— 2020 год —
Пальцы приятно покалывало коротко остриженными, но мягкими кончиками почти чёрных волос. Из-за новой стрижки лицо стало более узнаваемым, а вместо едва знакомого — родным, пусть и заметно повзрослевшим. При очередном движении руки знакомые и выразительные, как у Бэмби, глаза, сожмурившиеся на долгое мгновение, лениво распахнулись. Неудивительно, что в тот раз, когда Чимин сидел в этой гостиной на этом же диване не совсем трезвым, при отсутствии яркой улыбки он отметил именно картинные глаза. Наверное, когда сознание плывёт, за них невозможно не зацепиться собственным зрением. Но сейчас он не был пьян, лицо не скрывали волосы, и можно было чертить глазами линии по милому носу с округлым кончиком, высокой переносице и густым бровям, нежным и персиковым щекам, чёткой и выделяющейся челюсти и рельефным границам рта с нижней пухлой губой и аккуратной верхней. Строго говоря, за те часы, что Чимин здесь пробыл со вчерашнего вечера, он уже не раз возвращался к собственному выводу о преимуществе открытия личности Чонгука. Ведь сейчас он мог отметить, что сидел здесь именно с ним, а не с человеком из прошлого. Может быть, его грехи были простительны, если жизнь всё же преподнесла ему такой подарок? Он ведь даже не надеялся, что сможет сначала узнать его получше и захочет тянуться к нему, не озираясь на прошлое, что сможет держать его за руку, касаться его, а главное — слышать его голос. До того предпоследнего дня в больнице в нём жила лишь надежда на встречу, не более. Он действительно надеялся хотя бы один раз просто увидеть его и узнать… что он в порядке? Но теперь, кажется, он с такой разовой возможностью был крайне не согласен. — Я подумал, ты сможешь уснуть, — завершая внезапную паузу, на которую они прервались, когда Чимин стал гладить его по волосам, произнёс Пак. — Угу. Размечтался, — по-мягкому поддевающим тоном ответил Чонгук, чем вызвал у Чимина очередную улыбку. — Вдруг я проснусь, а тебя уже нет. — Сам этого боюсь… — признался Пак. И пусть они, кажется, говорили о разном. В случае Чонгука вряд ли было место для сомнений о том, что всё это на самом деле. Вероятно, он высказывал возможность того, что Чимин мог уйти, пока бы Чон спал. Но сам Чимин всё ещё был встревожен тем, что мог проснуться, не засыпая. На эту короткую, но откровенную фразу Чонгук повернул голову и перехватил руку над его головой, прекращая поглаживания и увлекая пальцы в приятное и комфортное сцепление с его прохладной ладонью. — Там сейчас нечего перебирать, как раньше, они теперь короткие, — заметил Чон. — Какая разница? Я хочу. И знаешь, мне совсем не обидно, — ответил Пак с напускной досадой и лёгким кокетством, отчаянно пытаясь вызвать заветную улыбку у рядом сидящего человека. Но увы. Похоже, день, в который ему удастся увидеть Чонгука улыбающимся, в календаре он обведёт красным маркером. — Так почему ты состриг волосы? — Надоело? — неопределённо пожал плечами Чонгук. — Тебе не нравится? — Нравится, — Чимин даже неосознанно кивнул в подтверждение своих слов. И ведь действительно не врал. — И ты выглядишь… М-м... — Как? Не так враждебно? — Чонгук? Замолчи? — мирным тоном предложил Чимин, оставив при себе слово «дурашка», которое за ночь произнёс столько раз, что сам сбился со счёта. — Я хотел сказать, ну, знаешь, более ясным. То есть не таким мрачным, как последние месяцы. Но мне бы хотелось потрогать твои кудряшки. Я же тебя запомнил с прямыми волосами и трогал только их. — Знаю, они стали виться, когда я уехал в Америку. Не знаю почему. — Тебе это не нравилось? — Нет, — резко ответил Чон и тут же замешкался. — Не знаю… Наверное, я тоже запомнил, что при тебе они были прямыми, и меня часто раздражала эта перемена. Я не думал, что подстригусь так коротко, это вышло импульсивно. Может быть, я сильно хотел открыть лицо. Чимин промолчал, только медленно, почти задумчиво провёл большим пальцем по твёрдой и холодной чонгуковой ладони. — Я помню, что в детстве у тебя часто были содраны костяшки. Ты дрался из-за того, что тебя дразнили в школе? — вновь заговорил Чимин. Чонгук угукнул. — Потому что ты не разговаривал? — В основном. А ещё из-за того, что у меня не стало отца, и я жил с тётей и дядей. Защищался, — пожал плечами Чонгук. — Не хотел терпеть издевательства в школе, когда дома их было по горло. — Меня тоже дразнили, но я часто прогуливал из-за работы или отсыпался на уроках, поэтому обращал мало внимания. — Если бы я узнал, что тебя дразнят, я бы тебе помог, — как бы между делом заверил Чон, а Пак хихикнул. — Это я должен был тебя защищать. Последний вопрос, — в который раз за длинный разговор предупредил Чимин, словно после очередного упоминания об этом, подсчёт вопросов вновь сводился к нулю, и можно было начинать заново. — Если ты перестал говорить, когда у тебя умер папа, то когда ты заговорил? До этого момента в пустую гостиную настойчиво пробивался утренний свет, но сейчас скромное зимнее полуденное солнце решило вдруг яростно лупить в глаза. Это был намёк? И если да, то зачем он вообще был нужен, если, за мгновение до того как коснуться чонгуковых волос, Чимин вызвал себе такси и сейчас сидел с телефоном в свободной ладони? Тем более они ещё даже не закончили разговор! Нет, проблема была лишь в отсутствии штор. Ну ничего, у Чимина и без того были большие планы на свою жизнь, на новую работу и первые приобретения. И одним из них совершенно точно будут шторы для гостиной Чона. — Когда умерла мама и ты уехал, — оперативно ответил Чонгук и застенчиво потёр шею сзади пальцами левой руки. — Помню, что много кричал в тот день. Но я так и продолжал молчать с тётей и дядей. Юнги был первым, с кем я говорил... Ну, ты его видел, с ним сложно было молчать, когда мой голос прорезался. Чимин снова улыбнулся. Почему-то именно сейчас было довольно легко представить, как именно Юнги мог его растормошить. И если раньше он считал это грубостью и не совсем здоровыми человеческими отношениями, то сейчас был, пожалуй, благодарен ему? В конце концов, до сих пор под вниманием Чимина Юнги не предал Чонгука ни разу. Озираясь на все пережитые ими за последние месяцы события, это о многом говорило. Чонгук явно разбирался в людях лучше него, разве не странно? Выходит, человеку необязательно иметь много знакомств и плотное общение с другими, чтобы распознавать нечистые помыслы или элементарно тянуться к тем, кто не макнёт тебя лицом в грязь. Почему Чимин не смог увидеть этого, например, в Намджуне? Или опять же видел, но бессознательно игнорировал все тревожные сигналы? Пак вздрогнул, когда чужие прохладные пальцы коснулись его ладони поверх их сцепленных рук. Ну вот, опять его вышибло из настоящего волной воспоминаний и неконтролируемой рефлексии. Как когда-то, без слов Чон передал, что ему жаль, сжав его руку до того знакомым жестом, что в груди защипало, а календарь по ощущениям вернул себе девять прошедших лет. Но Чимин ведь тоже ничего не сказал. Раньше бы он задумался над тем, почему это было заметно или почему он так легко читается, и не простой ли он, как тысяча вон? Но сейчас эти вопросы обходили стороной, потому что не имели с ним ничего общего. И, вероятно, вчера ему удалось найти один-единственный ответ на столь тонкое понимание и неповторимое отношение: потому что это был Чонгук. Сиденье дивана завибрировало от очередного входящего звонка на телефоне Чона. С недовольным выдохом и невнятным ругательством молодой мужчина отклонил вызов и на этот раз решил выключить звук на устройстве. — Чонгук, а если он звонит не просто так? — предположил Чимин, наблюдая, как за утро он игнорирует второй звонок от Юнги. — Сомневаюсь. Я теперь могу разговаривать в любое время, и он будет звонить просто так и действовать мне на нервы. Он это любит. — Я хочу ещё спросить кое-что важное, — продолжил свою бесконечную цепь из последних вопросов Пак. — Про твоего папу… Ты ещё не выяснил, ну, знаешь, из-за чего? — Нет, — как-то особенно равнодушно пожал плечами Чонгук, словно это давно перестало быть чем-то важным. — Я могу помочь? Если он работал на… его отца, то я могу попробовать выяснить. — Нет, Чимин. Если он… — Чон вдруг тяжело вдохнул, как раньше при вынужденных нервозных паузах. — Если Тэхён наконец-то оставил тебя в покое, то не надо привлекать его внимание. — Я бы не стал спрашивать у него. Я уже пытался, но ничего не вышло. На самом деле, я боялся, что он явится в больницу. Но когда я выписался, его всё ещё не было. На него это непохоже. Ты ничего не слышал? — Лиён на что-то намекал, больше ничего. И я слышал его крик, когда за ним пришли, а ты сбежал, — задумчиво — из-за того, что силился вспомнить, — и медленно протянул Чонгук. — Не знаю, как здесь решают проблемы, но если вспомнить, как Лиён пытал меня, то, может быть, и Тэхёна где-то держат. Видимо, более умело. Хочешь помочь? — Нет. Хочу знать, что он от меня отстал. Даже не думаю, что его кто-то сможет привлечь к ответственности, пусть и хочу этого. Я понимаю, что у него есть отец, который вытащит его отовсюду. И ещё… с моей стороны как-то смешно говорить о наказании. Я не чувствую себя правильным человеком. И ещё я иногда думаю, что сам виноват в том, каким стал… он. А ещё страшнее думать, что вдруг я его спровоцировал? Например, тогда, когда я работал в клубе и по-дружески жаловался на свои проблемы с деньгами. — Со мной ты тоже этим делился, — напомнил Чон, кажется, неосознанно заменив слово «жаловался», — но я что-то не побежал искать наркотики. Или опять скажешь, что я был мелким? Или это потому, что у меня не было такого отца, по чьим следам можно было пойти? Этого я до сих пор не знаю. Возможно, как раз этим и занимался мой отец. Если так, то я проебал хорошую возможность сэкономить твои нервы. Вместо того чтобы сказать то же «эй!», Чимин лишь возмущённо и вполне недвусмысленно дёрнул его за руку и сдавил ладонь под собственными пальцами. — Ты первым начал нести чушь, — справедливо заметил Чонгук и несерьёзным жестом наставил на него указательный палец свободной руки. Они точно повзрослели? — Насколько я знаю, ты не заставлял его заниматься этим, ни к чему не подталкивал и ни на что не намекал. Или ты не говорил ему, что не хочешь быть с ним? — Говорил! Потом… Сначала я говорил, почему не могу быть с ним. — Сначала он ничего и не делал, — как-то резко ответил Чон и, высвободив руку, вскочил с дивана, отчаянно пытаясь что-то найти. Было очень похоже на нечто нервное. Он искал сигареты? И почему Чимину показалось, что эта реакция была связана с тем, что была задета тема отца Чонгука? Это по-прежнему оставалось важным, а Чимин всё ещё не знал, как может помочь. Однако Чон вскоре переключился и продолжил: — Я бы тоже хотел, чтобы он заплатил за всё. И я не думаю, что ты правильный. Как и я. Я тоже неправильный. Но есть то, на что я бы никогда не согласился, как это сделал он. — Разве продажа наркотиков не наравне с проституцией? — задумчиво спросил Чимин, щипая себя за кончики пальцев. — Это в прошлом. Или ты хочешь вернуться? Чимин быстро поднял на него глаза, подумав, что впервые услышал от него низкую шутку. Но Чонгук лишь нарочно провоцировал его на честную реакцию и честный ответ для самого Пака. Ну вот, опять он неосознанно видит разницу между ним и Тэхёном: невооружённым глазом можно было заметить, что Чонгук не держал в голове целую стратегию, а делал то примитивное, к чему, возможно, приучили его Юнги и американские друзья. Те, кто не лез глубоко в психологические приёмы и скрытую манипуляцию. Обычное дело для обычных людей. Примитивный приём для людей, которых необходимо было встряхнуть. — Прости… — осознав, что его вновь забросило не в ту степь, произнёс Чимин. — Я не много спрашиваю? Ты не устал? — Нет. Можешь продолжать. Я тебе давно говорил, что отвечу на всё, что тебя интересует. — Я помню. И ты тогда уже знал, кто я такой? — Да. Что? Назовёшь меня засранцем или несносным мальчишкой? — спросил Чонгук. Кажется, слова Чимина о том, что он был мелким для правды в тринадцать лет, негативно отпечатались в его сознании. Иначе почему за весь их разговор он уже несколько раз сослался на это? — Посмотри на себя в зеркало, дурашка, — мягко сказал Пак, с досадой заметив, что не оставил при себе излюбленное — в этот вечер? Ночь? Утро? Неважно! — слово. — Сложно называть тебя мальчишкой, когда ты так выглядишь… Но ты мог бы мне сказать! — Агрх… Ты опять за своё? — Да! Буду припоминать тебе, пока не умру, — с готовностью и по-детски упрямой невозмутимостью ответил Чимин. А подумав, добавил: — Буду умирать, припомню! — Я тоже припомню, что ты мог бы меня узнать! — Так нечестно! Я даже не знал, что ты меня ищешь. — Когда я тебя искал, мы не общались. А Джин сделал вид, будто не понимал, о чём речь, когда я спрашивал о тебе. На случай, если тебе нужно подтверждение, что он не треплется о тебе. — Джин всегда умел держать язык за зубами и не распространялся обо мне ещё до того, как оказался связанным соглашением. Я немного переживаю о нём. С тех пор как он сказал, что должен работать на Лиёна, я его не видел… Чонгук? У меня ещё вопрос. — Ха… — Чон буквально плюхнулся обратно на диван, картинно продемонстрировав то, насколько благосклонен он был. Учитывая его последующий спокойный и тихий ответ: — Давай. Чимин взял его за руку уже более смело и свободно. Словно нужно было провести всё это время вместе, чтобы привыкнуть к этому действию и жесту заново. — Мы же не переставали быть друзьями? Первый вопрос, после которого Чонгук сорвался на небольшую паузу и бросил взгляд на Чимина, словно хотел убедиться, что расслышал правильно. — Нет. Телефон в другой руке Чимина завибрировал, сообщив о том, что к дому подъехало такси, и он поднялся с дивана вместе с Чоном. — Ты можешь переждать, пока погода не улучшится. Слышишь? Чимин?.. — в буквальном смысле махнув перед лицом пятернёй, позвал Чонгук. Неудобно. Чимин в который раз провалился в мысленную бездну и сам уже пытался изнутри щёлкнуть пальцами или ущипнуть себя и осознать, что всё-таки ему это не снится. Хотя почему это? Он. Всё дело в нём — в Чонгуке. — Ты во мне дыру протрёшь, — продолжил или заключил Чон с лёгкой усмешкой. К сожалению, улыбки от него Пак так и не добился. — М-м? — виновато отозвался Чимин. — Тебе необязательно уходить сейчас, на улице ливень. — Ливень? Но… — Пак недоверчиво указал пальцем в сторону небесного светила за окном. — Ха… Это фонарь с улицы, работает непонятно как. Владелец квартиры установил. Я совсем забыл про него. Да и я привык, что часто есть только он, и я могу сидеть без света. — Я думал, это солнце. — Нет, солнца сегодня нет, — как-то чересчур удовлетворённо ответил Чон, у которого, по идее, от непогоды настроение, наоборот, должно портиться. — Поэтому пережди ещё немного. Вдруг дождь закончится раньше, чем к ночи? — Я сижу здесь со вчерашнего вечера, Чонгук. — Ты мне не мешаешь, можешь вообще лечь спать здесь, — будто успокаивая, отметил молодой мужчина. — Всё в порядке? — Да. Пытаюсь привыкнуть к этому. Мне всё ещё странно, что ты — это ты. И ещё… Ты вчера сказал, что с Юнги называл меня… ягодкой? Пока не узнал, кто я. Почему? Если он и смутился, то совсем чуть-чуть, а ещё это выглядело невероятно мило: то, как Чонгук застенчиво потирал область шеи под челюстью. — Потому что от твоих волос всегда пахло лесными ягодами, это же очевидно, — с особенной теплотой и тенью улыбки в голосе ответил Чон. Чимин бы встряхнул его волосы, если бы Чонгук не состриг их до короткой длины. На самом деле сейчас это было хорошо не только из-за открытого лица, но и потому, что этот жест оказался бы совершенно иного оттенка. Невинно снисходительного? Как жест старшего брата? Но это было не то ощущение, которое он хотел передать движениями пальцев. Поэтому, стоя посреди пустой гостиной Чонгука, Пак ткнулся лбом в его предплечье и тут же решительно отскочил, когда осознал, что в противном случае может и вовсе не уйти отсюда. — Мне нужно домой, и такси уже подъехало, — напомнил Чимин, выходя в относительно мрачную прихожую и обуваясь в массивные ботинки. — Не надо меня провожать, ты сам сказал, что там дурацкая погода, а ты не переносишь холод. — Я не говорил, что там холодно, сегодня тепло, — заметил Чонгук, выйдя из гостиной следом. — Там дождь и ветер, — выставив перед ним открытое на телефоне приложение с погодой, ответил Пак. — Сильный ветер, так что не ходи. Я могу сесть в машину сам. Я позвоню тебе из дома. Можно? — Можно не спрашивать? Только будь осторожен. Пожалуйста. Как будто этот ответ в виде встречного вопроса и заботливой просьбы был последней каплей, из-за которой Чимин вновь несдержанно, но уже более свободно, пусть и до сих пор не доверяя действительности, позволил себе обнять его. Пожалуй, в висках вновь пульсировала до глупого пугающая мысль о том, что он вновь уходит, а в прошлый раз их расставание с Клубничкой закончилось внезапным отъездом Чонгука. До вчерашнего дня, когда наконец-то смог обрести его вновь, он даже не сознавал, как сильно эта разлука и то неожиданно резкое исчезновение Чона ментально ударили по Чимину. — Могу пообещать, что на этот раз я никуда не уеду, — ответил Чонгук на его невысказанную тревожность, когда больше ободряюще приобнял его. — Ладно, — ответил Чимин первое и последнее, что пришло ему в голову, не прибегая ни к каким фразочкам, шуточкам или даже улыбке, потому что, честно говоря, не хотел уходить. Совсем?.. Нацепив свою чёрную безразмерную куртку, он ушёл от Чонгука и почти не глядя сел в белоснежный седан, стоящий прямо у подъезда. Как в старые времена, когда Тэхён перекрывал проход автомобилем. Пак молчал, пока совладал с собой и купировал все свои эмоции, с которыми не хотел разбираться в тёмном салоне чужой машины в присутствии совершенно незнакомого человека в бейсболке. Для того чтобы вернуть себя в состояние относительного душевного равновесия, первое время Чимин смотрел в окно. Наверное, хорошо, что он уезжал от Чона посреди дня, потому что в вечернее время велик был шанс того, что он попросил бы развернуться. Хотя всё ещё понятия не имел, что мог бы сказать, если бы вздумал вернуться к двери Чонгука и постучать в неё. «Мы же не переставали быть друзьями?» Что это вообще за вопрос? И кто тянул его за язык спрашивать то, на что не хотел слышать ответ? Он не был уверен, что Чонгук был интересен ему как друг, но его ответ словно пригвоздил его к полу или дал хорошую оплеуху, чтобы опомниться. Что, если, как в детстве, он выдавал желаемое за действительное? Даже в этот раз он тянулся к нему с запутанными чувствами, которые сейчас не хотел анализировать. Это было ужасно эгоистично — и то, что ему не хотелось иметь границ, и то, что он не мог с должной благодарностью принять его ответ, когда сам не понимал, что ему нужно в то время, когда он ничего не хотел. Разве что быть рядом. Мимо проносились встревоженные и озлобленные люди, которые в пути и спешке встречали препятствие в виде непогоды. Мокрые зонты выворачивало порывами ветра наизнанку, за личные вещи приходилось судорожно цепляться, чтобы внезапно не расстаться с дамской сумочкой или мужским портмоне. Чимин отвернулся, мельком глядя перед собой и на молчаливого, к собственной радости, водителя. Слева от себя он вдруг заметил квадратную тёмно-бордовую коробку без надписей и логотипа. Насколько же он сегодня был поглощён собственными мыслями, раз столь многого не замечал. — У Вас кто-то забыл здесь коробку, — равнодушно констатировал Чимин и отодвинул картонный ящик на сиденье к противоположной задней двери. Наверное, для таксиста это уже было обычным делом — подбирать вещи за пассажирами. — Она твоя, — услышал он знакомый голос с американским акцентом. Будто дождавшись момента, Джон сбросил с себя бейсболку на соседнее и пустующее переднее сиденье. Как гнусный привет из прошлого. Пусть и миновало всего три недели, для Чимина вся история с Тэхёном успела покрыться мхом. Пак бросил взгляд в окно, чтобы отметить, что они явно едут не домой. В горле возник спазм, а в глотке появилась лёгкая судорога — Чимина затошнило от одной мысли о встрече, потому что это было буквально тем, что он теперь к нему испытывал. Не страх, не ненависть, а глубокое физическое отвращение. Задрожавшими пальцами он столкнул крышку с коробки. Чёрт знает зачем. Хотел вновь, как раньше, примерно понимать его настроение? Нет, сейчас он больше думал о том, чем Ким ещё способен его — травмировать или разозлить? Чимин уже и сам не знал, но после того как он обнаружил внутри коробки вернувшиеся с того света розовые кроссовки Versace, ярость он чувствовал загривком. Словно не имея на то права, коснулись чего-то священного. С одной стороны, его сильно выводила из себя попытка Тэхёна вмешаться в то, где ему места не было с самого начала. С другой стороны, Пак смог разглядеть в этом даже небольшую удачу — Ким так и не понял, что розовый цвет возвращал Чимина к человеку и собственным чувствам, а не к тому периоду, когда он работал в «Clue». Он всё ещё не был тем, кто в подобной критической ситуации сумел бы показать себя хорошим стратегом, однако теперь чувствовал, что сможет импульсивно действовать по обстоятельствам и не растеряться. Словно теперь у него было ради чего отстаивать себя. Он молча достал телефон из кармана куртки, собираясь просто-напросто выключить его. Чонгук будет думать, что он дома, а мама мало того что на работе до вечера, так ещё и предупреждена о том, что он всё ещё был у Чонгука. Он не собирался до самого дома сообщать ей, что возвращается. — Это надолго? Я тороплюсь, — стараясь вернуть себе часть былой собранности, сообщил Чимин. — Если ему что-то нужно, пусть приезжает сам. — Он не может и попросил привезти тебя. Попросил. Чимин лучше кого бы то ни было знал, как именно просил бы Тэхён. И, зная детали, данное слово уж точно не подходило для описания этих действий. И то, что его «подобрали», когда он выходил от Чонгука, было крайне мерзко. Да, в этом он тоже видел посягательство на священное, а потому немного жалел, что ему не на ком было сорвать злость. Джону было глубоко плевать на него, а Чимину — на Джона. Он был лишь одной из выдрессированных собачонок и одним из немногих, кого, кажется, всё вполне устраивало. А иногда, как в тот раз, когда он избивал Чонгука, по всей видимости, даже получал удовлетворение. Джон ненавидел корейскую речь и в принципе мало разговаривал. По сравнению с ним, Чонгук был несмолкаемой пташкой. И сейчас эта разница пугающе радовала. Они выехали за черту города, проезжая мимо густого зелёного леса, словно зимой уже и не пахло. Чимин бы не удивился, если бы его отвезли в тот самый особняк, но машина остановилась возле одноэтажного прямоугольного деревянного дома с плоской крышей, большой открытой терассой и неухоженным и явно заброшенным участком. Трёхметрового забора, как и любого другого, здесь уже не было. Сооружение одного из Кимов? Да какая уже разница. Чимин сидел прямо, когда дверь справа от него плавно открылась, и боковым зрением он увидел чёрные классические брюки и покрытые дождевыми каплями чёрные лаковые ботинки с округлым носом. Не Тэхён. До этого момента он даже не был уверен в собственной готовности, но теперь вместо облегчения Чимин почувствовал целое ничего. Наверное, самая удачная проверка на вшивость. Если раньше его внутренний стержень был либо пустым, либо искусственным и временным, то сейчас он казался едва ли не осязаемым. Ему не нужно было смотреть, чтобы сообразить, что дверь ему открыл очередной телохранитель. Ему необязательно было видеть, как мужчина промокал под сильным дождём, пока чуть ли не над машиной держал за деревянную ручку-трость большой чёрный зонт и терпеливо ждал, когда Чимин соизволит выпорхнуть из салона. — Выйди, если хочешь разговора, — бросил через плечо Джон с переднего сиденья, будто нарочно коверкая произношение. К Чимину при этом он даже не поворачивался. — Если нет, я отвезу домой. — Чего? — искренне не понял Чимин, словно вдруг оказался иностранцем в родной стране. — Тэхён просил передать, что у тебя есть выбор. Я привёз тебя, чтобы предложить увидеться. — Если я не хочу, я могу поехать домой? — Да. Ну и куда у Тэхёна подевалась былая хватка в подобных вещах? Или это для Чимина те прежние манипулятивные приёмчики стали не только очевидными, но и скучными? Почему раньше они так сильно царапали нервы и сознание, а сейчас лишь вызывали усмешку? Привезти Чимина без спроса туда, где он может столкнуться с ним, а потом сказать, что он может уйти до того, как это случится, — всё было примитивной иллюзией выбора. Именно из-за этого Пак так и хотел захлопнуть дверь, чтобы не оправдать ожиданий и не играть по уже расписанному в голове Кима сценарию. Но и оттягивать дальше он не хотел. Так что Чимин стиснул зубы, взял несчастную коробку и вышел из машины под широкий купол чёрного зонта с готовностью и желанием расставить всё по местам.— 2012 год —
…и пускай это было не совсем по-настоящему, а Чимин по-прежнему не испытывал к нему ничего, кроме теплоты и благодарности. Всё же он считал, что, когда их отношения обзаведутся интимной составляющей, это будет… красиво? Возможно, дело было в самом Тэхёне и в том, как он себя вёл на протяжении нескольких месяцев. С его стороны не было лишних поползновений, и он действительно оказывал Чимину необходимую поддержку. О чём можно говорить, если они даже ни разу не целовались? И за эту свободу и отсутствие давления Пак был ему особенно признателен. Ни саму сделку, ни обязательства, ни развитие отношений они с Кимом ни разу не обсуждали с того самого дня, как был подписан договор. Словно и не было ничего, а они находились в компании друг друга, потому что хотели. Впрочем, вряд ли наличие одной бумажки сильно влияло на их лёгкое и неторопливое общение. Чимин не пребывал в иллюзиях и понимал, к каким отношениям они в итоге придут, но именно благодаря отсутствию спешки мог допустить, что к тому моменту — ну вдруг — его отношение к Тэхёну изменится. Что, если тот трепет, с которым Ким обнимал его, или та уверенность, с которой он брал его за руку, однажды станут тем, что будет желать почувствовать сам Чимин? Что, если это произойдёт во время их первого поцелуя? Или во время их первой ночи? Если сейчас он не мог представить подобные перемены в себе, не значит, что этого никогда не произойдёт. Но его ожидания вновь не оправдались: выстроенная в голове правильная последовательность навернулась на ровном месте и рассыпалась на осколки разочарования. Именно в тот момент, когда он приводил себя в порядок возле зеркала над раковиной в общественном туалете, он вдруг понял, что, кажется, намеренно пытался убедить себя в чувстве внутреннего и донельзя фальшивого покоя. Он ведь уже не ребёнок, а пережитый опыт, по идее, должен был выбить из него лишние фантазии. С чего он вообще взял, что в его жизни хоть что-то будет так, как он рисовал в своей голове? Этот день должен был быть самым обычным, а в результате стал одним из памятных и нелицеприятных. Возможно, дело было в несвоевременной идее Тэхёна вписать Чимина в свой ближний круг и обозначить его место? И происходила встреча в дорогом баре, объединившим в себе несколько разных по стилистике залов. Но вместо того чтобы остановить выбор на подземной гостиной или уютной лаунж-комнате, они разместились в большом зале с профессиональными и немного напыщенными бартендерами. Он не особенно вглядывался в лица и не вникал в личности молодых и хамоватых парней, которые совсем не походили на невинного медвежонка, цепляющегося за его руку. И пусть он не горел желанием вращаться в обществе присутствующих людей, это, вероятно, было важно для Тэхёна — представить его и пресечь любые сплетни. Присутствие Лиёна вызывало особенный дискомфорт, провоцирующий нежеланные флешбэки из своей, казалось бы, прошлой жизни, к которой он даже в собственных мыслях не возвращался. С Намджуном и Тэхёном они этого больше не обсуждали, и Чимин, кажется, только-только смог начать смотреть на свою жизнь, как на чистый лист, и расписывать его по-новой. Но сейчас его как будто отбросило на месяцы назад из-за намёков и скользких тем за столом, вплоть до советов, что и как нужно делать с проститутками, пока Тэхён не заставил всех умолкнуть и не оставил единственное право поднятия подобной темы за собой. Возможно, Ким тоже представлял этот день иначе и поэтому, не сумев сопоставить ожидание с результатом, сильно и впервые на памяти Чимина переусердствовал с принятым алкоголем. Возможно, дело было в том, о чём они шушукались, когда выходили в одну из секретных комнат, в которую Чимину вход был заказан. Какой бы ни была причина, Тэхён был осмелевшим и напористым, когда прямо за столом в общем зале, зачем-то теснясь на широком кожаном диванчике в форме полукруга, стал целовать Чимина в шею и поглаживать по бедру. Стоило больших усилий заставить его сменить обстановку на более уединённую. И почему Чимин думал, что они перейдут в уютное и приятное место, в котором ему нетрудно будет вызнать причину столь резких перемен и неожиданного напора, а также, возможно, если не унять его жажду полностью, то хотя бы отложить до конца вечера, когда они смогут поехать в квартиру его отца, куда Тэхён почему-то мог привозить его только ночью. Но Ким завёл их в сомнительно укромное место и не такое уж уютное. От незнания или, напротив, словно делал так не раз, он шагнул через дверь мужского туалета и утянул Чимина в уединённую кабинку, заперев тёмно-вишневую дверь на щеколду. Даже сейчас, в момент сильного желания и необъяснимой страсти, он не целовал его в губы. Только в шею и ключицы. Руками он скользил по талии, забираясь под толстовку, сжимая кожу и недвусмысленно запуская пальцы за пояс чиминовых джинсов. Их первый раз будет в туалете? Вероятно, дело было в том, что такой же страсти Чимин не испытывал и больше подстраивался, когда сквозь ткань чувствовал, как в его бедро упирается чужой твердеющий член. И сейчас он больше думал не об уровне либидо, а о том, почему у него вдруг испортилось настроение? За руку Пак схватил его сам, когда Тэхён уже сунулся к нему в джинсы, и этим заставил взять паузу и дал понять, что не ко всему сейчас готов. В кабинке было душно, темно и тихо, не считая сбившегося дыхания, ситуация получилась неожиданной, в висках стучал пульс, а в воздухе висел незаданный вопрос. Хотя Тэхён его не принуждал и, когда мешкал, давал ему возможность отказать, Чимин, вероятно, уже не видел в этом смысла? Если всё уже пошло не так, то было глупо искусственно выстраивать отношения в том порядке и в том виде, в каком их хотел видеть Чимин. И если бы он сказал ему «нет», то в следующий подобный эпизод, будь он хоть на Канарских островах на диком пляже под пальмами или в роскошном отеле под белоснежным балдахином, первое, что бы он вспомнил, как Тэхён порывался поиметь его в кабинке общественного туалета. Так что всё, что Чимин мог сейчас сделать, — это выбрать тот вариант, который был бы ему наименее неприятен в данной обстановке. Не успев отвыкнуть от грязных эпизодов своей жизни, он не видел ничего неприятного или унизительного в том, чтобы встать на колени в туалете перед человеком, который едва ли не каждый божий день признавался ему в любви. Чимин ни разу не справлялся у Тэхёна о его сексуальном опыте. И пусть это было не совсем правильно, но, опираясь на стереотипную картину того, каким должен быть избалованный и залюбленный сын обеспеченного отца, Пак был уверен, что за шестнадцать лет Ким уже многое успел увидеть и попробовать, если не всё. Именно поэтому он мог быть с ним смелым и активным. Но в тот момент, когда он спустил с него плавки, ласково взял в руку эрегированный член и стал смачивать и натирать его слюной для лучшего скольжения, он вдруг решил, что ошибся. На одно короткое мгновение ему стало стыдно перед тем, кто был менее развязным, чем все те, с кем он тесно общался на работе. Но всё оказалось примитивнее: Тэхёну требовалось время, чтобы совладать с собой, а потом решительно обхватить Чимина за горло каким-то отработанным жестом. Он стал груб и несдержан. Как будто был уже на грани и хотел успеть вкусить всю прелесть первого орального секса с предметом своего вожделения. И, кажется, он не столько хотел проверить навыки и способности Чимина, сколько продемонстрировать склонность к контролю и проявлению инициативы. Или таким образом он элементарно получал неподдельное наслаждение? Гладил головкой члена по полным губам, грубо надавливал, вторгаясь в рот, и упирался в стенку щеки. В горло он проникал резко, иногда с паузами и каждый раз пряча у Чимина во рту всё большую длину ствола. Своеобразный разогрев перед тем, как толчки стали жёсткими и энергичными. Но для Чимина это по-прежнему оставалось лучшим вариантом из двух допустимых. По крайней мере, в данном случае его не нужно было позорно, болезненно и негигиенично растягивать слюной за неимением смазки и втрахивать в шаткую стенку кабинки. Хотя, казалось бы, он должен был чувствовать себя сейчас не меньшей шлюхой, но из-за работы минет вдруг стал чем-то менее сокровенным. Потому что в такие моменты его тело по большей части оставалось неприкосновенным и принадлежало только самому Чимину. Однако сейчас и здесь появилась какая-то грань, которая пульсировала в голове назойливой мыслью и увеличивала желание отстраниться, когда Тэхён был близок к разрядке. Он вполне спокойно и с большим желанием довёл бы его до оргазма движением рук и скользящим по головке пальцем, если бы только была возможность отстраниться. Но вконец раскрепостившись, чужая грубость достигла апогея, а разгоряченная плоть стала травмировать горло и стирать слизистую языка учащёнными толчками. Чимин уже знал, что это предвещало: с сегодняшнего вечера и ближайшие дни он будет мучиться отёками в полости рта и питаться лишь жидкими антисептиками, чтобы снять боль и воспаление. А ещё, возможно, прятать от мамы следы на шее, если горло не перестанут так сильно сжимать длинные пальцы. Из-за нехватки воздуха мыслей в голове не стало вовсе, он мог концентрироваться лишь на том, чтобы неожиданно не потерять сознание, пока в уголках губ скапливающаяся слюна вспенивалась хлёсткими шлепками чужого члена во рту. Реакцию организма в виде потока слёз на физическую боль контролировать было невозможно, как и не было смысла размазывать лишнюю влагу по лицу. Возможно, остатки собственного достоинства не позволяли отчётливо показать, что ему некомфортно. А может, это была неуверенность в том, что у него вообще было право на сопротивление. Чимин терпел. Измученную глотку он уже не чувствовал, ротовая полость по ощущениям превратилась в одно сплошное горящее месиво. Ему уже было глубоко всё равно, когда Тэхён вдруг остановился, перехватил его руками за затылок и кончил ему в рот, заставив давиться спермой и долгожданным воздухом одновременно. В ушах звенело, и это сильно препятствовало тому, чтобы услышать хоть слово из тех, что Ким ему сейчас говорил, потирая Чимину большим пальцем совсем распухшую нижнюю губу. Он застегнулся и заботливым жестом помог подняться с колен. Пак лишь кивнул на какой-то беззвучный вопрос, и только тогда Тэхён открыл кабинку, вымыл руки, зачесал пальцами свои светло-каштановые волосы и удалился. И, кажется, Чимин не был на него в обиде, потому что понимал, что сам был ответственен за то, что сейчас произошло. Пусть его решение было не до конца осознанным или взвешенным: в конце концов, он мог бы попросить наперёд, чтобы Тэхён не вёл себя с ним грубо. И то, что не думал, что он был на такое способен, было лишь проблемой Чимина. Но если всё было в порядке, он умылся, прополоскал рот и привёл одежду в надлежащий вид, то почему так сильно не хотел выходить из этого туалета?..— 2020 год —
Капли дождя барабанили по широкому куполу чёрного зонта, который в чужой руке даже не дёргался под сильными порывами ветра. Стабильная устойчивость, которой можно позавидовать. В сопровождении молчаливого мужчины Чимин дошёл до небольшого крыльца, поднялся на приступок и думал уже самостоятельно войти, надавив ладонью на кованую ручку массивной деревянной двери с классическими филенками. Но его руку мужчина аккуратно и тоже молча перехватил, а в дверь глухо постучал костяшками пальцев. Вряд ли такой стук по ту сторону можно было услышать, не находясь при этом у самой двери. А значит… Странно, Чимин ведь не проходил лечение в рехабе, а провёл дни в самой обычной больнице с самыми примитивными травмами. Но почему у него было такое чувство, что вышел он оттуда другим человеком? Ему больше не надо было морально готовиться, прокладывать в голове бесчисленное количество вариантов развития событий, держать при себе заготовленные реплики, а главное — не нужно было затачивать своё внимание до самого острого и иногда почти болезненного восприятия, чтобы не дай бог не пропустить едва заметный психологический удар от Тэхёна. И как это понимать: Чимин умирал или возрождался? Дверь Ким открывал ему сам с облегчённым выдохом, будто до этого Чимин находился на волосок от смерти, а сейчас предстал перед ним невредимым. Не то чтобы Пак представлял себе его выражение лица, но удивился Чимин вовсе не разбитой губе или почти зажившей гематоме над левым глазом, а отсутствию насмешки во взгляде или предательски приподнятого вверх уголка губ. Выглядел Тэхён, откровенно говоря, неважно. Чимин не спал всю ночь, потому что всё это время говорил с Чонгуком, пытался помогать ему готовить рамен и горячие сэндвичи, пил с ним и кофе и какао. Для последнего, вопреки заверениям Чимина, что это вовсе не обязательно, Чонгук нарочно купил вчера вечером заветный маршмэллоу. Вероятно, всё это подействовало на Чимина не хуже сна, потому что даже сейчас он выглядел лучше, чем Ким. Пак не был потрёпанным, его внешний вид не был неряшливым, несмотря на уставшие за ночь синие джинсы. И пускай он пока ещё чувствовал себя отчасти потухшим человеком, его взгляд больше не был пустым, а в голове появились тропинки из новых стремлений. Кажется, у Тэхёна в жизни теперь было всё наоборот. Словно они поменялись местами. Его взгляд был тусклым, на лице — лёгкая небритость, светло-каштановые волосы находились в беспорядке, будто служили гнездом для птиц. На нём были коричневые брюки-джоггеры и кремовый шерстяной кардиган с капюшоном и расстёгнутой молнией, между которой открывался вид на голое тело. Из-за этого стоило признать, что были детали, в которых он всё ещё был похожим на себя. Как и то, что Ким был совершенно босым. А ещё, судя по взгляду, нетрезвым. — Заходи быстрее, — мягко и по-сладкому нетерпеливо произнёс Тэхён. Несколько нервным движением своих длинных пальцев он стал приводить свои волосы в порядок, как будто ему не было известно, что Чимина привезут именно сейчас. На улицу он не высовывался и тут же неровным шагом отошёл назад и в сторону, чтобы дать Чимину войти. Пожалуй, ему давно стоило вывести Кима на откровенный разговор. Может быть, Пак сам его всё это время дурачил и побуждал к бездумным поступкам? Что, если в своей голове Тэхён каждый раз спасал его от незнамо чего? С того самого момента, как выдернул его из «Clue». — Я пришёл ненадолго, хочу только поговорить, — предупредил Чимин, входя внутрь. — Я тоже, — ответил Тэхён и как будто передумал стискивать его в объятиях. — У тебя что-нибудь болит? — пытливо спросил Ким. — Мне сказали, что ты долго лежал в больнице. Замёрз? Выпьешь чай? — Разуваться обязательно? — проигнорировав все его слова и вопросы, бесстрастно спросил Чимин. И вроде бы в этом не было большой проблемы, но даже представлять, что он ходит по здешнему полу в носках, было противно. В кои-то веки он не задумывался, как будет расценено его действие или вопрос, а руководствовался именно собственными ощущениями и чувством внутреннего комфорта. — Проходи быстрее, — повторил Тэхён, позабыв фирменные ответы в вопросительном тоне. — Ты взял с собой кроссовки? — улыбнулся он лишь блестящими глазами, будто уличил Чимина в обмане, закравшемся во фразе «я ненадолго». Да, Чимин не готовился, не предугадывал будущее и мало анализировал, но непривычное, скачкообразное и откровенно нервозное поведение Тэхёна сбивало с толку. Словно вместо того чтобы зайти в клетку к рыси, Пак сунулся к горностаю. Казалось бы, тоже хищник, но уже не тот. Он мог бы списать всё на алкоголь, который либо ещё не выветрился до конца, либо был принят в не особенно большом количестве. Но Чимин видел его нетрезвым не один раз, чтобы сейчас заметить разницу. — Я надеялся, что тебе понравится. Если бы ты чаще говорил мне, как любишь этот цвет, мы бы больше покупали тебе розовых вещей, — заискивающим и оживлённым тоном говорил Тэхён, едва ли не размахивая руками, словно нашёл лекарство от неизлечимой болезни. — Ты… запрещал мне выбирать розовые вещи, — аккуратно напомнил Чимин, пытаясь понять после его слов, в остатках своего ума он пребывал или же нет. Но Тэхён совершенно никак не отреагировал, будто Чимин произнёс слова в своей голове. Однако повторять это Пак тоже был не намерен, как и тормошить его и проверять на наличие здравого рассудка. — Мне больше не нужны вещи этого цвета. Я взял коробку, чтобы вернуть или оставить её здесь. Я не поеду обратно с Джоном, а вызову такси. — Сюда нельзя вызвать такси, — очевидным тоном ответил Тэхён. Чимин не заметил у дома табличку с этим объявлением? — И за это пришлось бы немало отстегнуть. У тебя завелись деньги? — Это уже только моя проблема. Ким ничего на это не сказал и то хромой, то скользящей походкой прошёл внутрь дома в стиле шале с деревянными балками, кожаной мебелью и меховыми накидками-ковриками. Он остановился в зоне кухни с широкой деревянной столешницей посередине и двумя барными стульями из массива с одной стороны. Чимин даже садиться не хотел, когда заметил на столе чёрный фарфоровый чайник и две чайные пары. — Я не знал, когда именно ты приедешь, поэтому уже несколько раз заваривал чай, чтобы он не был приторным. Этот совсем свежий, — непонятно зачем информировал Тэхён, наполняя чашки. — Садись. Уместно это было или нет, своевременно или нет, но именно в данную секунду Чимин вдруг отчаянно хотел перенестись в одну конкретную пустую гостиную с одним лишь диваном и фальшивым солнцем за окном. Странно? Этот дом хоть и казался заброшенным снаружи, внутри был забит всем, что могло бы создать атмосферу уюта, свободы и расслабляющего единения с природой. Но вместо этого Чимин чувствовал подсвистывающую в груди пробоину и холод, а в той самой пустой гостиной — напротив, тепло, комфорт и безопасность. И стоило ли так стараться, когда от стиля и мебели, кажется, совершенно ничего не зависело? — Сядь вот сюда, — мягко попросил Тэхён, больше качнув головой на барный стул, пока сам стоял, что дерево на ветру, по другую сторону столешницы, ближе к кухонному гарнитуру, частично закрывая вид на окно за его спиной, — ты же сказал, что тоже хочешь поговорить. Пак поставил несчастную коробку на светло-серое кожаное кресло с тёмно-коричневой меховой накидкой на спинке и без особого желания, но с тяжёлым и звучным акцентом на каждый свой шаг, который ранее старался бы сделать бесшумным, дошёл до кухонной зоны и присел на край стула, сняв нагрузку с правой ноги. До чашки Чимин даже не дотронулся. Несмотря на навязчивую демонстрацию от Тэхёна, что это было вполне безопасно. Вряд ли имело значение, подсыпал он туда что-то или нет, Пак не собирался делать вид, что всё в порядке и что теперь они хотя бы могут мирно распивать чаи в компании друг друга, потому что это не так. Чимин ждал момента, когда почувствует, что это всё, что они могли сказать друг другу, и наконец-то разойтись окончательно. — Как твоя мама? — продолжая разыгрывать неизвестный Чимину спектакль, поинтересовался Тэхён. Вместо ответа Чимин стал оглядываться и обводить взглядом пространство вокруг, чтобы найти хоть какое-то представление о том, что сейчас происходило перед глазами и стоило ли настраиваться на подвох. Но он даже не заметил секретной бутылки, с которой Ким мог проводить время до его прихода. — Что ты с ним делал всю ночь? Всю ночь? Интересно, как давно Тэхён следил за ним? И не потому ли так отчаянно захотел перехватить Чимина именно сейчас, когда он впервые после выписки из больницы провёл ночь не дома? Но главным сейчас было даже не это… Он ведь не посмеет навредить Чонгуку опять? — Всё, что ты умеешь, или было что-то одно? — небрежным тоном продолжал Тэхён. То ли сдерживался, то ли пытался нащупать точку кипения. А может, таким образом алкоголь развязал ему язык? — Чимин, — вдруг произнёс сам Пак. — Что? — Я только сейчас понял, что мог не уделять внимания всему, что ты говорил, потому что ты никогда не обращался ко мне по имени, — сообщил он. Тэхён на это даже не ответил, лишь наконец-то привычно для Пака немного сощурился. — Ни разу. Почему я решил, что это серьёзно или что это относилось ко мне, когда ты говорил „ты“? Сейчас мне тоже не хочется называть тебя по имени. Я сначала думал, что тебе удалось запугать меня, и я боялся, что произнесу твоё имя — и ты появишься, как Волан-де-Морт. Но на самом деле я просто хотел прийти к выводу, что твоё имя для меня ничего не значит. — Заткнись. То есть… прости. Я хотел сказать… Прости меня, хорошо? — Ничего, я и сам хочу уже заткнуться и больше не разговаривать с тобой. — Ты обиделся, я знаю. Я всё исправлю. Но что ты делал там всю ночь? Расплачивался за деньги, которые одолжил? Чимин чуть не повёл плечами в неопределённости, но вовремя решил не реагировать вовсе, чтобы не загнать себя в цугцванг. И на что он должен был обижаться? На «заткнись»? На грязные и провокационные намёки? На то, что он позволял себе с ним раньше? На то, что из-за него Намджуна теперь вовсе не было? На попытку расправиться с Чонгуком? На то, что привёз его сюда обманом? Разве это называется обидой? — Я со вчерашнего дня ждал, что ты приедешь, — продолжал Ким. — Папа запретил мне высовываться, но если бы ты не появился, я бы приехал сам. Пак бы с удовольствием сейчас поигрался с бегунком на молнии куртки, чтобы занять время. Если бы не думал о том, что это может вызвать агрессию со стороны Тэхёна. Поэтому пока он воздерживался от комментариев, ему приходилось смотреть в одну точку, мимо деревянной столешницы. — Не выношу, когда ты меня игнорируешь. Мне приходится что-то придумывать, — откровенно сообщил Тэхён. А ещё стал вести себя так же, как в те дни, когда навещал его в «Clue»: застенчиво и неуверенно. Он немного помолчал, а потом вдруг усмехнулся и добавил: — Ты меня замечаешь только тогда, когда я привлекаю внимание. — Я не хочу, чтобы ты привлекал внимание. Прекрати это делать. — Ты обиделся? — повторил Тэхён уже в виде вопроса. Он внезапно поставил на блюдце чашку, которую держал в руках, решительно обошёл столешницу и уже протягивал пальцы к лицу, чтобы… Что? Коснуться? Или ухватить? Пак сориентировался быстро, будто натренированный годами: на короткое мгновение он упёрся ладонью в открытый участок его обнажённой груди, чтобы остановить, но так же быстро скинул руку и отвернулся, чтобы скрыть отвращение. — Не прикасайся ко мне, пожалуйста, мне это неприятно. — Неприятно? — переспросил он, шагнув ближе и уперев руку в край столешницы рядом с Чимином. — Неприятно… Хорошо. Я не буду тебя трогать. Чимин не планировал ничего говорить, пока не услышит простой вопрос или что-то, что не сможет проигнорировать или не прояснить. Но он не ожидал, что Тэхён, стоя у него за спиной, тоже замолчит. А оборачиваться к нему он тем более не собирался. Было ли это психологической формой давления или Ким пытался совладать с самим собой, переборов очередное желание коснуться, обнять или взять в охапку, но в любом случае Чимину стало не по себе. И ему приходилось фальшиво нервным движением постукивать кончиками пальцев по поверхности стола, чтобы заполнить глушащую тишину и не позволить тревожности проявить себя во всей красе. От Тэхёна действительно слегка веяло алкоголем, а ещё душил пряный древесно-амбровый запах одеколона. Чимин никогда не участвовал в его выборе или приобретении, но сейчас готов был поклясться, что все эти годы Ким использовал один и тот же парфюм. Пак бы не удивился, если бы узнал, что и таким образом Тэхён тонко пытался приворожить его — попросту вбить в голову аромат, чтобы ни на ком другом он уже не мог его слышать. — Хочешь позавтракать? — наконец снова обрёл дар речи Ким. — Сейчас два часа дня. — Завтракать можно в любое время. Хочешь, я приготовлю тебе хотток? Я жарил его тебе раньше? — Нет, — солгал Чимин, пытаясь пресечь его бессмысленную попытку вызвать ностальгию, которую Пак не испытывал. — Я недавно ел. А даже если бы был голодным, предпочёл бы поесть в другой компании. — В какой? — С мамой, — быстро и твёрдо ответил Чимин, почуяв его напряжение. А ведь он не говорил это для того, чтобы задеть Тэхёна, лишь хотел отрезвить и лишить всяческих иллюзий. — Я жарил его в наш первый раз, когда мы провели ночь в квартире у папы. Не помнишь? — спросил Ким. Чимин промолчал. — Я хотел приготовить хотток на завтрак, но из-за тебя половина сгорела. В то утро… — Первый раз с тобой был в туалетной кабинке в каком-то баре, когда ты выпивал с друзьями, — безэмоционально одёрнул его Чимин в попытке спустить с небес на землю, — после него у меня ещё неделю болели горло и язык, поэтому мне пришлось сказать, что я болею, чтобы не видеться с тобой... Наверное, ты либо не помнишь это, либо запомнил по-другому, но у меня и тебя было не так много приятных моментов. Только в самом начале, когда ты боялся, что я передумаю, или когда у тебя было хорошее настроение, или когда ты пытался убедить меня, что исправишься. Но настоящих отношений не было, это была сделка, а ты не относился ко мне как к любимому человеку. Это была не любовь. Ты сам ещё не устал? Тэхён наклонился вперёд к столешнице, поставив на неё руки полочкой, и убавил громкость своего голоса почти до шёпота: — Ты мне понравился, как только я тебя увидел, и я захотел узнать о тебе всё. Я влюбился в тот день, когда ты заговорил со мной. Я хотел быть только с тобой. А ты считаешь, что это не любовь? Ты не помнишь, что я делал для тебя? Из-за тебя я стал работать с папой, чтобы помочь тебе. Я хотел заботиться только о тебе и видеть, что ты ни в чём не нуждаешься... Если бы ты не смотрел на меня сейчас с трона ёбаного короля, то я бы сказал, что ещё я хочу сделать для тебя. — На какой трон ты усадил меня в своей голове? Если мне неприятен этот разговор и неприятно находиться здесь с тобой, то я думаю, что я лучше других? Я никогда не забывал, что я ничего не стоил, — не задумываясь выпалил Чимин в прошедшем времени, — к тому же ты сам часто напоминал мне об этом. — Любимый… — Ну хватит! — чуть громче сказал Чимин и дёрнулся вперёд, чтобы сбросить со своего плеча едва коснувшиеся его тэхёновы пальцы. — Хватит. Не надо меня так называть. Это не любовь, — резко повторил Чимин. — Твоё отношение было лучше? Ты даже не спросил, как я и что со мной было, когда приехал. — Не хочу спрашивать, чтобы ты не подумал, что я пытаюсь заботиться о тебе. Но я тебя и не любил, — признался Чимин и наконец добился обоюдной молчаливой паузы. Помедлив, Тэхён вернулся на место по другую сторону столешницы и продолжил стоя размешивать наверняка давно растворившийся сахар в холодном чае. А Пак выдохнул и, вспомнив одну историю, решил довести разговор до логического завершения: — Когда я работал в «Clue», ко мне часто приходил один японец. Он ничего от меня не просил, только смотрел каждое моё выступление. Когда ему нужно было уезжать, он взял вип-комнату… — Замолчи. — …и мы разговаривали целый час, — не обращая внимания, продолжал Чимин. — Я всегда считал японцев очень развязными и извращёнными, потому что мне попадались именно такие, но этому просто нужно было поговорить со мной. И тогда он мне сказал перед уходом, что в какой-то их субкультуре есть термин, который вмещает в себя сильное увлечение, инстинкт собственничества и враждебность. М-м… Яндере? — с сомнением произнёс Пак. — Он в тот день признался, что если бы сблизился со мной, то не смог бы себя контролировать. С тех пор я его не видел. Иначе говоря, я бы назвал это нездоровой одержимостью. Хотя не уверен, что одержимость бывает здоровой… — Что ты делаешь? — Что я делаю? — игнорируя его попытку заставить искать ответ самому, спросил Чимин. — Ты специально вспоминаешь то время, зная, как я к этому отношусь? — Я и имел в виду тебя, твоё отношение ко мне. Может быть, ты сам заметишь, что в твоём случае это похоже на одержимость, а не любовь, и остановишься. Про остальное… Я не могу стереть своё прошлое из памяти и истории. Даже больше не хочу. Это прошлое, но и оно тоже сделало меня тем, кто я сейчас. Просто я тебе неинтересен. И никогда не был. Тебе важно обладать мной, как любой вещью, которая понравилась тебе и которую ты захотел получить. — Я только что сказал, что хотел заботиться о тебе. Я говорил это в самом начале и повторял тебе это слишком часто. — Боже… То, что ты делал, — это не забота! Или мне перечислить, как именно ты заботился обо мне? Почему ты не различаешь очевидные понятия?.. Я сначала думал, что это из-за твоего отца, который делал для тебя всё, о чём бы ты ни попросил. Потом я думал, что дело в том, что от вас ушла мама, и ты искал подобного отношения от меня. Но сейчас уже мне неинтересно. Почему я должен находить причины и спускать тебе с рук то, что не прощают? Если бы ты не был вечным ребёнком, то уже ответил бы хоть за что-то, а не ждал, пока твой отец вытащит тебя из очередной заварушки. — Чего ты от меня хочешь? Хочешь, чтобы я перестал общаться с папой? Мы и так должны были уехать в ЭлЭй, папа всё равно остаётся здесь! Так чего ещё ты хочешь? — Ни-че-го, — по слогам, но всё ещё на удивление спокойно произнёс Пак и развёл руками в стороны, чтобы подчеркнуть очевидное. — Если это слово недостаточно понятное, то я хочу, чтобы ты оставил меня в покое насовсем. Перестань следить за мной и похищать меня… — Я тебя не похищал, — резко перебил Тэхён. — У тебя был выбор, приходить сюда или нет, ты сам решил прийти. — Этот выбор появился, когда меня уже сюда привезли. Ты не видишь разницы? В предыдущий раз ты тоже увёз меня силой и запер в доме. Это тоже не похищение? — Я тебя увёз, потому что тебе было плохо, и я не хотел оставлять тебя одного. — Мне было плохо после того, что ты сделал, и после того, что ты делал потом! Ты меня увёз, потому что не собирался отпускать, тебе нужно было держать меня при себе. Или ты не наказывал меня за то, что я хотел уйти? Ты… — Чимин тяжело вздохнул и устало потёр лицо руками. — Надоело. Я тебе больше ничего не должен. Меня возле тебя больше ничего не держит. У меня нет перед тобой никаких обязательств, и я больше не хочу видеться с тобой… Он не успел заметить, сам ли Тэхён бросил чашку на пол или она выпала из его рук, лишь дёрнулся на звон разбитой посуды. Видимо, осколок полоснул Кима по босой ноге, потому что тот поморщился, но не придал этому большого значения. Медленно, будто боялся спугнуть, Тэхён вновь обошёл столешницу и опустился на корточки возле чиминовой ноги. — Прости... Прости меня, я правда этого не хотел. Ты можешь поверить мне в последний раз, что я всё исправлю? Только не говори, что больше не хочешь меня видеть, — сорвавшись на своеобразный и характерный ему пьяный скулёж, изливался Ким. Это нормально, что Чимин в этот момент не испытывал ни жалости, ни человеческого сочувствия? То самое чувство из «целого ничего», которое он ощущал в машине по дороге сюда, переполняло его сейчас, позволяя сохранять не только здравый рассудок, но и непритворное хладнокровие. — У нас всё будет по-другому, я обещаю, только прости меня, хорошо? Пожалуйста. Я сделаю всё, что ты хочешь. Скажи, чего ты хочешь? — Прекрати это, я ведь сказал, чего хочу. Когда ты уже поймёшь, что происходит? Я относился к тебе как к другу, пока сам не позволил тебе испортить даже это. Но у меня никогда не было к тебе никаких романтических чувств. — А к нему были? Он уже сказал тебе, что и есть тот, кто тебе нравился? Или ты поэтому и побежал к нему? Он же ничего из себя не представляет. Он ничего не сможет для тебя сделать. Чимин бы очень хотел ответить или, на худой конец, заставить его замолчать, но понимал, что любыми словами лишь подтвердит для Тэхёна то, что он реагировал на его слова. — Я сказал тебе всё, что хотел, не хочу повторять всё по новому кругу. Я поеду домой… — Нет, не поедешь, — твёрдо и уверенно заявил Тэхён, как будто Чимину необходимо было его разрешение. А как только понял, каким был его тон, ожидаемо осёкся: — Прости, я хотел сказать, что мы ещё не поговорили, я не всё тебе сказал. — Мне неинтересно… Я же просил не трогать меня, — немного отчаявшимся тоном повторил Чимин, когда Ким едва не коснулся его бедра. Тэхён выпрямился и упёрся руками в столешницу и спинку барного стула, привычно запирая Чимина в пространственной ловушке. Хотя бы не плакал. Меньше всего хотелось бы успокаивать его. — Хочешь, я дам тебе время подумать? Ты пока побудешь с мамой, а я решу свои проблемы. Я хочу, чтобы ты вернулся сам. Я больше тебя не обижу, только прости меня, хорошо? — произнёс он и, забывшись или не сдержавшись, быстрым движением большого пальца скользнул по его нижней губе. Отвратительно. К счастью или нет, но Чимин не успел на это никак отреагировать, а любая естественная реакция, вызванная отторжением, могла выйти ему боком. Их обоих отвлёк грохот, раздавшийся со стороны входной двери. Тэхён сразу и вовремя отстранился, чтобы вместе с Чимином заметить, как при повторном ударе массивная деревянная дверь распахнулась внутрь дома и сорвалась с верхней петли. Если бы в попытке расслабиться он чаще смотрел боевики, а не мультики, то, возможно, реагировал бы с меньшим удивлением? Хотя Чимин всё ещё сидел на стуле, когда пятеро штурмовиков врывались в дом и что-то кричали, он совершенно выключился из ситуации, оставшись зрителем со стороны или превратившись в предмет интерьера. Говоря что-то про наркотики и гражданские права, на его глазах на Тэхёна надели наручники и в довольно грубой форме вывели из дома так быстро, что Чимин и глазом моргнуть не успел. Он даже не видел его реакции: он был напуган? Удивлён? Ожидаемо говорил что-то про своего отца или нет? По крайней мере, когда уходил, не вырывался и не бросил на него ни одного взгляда. — Вы меня слышите?! — услышал Чимин повышенный тон, а перед собой наконец заметил среднего роста мужчину в полицейской форме. — Как Ваше имя? — Пак Чимин, — хрипло ответил он, тряхнув головой, и тихо прочистил горло. — Как Вы здесь оказались и в каких отношениях состоите с обвиняемым? — Ни в каких. Он поручил другу выследить меня и привезти сюда обманом, — как на духу ответил Пак, не собираясь смягчать ситуацию. — Вам придётся проехать с нами в участок для дачи показаний. — О себе или о наркотиках? — уточнил Чимин. — О них мне ничего не известно. Тэхён не посвящал меня в свои дела, и я мало что знаю о том, чем он занимался. — Расскажете то, что знаете, это не отнимет много времени. Он даже кивнуть полицейскому не успел, как тот вышел на улицу. И, вероятно, Чимину нужно было идти следом, но он продолжил сидеть на стуле, как приклеенный. В конце концов, дом по-прежнему осматривали другие люди в форме. И пусть этот нелепый разговор не был запланированным, но он мог бы принести долю облегчения. Вероятно, в том, что их прервали, не было ничего плохого, потому что Чимин примерно мог себе представить дальнейшее развитие беседы. И сейчас было больше противно от того, что этому разговору не суждено было завершиться правильно, а Тэхён, кажется, не вынес из его слов ровным счётом ничего. И зачем тогда вообще было привозить его сюда? Вряд ли бы Пак удивился, даже если бы в дом сейчас зашёл сам Президент. Но у несуразно повисшей входной двери вдруг появился Ким Сокджин, который взглядом пробегал по дому в попытке считать какую-то неведомую Чимину информацию, пока не наткнулся на него. В чёрных брюках и кожаной куртке нараспашку он подошёл ближе. — Чимин, — без всякого удивления вздохнул Джин, как бы говоря «как же без тебя». Но Пак отвернулся и зажмурился, следом за этим почувствовав два коротких хлопка у загривка. Не то чтобы он притворялся в стойкости, но теперь понял, что, помимо неё, были и волнение и напряжение, которые ему удавалось держать в узде при Тэхёне. Пак всё делал правильно или снова нет, раз он его не слышал? Его иногда подмывало бросить в ответ что-нибудь колкое, желая задеть от испытываемых чувств тошноты и раздражения. Но Тэхён был прав: Ким искал его внимания, а Чимин не хотел подпитывать в нём мысль, что собственные тэхёновы попытки задеть не были бессмысленными. Иначе этот круг не получилось бы разорвать вовсе. Даже сейчас Пак не был уверен, что ему удалось этого добиться. Что, если рано или поздно он вновь появится перед ним? Что, если тогда Чимин неожиданно спасует и не сможет отстоять свои границы? Когда он открыл глаза и повернул голову, Джина уже не было. Чимин хотел убраться отсюда поскорее, дать показания и закрыть эту мерзкую и кровавую страницу своей жизни насовсем. Он вышел на улицу под проливной дождь и остановился под узким козырьком плоской крыши. Сокджин тоже оказался на улице и о чём-то размеренно разговаривал с полицейским возле машины с бросающейся в глаза расцветкой. Чимин не хотел проверять, не в неё ли усадили Тэхёна, и поэтому опустил взгляд себе под ноги. Сегодняшний ливень его уже порядком раздражал, но он вдруг вытянул ладони перед собой — так, чтобы на них капало то ли с крыши, то ли с неба. Может быть, это было не проклятием, а возможностью смыть с себя всё, что он не собирался оставлять при себе? Как природное очищение от всех грехов. — Я договорился, что ты приедешь в участок сам, я подвезу, — сообщил Джин, когда вновь подошёл к нему и встал рядом под козырёк, стряхивая с волос и куртки дождевые капли. — Порядок? Чимин молча кивнул. — Что ты здесь делаешь? — М-м? — наконец удивился Пак. Он опустил мокрые ладони и взглянул на старшего рядом. Приятно было заметить, что ссадины на его лице благополучно зажили. — Меня привёз Джон без спроса. Я решил, ты здесь из-за меня, потому что тоже следил. — Нет, господин Ли не хотел упускать Тэхёна, когда ему помогли сбежать. — Выглядишь уставшим. Ты в порядке? — А сам? — Кажется, — пожал плечами Чимин. — Полиция вовремя появилась. Что теперь будет? — Я не знаю, — честно ответил Сокджин. — Ли всерьёз намерены избавиться от Кимов, против Тэхёна завели дело, но… — Его отец этого не допустит? — предположил Пак. — Скорее всего. Да… Я собирался встретиться с Юнги на днях, но не уверен, что получится, — сказал Ким и вытащил из куртки банковскую карту. — Передашь ему? Или Чонгуку. — Я думал, её не нашли, и он забрал её. И поэтому не возразил, когда я сказал, что ничего ему не должен… Спасибо. Даже не знаю, как расплачиваться за эту помощь. — Забудь уже эти словечки, ты сполна за всё заплатил. К тому же никто из нас ничего не потратил. И ещё кое-что… Чимин, ты можешь сделать мне одно одолжение? — Ты ещё спрашиваешь? Что от меня требуется? — Садись в мою машину, — кивнул Сокджин в сторону чёрного кроссовера, стоящего на обочине, — заедем кое-куда по пути в участок, я расскажу. Дождь бренчал по лобовому стеклу, а ленивые капли разъезжались невнятными узорами. Джин управлял машиной плавно и спокойно, словно всё его нутро откликалось в оборотах двигателя. В салоне приятно пахло мандаринками, и обстановка была куда комфортнее, чем ранее с Джоном. И лучше, чем сейчас, было разве что с Чонгуком. Сокджин тоже пристёгивался в машине, и на этот раз Чимин уже не удивлялся отсутствию заглушек, а охотно пристёгивался следом. Каждый раз теперь он вспоминал слова Чона, и это тоже было тем, что в такое сильное ненастье прибавляло тепла. Загадочное место «кое-куда» было многоэтажным высотным домом недалеко от въезда в город. Припарковаться у подъезда не представлялось возможным, поэтому Чимину с Джином пришлось слегка намокнуть, пока они бежали до входной двери. Пак до последнего терпел и не спрашивал, пока они не вышли из лифта на семнадцатом этаже. Тогда Джин подошёл к одной из стальных дверей с номером «175» и нажал на дверной звонок. — К кому мы идём? — стряхнув капли с тёмных мокрых волос, подал голос Чимин. — Ко мне домой, — ответил Джин и подтолкнул его к только что открывшейся двери. У порога в светлой прихожей их встречала симпатичная молодая женщина с убранными наверх пшеничного цвета волосами и раздувшимся животом, который она, будто неосознанно, обнимала обеими руками. — Хей, родная, это тот самый Пак Чимин, — говорил ей Джин, разуваясь. — Помнишь, я недавно рассказывал? Чимин, это Минджи, моя жена. Удивительно, но теперь два разных образа одного и того же человека так и маячили перед глазами: домашний Джин, воркующий с женой, и воинственный Сокджин в строгом чёрном пиджаке, стучащий по дверному косяку гримёрки костяшками своих изящных пальцев. Ну что ещё за очередные американские горки в событиях одного дня? Пак уважительно поклонился, смущённо протянув приветствие, и снял ботинки. — Джин-и, но я ещё не успела приготовить ужин, — торопливо и застенчиво делилась молодая женщина, — я не ждала тебя так рано. Чимин-а, ты пьёшь цитрусовый чай? — Госпожа Ким, ничего не нужно, — поспешил заверить Чимин, — не беспокойтесь, пожалуйста. — Я госпожа Ким, — зарделась она, растянув губы в невинной улыбке и кокетливо коснувшись рукой плеча своего мужа, словно заставляла обратить на это внимание. А ведь они давно женаты, неужели она не привыкла к такому обращению? Как ни крути, уже сейчас это была слишком идеальная картина слишком идеальной семьи, от одного взгляда на которую начинали слезиться глаза. — Зови меня просто Минджи. А банановое молоко пьёшь? — Минджи-я, остановись, — ласково попросил Джин, — мы заехали поздороваться, тебе не нужно суетиться с ужином или чем-либо ещё. Я лучше куплю что-нибудь по дороге домой. — Раз уж сегодня погода для цитрусового чая, то я очень быстро заварю его! Выпьете и поедете, это не займёт много времени, — решительно заявила Минджи. — Чимин, располагайся, можешь осмотреться. Милый, покажи ему дом, пока я готовлю чай. Из-за твоей работы у нас нечасто бывают гости. — Хорошо, хорошо, я понял, тогда и ты поторопись, — Джин мягко обхватил её за плечи и направил её в сторону кухни. — Нас действительно ждут. Ким повернулся в сторону Чимина и молча кивнул на дверь в другую комнату. — Это немного неожиданно, — признал Чимин, когда они прошли в гостиную светлых тонов. — Почему ты вдруг решил нас познакомить? Джин закрыл дверь, сел на диван нежно-голубого оттенка с белой кружевной накидкой и упёрся руками в колени, сцепив пальцы в замок перед собой. Хотя Чимин никогда не видел его нерешительным, сейчас казалось, что мужчине нужно было немного времени, чтобы ответить на вопрос. Видеть его не в свете неоновых ламп или тёмной атмосфере бара, а в светлой комнате стиля а-ля шебби-шик, было ужасно непривычно. Тем более что сам Сокджин всё ещё был во всём тёмном: от брюк до кожаной куртки. Но удивительно, что комфорт он находил в столь милейшей обстановке. Или это был пример того, как можно уступать второй половинке? — Дочка должна родиться в ближайший месяц, — медленно ответил Ким, лишь подкрепляя в голове картину того, что Джину здешний интерьер поражающе подходил, — и я хочу попросить тебя присматривать за ними. Просто навещать хотя бы пару раз в месяц первое время. Сможешь выполнить это для меня? — Ну конечно. Сколько тебя не будет? — простодушно спросил Чимин, так и оставшись стоять возле двери и потёртого письменного стола, на котором стоял «макбук». Но Джин лишь молча уставился на него. А с молчанием ответ пришёл сам собой. — Стой-стой-стой… Что ты имеешь в виду? Ты же говорил, что теперь просто работаешь на семью Ли. Этот урод Лиён угрожает тебе? — Нет, я действительно служу семье Ли, и там мне никто не угрожает. Пусть и прошло много времени, у меня получилось влиться практически безболезненно. Вероятно, словосочетание «практически безболезненно» относилось к тем ссадинам, с которыми он явился к Чимину в больницу. — Тогда в чём дело? — спросил Пак, хотя, кажется, знал ответ. Зря, что ли, он вспомнил последний их разговор. — Ты же всё понимаешь. Мы говорили с тобой, что такое возможно. — Но с того разговора прошло почти две недели, и всё было хорошо! — Не кричи на весь дом, иначе Минджи услышит, — шикнул на него Сокджин и бросил взволнованный взгляд на закрытую дверь. — У них были заботы поважнее, но мне уже дали понять, что очередь и до меня дойдёт. Не рассказывай Минджи ничего лишнего, когда узнаешь. Она у меня очень впечатлительная, а ей ещё ребёнка растить. — Джин… Я… Давай я пойду к его отцу? — шёпотом предложил Чимин. — Это ничего не принесёт, тебе нечего им предложить. Планируешь стать их игрушкой насовсем? Не глупи и возьми себя в руки. Я был уверен, что могу на тебя положиться в этой просьбе. Будь серьёзен, в конце концов, и начни уже думать головой, ты уже не маленький. Если бы у меня был шанс избежать этого, неужели ты думаешь, я бы им не воспользовался? — Когда они придут за тобой? — Неизвестно. Поэтому говорю тебе сейчас, чтобы не упустить момент. — Это несправедливо… — протянул Чимин. Он вовсе не собирался разворачивать стрелки на себя, но сложно было не думать о том, как бы было, если бы Кимы не сунулись в «Clue» из-за Чимина. — Это всё из-за меня. — Извини, Чимин, но ты не центр Земли. Я тебе говорил, что в то время сам этого хотел. Не стоит брать на себя ответственность за мои решения. Если ты не можешь выполнить то, о чём я прошу, так и скажи. Для Чимина эта просьба казалась смехотворной: ну что в ней было сложного или невыполнимого? Но для Джина это, вероятно, имело глубокий смысл. И просил он об этом именно Чимина не просто так. — Я всё сделаю, — тихим и уверенным тоном наконец ответил Пак. Джин лишь выдохнул со всех плеч и с благодарностью кивнул. «Мы же не переставали быть друзьями?» Что это вообще за вопрос? И почему Чонгуку кажется, что он солгал в ответе? Потому что его отношение изменилось? Потому что он одинаково хотел бы называть его другом и в то же время перестать это делать? Находясь за решёткой, у него было немало времени подумать и разобрать себя на составляющие. Но так и не понял, в какой момент слова тёти перестали играть для него ведущую роль. Словно он перешёл на другую сторону: по ощущениям — с тёмной на светлую. Это потому, что от Чимина он не видел ничего плохого? Кажется, именно сегодня он смог бы поступить, как распоследний отшельник или пёс в ожидании хозяина, и после ухода Чимина мог бы пробыть в пустой гостиной до самого позднего вечера. Даже ради интереса ему хотелось бы это попробовать, тем более что он весь день продолжал игнорировать звонки от Юнги и Фила и сейчас не хотел никого видеть и ни с кем разговаривать. Но оставить свою «ауди» далеко от дома ещё на одну ночь он точно не мог. Погода была самой подходящей для прогулки с переменчивым настроением. Кажется, ненастью посвящено крайне мало серенад, ведь объективно в такие моменты, как у Чонгука, именно дождь и порывистый ветер могли практически в буквальном смысле вытряхнуть из груди скребущее сомнение и, пробежав в памяти по их разговору с Чимином, помочь сделать вывод, что Чон перестал обманывать самого себя. Он спятил, верно? Как человека, который ещё недавно на дух не переносил любую непогоду и признавал лишь ясное солнце, эта прогулка до «ауди», стоящей у дома Юнги, должна была подтолкнуть к отрицанию и дикому раздражению. Может быть, всё дело было в том, что, несмотря на всё, сегодня действительно было тепло. К радости Чонгука, его отношения с холодом были самыми стабильными. А значит, он всё же в своём уме. Как легко, оказывается, можно находить опровержения собственным предположениям. Благодаря кондиционеру, он почти высох в тёмном из-за взбитых в серый сгусток облаков салоне машины. Если бы Чимин согласился остаться, пока не кончится дождь, то они бы всё ещё разговаривали. А может быть, снова заснули вместе, как в тот раз, когда об их общем прошлом знал один Чонгук. У дома Юнги он не задерживался, чтобы случайно не напороться на друга и не слушать его ворчаний по поводу радиомолчания. И весь путь до дома он чувствовал лёгкий шлейф вины, на которую навевал вид целого лобового стекла, которое Юнги отремонтировал в отсутствие Чонгука. Возможно, иногда из него выходил неважный друг? С другой стороны, Чон бы сделал для него то же самое, и сейчас он не видел ничего критичного в том, что ему хотелось побыть одному. Что он хотел засесть в кухне в компании не спиртного, нет, а только собственной персоны. Разве это не прогресс, раз он в кои-то веки не хотел уходить из состояния абсолютной осознанности, накидавшись в хлам? Вероятно, это и был он, если чёрной дыры, в которую его когда-то затаскивало в прихожей, не было, и он теперь сидел в тёмной кухне поздним вечером с пока ещё пугающим ощущением, что он, кажется, скоро совсем перестанет считать себя пустым. Может быть, не перестанет чувствовать себя одиноким — не зря же Чимином был задан этот вопрос, верно? — но зато при нём теперь всегда будет нечто ценное и очень нежное. То, что, кажется, может согреть в любую непогоду. И то, что может осветить собой всё вокруг даже в самый тёмный вечер. Ему нужно было не только осознать и принять это, но и прочувствовать всю глубину перемен. А для этого необходимо провести время с самим собой. Вот только у Юнги были другие планы на него и, оставив попытки дозвониться, он вскоре перешёл на атаку сообщениями. KakaoTalk от кого: Юнгз «Твою мать, мелкий, выйди на свет!» Юнгз «Ты где?»Чонгук
«Дома.»
Юнгз «Сейчас подъеду.»Чонгук
«Нет, не хочу. Не надо.»
Юнгз «Если ты на пьяную башку кого-то склеил, выгони.»Чонгук
«Я никого не клеил, я один. Не хочу, чтобы ты приезжал.»
Юнгз «У тебя есть пять минут.»Чонгук
«Отвали, я не открою.»
Юнгз «Четыре.»Чонгук
«Ты читать не умеешь?»
Чонгук
«Я не хочу, чтобы ты приходил, слышишь?»
Чонгук
«Я серьёзно! Я не открою.»
— Твою мать… — громко застонал Чонгук, когда раздался грозный стук во входную дверь. — Не открою! KakaoTalk от кого: Юнгз «Со мной Чимин.»Чонгук
«Враньё, он дома.»
Юнгз «Уверен?» — Да блять! — Честное слово, будь он из буйствующих людей, то опрокинул бы кухонный стол. Он не поверил, потому что, насколько уже мог узнать, Чимин бы не стал прятаться за чужой спиной и, скорее, либо в пути, либо у двери написал или позвонил бы ему, чтобы попросить открыть или вывести на диалог. Стул под ним устало скрипнул, когда он вставал из-за стола. И дверь Чон открывал из-за того, что понимал, что Юнги при надобности легко привезёт Чимина сюда. Но сейчас же друг, как Чонгук и предполагал, стоял один. — Какого хрена тебе надо? Я хочу побыть один, что непонятного? Ты можешь свалить из моего дома? — Ты уже побыл один, потерпишь. На, — Юнги чуть не врезал ему квадратной бутылкой виски, — хлебни и успокойся. — Спасибо. Один раз я уже хлебнул того, что ты мне дал, всё ещё не протрезвел, — решил напомнить Чонгук. — Эта бутылка из магазина, идиот. Мин явно чувствовал себя свободно и непринуждённо, стягивая обувь и чёрную мокрую парку, которая давала понять настроение погоды на улице. Щёлкал пальцами по выключателю, прибавляя в Чонгуке раздражения тем, что теперь его слепили зажёгшиеся лампочки. Ну кто его просил об этом? Чон хотел сидеть в темноте. И в одиночестве. — Мне плевать, я не хочу пить. Я хочу, чтобы ты свалил, — сквозь зубы и медленно повторил Чонгук, надеясь на то, что смена темпа речи и снижение громкости голоса донесут до него то, что пытался вталдычить Чон. Он сильно сдерживался и вполне прилично себя вёл в момент, когда мог беспрепятственно послать его и вытолкать за дверь. Но зная Юнги… Чёрта с два он уйдёт. — Ты новости вообще не читаешь? — поинтересовался Мин. Как будто сам не знал. — Тэхёна должны были задержать за наркоту, но он съебался. Сегодня весь город на ушах из-за того, что его разыскивают. Я звоню тебе с самого утра! Проклятье. Теперь хотя бы была понятна причина резкого и