«Работаешь?»
…в надежде доставить яркие эмоции, как он ему сегодня, а заодно показать быку красный флаг, а точнее фак на последующей фотографии, которую бандит отослал отдельно от остальных. На ней Ивушкин с тем же обнаженным видом стоял у окна, показывая тоже самое, но только уже с еле заметным уголком губ, приподнятом в полу ухмылке, но также без лица и с неприличным, дерзким жесте руки около бедер, направленном прямо в камеру. Отложив телефон, Николай стал переодеваться в другую одежду, чтобы пойти на дело, которое ну никак не могло обойтись без его присутствия — всё-таки он объявил войну, как никак, другому району. Нужно было найти подонков и поставить их на место. Сколько дней это займет, Ивушкин точно не знал, но знал, что сегодняшним вечером его точно не будет дома, когда Ягер вернётся возможно в невероятно возбуждённом состоянии. Довольно улыбнувшись, как только услышал из уст Николая про «отчаянные звуки наслаждения», Клаус тихо посмеялся, понимая всю неловкость ситуации, в которую попал Ивушкин в первую очередь из-за него. И наверное стоило бы извиниться за это перед ним, но зачем, если все так прекрасно сложилось, что и сам Николай получил явно небывалое наслаждение от произошедшего, учитывая то, что тот не смог сдержать свой собственный голос. Поэтому если и стоило извиняться, то точно не из-за этого. — Хорошо, Николай, я очень рад, что вы выбрали этот вариант, но все же предпочел бы, чтобы такого больше не повторялось, — все еще с легкой улыбкой на губах, произнес он, не отрывая от Ивушкина слегка насмешливого взгляда до конца пары. Весь оставшийся рабочий день прошел практически без каких-либо затруднений или проблем, если не считать того, что случилось на самой последней паре у немца. Он вел просто превосходно, разъясняя, показывая материал на примере, поэтому казалось бы, что может пойти не так, однако в итоге стало ясно, что кое-что может. В тот момент, когда он дал студентам небольшое задание для отработки темы, ему вдруг пришло несколько уведомлений на телефон. Клаус сперва очень не хотел смотреть, будучи уверенным, что там не будет хоть чего-то важного, однако все-таки пересилившая скука заставила его это сделать, но оказалось, что не зря. Сначала непонимающим, а сразу после пары секунд осознания, что же именно находится на фотографии, взгляд Ягер моментально превратился в жадный. Не верится, что Николай отправил столь откровенные фотки своего тела, но явно сделал это специально, чтобы подразнить, паршивец ведь знает, что у меня сейчас пара. Сохраняя все фотографии на телефон, чтобы рассмотреть более детально потом, потому что сейчас точно не время для такого, немец настрочил ответное сообщение: «Естественно, а ты видимо играешь со свои телом?» Но даже так не смог выключить телефон, все равно продолжая взглядом хищника разглядывать откровенные фотографии Николая, при этом прекрасно замечая, как начинает потихоньку возбуждаться, желая овладеть этим горячим телом. Однако всему приходит конец, поэтому Клаусу тоже пришлось отложить телефон и продолжить вести свою пару, хотя мысли каждый раз все норовили возвратиться к полуобнаженному телу горячо любимого студента. Но даже этой муки его злой судьбе не хватило, ведь когда Ягер с предвкушением вернулся домой, то не обнаружил ровным счетом ни-ко-го в соседней квартире. Это было разочарованием. Но еще большим разочарованием стало, что Николай будет отсутствовать еще минимум несколько дней, что вот совершенно не радовало. Из-за этого, с хмурым выражением лица, Ягер написал Ивушкину о том, что как только увидит, то обязательно исполнит свое обещание, подразумевая фразу о том, что Николай будет умолять Клауса трахнуть его. И он вправду сделает именно это, ведь всегда сдерживает обещания. Наверное ничего не могло поднять настроение немца, но как оказалось это не так. Клауса пригласили вместе с остальными преподавателями и некоторыми группами студентов, в число которых входит группа Ивушкина, на вечеринку в честь наступающего Нового года. Хотя скорее всего ему подняло настроение лишь то, что возможно там будет присутствовать его любимый Николай, однако все равно было приятно ощущать, что тебя пригласили куда-то. День, на который была назначена эта вечеринка, выдался не очень хорошим, если судить по погоде. Мало того, что было ужасно холодно, так к тому же обещали снегопад и сильнейший ветер, отчего весь день придется сидеть в помещении и даже нельзя будет выйти на улицу в легкой одежде, ведь определенно есть не маленький риск заболеть, чего уж явно никому не хочется. Ягер уже на себе испытал этот проклятый холодный ветер, когда добирался до назначенного места, не имея при себе ни шапки, ни шарфа, поэтому посоветовал всем одеваться тепло, и в том числе он написал Николаю, которого он ужасно хотел сегодня увидеть, чтобы тот надел утепленную одежду, ведь на улице и вправду собачий холод, при котором простудиться очень легко. Накинув с виду лёгкую, но очень плотную, тканевую и дорогую куртку от Armani, Николай зачесал волосы набок и надел на запястье любимый Ролекс. Глянув на себя в зеркало, он убедился, что в совершенно другой одежде теперь выглядит, не как мальчишка-студент, а как настоящий бандит — даже взгляд переменился, будто зрачки глаз остекленели, став слегка полу безумными. Эту часть в себе Ивушкин просто обожал, когда мог позволить творить себе, что угодно в пределах своего района, но сейчас была совсем другая ситуация — ему хотелось мести за ранее покушение на свою жизнь. Ведь нет никакой гарантии, что ему удалось бы вывести и в этот раз лошадиную дозу препарата, тем более после долгого перерыва. Всё получилось только благодаря Ягеру, от которого кстати, пришло забавное сообщение с вопросом, но отвечать на него Ивушкин уже не стал, зная, что пора поторопиться — ему не терпелось растоптать Шейха Гурмана Азерли. Когда он вышел через дверь домофона, у подъезда уже в ожидании стоял небольшой, черный фургон. Раздвижная дверь тут же открылась, отъехав в сторону и из-за нее показалась рыжая голова Демьяна, что был одет в не менее приличные вещи, чем Ивушкин. — Ты уверен? — спросил Волчок, смотря с некоторой задумчивостью на лице на друга, вдруг застывшего на месте и задравшего голову вверх. Только с утра было солнце, а сейчас облачно… Мрачнеет и холоднеет, впрочем, как и сама обстановка, — с сожалением подумалось Николаю, который вдруг внезапно опустил тяжёлый взгляд на друга, что и стало ответом на прозвучавший, неуместный вопрос. Сев боком в машину на свободное место, Ивушкин закрыл за собою дверь одним движением и авто двинулось с места по центру города в его глубь, к истокам, называемым русским Детройтом. Слух о том, что обострился конфликт между двумя сильнейшими главарями районов, расползся меньше, чем за пол дня, пока Ивушкин рассказывал об этом старшинам и предъявлял доказательства в виде кадров с места видеонаблюдения, где его похитили, а также для пущей убеждённости предоставил запись с диктофона на маленьком устройстве, которое таскал с собою на такие случаи и включил его, когда только-только увидел странного, серого цвета, машину. В разговоре на записи был четко слышен голос допрашивающего его Гурмана, поэтому старшинами поверили безоговорочно, тем более, что у Николая была достаточно чистая репутация. Если бы он пошел напрямую мстить, то за это, как минимум, получил бы по башке за несогласованность со старшими — таково было правило. Сначала разрешение — затем действия вне своего района. Проблема была в том, что слух разлетелся не только среди криминального мира, но и всего за пару часов среди обычного населения, что вызвало некоторые волнения и панику, что якобы объявлена война между районами, а это приведет к кровопролитию, смене руководства и соответственно полной политики города. Если убьют Николая, начнется хаос — ведь банда Гурмана не будут жалеть мирных жителей, а если убьют Гурмана, то придет полная смена политики в другом районе. И тот и тот расклад не нравился никому, поэтому было решено загнать Шейха в мышеловку самостоятельно. Как только Азерли узнал, что ему назначил совет: отстранение от должности, а также полное устранение, то его тут же, свои, зная, что теперь репутация их босса разрушена, а значит и им тоже конец, просто убили его за деньги, а старшины на должность главаря этого же района поставили временного, своего человека, пока все не уляжется. Не сказать, что Ивушкин был доволен ситуацией, надеявшийся оттяпать хотя бы кусок района, но и чувства вины по поводу смерти человека, который его чуть не убил, не ощущал. Скорее один и тот же холод внутри, так и снаружи машины, пока ехал вечером по городу на всё том же чёрном фургоне с личным водителем и корешами. Вдруг, среди полутьмы в машине загорелся экран мобильника — это Ивушкин открыл переписку с Ягером, чтобы предупредить, что его не будет несколько дней, на что получил интересный ответ насчёт недавнего обещания — какого именно Николай догадался сразу и отнёсся к этому скептически, весело усмехнувшись и подняв взгляд в окно на мимо мелькающие огни фонарей. Однако мысль о том, что как только немец его увидит, а это ближайший день совместной с преподавателями вечеринки в честь наступающего нового года, то заставит юношу умолять переспать с ним, почему-то нагоняла страх. Вопрос почему отпадал сам собой, потому что Ягер в своих действиях был достаточно непредсказуем, ещё более, чем сам Ивушкин, поэтому ждать можно было все, что угодно. Только если успеть до этого момента напиться в хлам, но ведь это может только облегчить задачу хитрому немцу, разве нет? А на трезвую голову рядом с ним Николай точно сойдет с ума… Долго ты так сможешь бегать от самого себя? — прозвучал в голове бандита свой же голос. Ну, до этого же как-то удавалось — ответил, хмыкнув самому себе Николай, а сам понимал, что с этой частью себя не сталкивался слишком долго, чтобы с ней бороться один на один. С нежной, податливой и покорной частью себя, а также жаждущей, чтобы кто-то был рядом, в ком можно было бы утонуть и раствориться. Стиснув зубы, парень встряхнул головой, прогоняя прочь мысли и чувства, определенно мешающие сейчас думать, где мог бы быть Ларин — бывший друг, предатель и изменник, которому тоже светило наказание и месть, из-за которого все и произошло. Но, увы, засранец успел срулить ещё несколько недель назад, в другую страну, поэтому это дело пришлось задвинуть на долгие годы в ящик, а если повезёт, то навсегда.⊹──⊱✠⊰──⊹
На саму предновогоднюю вечеринку Николай опоздал почти на целый час, приводя себя в порядок после тяжёлых дней разъездов. Все это время он не общался с Ягером, не желая посвящать того в грязь, с которым имел дело, лишь коротко написал не верить слухам и что с ним в порядке, чтобы тот ненароком не забил тревогу. Тем более, что всё улеглось спустя пару дней и такой паники по городу уже не было. Попав в большой и шумный дом, Николай сразу чуть ли не с порога ловит руками, падающую на высоких шпильках, старосту Алёну с бутылкой неоткрытого шампанского. Её ярко жёлтое платье, еле достающее до колен, напоминало солнце, а яркий макияж в некоторых местах уже заметно смазался. — Ой! Простите! — Алёна неловко смеётся, удерживаясь руками за чужие запястья и подняв взгляд, с искреннем удивлением окидывает парня с ног до головы, — Ивушкин! Ты пришел! Тебя не узнать! Тебе не холодно? Проходи! Девушка кивает и тянет Николая за собой, но тот притягивает ее обратно, удерживая на месте и громко спрашивает, перекрикивая басы музыки. — Я на машине! Все пришли?! — За исключением Ники, Валеры и историка! Они сказали, что попозже подъедут! — ответила Алёна на ухо студенту и перевела взгляд в сторону коридора, в котором уже пили, общались и танцевали молодежь с парочкой преподавателей, — Общий зал по коридору и налево — там можешь найти что выпить и поесть! Я пойду девчонкам помогать, скоро куранты, а ты развлекайся! Не думала, что когда-нибудь увижу ещё тебя в таком виде, Ивушкин! Тебе очень идёт! — Алёна по-доброму рассмеялась и махнув ладонью, растворилась в толпе, все также неловко шагая на шпильках и периодически не удерживаясь на ногах, будто специально желая найти своего принца и упасть к нему прямо в руки. Николай повел плечом, чувствуя как кровь подступает к щекам. Переодеться в приличную белую рубашку, галстук и черные брюки впервые за последние пару лет было для него чем-то вроде героического подвига. В последний раз он так выглядел на первом сентября первого курса и каждый новый год со второго курса отмечал с пацанами на съемных хатах или в гараже, упиваясь в хлам, но этот новый год был особенным — ведь на нем должен присутствовать Ягер. Обведя растерянным взглядом толпу знакомых, уже пьяных лиц, и сунув руки в карманы, Николай медленно, через узкие коридоры, в которых уже ворковали парочки, двинулся в общий зал, где по словам Алёны можно было чего-нибудь выпить, расслабиться, а заодно может быть и найти объект, ради которого, собственно говоря, он сюда и пришел. Громкая музыка Веры Сердючки из динамиков ударяет по ушам, как только стоит пройти в большой зал с фуршетом по середине. В дали, на небольшой сцене студенты устроили чуть ли не представление с караоке. Танцуя и крича во все горло «Всё будет хорошо», парни с девочками на своих спинах, крутились и прыгали, вызывая смех у многих преподавателей, которые снимали все на видео. Через время к ним присоединились и Марья Ивановна, преподаватель русского языка — точнее, пацаны её силком затащили на сцену и это превратилось в ещё больший цирк, но весьма зажигательный. Николай, застыв на месте, не сдержал смешка от такой картины и жалел, что сейчас недостаточно пьян, чтобы также потанцевать. Вскоре песня закончилась. Запыхавшуюся Марью Ивановну оглушили шумными аплодисментами и проводили со сцены под громкий, уважительный свит и улюлюканье. Николай по-доброму ухмыльнулся тому, какие бывают преподаватели вне своих серьезных должностных обязанностей и вздрогнул, когда неожиданно на его спине повис Волчок, (который приехал на другой машине раньше) и сунул под нос бокал с чем-то очень крепким. — Мы думали ты уже не придёшь! Выпей, не пожалеешь! — Волчок обошел друга, развязно покачиваясь в стороны, — Ты на похороны что ли собрался? — студент, хрюкая, рассмеялся, подмечая одежду Ивушкину, который не спрашивая, что в бокале, выпил залпом, желая наконец снять напряжением. Поморщился и отставил бокал на небольшой столик в углу. Горло окатило горячим спиртом водки с чем-то ещё очень противным. — Сплюнь, дурак! — Николай недовольно покосился на Волчка, что еле стоял на ногах и чтобы тот не упал, Ивушкин придержал того за плечо. Музыка очень быстро сменилась, поэтому всё равно приходилось драть глотку, чтобы донести информацию, — Где дама твоя?! — А дама его тут! — придя на помощь, руку рыжего тут же подхватила Света — маленькая, миниатюрная и очень симпатичная девушка с карими глазами, — Ты куда пропал? — Да дела заканчивал! Вы Ягера случаем не видели?! Перетереть мне с ним надо, а то сессию хрен закрою! — спросил Ивушкин и друзья сказали, что не видели. В какой-то степени это обрадовало юношу, а в какой-то степени разочаровало. Неужели немец не пришел? На фоне из динамиков в зале громко доносилась мелодия, которая, как нельзя кстати, подходила под ситуацию.Тук, тук, тук – стучит сердечко Тук, тук, тук...
С каждым шагом по слабо освещенному коридору, мимо пьяных целующихся студентов, у Николая глухо стучало сердце, как молоток, что он даже слышал его у себя в голове. Во рту теперь был привкус приторного шампанского, которое он успел стянуть с фуршетного стола, а ориентация в пространстве немного терялась. Дойдя до большой кухни в конце коридора, выходящей на лоджию с бассейном, Ивушкин прислонился к стене плечом, наконец найдя глазами того, кого искал — Клаус что-то бурно обсуждал сразу с несколькими преподавателями, стоя у кухонного стола, пока Ирина Витальевна — учитель математики, нарезала закуски.И днём и ночью - тук, тук, тук Ну где ж ты бродишь, милый друг?
Кривая ухмылка сама собой растянулась на губах парня, который просто стоял и смотрел на них, попивая шампанское. Он был искренне рад тому, что Клаус был здесь. Рад был видеть спустя долго время разлуки. А также не мог скрыть веселое настроение при мысли о последней своей выходке с фотографиями. Николай с сожалением подметил про себя, что не удалось увидеть лица мужчины в тот момент, когда Ягер увидел его полуобнажённые фотографии.Я так устала от разлук, что кругом голова...
И все-таки предновогодняя атмосфера смогла поднять настроение Клауса, наверное, на самую высь. Суета, раздражающая толпа людей, это было бы ужасным в любое другое время, но только не сейчас, ведь в данный момент это отдавало лишь приятной тяжестью в голове и шумом от громкой музыки вокруг. Множество переговаривающихся между собой людей, алкоголь и песни на всю громкость, что еще надо уставшим за весь год студентам и преподавателям? Явно под конец всего этого мероприятия никто не будет трезв, да что тут говорить, некоторые пришли сюда уже подвыпившими. Вот что делает с людьми праздничное настроение. Но даже так Клаус спиртного выпил не много, в норму, в конце концов ему нужно быть более-менее трезвым хотя бы до появления Ивушкина, ведь им нужно много чего сделать наедине. Улыбнувшись от последней мысли, немец совсем прослушал слова собеседника, на миг даже забывая о чем был их спор, а все из-за всех этих навязчивых мыслей о Николае. Все не дает ему это покоя, ужасно хочется прямо сейчас увидеть своего возлюбленного, о котором думал все это время. Но о чудо, он ведь и правда его видит. Помяни черта… Еще шире улыбаясь, Ягер негромко сказал, что отойдет и направился к студенту, не сводя с того глаз, будто если он это сделает, то юноша вмиг исчезнет со своего места. — Николай, — сколько радости было на его лице. — ты не представляешь, как я рад тебя видеть и что я хочу сделать прямо сейчас. Пригвождённый к месту радостным взглядом любовника, Николай ухмыльнулся, захихикав. — Думаю, представляю, Клаус, — глянув по сторонам, чтобы убедиться, что их никто не слышит, Ивушкин поднес бокал с светло-желтой жидкостью в нем и поднял на Ягера взгляд снизу вверх, в котором уже читалось опасливое предвкушение и в то же время сильное вожделение к объекту своего обожания. Отпив немного, юноша чуть наклонился к уху немца и спросил негромко, облизнув губы, — Даже умолять не придется? Растянув губы в широкой улыбке, парень отклонился и снова засмеялся, сверкая блеском в глазах и вспоминая их переписку. Его настроение определенно поднималось все выше с каждой выпитой каплей алкоголя, прогоняя прочь мрачность последних дней. — Почему не придется, Николай? — задал встречный вопрос немец, вдруг пересекая личную границу и становясь совсем рядом с юношей. Однако, чтобы это не выглядело слишком уж странно, Клаус сделал вид, что просто вытаскивает из пальцев Николая бокал с шампанским, который им сейчас, впрочем, не понадобится, потому что Ягер до смерти желает в ближайшие несколько минут ощутить тепло губ возлюбленного. Печально, конечно, что это нельзя сделать прямо здесь и сейчас, но окружающие еще не настолько пьяны, чтобы принять это, как должное, из-за чего им придется идти в более тихое место под предлогом «поговорить». — Я очень скучал по тебе, а в данный момент прямо-таки жажду узнать насколько те фотографии были твои, — по-хитрому усмехнулся немец, сделав небольшой глоток из бокала Ивушкина, а затем поставив его на ближайший стол. Когда невинный флирт перешёл в прямые намеки, а расстояние между ними сократилось почти до минимума, улыбка на лице парня растаяла. Он смотрел на мужчину немного удивленно и под сверлящим, хитрым взглядом немца, даже не заметил, как бокал исчез из его руки. Былая уверенность и веселье исчезло, сменившись тревогой, смущением и страхом, заставившую Николая оторопеть и издать хрип в попытке придумать какой-нибудь отговорку. — М-гм… Знаешь, Клаус… — трогая одной ладонью тонкую шею и избегая пристального взгляда змеиных глаз, Ивушкин сделал плавный шаг назад, а затем ещё и ещё шаг, двигаясь по коридору спиной. И уже конкретно неловко смеясь, произнес, — Не мои это фотографии. Я пошутил! Забей! О! Ефим Борисыч! — цапнув мимо идущего историка за запястье, знатно так напугав преподавателя, Николай привлек того внимание, — Тут мистер Ягер хотел у вас поинтересоваться насчёт… Великого переселение народов! Преподаватель истории был весьма любознательным, знал многое, но вместе с тем был великолепным занудой, который мог утянуть в разговор на долгие часы. Даже порой забывал на лекциях о том, что пара подошла к концу и продолжал все болтать про первую мировую. Толкнув очкарика прямиком в Клауса, надеясь, что болтливое оружие сработает или по крайней мере задержит немца на время, Николай спешно ретировался было в сторону зала, но вовремя передумав, осознавая, что его там точно найдут, двинулся по лестнице на второй этаж, где наткнулся на парочку с друзей в коридоре и так и завис за разговором, пока те не ушли вниз и второй этаж не оказался полностью пустым, где имелось много свободных комнат. Вытащив телефон из кармана, Николай открыл окно переписки с Демьяном и стал писать ему «Ты где?», но сообщение даже не доходило до рыжего, который скорее всего где-то сейчас завис со своей девушкой. Раз сообщение не доходило, то и звонить не имело никакого смысла. Тяжело вздохнув, Ивушкин сунул телефон обратно в карман и так и застыл посреди коридора второго этажа, не зная куда ему деться. Хотелось провалиться сквозь землю подальше, от самого себя и своего странного поведения, которое даже не может объяснить своему любимому. На секунду Николай даже задумался, что может быть оно и не имеет смысла тогда? Может он и не любит так, как должен любить? А как оно там должно быть, разве кто-нибудь знает на самом деле? Уверенность, внезапно сменившаяся на лице Ивушкина, ненадолго ввела немца в ступор, ведь тот явно не ожидал такого резкого прекращения флирта и даже попыток Николая уйти, избежать того, что собирался сделать Клаус. Это было удивительно, даже можно сказать, странно, потому что Ягер особенно так ничего сейчас и не делал, чтобы настолько пугаться или нервничать. Он всего-навсего сказал, что ужасно хочет убедиться в правдивости фотографий посредством обнажения юноши. Ни слова не сказал о том, что они зайдут дальше, хотя вероятно так и было бы, но ведь не сказал! Именно поэтому поведение студента было непонятно и необъяснимо. Хотя. Можно, конечно, предположить, что Николай специально это делает. Играет, раззадоривает, сам жаждет, чтобы его поймали. И ведь этот вариант очень может быть… Придя в себя от резко появившегося на пути историка, Ягер быстро пробормотал что-то про то, что ему совершенно не интересно переселение народов, о котором уже начал ему вещать мужчина, немец метнулся следом за сбежавшим юношей по коридору, параллельно думая и понимая, что фотографии определенно не могут не быть Ивушкина. Стал бы тот отправлять ему левые картинки с интернета? Вряд ли, особенно для той затеи, что была. Свернув на лестницу, потому что очень маловероятно, что Ивушкин решил прятаться там, где Ягер его с легкостью найдет, немец вскоре смог обнаружить пропажу, начиная подходить к тому со спины. — Если уж ты решил мне врать, то я просто обязан буду доказать тебе, что фотографии, которые ты мне прислал в такой неудобный момент, очень даже правдивы, — серьезным голосом, однако с легкой улыбкой на губах, произнес Клаус. Утонувший в проруби гнетущих мыслей, Николай не сразу заметил чьё-то присутствие — лишь тогда, когда услышал серьезный, знакомый голос и почувствовал тепло человеческого тела прямо за собой. По спине побежал табун мурашек от немного низкого, хриплого тембра голоса почти совсем рядом, который Ивушкин узнает среди тысячи. С широко распахнутыми глазами, Николай судорожно сглотнул несколько раз, не зная куда ему деться — никого не было в округе, к кому можно было бы слинять для разговора, везде были комнаты. Если уж только не в окно, но это было бы уже полным абсурдом и ужасно по отношению к Клаусу. Но вместе со страхом близости бок о бок шагало невероятно сильное желание остаться, что где-то в груди больнюче заныло, как у маленького ребенка, который ну, очень хочет велосипед. Прикрыв глаза, Николай прислушался к своему ускоренному сердцебиению, сведя брови к переносице, отчего выражение его лица стало отчаянным. Он не мог пошевелиться в своем оцепенении мыслей, любви и страха. Подходя ближе к юноше, Клаус осторожно положил руку ему на плечо, разворачивая к себе лицом. — Почему ты ушел, Николай? Разве тебе не нравилось то, чем мы занимались до этого? — немного обеспокоенно смотря в голубые глаза напротив, спросил немец, ведь на лице Ивушкина можно было разглядеть целое море эмоций, однако самой явной все еще оставалась неуверенность. Но не может же Николай бояться после того, что они уже сделали? Или может? Протянув руку, Ягер нежно провел пальцами по щеке русского, не боясь того, что кто-то может их увидеть, все равно людей здесь сейчас нет, все внизу, а в ближайшее время уж точно никто не решит вдруг сюда подняться. Заглянув в глаза напротив и увидев там искренне беспокойство, Николай задумался над вопросом Клауса и отвел немного смущённый взгляд в сторону. — Что ты…нет, мне всё очень понравилось! Просто… — парень опустил подбородок вниз, не зная, как выразить то, о чём думал, но все же подобрав слова, заговорил, подняв голову, — Просто я тебя боюсь и мне это, черт возьми, нравится и при этом… Я себя боюсь! — взгляд Николая блуждал в разные стороны, потому что он чувствовал себя виноватым и одновременно сильно нервничал, — Слишком чувствительный я…вот… Сунув ладони в карманы и опустив голову вниз, студент стоял и ковырял пол носком кед, будто хотел проделать там дырку, и не способный смотреть в глаза Клаусу, чувствуя вместе с тем смущение и стыд. Мягко и ободряюще улыбнувшись после слов русского, Клаус взял того за руку и сделал небольшой шаг ближе, при этом все еще оставляя между их телами не меньше пятнадцати сантиметров. — Не стоит волноваться, я понимаю твою тревогу, но ты можешь полностью мне доверять, — он внезапно провел рукой, которой касался ладони Ивушкина, до самого плеча, желая с помощью касаний и тактильности успокоить нервничающего юношу. — Все хорошо, Николай. Вдруг сократив расстояние, он мягко коснулся теплых губ юноши своими, ощущая сладкий привкус шампанского. Хоть это и было опасно, но ведь людей нет, а если что он может сказать, что напился, да? В тот момент, когда Клаус поцеловал Ивушкина, то из-за угла появился Демьян в сосну пьяный и когда увидел перед собой весьма шокирующую картину, то резко отпрянул назад и прислонившись к стене, чуть выглядывая, изумленно уставился на своего преподавателя по немецкому и лучшего друга, к тому же по совместительству, главу банды и грозу района, целующихся вместе. Лёгкие прикосновения Ягера и успокаивающие слова подействовали на Николая в одно мгновенье. Ощутив мягкие губы немца, студент тут же ответил на поцелуй, полностью расслабляясь и позволяя ситуации идти, как она идет, даже не заметив подглядывания своего кореша. Скользнув свободной ладонью по щеке шрамоликого, Ивушкин легонько взялся сбоку за шею Клауса, чтобы углубить поцелуй и большим пальцем чуть приподнимал подбородок Ягера, тем самым помогая себе перехватывать инициативу. Тем временем, Волчок, совершенно ничего не соображающий, смахнул все на то, что уже белочка привиделась. Проведя ладонью по лицу и взъерошив короткие рыжеватые волосы, он двинулся прочь от греха подальше. Продолжая нежно целовать возлюбленного, Клаус кажется полностью забыл о том, где они находятся, отчего, слегка увеличивая напор, скользнул языком вглубь рта юноши со смесью нежности и легкого контроля, ведь все, что сейчас для немца существовало, это лишь его самый любимый и желанный студент. Он настолько сильно хотел доставить море удовольствия возлюбленному, что сам, видимо, безумно сильно увлекся происходящим, совершенно не замечая удивленного взгляда однокурсника Николая, который по непонятной причине решил все-таки поднялся на этот злополучный этаж. Однако раз тот ушел, то и волноваться не о чем, так ведь? Не отрываясь от юноши, Ягер положил свободную руку тому на поясницу, с легкостью прижимая к себе, а затем, этой же рукой, поддел край рубашки, моментально забираясь ладонью по нее и оглаживая горячую кожу. Ему до невозможности нравилось ощущать тело Ивушкина под своими пальцами, трогать, гладить, он буквально сойдет с ума, если вдруг лишится этого. Каким же тактильным он становится рядом с Николаем, просто не верится... — Нам надо найти другое место, Николай... — прервавшись, прошептал Клаус, не в состоянии оторвать взгляда от таких прекрасных глаз Ивушкина. — Ты знал насколько ты очарователен? Вздрогнув от резкого толчка вперёд и хорошо ощутимого, теплого тела Ягера, Николай покрылся мурашками с ног до головы и промычал что-то в губы немцу, определено наслаждаясь процессом. Вскоре оторвавшись от столь желанных губ, что заводили с пол оборота, Ивушкин тяжело дыша Клаусу в лицо, кивнул, соглашаясь с тем, что нужно уединиться, иначе их точно увидят, если кто-то вдруг решит подняться на второй этаж, а затем его губы свелись в одну точку от сдерживаемого смеха, который на самом деле долго сдерживать Николай никогда не мог, поэтому моментально закряхтел в ту же секунду, покрывшись румянцем. — Не смущай меня, фриц! — тихо рассмеялся от комплимента бандит, и открыв дверь в ближайшую комнату, в которой имелась кровать, потянул Клауса за собой. — Кто тебя смущает? Ничего не знаю, любимый, — хитро прищурив глаза, немец прошел в открытую Николаем комнату, самодовольно усмехаясь. — А ты оказывается такой стеснительный. — добавил Клаус, закрывая дверь изнутри, чтобы никто ненароком не решил войти к ним в неудобный момент, а то в ином случае будет слишком неловко и сложно объяснять происходящее случайному наблюдателю. Когда дверь наконец была закрыта, Ягер вновь, уже не скрывая отчаянного желания и вожделения в глазах, повернулся к возлюбленному, практически в ту же секунду оказываясь на неприлично близком расстоянии. Как же давно он желал этого, как скучал по Николаю, его взгляду, касаниям, голосу, который тот не сможет сдерживать… Было восхитительное чувство предвкушения. Подняв руки, он обхватил ими аккуратно лицо юноши, начиная сладострастно целовать. Это поцелуй отличался от прошлого тем, что сейчас в нем присутствовала нечто дикое, животное, страстное, этот поцелуй был жестче и грубее предыдущего, но от этого не становился менее прекрасным, наоборот, возбуждал до предела. Поэтому немец начал осторожно подталкивать Ивушкина к кровати, дабы было удобнее. Издав какой-то нечленораздельный звук от взгляда, с которым повернулся Ягер, Николай, с изумлённым видом пошатнулся было назад, но тут же был пойман и затянут в поцелуй, от которого невозможно было оторваться — не смог бы, да и не хотел. Робко целуя в ответ и мысленно не успевая соображать от такой напористости, Ивушкин чувствовал, как внутри происходит фейерверк из предвкушающего волнения и неосознанно, под давлением тела Никлауса, шагал спиной в сторону кровати, на которую затем упал вместе с Ягером. Вскоре, к страстному поцелую подключился и Николай. Будто выйдя из мысленного оцепенения, он стал строптиво кусаться и тут же, словно извиняюсь за лёгкую покалывающую боль, зализывать укусы, при этом скользя руками то по волосам Клауса, прижимая к себе все ближе, то потихоньку спуская их вниз к шее и груди, но не решаясь пойти дальше. Находясь уже в горизонтальном положении, Клаус поставил колено аккурат между бедер юноши, разумеется лишь ради удобства, ведь он никак не давил и не делал пока что ничего с нижней частью тела Ивушкина. Конечно, корыстные цели были, он таким способом вынуждал русского смущаться, едва касаясь коленом его паха, а смущение Николая ему нравилось просто до безумия, но ничего более близкого он пока не предпринимал. Однако это лишь пока. Иногда в отместку прикусывая нижнюю губу Ивушкина, немец затем ее немного оттягивал, снова и снова жарко целую, а после нагло играясь с языком русского. Как же ему нравилось все связанное с Николаем, в особенности его вкус и запах, он просто готов был раствориться в испытываемом непреодолимом желании обладать юношей полностью, иметь полный контроль над ним в этой обстановке. Невозможно было хоть как-то терпеть, поэтому, используя руки, чтобы снять с того эту чертову мешающую рубашку, Ягер немного отстранился от русского, трепетно ведя пальцами по светлой коже возлюбленного. Он бесподобен. От последней мысли Клаусу в конец снесло крышу, поэтому уже даже не пытаясь себя хоть как-то сдерживать, он, будто в спешке, припал губами к шее Николая. Нежно лаская тонкую кожу горячим языком, оставляя тем самым длинный влажный след, немец внезапно укусил желанное место над пульсирующей артерией так, что можно было почувствовать кончиком языка учащенный пульс Николая. От этого Клаусу было очень хорошо, он сам был готов прямо сейчас застонать от общих эмоций и эйфорической радости, что он вместе с любимым, но это невозможно передать словами, лишь оставить яркие гематомы на шее, будто в напоминание, которые не исчезнут еще минимум неделю. Плевать, что сегодня они все еще будут находиться в обществе полупьяных людей, откуда у него вообще такие ненужные мысли в данный момент? Алкоголь в крови Ивушкина делал его движения плавными, а состояние полу расслабленным, что иногда разум юноши уплывал куда-то в полусон. Но вместе с тем до конца расслабиться не получалось под жаркими поцелуями Ягера в шею, который будто с цепи сорвался и теперь его было уже не остановить. И если бы это было только поцелуи! Это были поцелуи, от которых следы не сойдут ещё очень долго и, как бы Николай не хотел поменять положение, чтобы обезопасить линию фронта в области своей шеи, он не мог этого сделать — мешало колено немца, который будто предусмотрительно его туда поставил. Сдерживаться в стонах также не удавалось — с уст студента срывались захлебывающиеся стоны от нарастающего накала и нехватки воздуха вперемешку с вскриком из-за неожиданного укуса. Дрожа под Ягером и покрываясь мурашками, вскоре возбуждение Николая упиралось в бедро Клаусу и тот начал контрнаступление, на ощупь расстегивая заплетающимся пальцами, рубашку на Никлаусе, желая наконец прикоснуться к горячей коже немца везде и вся. Сделав это, бандит, чуть оттолкнув ладонями мужчину и приподнявшись, скользнул ими снизу вверх по животу и груди, немного надавливая и с некоторым удивлением и жадностью смотря на изгибы накаченного торса, который раньше не видел в полной мере. — Когда это ты в зал ходишь? — с подозрением в голосе спросил Николай, подняв снизу вверх сверкающий огоньками взгляд и с немного изогнутыми в ухмылке губами на лице, — Небось все девушки таращатся, — хмыкнул Ивушкин и вновь перевел взгляд на восхитительное тело, к которому теперь имел доступ, как к самому дорогому сокровищу на Земле. Самодовольно усмехаясь от слов юноши, Клаус давал Николаю в полной мере насладиться увиденным, да и что греха таить, ему очень нравилось внимание Ивушкина к этому, в конце концов не зря же он старается поддерживать форму. А что до слов о девушках, то тут ему это скорее безразлично стало после начала отношений с Николаем, ведь теперь есть тот, внимание которого ему дороже всего. — А ты что ли ревнуешь? — тихо посмеиваясь, поинтересовался Ягер, пропуская сквозь пальцы светлые волосы любовника. Уже давно почувствовав коленом возбужденный орган Николая, немец внезапно надавил на пах, с удовольствием отметив сорвавшийся с губ юноши сладкий стон. Затем вновь повалив студента на кровать, полностью снял с себя рубашку и, откинув куда-то на пол, склонился над обожаемым телом студента, начиная оставлять заметные красные пятна везде, до куда только мог дотянуться, медленно ведя дорожку влажных поцелуев вниз. Лаская языком соски, отверстие пупка и несильно прикусывая тонкую кожу у паха, немец начал постепенно расстегивать ремень Ивушкина, стягивая с того брюки вместе с нижним бельем, пока не оставил юношу полностью обнаженным, довольно улыбаясь своей работе. Вздрагивая, нежась и издавая сладкие стоны под дразнящими прикосновениям, зажмурив глаза, Николай иной раз запрокидывал голову, положив одну ладонь на голову Ягера, который медленно спускался вниз, а другой сжав между пальцами простынь постели, будто за спасательный круг, чувствуя, как градус возбуждения внизу живота все повышается, а внутри всё дрожит от контраста неправильности ситуации, в которой он, студент, творит такое со своим же преподавателем, но почему-то этот факт только ещё больше заводил. В конце концов, кому какое дело, если они уже оба давно совершеннолетние и имеют полное право быть с теми, с кем хочется? Оказавшись полностью обнаженным под пристальным и хищным взглядом Клауса, который словно смотрел насквозь, Николай смутился, покрывшись легким румянцем и почувствовав себя полностью уязвимым. Душой и телом. Одновременно жалея, и в то же время наслаждаясь тем, что находится в полутрезвом состоянии, Николай, исказив губы в глупой, нервной улыбке, отвёл взгляд в сторону и поежился от легкой прохлады в комнате и смущённого состояния. — Хорош, не экспонат, блин… — пробормотал Ивушкин, коротко зыркнув в сторону самодовольного немца и подмечая, что пора бы поторопиться с делом. — Ты такой нетерпеливый, Николай, — цокнув языком, немец покачал головой из стороны в сторону, якобы осуждая юношу за эту нетерпеливость, однако внутри сам едва держался от того, чтобы прямо сейчас не взять Ивушкина, ведь все предшествующие ласки его нехило так распалили. Положив теплую ладонь на бедро смутившегося юноши, Клаус пошло облизал губы, не отрывая жадного взгляда от Николая и вдруг наклонился, целуя внутреннюю сторону бедра совсем рядом с пахом. Сначала он еле-еле касался чувствительной кожи губами, но постепенно напор все сильнее увеличивался, оставляя вульгарные засосы, так неприлично смотрящиеся в таком месте. Второй рукой немец нежно гладил другое бедро, несильно раздвигая и предоставляя просто великолепный вид, от которого можно возбудиться буквально до предела, однако Клаус все еще продолжал сдерживаться, лаская студента без капли грубости или жесткости, которая лишь испугает юношу. Оторвавшись от бедра Николая, немец осторожно поцеловал головку члена юноши, а затем взял в рот, обводя горячим языком и начиная медленно, почти мучительно, двигать головой, иногда глядя на сходящего с ума русского. Широко распахнув веки от того, что немец, преподаватель, мать его, начал делать дальше, Николай чуть приподнявшись на локтях наблюдал некоторое время, тяжело дыша, пока Ягер не сделал то, что заставило его подавиться воздухом и лечь обратно. Чувствуя органом опаляющий жаром рот немца, Николай не сдерживался в сладострастных стонах, вздрагивая и постепенно ощущая нарастающую приятную тягу внизу живота, но которая была слишком мучительной из-за медленных действий Клауса. Ивушкин был в полной, чужой власти и не мог даже как-то изменить ход событий. Разве что… попросить или… Сомкнув губы от досады и понимания, что другого выхода нет, Николай, задыхаясь, произнес чуть ли не одними губами тихое «пожалуйста». Услышав из уст юноши буквально сводящее с ума «пожалуйста» в перерывах между стонами, его первую такую просьбу, немец внутри испытал незабываемый кайф, желая вновь и вновь доводить Николая до такого состояния, ведь это было восхитительно. Но даже так, Клаус ни капли не ускорился, а наоборот отстранился от юноши на несколько секунд, чтобы вытащить из близ стоящей тумбочки лубрикант и пачку презервативов, так удачно там оказавшихся. «Пожалуйста» можно интерпретировать по-разному, вот и Ягер решил, что Николай хочет поскорее приступить к чему-то большему и естественно более приятному для них обоих, потому что терпеть он был уже не в силах. Ловко открыв тюбик со смазкой, Клаус выдавил себе на ладонь большое количество вкусно пахнущей вязкой жидкости и не медля, провел рукой по члену юноши, размазывая ее и осторожно спускаясь пальцами ниже, тем самым вынуждая Николая вздрогнуть, ощутив нечто холодное у сокровенного места. Стараясь как можно аккуратнее орудовать пальцами, он ввел сначала одну фалангу, давая Ивушкину привыкнуть к этому ощущению, а затем вставил весь палец, легонько нажимая на мягкие стенки, чтобы юноше не было больно. — Все хорошо? — чуть обеспокоенно спросил Ягер, наклоняясь и нежно целую студента в уголок губ. Чтобы отвлечь того от возможно неприятных ощущений при растягивании, Клаус начал свободной рукой плавно водить по половому органу, не ускоряясь и не давая кончить. Он, казалось бы, издевался над Николаем, безумно желая услышать от него вновь мольбы. — Если бы ты ещё дал мне кончить, фриц, то было бы просто чудесно, — кивнув, сдавленным голосом ответил Николай, который лежал, зажмурившись и чувствуя лёгкий дискомфорт от первого проникновения и холод смазки, как внутри, так и снаружи. Лёгкие движения руки мужчины по возбуждённому органу едва отвлекали парня от неприятных ощущений, но мгновением позже, слабая, пульсирующая боль стала приносить ему неизгладимый кайф, что Ивушкин даже приоткрыл рот, приподнявшись на локтях и забыв как дышать, потому что никогда не думал, что может чувствовать такое, от чего-то инородного внутри себя. И там и тут было очень приятно настолько, что Николай ощущал себя акробатом, который балансирует на канате с палкой поперек плеч и который вот вот упадет. — Терпи, всему свое время, — полушепотом произнёс Клаус, опаляя горячим дыханием ухо юноши, а затем начиная играться языком с мочкой, слегка покусывая и ведя легкими поцелуями к шее, пытаясь хоть так сгладить дискомфорт от проникновения. Однако вдруг все резко переменилось и Николай начал издавать такие желанные звуки наслаждения, которые немцу и не снились явно при этом получая незабываемое удовольствие от этого. Усмехнувшись и вновь завлекая Ивушкина в глубокий поцелуй, Клаус добавил второй палец, раздвигая их на манер ножниц, чтобы получше растянуть любовника перед чем-то большим, при этом постоянно попадая по месту, от которого Ивушкин буквально захлебывался в громких стонах, что невероятно сильно заводило. Поэтому Клаус начал свободной рукой пытаться расстегнуть собственные брюки, не разрывая сладкого поцелуя со своим возлюбленным и не прекращая ласкать того изнутри. — Хочешь меня? — прошептал мужчина, все-таки сумев хотя бы до колен стянуть брюки с нижним бельем, открывая вид на возбужденный, налившийся кровью член, истекающий смазкой. Как заворожённый и опьянённый невероятными ощущениями наслаждения и нежности, Николай, тяжело дыша приоткрытым ртом, прошептал Клаусу в губы: — Очень хочу, — вновь притянув немца к себе, Ивушкин накрыл его губы своими, утягивая в долгий, мягкий поцелуй, при этом немного шире расставив колени, чтобы Ягеру было удобнее. Несмотря на лёгкое, присутствующие волнение, Николай уже не мог терпеть сладостные муки и отчаянно желал почувствовать Ягера в себе. Довольный ответом Николая, немец пылко отвечал на поцелуй, параллельно этому вставляя третий палец, ведь если нормально, хорошо не растянуть, то будет очень больно, даже с использованием лубриканта, а Клаус ужасно не хотел, чтобы его студент испытывал с ним даже малейшую боль, особенно в первый раз. Поэтому с легким напором массируя определенную точку аккуратными движениями, Ягер также ласкал юношу спереди, стимулируя возбужденный орган свободной рукой и размазывая остатки лубриканта по всей поверхности для более приятного скольжения. Когда наконец Ивушкин чуть ли не взвыл от непреодолимого желания почувствовать в себе что-то более большое и приятное, чем пара пальцев, вот только тогда немец, вконец потеряв все остатки терпения, вытащил из юноши влажные пальцы и выдавив на руку еще больше лубриканта, медленно размазал его по своему органу, затем направляя член вглубь Николая, что так жаждал этого момента. Хрипло застонав от, наверное, самого лучшего проникновения за всю жизнь, немец вошел до самого конца, начиная медленно двигаться, чтобы дать Ивушкину хоть сколько-нибудь времени привыкнуть к размеру, прежде чем он начнет безумный темп. Вскоре ощутив кое-что бОльшее внутри себя, чем пальцы, Николай прогнулся в спине до хруста позвонков и застонал одновременно с Клаусом, запрокинув голову. Ещё несколько секунд он пытался привыкнуть к ощущению совершенной заполненности — что было настолько до безумия восхитительно, что уже на самом пике, не сдержался и кончил себе на живот, даже не прикоснувшись к некогда возбуждённому органу. Задрожав всем телом от потрясающего оргазма, Николай, спустя некоторое время, вернувшись из-за забытья, растянул губы в пьяной полу-ухмылке и притянув Ягера к себе вплотную, телом к телу, душой к душе, горячо задышал около уха мужчины, с удовольствием наслаждаясь чувством заполненности и приятным, знакомым запахом. Одной рукой для удобства, он обхватил немца за шею, а другой держался за его бок. — Хочу кончить для тебя ещё раз, — опаляя своим дыханием кожу немца, проворковал парень и прикрыл глаза, теперь фокусируя все свое внимание на движениях внутри. Как же хорошо Клаус ощущал себя, осознавая, что довел Николая до оргазма лишь посредством ласк, даже не начиная двигаться в полную силу, но что ему нравилось еще больше, так это желание самого Ивушкина продолжить. Это было просто невероятно, так, что передать словами все те эмоции, которые он испытывал просто невозможно, отчего немец действиями решил доказать это. Показывая, чтобы тот закинул ноги ему на поясницу, мужчина начал наращивать более быстрый темп, буквально вырывая изо рта любовника отрывистые громкие стоны, в которых не было ничего, кроме неописуемого блаженства от постоянного попадания по одной и той же точке внутри Николая. Наверное, если бы кто-нибудь к ним зашел прямо в этот момент, Клаус все равно бы не остановился, скорее всего даже не заметив постороннего, потому что все мысли крутились лишь вокруг желанного тела и юноши, которому это тело принадлежало. Хрипло постанывая и не пытаясь хоть как-то выровнять сбившееся дыхание, Клаус был вынужден постоянно облизывать губы, что вмиг сохли от воздуха вокруг, однако решение этой проблемы было во внезапном влажном напористом поцелуе, во время которого немец начал руками ласкать чувствительную грудь юноши и вновь вставший от наслаждения орган. Ему до безумия нравилось ускоренное сердцебиение Николая, которое он чувствовал ладонью и был уверен, что у него все точно также, нравился запах юноши, касания разгоряченной кожи, буквально все нравилось в его обожаемом студенте, отчего он готов был кончить прямо сейчас, доводя возлюбленного до исступления. Отрывистыми, немного жесткими движения ведя по вот-вот готовому кончить во второй раз органу юноши, Клаус ускорился, в прямом смысле вбивая Николая в кровать и, с протяжным полурыком-полустоном, кончил одновременно с Ивушкиным, вовремя вытаскивая и пачкая в своем семени живот любовника. Запечатлев этот потрясающий момент в недолгом поцелуе, Клаус упал на кровать рядом с Николаем, тяжело дыша и слегка приобнимая того за талию. Немцу было безумно хорошо, отчего он надеялся, что этот момент никогда не закончится. Однако только... — Я забыл про презервативы, Ник… — прикрыв глаза, произнес мужчина, гадая какая реакция будет у Николая, все-таки это промах. Тело студента содрогается под натиском немца, вспышки экстаза и волны наслаждения накрывают Николая, и он кончает, онемевшими пальцами сжимая под собой простыни. Голова наполняется такой приятной пустотой, почти удовольствием; сил хватает только на то, чтобы обессиленно расслабиться, ощутить контрастирующую с телом прохладу и отлипающее от кожи тело Ягера, улёгшееся рядом. Несколько минут они просто лежат, восстанавливая как сбитое дыхание, так и мысли, грозившие вновь наполнить уставшую голову. Однако чудесное мгновение продлилось не столь долго. Сжав зубы и широко распахнув глаза, Николай ошеломлённо уставился на немца, что мирно лежал рядышком. Тот факт, что мужчина переспал с ним без какой-либо защиты, смутил его скорее не тем, что можно чем-то друг от друга заразиться, а тем, что его буквально. трахнули. Глядя на полу дремлющего немца с некоторым блеском от желания придушить, Николай и не знал, что сказать, поскольку понимал, что в душе ему все равно понравилось то, чем они занимались все это время, поэтому он просто закатил глаза и сел на постели, опустив ноги на пол. И как он сам не заметил? — Ты только девушке это какой-нибудь не ляпни случайно, — серьёзным тоном сказал Николай, однако улыбка все равно проступила на его лице, хоть и не была видна Клаусу со спины. Найдя в тумбочке салфетки, он стал приводить себя в порядок и одеваться. Увы, как бы не хотелось здесь уснуть и остаться до утра, нужно было появиться на людях, иначе их начнут искать. Натягивая брюки с нижним бельем, Ивушкин развернулся лицом с насмешливой ухмылкой на губах. — Ну что, экзамен сдан? Восстанавливая сбившееся дыхание, Клаус перевернулся на спину, уставившись в потолок. На слова Николая про девушку, немец лишь усмехнулся, прекрасно понимая, что точно никогда не скажет такого, потому что на ближайшую жизнь у него будет только лишь его любимый Николай Ивушкин. Его обожаемый студент. — Хах, хорошо, дорогой, когда буду с девушкой, тогда вспомню твои слова, — потянувшись, он хитро-расслаблено взглянул на спину юноши, продолжая шутку, хотя все-таки не хотелось слышать такие слова в этом контексте и в такой момент, в конце концов он хочет сейчас утонуть в прекрасной атмосфере, думая лишь о Николае. Это поистине самый прекрасный вечер в его жизни, что уж говорить, немец ужасно хочет, чтобы он не кончался, вот только сам Николай все спешит одеться, вот не чувствует он момент! Приподнимаясь на кровати, Клаус натянул брюки, но повертев головой в поисках рубашки, так ее и не обнаружил, видимо та где-то на полу валялась. Интересно, насколько странным будет, если я появлюсь в мятой рубашке? Хотя ладно, всегда можно придумать оправдание, поэтому не так уж и страшно, наверное. Глянув на насмешливую ухмылку возлюбленного, что повернулся к нему, лицо Клауса вдруг озарила хитрая улыбка и он, схватив юношу за руки, потянул обратно на кровать, вынуждая упасть на мягкую поверхность спиной. — Конечно, студент Ивушкин, вряд ли кто-то сдаст мой экзамен лучше Вас, ведь Вы знаете прекрасные способы сдачи, — усмехаясь, шептал Клаус в губы юноше. — как преподаватель, я Вами очень доволен. Удивлённо глянув на Клауса, уже будучи снова в горизонтальном положении, Николай вновь расплылся в ухмылке и приподнявшись на одном локте, поцеловал мужчину, скользнув ладонью по острому подбородку к шее. Разумеется, из-за своего упертого и горделивого характера, Ивушкин, позднее, во время сессии сдавал экзамен сам, без чьей-либо помощи и вполне успешно, хоть это было немного и странно сдавать своему преподавателю и одновременно любовнику, но это было неважно. Николай хотел быть честен в первую очередь перед собой и перед своими сокурсниками и у него это получилось. Спустившись вниз к тому моменту, как уже все стали собираться за столом, Николай и Клаус сели рядом с друг другом среди других студентов и преподавателей на свободные места. Вскоре, когда время стало подходить к началу нового года, все поднялись с бокалами, и в руки еле стоящего на ногах, Демьяна неизвестными образом попал микрофон. — Ну что ж! Поздравляю всех с наступающим новым годом! Спасибо преподавателям, что терпите нас, оболтусов, — хмыкнул Волчок, — Желаю, чтобы каждая минута приносила только радость, каждое событие было приятным и долгожданным, любви, счастья и добра. Кстати, насчёт любви! Хочу поздравить моего друга Николая с новой… — неловко махнув рукой в сторону и наткнувшись взглядом на насупившегося Ивушкина, который вот-вот был готов кинуть что-нибудь в приятеля, лишь бы тот вовремя заткнулся, и испуганного до смерти с виду преподавателя по немецкому, Демьян запнулся, явно понявший, что пора бы срочно что-то придумать другое и сказал, что первое в голову пришло, — С новой машиной!Любит ее, как не знаю кого… — опустив ладонь и потерев ей бок, студент продолжил, не обратив внимание на неловкую паузу, — Кхм! В общем! Подарков, сюрпризов, фейерверков, улыбок и успеха. Ура! — громко крикнув последнее слово, все стали стукаться бокалами с пузыристой жидкостью и в этот момент, как раз по телевизору начался бой часов, а затем наступил Новый год и веселая вечеринка продолжилась, где Ивушкин уже не жалел алкоголя. Спрашивать Демьяна, который видимо всё-таки заметил его вместе с Ягером, Николай не стал, уповая на то, что с утра пьяный друг ничего не вспомнит с похмелья и просто наслаждался вечером, танцуя с остальными и изредка поглядывая на объект своей любви.