно решил посетить Россию. Русский язык он знает более-менее, конечно не на уровне лингвиста, но говорить без ярко- выраженного акцента может, хоть полностью избавиться так и не удалось. В любом случае, учить он будет немецкому, а не русскому, так что все в порядке. Размышляя об этом, немец как раз-таки возвращался в съемную квартиру, вдоволь насмотревшись на красоту северной столицы и продрогнув от холодного ветра, которого было предостаточно на набережной. Вот кто его потянул гулять перед тем, как выходить на работу? Не хватало еще заболеть, итак из-за акклиматизации здоровье не лучшее, так он еще и чуть под дождем не промок, слава богу образумился и вызвал такси до дома. Поэтому осматривая город из окна автомобиля, немец с сожалением проводил взглядом компанию молодых людей, которым и дождь видимо был ни по чем. Не то, что он, заболевающий от легкого похолодания. Разочарованно прикрыв глаза, мужчина откинулся на спинку сиденья, решив не занимать голову печальными мыслями, лучше подумает, какими будут его ученики в новом учебном заведении. Он не сказал бы, что очень любит общаться с людьми, но передавать свои знания в юные головы и вести приятную беседу понравится каждому, из-за этого он как раз-таки и решил стать преподавателем. Студенты уважали его и чаще всего в аудитории была настолько комфортная обстановка, что он даже не выматывался, а трудных учеников практически не попадалось. Иногда даже обидно, что по-настоящему тяжелых, трудных подростков не было на его уроках. Он сам был тихим учеником, но всегда смотрел за теми, кто всячески пытается досадить учителю, вывести его из себя, было интересно следить за реакцией преподавателя. Но чаще всего реакция одна и та же: «Выйди вон! Родители не учили манерам?!» Скучно. Никто не пытался найти подход к таким ученикам, а если и пытались, то почти сразу сдавались. И «найти подход» — не сломать, не угрожать, а заговорить на одном языке, понять. Наверное так думают все молодые учителя в начале, но сталкиваясь теряют мотивацию. Если ему когда-нибудь попадется сложный ученик, то он обязательно попробует с ним, говоря простыми словами, подружиться. Будет стараться, по крайней мере. Слегка улыбнувшись, немец расслабился, продолжая поездку уже в более приподнятом настроении. ⊹──⊱✠⊰──⊹ Всю неделю Ягер, как и предполагал, занимался своим устройством на работу. Только нескончаемое количество бумажек и документов к воскресенью его полностью доконали, отчего, будучи на нервах, он так и не смог заснуть даже к утру. Но в учебное заведение он все равно шел с счастливым предвкушением, первый рабочий день, как никак, а недосып определенно не собьет его хороший настрой. В ВУЗ он пришел за полчаса до начала первой пары, чтобы заранее подготовиться. Ягер решил сперва познакомиться со студентами, да узнать их примерный уровень знания языка, а для этого подойдет небольшой письменный тест. Распечатав несколько тестов на листах А4, немец сложил стопку на край стола и наконец облегченно выдохнул, начиная ждать первую пару. Студенты подтянулись почти под начало, а по числу их было явно меньше, чем должно быть, но Ягер практически не обратил на это внимание, из-за некого волнения, а когда началась уже сама пара, совсем перестал думать о тех, кто прогуливает, полностью вливаясь в роль преподавателя. — Приветствую вас всех! Я новый учитель немецкого языка, Никлаус Ягер, буду очень рад, если вы, как и я, будем взаимно уважать друг друга. — он говорил с легким акцентом, искренне улыбаясь. — Для начала я хотел бы понять, насколько хорошо вы знаете этот язык, поэтому сейчас дам вам небольшой тест. Попросив близсидящую студентку раздать каждому по одному листу, немец осматривал аудиторию заинтересованным взглядом, запоминая лица. Чувство, которое он испытывал, было сравнительно счастью, все-таки это именно его профессия, не зря он стал преподавателем. Но его счастье было внезапно прервано вошедшим в аудиторию студентом. Только больше Клауса удивило даже не опоздание, а игнорирование и совсем уж тихое приветствие. Подняв брови, он вопросительно произнес, только уже на немецком: — Дорогой студент, а с каких пор игнорирование преподавателя вошло в моду? — не сводя своего взгляда, он стал ждать ответа, следя за парнем. Николая, который торопливо перешагивал ступеньки, в надежде по скорее занять свое место, вдруг неожиданно-резко вынудил застыть оклик на невероятно чистом немецком языке, который он слышал только от своей бабушки и который, как надеялся, никогда больше не услышит, но не тут то было… Лишь на секунду мелькнуло чувство сомнения, что ему это вовсе показалось, но когда он полукругом, на одной ноге, развернулся лицом к доске, то так и замер, шокировано уставившись на незнакомца, что сверлил парня своими змеино-голубыми глазами из-под очков в ожидании ответа. Николай будто на одно мгновение почувствовал, как остановилось время и все лишнее ушло на второй план. То ли из-за резко наступившей, напряжённой тишины в аудитории, то ли ему просто стало не по себе от этого мужчины с острыми чертами лица чистокровного арийца, который просто-напросто не мог быть русским с такой внешностью, а значит это самый настоящий немец — видно пришел в виде кары ему в назидание за все грехи. Дьявол. Шумно сглотнув подступивший к горлу ком, Ивушкин на секунду отвёл взгляд и используя все свои актерские навыки, изобразил на лице глубочайшее непонимание. — Чево? — спросил нахмурившийся Николай, который, разумеется, понял о чём спросил его фриц, но по ряду причин предпочел, как и всегда, изобразить из себя дурака в олимпийке низко-социального происхождения. По крайней мере, одной из причин была — ему нравилось бесить преподавателей неимоверной тупостью, потешая их самолюбие, и, таким образом, на самом деле не привлекать к себе лишнего внимания. Оценивающе глядя на студента, немец скрестил руки на груди, надеясь, что после такого долгого молчания, ему ответят или хотя бы попробуют ответить на немецком. Но не тут-то было. На свой вопрос Ягер в ответ получил лишь глубоко непонимающий взгляд и простое русское «чево», означающее, что юноша ни слова не понял из его вопроса. Это немного огорчало. Но в то же время, его мотивация, как можно скорее приступить к работе, начинала расти с каждой секундой. — Подойдите сюда, молодой человек, — на русском языке, чтобы не тянуть время с переводом и не мучать бедного студента, проговорил Клаус. Ожидая, пока тот спустится обратно, немец все никак не отрывал от юноши своего пронзительного взгляда, возможно даже доставляя этим неудобство. Он прекрасно видел, как тот застыл только посмотрев на него, но делать с этим все равно ничего не собирался. Сейчас Клаусу нужно показаться перед учениками, как мягким преподавателем, так и строгим, этим заработает авторитет, ведь очень часто тех, кто всего лишь на пару лет моложе не воспринимают всерьез, как хорошего преподавателя. Но, естественно, свой авторитет он не будет зарабатывать «тиранией» определенного студента, который просто попался под горячую руку, он просто хочет сейчас дать понять, что тоже требует к себе уважения, а игнорирование студентом преподавателя, тем более нового, очень нетактично. Возведя глаза к потолку, Николай подумал «либо реально с Германии, либо очередной самоуверенный тип с желанием качать свои права». Впрочем, не первый и не последний и Ивушкин знал, что в данном случае проще просто подыграть. Не хотя, но все же спустившись вниз, парень встал перед учительским столом и уставился куда-то вниз, понуро опустив подбородок, мол стыдно, а на самом деле ему просто не хотелось смотреть в глаза этому немцу, взгляд которого будто прожигал насквозь, вызывая желание ретироваться. Он чуть еле заметно покачивался в стороны. В аудитории до сих пор висела напряжённая тишина. Всем было очень интересно как поведет себя новый преподаватель по отношению к бандиту района, которого сейчас видел только лишь как провинившегося шалопая-студента. Когда юноша наконец к нему подошел, встав напротив, Клаус не говоря ни слова, просто наблюдал за поведением студента, не обращая внимание на гнетущую тишину. И если честно, он ожидал большего упрямства и препирательств со стороны опоздавшего, особенно с учетом его наглого поведения, но тот лишь молчал, понуро опустив голову, будто его на казнь отправили. Кстати о казни… Тут Клаус задумался. Что полагается опоздавшим на лекцию? Или как можно безвредно для студента дать понять, что тот был неправ? Но на беду, в голову ничего не лезло. Выгонять из аудитории будет слишком неразумно, тем более от такого способа станет только хуже, ведь студент мало того, что пропустит пару, так еще и не поймет своей ошибки, а другие варианты «кары» были уж слишком нечеловечными. Уйдя в мысли, немец совсем позабыл, что сейчас явно не время для долгих раздумий, а напряжение стоящего напротив юноши пропитало все пространство вокруг. Резко вернувшись в реальность, Ягер быстро произнес: — Ох, да-да, в качестве наказания ты. — вдруг опомнившись, он вновь перешёл на русский, говоря уже более размеренным голосом. — Что ж, ты сядешь в первый ряд. Возможно у тебя были другие планы, но с твоим «отменным» владением немецким языком, ты просто не можешь находиться настолько далеко. Подхватив пальцами со стола лист с тестом, немец протянул его студенту, мягко, но с легкой издевкой, улыбаясь. — Прошу, дорогой Иванушка, — это имя всегда ассоциировалось с русскими сказками про Ивана-дурака, но даже так, сейчас это подходило. Немец указал юноше ладонью на свободный первый ряд, прямо напротив стола преподавателя. Чего-чего, а садиться за первый ряд, тем более прямо перед преподом и слушать всю пару немецкую речь, которой его пилили в детстве, Николаю крайне не хотелось, поэтому немец весьма удачно угадал с видом наказания. Но делать было нечего. Ссориться с преподом, предмет которого итак терпеть не может, не лучшая затея. Подняв голову, Ивушкин пару секунд смотрел на мужчину глазами, в которых пылали огоньки раздражения. Его внутренне передёрнуло от прозвучавшего имени из русской сказки про Ивана, ведь то было созвучно с его фамилией и Николай было подумал, что тот намерено ее исказил, но потом понял, что немец даже имени его не знает. — Меня зовут Николай, — угрюмо буркнул Ивушкин и с хмурым видом, выдернув протянутый листок, двинулся к своему месту. Его так и подмывало самодовольному немцу высказать пару ласковых слов на немецком, что а ж еле сдержался, переключив свое внимание на какой-то тест в руках. Пробежавшись глазами по всем вопросам, чтобы приблизительно прикинуть на сколько ответов надо ответить правильно, чтобы получить заветную тройку, Ивушкин вдруг задумался почему бы не утереть нос шрамоликому, потому что знал ответы, но понимая что привлечет, таким образом, к себе ещё больше нежелательного внимания, задумчиво глянул на немца в каких-то пару метрах от себя и предпочел не поддаваться эмоциям и сделать для себя то, что нужно и написать тест на твердую тройку, но в каком-то смысле он все же не удержался от маленькой забавы. Перед тем как сдать, он нацарапал на немецком языке карандашом на свободном месте в тесте ответ на изначальный вопрос преподавателя про моду игнорировать преподавателей: «С тех пор, как я здесь появился, фриц». Также он пририсовал смайлик с высунутым языком. По-детски, но ведь он изначально сделал вид, что не понял, о чем вопрос, а тут вдруг на немецком решил ответить. По реакции юноши, Клаус понял, что с наказанием попал прямо в точку. У того на лице было написано, как сильно ему не хочется все следующие полтора часа сидеть прямо перед глазами преподавателя. Но что поделать, за свои действия следует отвечать. Провожая русского самодовольным взглядом, лицо Ягера на миг стало удивленным. Они отказывается еще и тезки. Николай, Николаус, вот же бывает так. Ну ладно, не настолько это и редкое явление, чтобы ему удивляться, к тому же сейчас у него есть более важные дела, как например, привести студентов в себя, а то те все еще безотрывно смотрят то на него, то на Николая. Видимо учебный «цирк» всегда будет популярен среди, как школьников, так и студентов. Один раз хлопнув в ладоши, чтобы привлечь внимание, Клаус всем напомнил о тесте и проинформировал, что на него дается всего двадцать минут и надо успеть ответить на как можно большее количество вопросов. Услышав это, часть студентов что-то положительно промычала, приступая к заданию. А немец в это время вновь осматривал аудиторию, стараясь зацепиться за каждую мелочь в лицах студентов. Но как бы странно это не было, его взгляд регулярно возвращался к одному определенному молодому человеку, что так активно что-то вычитывал в листе. Чем тот ему так понравился, сказать было сложно, но уж явно его не привлекло полное не знание любимого языка немца. Скорее всего он его просто заинтересовал тем, что выбился из всей толпы студентов. Видимо, так и есть, поэтому когда он получше узнает остальных, они все будут в его голове равны между собой. Размышляя об этом, Ягер начал медленно прохаживаться около стола, то и дело посматривая на время. По прохождении двадцати минут, он забрал у всех тесты, даже если кто-то что-то не до конца дописал и сложил эту стопку вновь на краю стола. — Итак, то, что вы сейчас писали, было не на оценку, а лишь на проверку ваших нынешних знаний, поэтому я надеюсь, что вы писали все самостоятельно, ведь благодаря проверке ваших работ я смогу понять, что уже знаете, а с чем не сталкивались. — немец говорил четким энергичным голосом. — Ну, а сегодня мы лишь повторим основы языка, базу, на которой он построен. Следующий час Клаус совсем не обращал внимания на Николая. Лишь рассказывал о начальном немецком языке, взаимодействуя с большинством студентов. И в это большинство Николай включен разумеется не был, ведь смысла спрашивать его Ягер не видел, если получит в ответ новое «чево», да и заставлять отвечать перед всей аудиторией, понимая, что ответа студент скорее всего не знает, не очень красиво. Всю пару Ивушкин сидел, подперев щеку рукой со скучающим видом и молчал, потому что его толком и не спрашивали, видимо, думая что тот совсем дурак и пару раз где-то глубоко внутри его постоянно дергало желание ответить в некоторых местах, где остальные студенты молчали, но он уперто делал тоже самое во благо себе, как бы странно это ни было. На деле, конечно, себе во вред, но его мало волновала оценка или учительское уважение — главное, что он что-то знал и впитывал полезную информацию, как губка, а остальное неважно. По ходу дела Николай узнал и имя нового преподавателя — Никлаус Ягер, отмечая странное совпадение их имен. Никлаус — Николай. А также уже успел уже раз десять внутри себя поныть, что собачий немецкий язык будет весь год и придется как-то выносить это и лишь на мгновение, лишь на одно мгновение, Ивушкин, слушая речь Ягера, уловил чувство, что может быть немецкий на самом деле не такой как кажется? Но на место этому быстро встала внутренняя, давно выращенная упертость и раздражение от каждого резкого слова, что хотелось на стенку лезть, поэтому как только минута в минуту закончилась пара, Ивушкин ретировался из аудитории, даже не дослушав домашнее задание — ибо его вдруг стало погружать в воспоминания и ощущения периода, когда умерла бабушка и он остался совсем один. Как никак, все же она была первой, кто учил его немецкому и помимо этого ещё многому. Это событие добавило ещё порции негодования к новому-старому предмету и нежеланию появляться на парах. Но вместе с тем где-то на фоне маячил пока непонятный интерес к новому преподавателю, как к новому домашнему, экзотичному питомцу. Ивушкин убедил себя, что это лишь с точки зрения главы бандита района, как инстинкт самосохранения и поэтому желание знать каждую собаку во дворе, чтобы иметь контроль над районом. Мало ли кто этот Клаус Ягер. И все же интерес был каким-то нездоровым вплоть до того, что долго не мог выкинуть из головы лицо шрамоликого с издевающейся улыбкой.⊹──⊱✠⊰──⊹
Николай, погруженный в свои мысли, сидел в столовой среди кучи людей, так и не притронувшись к еде, пока на плечо не легла рука друга, легонько хлопнув его в приветствии. — Здорова, — Демьян по кличке «Волчок» опустился по другую сторону стола, напротив, с тарелкой каши и с превеликим удовольствием стал поедать свою порцию. Заметив странное, заторможенное состояние Ивушкина, он озадаченно спросил, кивнув на чужую, полную тарелку, над которой Николай сидел стиснув ложку до побеления в костяшках, потому что вдруг приметил недавнюю знакомую фигуру среди толпы, — Ты чего? Проследив немигающим взглядом за интересующей личностью и стиснув зубы до сдвигов в желваках, Николай резко отвёл взгляд, когда прозвучал вопрос друга. В тарелке лежала бледно-серая каша, чем-то напоминающая геркулес. В любое другое время парень бы съел, не глядя, но сейчас в рот кусок не лез из-за подкатывающей к горлу, тошноты. — Ничего, — тяжело выдохнул Коля, откладывая прибор и ставя локти на стол перед собой. Он сцепил ладони вместе и поглядывая куда-то перед собой, стал покусывать ноготь на большом пальце, — Сосед сволочуга, с четырех утра спать не дал, прибухивая под Меладзе, а мне и лень встать было. Так бы дал ему!.. пиздюлей! — последнее слово, опуская взгляд, Николай произнес одними губами. На ответ недовольного Ивушкина Демьян рассмеялся, да так, что бандит невольно сам улыбнулся, чувствуя, как отступает мрачное настроение. — Эт дядя Саша с шестого? — Он самый… — кивнул Николай, сложив запястья на стол и кося внимательный взгляд в сторону преподавательского стола, — Как жена год назад умерла, так стабильный недельный запой раз в месяц… Время перерыва подходило к концу, поэтому ряды буфета постепенно редели, а к своей тарелке Николай так и не прикоснулся, отдав ее другу, который с радостью принял порцию. Когда пара наконец завершилась и студенты вышли из аудитории, Клаус облегченно выдохнул, широко улыбнувшись. Прикрыв глаза, немец начал думать о первой прошедшей паре и своем впечатлении о студентах. Хотя даже не о всех, ведь в первую очередь в голову упорно лез один единственный, что всю пару сверлил его, как ему казалось недовольным взглядом. Но это и понятно, тот явно не хотел сидеть прямо перед ним, хоть Клаус старался не привлекать сильное внимание к тому, спрашивая то, о чем он не знает. Как немцу казалось, пристыжая студента, особенно при людях, он точно не сможет привить ему любовь к учебе, а особенно, такому студенту, как Николай, у которого уже будто бы есть неприязнь к его предмету. Интересно даже, почему? Что ему настолько не нравится в языке, что тот даже не смог понять простейшую фразу? Внезапно вспомнив о тесте, что он давал в начале пары, Клаус открыл глаза и повернувшись, стал копаться в стопке листов, чтобы найти работу Николая. И наконец, спустя пару секунд, так как работу этого наглого юноши он собрал самой первой, Ягер вытащил нужный лист с именем и фамилией студента. — Значит он Ивущкин. — Задумчиво протянул немец, неосознанно исказив одну букву в фамилии. — Ивущкин, Ивущкин… Пробегая взглядом по тексту, Клаус уже нашел несколько ошибок то в построении предложений, то в самих словах, а некоторые задание вообще не были выполнены. Неодобрительно покачав головой, немец перевернул лист и вдруг заметил мелкую надпись на обратной стороне. — «С тех пор, как я здесь появился, фриц» — приподняв брови в удивлении, Клаусу понадобилось минуты две на то, чтобы понять, что имел ввиду студент, отчего его удивление возросло в несколько раз. — Значит ты понял, что я тебе сказал, Ивущкин… Отложив лист с работой, немец поднялся из-за стола, направившись к выходу. Ему хотелось сейчас найти Николая. Точнее он испытывал сильную необходимость в этом. Ничем необъяснимую, но необходимость. Поэтому первым делом он отправился в столовую, перерыв большой, из-за чего многие студенты сейчас находились именно там. Только в самой столовой было слишком много людей и найти одного студента становилось практически невозможно, но, уже опустив руки, Клаус почувствовал на себе чей-то тяжелый взгляд. Резко обернувшись, он посмотрел в глаза своего студента, но, к сожалению, тот сразу их отвел, продолжая беседу, видимо, со своим другом. Собираясь подойти, немец вновь застыл, понимая, что у него совершенно нет предлога идти к нему. С чего бы преподавателю подходить к явно настроенному против него студенту? А причина в виде того, что этот студент соврал, якобы не поняв вопроса на немецком, очень сомнительна. Да уж… Отбросив навязчивую мысль о Николае, Ягер подошел к одному из коллег, с которым они стали неплохо ладить, когда он приходил сюда по поводу работы и начал легкую беседу. Это помогло расслабиться, хоть и на подкорке сознания все еще появлялся образ Ивушкина. Сверля взглядом без какого-либо выражения лица, как Ягер дружелюбно переговаривается с преподавателем информатики, Николай размышлял о том, каким образом немца из самой Германии могло завести в такую задницу под названием Россия? Бандит, привыкший в силу своего статуса и быть тем ещё параноиком, начал думать, что здесь что-то неладное. В голову то и дело навязчиво лезли всякие мысли, граничащие с абсурдом. А вдруг немец на самом деле русский, и его подослали с другого района, чтобы убить Николая, так сказать, устранить конкурента? Что если это скрытый мент, который решил его выследить и засадить? Чем глубже парень погружался в свои темные мысли, тем меньше ему хотелось приближаться к этому типу, который, по странному стечению обстоятельств, вызывал все ещё непонятный, пленительный интерес, но представлял наверняка не меньшую опасность. Так и застыв на месте, Николай даже не заметил, как закончился перерыв. — Ива, идёшь? — выдернул его из мыслей Демьян, который уже стоял на ногах и задвигал за собой лавочку с двумя тарелками в руках. — М? — дернувшись, Николай перевел задумчивый взгляд на друга и кивнув, поднялся. — Идёшь на историю? — Позже загляну. Отметьте меня, пойду покурю… — ответил Николай, чуть останавливаясь у порога буфета, чтобы пожать другу и направиться обратно в столовую, где он хотел прихватить себе кофе, ибо его дико тянуло спать от бессонной ночи и до сих пор потрясывало от вновь пережитого шквала эмоций, о которых, как он думал, уже давно избавился. Общепит опустел, почти все разошлись, кроме нескольких преподавателей, на которых Ивушкину, если честно, было всё равно, но лишь кроме одного такого… шрамоликого. Поглядывая в сторону пустых лавок, нервно тарабаня пальцами по металлическому столу и зная, что где-то за спиной маячит немец, Николай дожидался свой кофе у небольшого окна, где раздавали еду. Интересно, прочёл ли тот мой ответ? Эта мысль заставила парня вновь весело усмехнуться дерзости своего поступка. Заметив, что все начинают медленно расходиться по аудиториям, Клаус попрощался с коллегой, у которого сейчас как раз должна была начаться лекция и решил пойти прогуляться — у него-то в расписании стояло окно. Но кроме, как погулять, он мог заняться и полезным делом — пойти проверить сегодняшние тесты студентов, вот только желание подышать свежим воздухом пересилило. Уже собираясь выходить из зала, немец снова наткнулся взглядом на студента, который никак не собирался исчезать из его мыслей, каждый раз напоминая о себе. Что ж у него за судьба? Видимо сама жизнь велит ему все-таки узнать о том моменте с корявой надписью на обратной стороне листа. Вздохнув, Клаус неспеша подошел к Николаю сзади, приветствуя того на немецком, но оканчивая фразу уже на более понятном для юноши, языке. — Здравствуйте, Ивущкин, вам разве не надо сейчас идти на пару? — он не знал с чего начать разговор, поэтому озвучил первое, что пришло в голову, но та причина, по которой он в принципе пришел в столовую, в поисках этого студента, явно не его прогул. Он просто хотел узнать и понять, почему тот хоть и понял его, но притворялся полностью несведущим в языке. Либо же ему кто-то просто помог перевести и накарябать ту фразу. Женщина в белой шапочке наконец спустя несколько долгих минут принесла Николаю кофе. — Спасибо, — расплатившись и ухватив пальцами одной руки пластиковый стаканчик, студент повернулся и чуть было не влетел с горячим напитком прямо в немца, благо оба успели вовремя остановиться. Придержав стакан, Ивушкин опустил вместе с ним руку вниз и поднял на мужчину ухмыляющийся взгляд из-под полуприкрытых век. — А вам? — парировал он, чуть склонив голову набок и не дожидаясь ответа, вальяжно двинулся в сторону выхода, а точнее в курилку — студентам разрешалось выходить через специальный ход около буфета на улицу, чтобы там иметь возможность покурить и не дымить в помещении. Он не знал точно, пойдет немец за ним, но разговаривать посреди столовой ему крайне не хотелось — много лишних ушей, даже несмотря на то, что разговор может быть ни о чем таком важном. Меры предосторожности важны — это Николай усвоил ещё очень давно, когда только начинал быть тем, кем является на данный момент. Выйдя через открытую настежь дверь с надписью «Выход», Ивушкин сел неподалеку на прохладный бетонный бортик, высотой ему до пояса. Согнув одну ногу, он подтянул колено к себе, а пяткой упёрся об край. Поставив стаканчик рядом на ровную поверхность, студент вновь достал одну сигарету из кармана и сунув ее меж зубов, закурил, а затем, чтобы было удобнее, одной рукой, между средним и указательным пальцем он держал сигарету, и этой же рукой, только остальными тремя свободными пальцами Николай держал кофе и мирно пил. На удивление, в небе сияло солнце, несмотря на хмурое утро и даже в какой-то степени грело своими лучами. Прям как летом. Даже птицы запели! Несмотря на наглость студента, Клаус все-таки последовал за ним на улицу, ведь все равно собирался туда идти, вот только он не учел того, что именно Николай будет там делать. Хотя здесь его ошибка, мог было сразу предположить, что студента вряд ли заинтересует просто нахождение на свежем воздухе. Поэтому скривившись от запаха горького дыма, немец встал чуть поодаль от Ивушкина. — У меня сейчас нет пары, — ответил он на предыдущий вопрос русского, а сразу затем поднял голову вверх, с сожалением глядя на облака, которые полностью стали скрывать синее небо. — Теперь ваша очередь, Ивущкин, отвечать на вопрос. Ягер решил не акцентировать внимание на курении студента. Замечаний по этому поводу он уже наслушался скорее всего, да и в любом случае Николай является совершеннолетним, кто ему может хоть что-то запретить? Этот дело каждого. Сам Клаус больше предпочитал здоровый образ жизни, без алкоголя, сигарет, наркотиков… — Вы… — только начав предложение, немец сразу закрыл рот, понимая, что будет ужасно не тактично спрашивать что-то подобное у студента, с которым знаком пару часов. Да и сказал бы ему Николай, что употребляет запрещенные вещества? Нет, так смысла в вопросе тоже нет. Опустив глаза, он стал наблюдать за студентом, старательно отгоняя вдруг взволновавшие его мысли о наркотиках. Это не касается только Ивушкина, он будет волноваться о всех, если есть подозрения, что они употребляют, ведь это не то, что пустит жизнь по наклонной, а убьет человека и морально, и физически, но в данной ситуации перед ним находится именно Ивушкин, который явно не выглядит пай-мальчиком и у которого в таком возрасте явно были или будут желания что-то принять. Ягер всегда старался говорить себе, что это не его жизнь и ему, как многим, должно быть плевать на это, но он не мог, если видит, что его студент хочет сотворить с собой нечто непоправимое. Это не какая-то детская травма, он просто всегда старался быть человечным, вопреки всему, хоть иногда это и не идет ему в пользу. Смотря на Николая, немец поджал губы, понимая, что он не сможет найти общий язык с ним, с упреками, осуждением или навязыванием здорового образа жизни, но пока Клаус не мог придумать, что ему делать, да он даже не знал, как начать разговор. — Мне — нет. — С серьёзностью в голосе ответил Николай, имея ввиду, что он сам решает нужно ли ему присутствовать на паре или нет, а не то, что якобы в расписании у них ничего не стоит, но пояснять всего этого не стал, держа завесу таинственности. Сделав глоток, он заметил, как немец встал на такое расстояние от него, чтобы явно не дышать дымом, а это значит, что тот не курит и наверняка, не пьет и это навело его на мысль, что маловероятно, что тот бандит, потому что будучи живя такой жизнью, порой редко кто не пьет, не курит или не употребляет — иначе психика съедет набекрень от постоянного вида крови, убийств и самых низких грехов как своих, так и других людей. Вот и Николая это не обошло стороной вплоть до того, что ещё год назад он действительно употреблял лёгкие запрещённые вещества, но быстро понял, что если продолжит, то плохо кончит, но вот от привычки курить и параноить по поводу незнакомцев он пока не думал отказываться, ибо одна помогала оставаться в рассудке, а другая выживать. Выпустив клубок дыма, он, не двигая головой, поднял на мужчину взгляд аля «чего надобно». — Я? — Ивушкин ждал, что Ягер начнет нудить про его образ жизни, но на этот случай у парня всегда имелся один единственный аргумент — он так хочет и точка, и пока слухи о настоящей причине до Клауса не дошли, о том, что он бандит и по-другому не может, парень предпочитал это умалчивать и наслаждаться простым, настоящим и бесстрашным отношением к себе, как к обычному хулигану. К тому же, смысл болтать, когда сарафанное радио и без того хорошо работает среди студентов и преподавателей? «Мне — нет»? Что он имеет ввиду? Просто не собирается идти на пару или у него ее также нет? Хотя с учетом постановки его ответа, более вероятно первое предположение. Итак, сначала он опоздал на его урок, теперь видимо прогуливает, к тому же курит, ведет себя грубо и нагло, да по всем параметрам его можно определить, как хулигана! И ведь Клаусу это нравится. Нет, не в смысле, что он поощряет такой образ жизни, ему просто нравится, что впервые за года его работы, у него появился сложный ученик. Он хочет доказать ему, что учеба, которую он так неравноценно меняет на какое-то желание покурить, чего-то стоит, но следующие мысли резко вынудили опуститься на землю, давая понять, что слишком уж он замечтался. М-да, великие цели без возможности их достичь. Или у него есть какой-то способ ближе познакомиться со студентом, но чтобы тот не чувствовал подвоха во всем этом? Чтобы решился на взаимные дружеские отношения во-первых, с преподавателем, во-вторых, с преподавателем предмета, который ему явно не нравится? Или же у них есть какие-то общие точки соприкосновения? Может они хотя бы в одном доме живут, чтобы иногда сталкиваться? Нет. Ничего из этого просто нет, так как он собирается осуществлять свои идеи? Николай даже слушать его не будет, если он начнет говорить ему что-то со словами: «Так правильно, так надо». И какой же из этого вывод? А вывод, что надо приложить больше усилий и начать думать. В чем-то у них определенно есть общие интересы. Вновь переключив свое внимание на Ивушкина, немец начал оценивающе его осматривать, стараясь не задумываться о давящей тишине между ними, но спустя пару минут, все-таки не выдержал, спросив: — Ивущкин, почему ты сегодня опоздал? — отчего-то Клаусу ужасно нравилось так произносить его фамилию, что он даже не пытался научиться говорить ее без акцента и искажения в букве «ш». К счастью, Николая это не раздражало, ну или по крайней мере он этого не показывал. Немного помедлив, Николай опустил взгляд и вновь поднося стаканчик ко рту, безразлично ответил, словно систематические опаздывания — это как ежедневно вставать по утрам: — Автобус не пришел, — пожал плечами парень и, отставив уже пустой стаканчик в сторону, вновь поднял на мужчину выжидающий взгляд. Разумеется, он соврал, потому что его дом находился всего лишь в пяти минутах ходьбы до вуза и объяснять, что он проспал из-за того, что не выспался — абсолютно бесполезно, однако они оба ещё не знали, что помимо статуса «студент» и «преподаватель», являются ещё и соседями, но другого ответа на вопрос у Ивушкина не было. Поднявшись с холодного бортика, он ловко попал пластиковым, пустым стаканчиком в урну и развернулся к Ягеру, засунув свободную руку в карман. — А что, я что-то пропустил? — с нарочито невинным голоском спросил студент, с интересом разглядывая шрам на щеке Клауса и думая, каким образом тот умудрился его получить. — Пропустил? Знаете, неуважительно в принципе опаздывать на пару, особенно, когда у вас новый преподаватель. — Его не особо удивило такое пренебрежительное отношение к своему опозданию, ведь видимо тот привык к этому и тут дело вряд ли лишь в не приехавшем автобусе, но то, что тот уже оправдался, а не в лоб сказал, что ему просто плевать на это, что-то значит. — Вас не волнует, что после вашего опоздания и наглости я могу начать относиться к вам предвзято? Мне казалось студенты хотят иметь хорошие отношения с преподавателем, чтобы в случае чего тот пошел навстречу. И как вы будете сдавать экзаменационную сессию с такими малыми познаниями? И ведь Николая определенно должен волновать вопрос о том, как он будет сдавать экзамен по его предмету, потому что его знания на данный момент, исходя из теста, не особо воодушевляют. Кстати говоря о тесте… Тут он вспомнил про накарябанную на обратной стороне надпись. «С тех пор, как я здесь появился, фриц». Точно, он же изначально именно по этой причине и пошел искать Ивушкина. Хотел спросить об этом. — Еще вопрос, почему вы в самом начале пары сделали вид, что не понимаете о чем я говорю? Вы ведь хоть и поздно, но ответили на обратной стороне листа с тестом. — скрестив руки на груди, он вопросительно уставился на русского. Тонкие губы Николая исказились в едкой улыбке, а в голубых, потемневших глазах блеснул опасный огонек, когда он услышал между строк вопросов Клауса еле заметную угрозу о предвзятости, которую какой-нибудь трясущийся за свои оценки, студент, съел бы и не заметил. Сигарета уже тлела в пепел почти до конца, поэтому Николай кинул её в след пластиковому стаканчику и сунув вторую ладонь в карман, медленно подошёл практически вплотную к Ягеру, сохраняя лишь сантиметр личного пространства и, казалось, совсем не обращая внимания на их небольшую разницу в росте. — Скажи-ка мне фриц, неужели и в вашей Германии оценки ставят за хорошие отношения с преподавателем, а не за знания, м? — тихо спросил Николай и все также улыбаясь, вздернул бровь, чуть отведя подбородок в сторону и вновь вернув его на место. Он тяжело дышал, чувствуя, как в груди полыхает накатывающее раздражение, — …И неужели я должен был при всех, в твой же первый рабочий день сказать что-то более грубое, чем то, что написал и не дать тебе возможности показать себя перед всеми, как справедливого и умного преподавателя? Николай склонил голову набок, едко ухмыляясь и наблюдая за каждым изменением на лице Ягера, а внутренне уже жалея, что позволил себе приоткрыть дверцу мозговитого парня, а не вовсе того, кем кажется с виду. Ведь на самом деле, что бы было, ответь он при всех студентах матом? Ведь неизвестно, как бы тот повел себя. Если бы Ягер промолчал — это было бы ошибкой, грубо выразился в ответ — тоже ошибкой, а так один отделался лишь первой партой, а второй смог показать себя, как спокойного и справедливого преподавателя. Николай выжидающе смотрел на мужчину, сжимая одной ладонью в кармане металлический кастет с острыми шипами на концах — ведь он до сих пор, до конца не был уверен, кто перед ним стоит. Нападет — нападет и он в случае чего. Он знал, что неэтично говорить с преподавателем на «ты», но в данном случае Ивушкин видел перед собой только угрозу и реагировал соответственно своему вспыльчивому характеру. Уловив во взгляде Ивушкина что-то такое, от чего стало не по себе, немец напрягся, пытаясь понять, что он сказал не так. Конечно, нравоучения вряд ли кому-то понравятся, но та промелькнувшая то ли злость, то ли угроза в глазах Николая заставила насторожиться, ведь она явно была из-за какой-то части его слов. Когда, выбросив остатки сигареты, русский начал медленно подходить к нему, Клаус едва успел подавить мимолетное желание сделать шаг назад. Он даже сам удивился, почему у него вдруг возникло такое желание, но списав все на нелюбовь к нарушению личного пространства, успокоился. Удивленно смотря перед собой, Ягер приподнял брови, отметив, что студент лишь на пару сантиметров ниже него, но в такой ситуации эта разница была практически незаметна. Слушая Николая, немец наконец понял, что же так разозлило его. Видимо, юноша принял его слова за угрозу, чего он уж точно не хотел добиться. Осталось только объяснить ему это, только главное не разозлить еще больше попыткой успокоить. Но решение говорить спокойно и дружелюбно было вдребезги разбито следующими словами Ивушкина о том, что это только благодаря ему Клаус смог предстать перед остальными студентами, как спокойный и справедливый преподаватель. Он конечно был спокойным, даже старался никогда не кричать ни на кого, но вопреки легкой улыбке на губах, внутри ему все-таки было неприятно от слов студента. — Николай, — его интонация была саркастичной. — огромное спасибо, что только благодаря тебе другие увидели во мне хорошего преподавателя, но я сам справлюсь. И ты определенно у меня выучишь немецкий, котеночек. — на последнем предложении он неожиданно перешёл на немецкий язык, не отрывая взгляда от голубых глаз напротив. Вдруг, подняв руку, он, едва касаясь, дотронулся кончиками пальцев щеки Ивушкина, плавно проведя вниз по его шее и продолжая ехидно и с превосходством улыбаться. Ухмылка на лице парня резко растаяла, когда немец вдруг неожиданно коснулся пальцами его щеки и повел ими вниз, вынудив Николая оцепенеть от контраста нежности и неправильности такого прикосновения. Удивленно глядя всего несколько секунд перед собой в почти такие же, как у него, ярко-голубые, нахально змеиные глаза, Ивушкин стиснул зубы до сдвигов желвак на последних словах Ягера, прозвучавших на немецком языке, которые прекрасно понял, но говорить в ответ ничего не стал. Лишь сомкнув губы в тонкую линию и шумно вздохнув, Николай резко отпрянул и развернувшись, быстрым шагом пошел прочь, на ходу пытаясь сохранять свой здравый рассудок, чтобы не врезать кастетом, который до побеления в костяшках сжимал в кармане, самодовольному немцу по лицу за такие действия. «Посмотрим» — мрачно подумал про себя Ивушкин, чувствуя, как на щеке и шее до сих пор ощущаются следы чужих прикосновений. В конце последней пары, когда оставалось около пяти минут, староста передала Ивушкину записку с надписью: «Тебе Ягер назначил дополнительные. Если не придешь — недопуск к экзамену». Николай, краснея от злости и внутренней беспомощности от того, что не может держаться подальше, как и хотел, а вынужден идти на встречу, да ещё и один на один с этим фрицем, не внушающим доверия, скомкал бумажку и протестующе зашвырнул в урну, но всё-таки пошел. В пустующую аудиторию, где не было никого, кроме нового преподавателя, Николай, даже не постучавшись, просто молча с привычно-угрюмым видом прошел и опустился за первую парту. Спиной он отклонился назад и так и не достав ладони из карманов, безразлично смотрел куда-то перед собой в пространство, но не на Клауса. Николай размышлял, всегда ли теперь ему придется ходить на эти дополнительные? Зачем это Ягеру? Неужели ему в кайф тратить час своего рабочего времени на него одного? Если только тот не решил меня немецким затрахать до смерти, выбрав самый медленный способ убийства, — весело подумалось парню. Если честно, Ягер не ожидал, что Николай так просто уйдет. Даже был готов к тому, что тот захочет ударить его пару раз, поэтому приготовился к тому, чтобы поймать его за запястья, ведь со сломанным носом ему ходить в ближайшее время не хотелось. Он даже не предполагал, что мог оказаться в более скверном положении, чем просто сломанный нос. Но Ивушкин первый нарушил его личное пространство, поэтому Клаус имел полное право сбить его с толку своими касаниями. Ухмыляясь вслед быстро уходящему студенту, немец вернулся обратно в здание, решив все-таки потратить свободное время на проверку тестов и подготовиться к следующей паре.⊹──⊱✠⊰──⊹
Итак, Клаус определенно может сказать, что свои первым рабочим днем он полностью доволен. Последняя его пара наконец завершилась и теперь было бы очень неплохо пойти домой и хорошенько отдохнуть, конечно, после проверки и подготовки материала к лекциям, но. Это «но», как всегда присутствовало. Он назначил одному из студентов дополнительные по его предмету. Не сложно догадаться кому именно. Более того, это время не оплачивается, его учебный день окончен, но вместо того, чтобы идти домой, он задерживается по своей воле ради одного единственного студента. Можно ли его назвать нормальным? Особенно с учетом их сегодняшней перепалки. Нет. Но он выполняет обещания и Николай Ивушкин сможет в совершенстве овладеть немецким языком. Он никогда не отказывается от своих слов. В приподнятом настроении Клаус стал ждать студента, но долго ему делать этого не пришлось, Николай пришел почти сразу после последней своей пары, (странно, что тот снова не отошёл покурить). Но зайдя в аудиторию, тот совершенно не обратил внимания на Ягера, уставившись куда-то в пространство. У немца возникло чувство дежавю. Поднявшись из-за стола, Клаус подошел к Николаю, встав напротив и стараясь поймать его взгляд, хоть тот и упорно смотрел в никуда. — Я даже удивлен, что вы пришли, Ивущкин, — чуть помолчав, он продолжил. — Ах да, вы же не будете в ином случае допущены к экзамену, какая жалость, что прогулять не получится. — с издевательской улыбкой протянул немец, прекрасно понимая, что из-за этого может вновь возникнуть спор. От колких слов мужчины где-то в груди парня огоньком вспыхнуло новое раздражение, но припоминая мудрый совет своего старшины, под руководством которого долгое время обучался криминалу — сохранять холодный разум, чтобы не делать то, о чем потом пожалеет, Николай лишь молчаливо поднял на преподавателя взгляд с приподнятыми бровями, будто не понимал о чем тот вообще болтает, а сам впился ногтями в подушечки пальцев, оставляя следы-полумесяцы, тем самым отвлекаясь на лёгкую, терпимую боль, потому что руки — ой как чесались прибавить ещё шрамов на лице немца. Убрав с лица улыбку, немец вмиг стал серьезным, решив больше не пытаться вывести из себя Николая, тем более у него сейчас более важная задача стоит — научить Ивушкина говорить на немецком. Также эта задача будет еще на несколько месяцев вперёд, в конце концов от одного урока пользы не будет. — Исходя из утреннего теста, я понял на каком примерно уровне немецкого ты сейчас находишься, поэтому с этого и начнем. Если ты не будешь чего-то понимать, то говори, объясню хоть сто раз. Подойдя к своему столу, он взял небольшую стопку распечатанных перед приходом русского тестов и листов с теоретической частью, на которых было практически все разобрано до мелочей настолько, что и присутствие преподавателя даже не обязательно, и вернулся обратно к Ивушкину, положив стопку перед ним. Чтобы было легче, в конце концов, он не собирался молча оставлять своего студента наедине с непонятной для него темой, Клаус решил сесть рядом с ним за первый ряд. Для него было правилом, чтобы личное отношение к студенту никогда не пересекалось и не влияло на объяснение темы. Предвзятым он не был. Отложив сначала в сторону тесты, он дал в руки Николаю теорию, произнеся с мягкой улыбкой: — Изучи для начала это сам, потом уже я тебе все расскажу и покажу на примере. — частью сознания он понимал, что Ивушкин вновь будет сбит с толку резкой сменой интонации и отношением, но делать с этим ничего не хотел, пусть помучается. «Хоть сто раз…» — скептически хмыкнул Николай про себя, который не сразу даже понял резкой смены отношения к себе, но фраза Ягера дала ему очень даже хорошую идею, как поскорее избавиться от этих дополнительных занятий или по крайней мере сократить их количество. Уголки его губ еле заметно на секунду приподнялись. Старательно медленно он пробежался глазами по всем заданиям, и начиная с самого первого, стал спрашивать Клауса очень глупые вопросы по каждому якобы непонятному слову или запятой. И так вплоть все задания — он старался максимально задолбать и выбесить немца своей «тупостью» ребенка, который будто с детского сада пришел, и когда Ягер терпеливо объяснял, то Ивушкин его толком и не слушал, даже не замечая, что откровенно просто пялится на него, как в пустоту. Как только у Николая появились первые вопросы, немец был невероятно рад, ведь он думал, более того, был уверен, что тот будет его игнорировать и не заговорит, даже если не понимает. Поэтому начиная увлеченно объяснять в буквальном смысле всё, Клаус не сразу понял, что «всё» это именно «всё». Каждая запятая, перевод каждого слова, правила, в общем всё, даже интересно почему не было вопроса о цвете бумаги, на которой был распечатан текст, но слава богу, Николай не зашел настолько далеко. Понимая, что над ним откровенно издеваются, задавая глупые вопросы, ведь на некоторые ответ знали даже школьники класса первого или второго, немец все равно продолжал терпеливо рассказывать. Как ни странно, такое поведение не раздражало, а забавляло, уж больно было по-детски. — Ивущкин, ты правда не понимаешь или надеешься меня вывести из себя? — задав вопрос, он убрал тест в сторону, стараясь переключить внимание русского на себя. Услышав свою фамилию, звук которой выдернул его из своих мыслей, Ивушкин вдруг встрепенулся, как воробей, и сел ровно, убрав руку со стола, об которую до этого упирался подбородком. — Да не, не, я реально не понимаю, — не смотря на мужчину, сидящего сбоку, а на часы на стене около доски, которые уже показывали, что прошло пол часа, Николай еле сдерживал ехидную улыбку. Прочистив горло, он вновь вопросительно посмотрел на мужчину, чуть приподняв уголок губ, но долго смотреть на него не смог, чувствуя как обстановка вдруг стала напряжённой, поэтому перевел взгляд в стол перед собой. Дождавшись ответа, немец усмехнулся внутри себя, прекрасно понимая, что на половину вопросов, которые Николай ему задал, все-таки был в состоянии сам ответить, но по известной причине не ответил. А он что? Бессердечный преподаватель? Не-ет, он прекрасно понимает, что бедному студенту нужно больше дополнительных, раз он с первого раза так плохо усваивает материал, поэтому Клаус великодушно будет оставлять еще пару часов на занятия. — Что ж, мой милый, я понял тебя, можешь не смотреть так на часы, занятие закончится, когда я смогу тебе разъяснить всё, что ты не знаешь конкретно по этой теме, поэтому время неограниченно, — ободряюще улыбнувшись, Ягер слегка похлопал по плечу русского, чтобы тот не волновался. Что ж, раз Николай решил взять вверх над ним своей тупостью, то Клаус ответит ему неимоверным терпением и желанием научить. По крайней мере, что-то он точно усвоит спустя тысячу повторений. Ивушкин смерил немца уничтожительным взглядом. Понимая, что ему торчать здесь не один час, а то и более, Николай застонал и с глухим звуком, стукнулся лбом об деревянную парту. — Я в аду, —простонал парень, стискивая зубы от желания что-нибудь ляпнуть ласковое на немецком. Что ж, если так хочет Клаус, по крайней мере он потратит эти часы с некоторой пользой — все-таки повторить прошлый материал, который когда-то учил, само по себе неплохо, хоть он и не питал страсти к этому языку, а потом в один прекрасный момент триумфа даст Ягеру понять, что все это время просто издевался. Все-таки позволив себе усмешку, пока Николай бился головой о парту, явно недовольный исходом своего притворства, Клаус тихо посмеялся, произнеся на немецком: — Даже забавно наблюдать, как ты пытаешься избавиться от ненавистных дополнительных, так по-детски. — он имел ввиду «по-детски» в хорошем смысле и Николай сейчас не выглядит, как отбитый хулиган, скорее просто шкодник. Следующие часы, немец, даже не обращая внимания на время, увлеченно рассказывал Николаю тему, вопросов кстати от него стало поменьше, что радует, ведь теперь Ивушкин правда учит и слушает его, не отвлекаясь на выдумывание способов сбежать с занятий. Под конец, когда уже и сам Ягер подустал немного, но был доволен, что они наконец прошли тему и его студент более-менее запомнил информацию, Клаус отпустил его, но к несчастью самого студента, немец дал ему домашнее задание, которое тот должен подготовить к следующему уроку. Там не было чего-то сверхсложного, просто пару десятков слов для рассказа наизусть и несколько правил, Ягер был уверен, что Николай осилит такое домашнее задание. Но тот естественно был не рад такому. Собрав в сумку все нужные вещи, немец вышел из аудитории спустя примерно минут пять после ухода Ивушкина, поэтому была вероятность встретить его около входа в ВУЗ. Забирая с гардероба свое пальто, (осень в Санкт-Петербурге была холодной), он оделся и отправился на улицу, уже представляя, как вернется домой и наконец отдохнет. Но через некоторое время, пока он шел, Клаус заметил впереди странно знакомую спину и лишь спустя секунд тридцать, до него дошло кто это. Это извечный студент, с которым они настолько часто видятся, что если вдруг окажется, что их дома рядом, это будет расценено, как знак свыше. Слишком уж это странно. Николай, дико уставший спустя столько часов занятий, чуть ли не полз по дороге, как сонная муха в сторону дома, еле волоча ноги, пока не заметил, что за ним идет хвост, причем не какой-то незнакомец, а именно чертов дьявол Ягер. Скинув все на то, что им просто по пути и Клаус небось где-то рядом снимает квартиру, Ивушкин шел какое-то время, стараясь не думать о человеке за спиной, но когда немец никуда не сворачивая, тупо шел сзади весьма долгое время — напряжённый Николай уже стал подозревать, что здесь что-то неладное. Быстрым шагом войдя во двор через арку, а затем и шустро юркнув в свой подъезд, Ивушкин, уже не сомневающийся в слежке за собой, с бешено колотящимся сердцем от страха и злости, поджидал Ягера, прислонившись к стене у двери домофона. Когда дверь распахнулось, а домофон запиликал дурацкую мелодию, Николай, не раздумывая, дёрнул свободной рукой мужчину за воротник пальто на себя, а затем с силой прижал того к стене спиной. — Шевельнёшься, и я перережу тебе глотку. Кто ты такой и какого хрена ты за мной следишь?! — спросил Николай, злостно процедив слова сквозь зубы и держа лезвие маленького ножа у самой шеи перепуганного Ягера. Они стояли в таком месте под широкой, винтовой лестницей, в тени, где их бы никто не увидел, а если и увидели бы — подумали бы, что какая-то любовная парочка занимается любовными утехами. Ивушкина конкретно так потрясывало и он не знал от чего больше: холода, злобы обманутого доверия или страха. Практически всю дорогу Ягер смотрел на Николая, наслаждаясь представлением того, как же будет удивлен юноша, когда поймет, что живет не просто на одной улице с преподавателем, а в одном доме. Интересно, какое у него будет лицо в этот момент? Вероятно очень забавное. Но как же сильно Ягер сейчас ошибался в своих предположениях, потому что словом «забавное» точно нельзя описать ту ненависть, которая была на лице Николая, когда он прижимал ничего не понимающего немца к стене. Все случилось буквально в один миг. Как только Клаус зашел в подъезд, его сразу же толкнули к стене, грубо схватив за воротник и прижали к шее холодное лезвие с такой силой, как показалось Ягеру в панике, будто его собираются убить прямо в этот момент. Он даже не понял, что ему говорят, пытаясь осознать в каком положение находится, явно в голове пошло противоречие с дневным поведением Ивушкина, как простого хулигана, и вечерним, как убийцу. При том, осознавать получалось лишь при возвращении мыслей к ножу у шее и вероятности умереть прямо сейчас. — W-was ты делать? Колья, убрать… нож. Что с-случиться? — от пробравшего страха и холода от стены, его голос дрожал, а слова были с ужаснейшим акцентом, что разобрать было в некоторой степени не легко, он просто не мог сейчас это контролировать. В беспомощной попытке ухватиться руками за стену, немец лишь покарябал ногти с подушечками пальцев, стараясь вжаться в эту же стену, как можно сильнее, лишь бы отстраниться от ножа. Видя перепуганное на смерть выражение лица немца, Николай на несколько секунд засомневался в своем предположении, но зная какими хорошими актерскими навыками могут обладать люди криминального мира, он дёрнул мужчину за воротник, вернув лезвие ножа на прежнее место у нежной кожи. — Ти-хо! — процедил он, находясь буквально в нескольких сантиметрах. Студент шумно дышал преподавателю в лицо, просто смотря и давая время себе и тому немного успокоиться, а затем спросил, отделяя каждое слово паузой, чтобы их смысл явно дошел до немца, — Какого. Черта. Ты всю дорогу. Шел за мной? Кто тебя подослал?! Потемневшие глаза Николая в данный момент истинно напоминали взгляд настоящего, хладнокровного убийцы, который не шутил со своими действиями и в любой момент был готов пойти на что угодно ради безопасности. Задержав дыхание, как только лезвие ножа вновь оказалось вплотную к шее, немец почти забыл, что надо продолжать дышать, вдруг почувствовав, как кожу на шее начало щипать. От осознания, что прямо сейчас не то, что просто угроза, а ему и правда хотят нанести вред, скорее всего со смертельным исходом, Клаус только сильнее затрясся, со страхом и отчаянием смотря в глаза напротив. Он не понимал, что он сделал, раз Николай решил совершить такое. Да он сейчас вообще ничего не понимал, впервые столкнувшись с нападением. В голове был лишь хаос мыслей и эмоций, во главе которых был страх с представлением худших исходов. Даже не только в голове. Под кожей, внутри тела, будто бы что-то липкое разрасталось. Общая смесь страха, паники, отчаяния, не понимания и скорее всего это отпечаталось на лице немца. — Ich… Ich ходить. Идти дом… Я не знать. Прости. Ты прощать я… Ich… — ничего не соображая, он бормотал что-то на жуткой смеси немецкого и русского языках, даже не пытаясь вспомнить отдельные слова. За весь сегодняшний день Клаус успел немного привыкнуть к Ивушкину, даже в какой-то степени доверял. Отчего же не доверять, они ведь не враги, они студент и преподаватель между которыми не должно быть даже вероятности недоверия, поэтому Ягер старался принять сложный характер студента и пытался открыться, показывая весь свой спектр эмоций, позволяя себе касаться его. А теперь… А теперь он впервые столкнулся с ситуацией, где не может контролировать собственный голос из-за страха. Можно ли считать страх, после чувств доверия — предательством? Николай, поглядывая из-под полуприкрытых век на явно сильно испуганного немца, не понимающе свёл брови к переносице после прозвучавшего, невнятного ответа. И вот тут в голову бандита проник червь сомнения. А что если Клаус снял квартиру в этом доме? А ведь точно, соседка Анна искала покупателей… Твою мать. Ивушкин, теперь уже в страхе за то, что чуть не сделал и в шоке о том, что Ягер наверняка поселился рядом с ним, широко распахнув глаза, уставился на немца. — Ты… — опомнившись, Николай убрал нож в карман и придержал мужчину за предплечья, чтобы тот вдруг не свалился в обморок. Легонько его встряхнув, Ивушкин с тревогой в глазах, спросил уже громче, чтобы отвлечь беднягу от обрушившихся на него чувств, — Никлаус! Ты с какой квартиры? Даже когда русский убрал этот злополучный нож от шеи Клауса, тот все равно не мог прийти в себя, оставаясь в напряжении и не слыша ничего, кроме бьющей в ушах крови. В любой момент сейчас все могло повториться вновь, так что немец просто боялся лишний раз пошевелиться. И почему-то колючее ощущение с кожи на шее никуда не делось, начиная щипать с еще большей силой. Без осмысления происходящего, глядя во встревоженные глаза студента, который минуту назад пытался его убить, Ягер, полускуля, тихо прошептал, отвечая на вопрос русского, смысл которого уловил лишь отдаленно: — Не… Не зна… не помнить. Ich в этом доме… — в его взгляде все еще был страх, ведь естественно за пару секунд он никуда не денется, но на краю сознания он был удивлен, что Николай перестал что-либо предпринимать, хоть это и немного успокаивало, тот же убрал лезвие. Все так же стоя прижатым к стене, немцу ужасно захотелось сейчас куда-нибудь сесть, да хоть на пол, лишь бы нормально успокоиться и отдохнуть. Опасность все еще была, но судя по действиям юноши, тот больше не собирался ему угрожать, странно, что он все еще стоит, держа его за руки, а не ушел, но в какой-то мере так было даже легче удержаться на ногах. Вроде он и чувствовал сильнейшую опасность, но если Ивушкин сейчас уйдет, то ему будет сложнее. Тем более причину тот пока не объяснил, не от нечего делать он напал же? С мелко трясущимися руками Клаус отлип от стены и, положив ладони на плечи русского, хоть это было рискованно, прикрыл глаза. Ему надо было прийти в себя, а взгляд Николая в данный момент выражал только тревогу, ни одной негативной эмоции. Спустя некоторое время, когда немец уже смог нормально формулировать предложения, то едва дрожащим голосом, сказал: — Опасно носить с собой. такое. — еще чуть подумав, он добавил. — Д-для окружающих видимо тоже. — господи, находится так близко к студенту, который может прямо сейчас вспылить от любых его слов. Лучше бы просто сбежал, да хоть на улицу, мало ли что тому придет в голову опять. Внезапно отдернув свои руки от Николая, немец взглянул ему в глаза уже с осмысленным страхом. Неосознанно сделав шаг назад, он вновь уперся спиной в стену. Лучше было бы держать дистанцию. Николай тяжело вздохнул, когда услышал ответ от Клауса что-то на подобии «Я в этом доме…». Живёт, видимо. Ну точно! Черт! Вот надо было так накосячить! Запугать собственного нового преподавателя, да ещё и который теперь под боком живёт! Других свободных квартир в этом пятиэтажном доме не было — Ивушкин знал это на отлично, как и всех людей, в нем живущих. Эта информация нужна была не только для его безопасности, как и нож в кармане, но и безопасности самих граждан района, чтобы в нужный момент распределить свои возможные силы и помочь уберечься от опасности, которую могут нести остальные банды других районов. Впрочем, не исключение, что Николай Ивушкин — сам по себе ходячая опасность. Когда Ягер положил ему ладони на плечи, он инстинктивно, из чувства безопасности и постоянной настороженности, захотел отпрянуть, но помедлив всего пару секунд, понял, что Клаусу просто нужно было об что-то опереться. Расстояние между ними было настолько маленьким, что мимо идущий человек определенно точно бы подумал — любовники, но Николая в данный момент это волновало меньше всего, потому что тревога на его лице вскоре разгладилась, когда немец произнес первые, связанные слова, а затем будто вдруг вспомнив, что перед ним стоит человек, который чуть его не убил, а не неподвижная тумбочка, в страхе отшатнулся назад, к стенке, что бандиту невольно пришлось убрать руки. И тем не менее, слова мужчины вызвали у него проблеск радости в душе, потому что гляди, так и человека с ума свести можно — тот и говорить разучиться от пережитого страха, а тут заговорил! Потрескавшиеся губы студента исказились в насмешливой ухмылке. Внизу, где-то между ними двоими клацнула треснувшая плитка пола, нарушив гробовую тишину— это Николай медленно сократил между ними расстояние, случайно наступив на нее ногой и как-то хищно сверкнув глазами в полутьме. Приблизившись к Клаусу на дистанции всего пару сантиметров, Ивушкин несколько секунд, уже с мягкой, доброй ухмылкой на губах, разглядывал лицо Ягера, чувствуя обонянием некий, исходящий от мужчины одеколон и, как ему показалось, весьма приятный. — Поверь мне, опасно не носить собой, — вкрадчиво и тихо произнес Николай, смотря на мужчину и опустив свой взгляд вниз, он осторожно взял его ладонь и медленно, без резких движений, немного оттянув свободной рукой воротник футболки, приложил к своей оголенной коже ладонь Ягера. Под мягкими пальцами немца, всего в нескольких сантиметрах от сердца, находился выпуклый, белесый и длинный рубец с множеством швов. Невольно вздрогнув от холодного прикосновения и шумно втянув воздух, Николай покрылся мурашками с ног до головы и сомкнул губы в одну тонкую линию. Он сделал это не в качестве какого-то странного романтического жеста, а чтобы его новый сосед просто понял, хоть и не до конца, почему Ивушкин напал и почему носит с собой нож, и ещё чтобы немного, но вернуть к себе доверие. По крайней мере, до того момента, как они поднимутся наверх. Его желваки на худых скулах задвигались от неприятного ощущения холодных рук, — увы, осень, как никак, но покорно терпел ради дела. Николай мало кому, на самом деле, уже очень долгое время давал к себе прикоснуться. Во всех смыслах. А люди лишний раз и не пытались, отмечая про себя извечную угрюмость и серьезность парня. Единственные, кому он позволял — это близкие, уже триста раз проверенные временем друзья, ну а теперь и Клаусу, испытывающему реальный страх, который не подделать, даже актеру с образованием. Только вот…тот был в каком-то смысле совершенно незнакомый, но почему-то Ивушкин ему верил, несмотря на то, что они знали друг друга всего один день и на собственное чувство неприязни. Бывает же так… — Не будь у меня тогда с собой оружия, я бы умер, — коротко, загробным голосом, уже без ухмылки, пояснил бандит и плавно отпустил ладонь Ягера. Не в силах отвести взгляд от ярко-голубых глаз напротив, немец старался не думать о том, почему ему приходится сейчас напряженно стоять у стены, боясь резких движений со стороны своего студента. Эта ситуация была настолько странной, как и ее резкое прекращение, что расскажи Клаус об этом кому-нибудь, вряд ли бы поверили. А вдруг поменявшееся настроение Николая и вовсе выбило из колеи, не давая до конца прийти в себя. Внезапно услышав треск откуда-то снизу, немец метнул туда свой взгляд, но наткнулся лишь на Ивушкина, решившего вновь сократить дистанцию до пары сантиметров. И откуда у него такая сильная любовь с нарушению личного пространства? Стараясь отгородиться от навязчивых мыслей, как можно скорее убраться отсюда и вновь усилившегося сердцебиения, Ягер лишь полуприкрыл глаза, начав более глубоко и размеренно дышать, это обычно помогало успокоиться при стрессе. Но даже так, он не мог не вздрогнуть после слов русского, а также, чувствуя, как тот снова взял его за руку, только его следующее действие уж слишком сильно удивили Клауса. Ивушкин, чуть оттянув верх своей футболки в сторону, мягко положил ладонь немца на теплую кожу, с сильно выраженным грубым рубцом. И чувствуя его под пальцами, Ягер ошарашено уставился на Николая, не зная, что сказать. Это ведь явно не несчастный случай, тем более с учетом предыдущих слов юноши. На него уже раньше нападали и видимо одно из нападений привело к такой сильной ране. Именно поэтому он так опасался слежки и повторения, что принял настолько радикальные меры. Теперь Клаус понимал из-за чего тот сделал это. Как можно нежнее дотрагиваясь до кожи Николая, чтобы не доставлять дискомфорта, Ягер тихо произнес: — В следующий раз используй перцовый баллончик, если чувствуешь опасность, или циркуль, железную линейку. За нож на тебя напишут заявление в полицию, даже до суда дойти может, если всё-таки навредишь человеку. Мне ты шею поцарапал. — теперь он полностью уверился в том, что это была самозащита, даже дышать стало легче, ведь это не конкретно Николай испытывает к нему такую сильную ненависть. — Ты же не хочешь выглядеть в глазах всех преступником? — какое же его ждет удивление, когда он узнает, кем Ивушкин является на самом деле. Наконец опустив руку, он перестал касаться шрама русского, видя, что ему уж совсем неприятно стало. Но неожиданно, думая об этом, немец внезапно понял, что с учетом всего произошедшего, такое доверие со стороны Николая, слишком многого стоит. Ведь тот сам разрешил дотрагиваться до себя в уязвимом месте и это с его-то характером. Или он таким образом пытается искупить вину? Наставления мужчины по поводу выбора способа самозащиты вызвали у парня лишь звонкий смех. — Может мне ещё карандашом защищаться? — с сарказмом спросил он, зная, что Ягер ещё не совсем понимает, что перед ним не просто обычный хулиган, и что Николаю приходиться порой видеться с людьми, с которыми не управиться одним перцовым баллончиком или заявлением в полицию после нападения, где все свои сидят, но рассказывать об обратной, уродливой стороне жизни в России и пугать своей личностью ещё больше своего нового соседа, Ивушкину крайне не хотелось. Сам узнает, когда-нибудь. Авось, будет держаться подальше, если умён… Отрицательно покачав головой и развернувшись боком, Николай поднял с пола дипломат и слишком резким движением сунул его владельцу обратно в руки. Подобные резкие движения у Ивушкина проявлялись часто и являлись что-то вроде следом после долгого принятия наркотических веществ. Хоть это и происходило уже как год назад, но последствия остались и часто они проявлялись после сильного стресса или чувства страха. Движения напоминали деревянную куклу, которая пытается двигаться. — Мне все равно, кем я выгляжу в глазах всех, — произнес он, поморщившись от того, что порой не может контролировать свои размашистые движения, которые обычно воспринимались людьми, как грубость. Задержав свое внимание на небольшом чемоданчике в руках Клауса, будто видел такую вещь в первый раз, Ивушкин вдруг также резко поднял на немца многозначительный взгляд, — Меня волнует, кем я выгляжу в глазах близких мне людей, а остальное неважно. Пошли, — не говоря больше ни слова, Николай пригласительно махнул рукой и двинулся вверх по лестнице. На слова юноши немец ничего не ответил, понимая, что уж точно не сможет переубедить его в выборе средства самозащиты, раз тот уже доверяет лишь проверенному средству. Но мысли о том, как Николай мог проверить, что лезвие ножа намного лучше действуют на человека, чем что-либо другое, заставили внутри похолодеть. Сколько же раз на его жизнь покушались, что он так уверенно себя ведет? Сколько раз ему приходилось вот так приставлять нож к чьей-то шее? Ему ведь не приходилось никого убивать?.. Мысли круговоротом крутились в голове, переплетаясь с переживанием за своего студента. Ему всего двадцать лет, а уже приходилось сталкиваться с подобным. А то, что он жив, объясняет его характер и всю эту грубость, с учетом всего произошедшего в его жизни, трудно было бы остаться спокойным и жизнерадостным, но, даже осознавая и понимая, почему Ивушкин накинулся на него, Клаус все равно не мог никуда деть страх перед ним. Его вроде и нет, но в моменты, когда русский делает вновь какое-то резкое движение, внутри все сжимается, опасаясь повторения. Не скоро он такое забудет. Вот как и сейчас, Николай грубо всунул ему в руки дипломат, отчего немец вздрогнул, резко подняв взгляд на студента. После его слов, Клаус хотел еще кое-что сказать, но все-таки передумал. Незачем Ивушкину читать мораль, и так день не задался, так тут он еще со своими нотациями. Лучше они спокойно разойдутся по квартирам. Чтобы убедится, что Никлаус Ягер на самом деле поселился прям под боком, Ивушкин, поднявшись на пятый этаж пешком, ибо лифт в этом доме, как обычно, не работал, прислонился спиной к двери своей квартиры и стал ждать хозяина второй. Пятьдесят семь — номер квартиры Ягера, привинченный золотыми цифрами к двери. И кто ж знал, что так повезет? И ведь от домашки теперь никак не отвертеться. Да что там! На пару не опоздать! Поднявшись вслед за Ивушкиным на пятый этаж, Клаус отметил, что их квартиры не просто в одном доме, а они, в прямом смысле этого слова, соседи. Это в какой-то мере радовало, ведь теперь Николай не будет опаздывать на утренние пары, а также Ягер прекрасно сможет отомстить юноше за сегодняшнее происшествие, если между стен плохая звукоизоляция. Усмехнувшись, он подошел к своей квартире, взглянув в глаза русскому. — Ну что ж, думаю, если я достану ключи, ты точно убедишься, что я здесь живу, а не преследую тебя? — и в правду доставая ключи от квартиры, он отпер дверь. — И кстати, от дополнительных ты всё равно не избавишься, даже с учетом произошедшего. — последнее слово он произнес более тихо, чем остальные слова, все-таки не особо приятно было вспоминать. Николай смерил мужчину долгим взглядом, стиснув зубы от досады. Он не решился съязвить в ответ, потому что был действительно виноват за то, что до чёртиков напугал Клауса, угрожая лишить его жизни, но вот насчёт дополнительных занятий был уверен, что вскоре, как Ягер узнает кто он такой, то тут же передумает, не желая рисковать своей жизнью. — Посмотрим, — мрачно буркнул парень и скрылся за дверью своей квартиры. Как только дверь за его спиной закрылась, Николай устало прислонился к ней затылком и стоял так пару минут, вглядываясь в темноту и думая в какую же очередную задницу влез и вновь только благодаря своим глупым ошибкам. Включив свет и разувшись, Ивушкин прошел по коридору до своей комнаты, мимолётно касаясь кончиками пальцев стопок книг у стен, которые так и не решился выкинуть после смерти бабушки. В этих стопках чего только не было! Книги по медицине, биологии, географии, истории, литературе, а также по нескольким языкам, включая и немецкий язык. Все эти книги Николай в свое время прочёл от корки до корки и выкидывать их было равносильно тому, чтобы чистить свой противоречивый внутренний мир, а эта двухкомнатная квартира им по сути и являлась. Включив свет в своей комнате, студент так и застыл, окидывая тоскливым взглядом стол, за которым когда-то и учил ненавистный язык вместе с бабушкой, а теперь нет её. Ничего нет кроме воспоминаний и странной иллюзии, что бабушка всё-таки есть. Пройдя вглубь квартиры, он подошёл к закрытой двери комнаты, которая принадлежала Ирина Михайловне. С ее смерти Николай так и не решался зайти в ее комнату. Ему было легче представлять, что она там. Просто спит. — Хотела, чтобы я немецкий этот долбаный учил? — раздраженно спросил Николай, засунув руки в карманы и чутка покачиваясь на пятках от нервного состояния. Затем он повысил голос, будто действительно говорил с живым человеком и стукнул ладонью о дверь, — Хорошим мальчиком был?! Поздравляю! У тебя это получилось даже с того света это сделать! На самом деле, Николай внутренне злился вовсе не на чужой язык или бабушку, а на самого себя, что больше не может по другому, как раньше и никогда не сможет, потому что уже не тот. В ответ на недовольные возгласы Ивушкина, в комнате за дверью что-то угрожающе заскрежетало. — Разумеется, надо же быть всегда хорошим паинькой, ходить на пары и пятерки получать, а потом понять, что всю жизнь только за этим и просрал! Этого ты хотела, да?! Не выдержав и дернув за металлическую ручку, Николай с силой толкнул дверь и замер на пороге комнаты. Все как было, так и осталось: не застеленная кровать, книги на тумбочке, таблетки, с давно истекшим сроком годности… Все было неизменным. Кроме одного. То, что Ивушкин воспринял за бабушкин ответ — это было лишь окно, которое просто распахнулось под натиском сильного ветра, холод которого проникал в самую душу. Смотря настороженным взглядом на развивающуюся на ветру старую занавеску, Николай не чувствовал ничего, кроме ужасающей тоски, будто оказался по ту сторону мира, где только одна пустота и нет никого.