— 2011 год —
Из зеркала на него в упор смотрело чужое лицо с потухшими в глазах огоньками. Кто-то бессовестно прошёлся по лабиринтам его души и потушил все факелы, с помощью которых ему удавалось не теряться в собственной непроглядной тьме. И этот кто-то — он сам. Синяки под глазами стали выразительнее. Теперь приходилось скрывать их макияжем с особой внимательностью. Его смех стал наигранным, больше походил на привычку или иллюзорный способ обмана сознания. Но он держался за этот способ, который иногда действительно заставлял думать, будто всё, как прежде. И ничего, совершенно ничего не изменилось. Но всё же в какой момент тщательный уход за собой стал портить настроение и вызывать отвращение к себе? Уход за волосами был единственным исключением. Ему нравилось заботиться о них, пусть и дешёвыми средствами. И даже стало нравиться бесконечно выпрямлять их, чтобы видеть в зеркале те волосы, которые когда-то с его плеч или лица собирал Клубничка. Он по-прежнему использовал бальзам с ароматом лесных ягод, потому что ничего не хотел менять, даже наоборот: хотел всеми силами удержать то, что уже безвозвратно ускользнуло из его рук. И на этом приятности заканчивались. Ему приходилось следить за своим телом, а после смен смывать с себя блестящий лосьон, который одним своим видом вызывал тошноту. Ему приходилось бриться и чиститься непристойно часто. Звук льющейся воды до обидного лишь индуцировал дурноту. Но даже так наличие душа на работе сильно спасало психику и позволяло держать две параллели своей жизни на расстоянии между собой. Ведь так Чимин приходил домой благоухающим, но чистым. В дни и месяцы, когда мама отдыхала от регулярного посещения больницы, он на удивление не торопился домой. Он уже не бежал сломя голову, как когда-то в больницу. Только потому, что ему нечем было её порадовать. Пак стал одеваться не по погоде, когда понял, что его измождённое состояние удерживало его от примитивных болезней. Оказывается, когда у тебя вот-вот съедет крыша, ты не можешь простудиться. Иначе какие ещё могли быть объяснения тому, что по морозу он ходил полуголым или в куртке нараспашку, но даже не жаловался на боль в горле? Что он внезапно умудрился закалить себя? Домой он плёлся неохотно, заходил в квартиру, бросал все свои вещи чуть ли не на пол и напрямую шёл в спальню к маме. Он возвращался на рассвете, ложился на чужую постель и прижимался холодным носом к тёплому одеялу или, если они были открыты, к тёплым ключицам. Когда она не просыпалась, он тихо плакал от беспомощности. А когда, как сейчас, мама вздрагивала от его внезапного появления или ощутимой разницы температур, Чимин держался изо всех сил, пока она гладила его по голове и перебирала пальцами чистые розовые волосы. Он чувствовал макушкой, что её глаза были открыты и что её сон он бессовестно прогнал. Было ли ему жаль? Ни капли. Ведь в такие моменты он в животном страхе представлял, что только это позволяло удержать её рядом с собой. В дни, когда он терял всякую надежду, Чимин хотел спасти её простодушным «не отпущу». Будто кто-то бы стал его спрашивать, если бы её время внезапно истекло в эту самую минуту. Будто он смог бы что-то сделать, если бы она перестала дышать в его присутствии прямо сейчас. Самая страшная для его разума картина, которая иногда просачивалась в голову, как бы он ни старался прогнать её. В такие моменты опускались руки и подгибались колени. С чего он вообще взял, что эта женщина под его носом заслуживала именно такого сына, как он? Который даже не мог ничего сделать, чтобы помочь ей выбраться из глубокой болезненной ямы. Словно приближался момент истины, пока он стоял на перекрёстке и пытался решить, в какую сторону ему свернуть и сворачивать ли. Именно тогда он окончательно понял, что слов «я тебя люблю» иногда бывает недостаточно, чтобы отвоевать своё место рядом с самым важным сердцу человеком.— 2019 год —
Чужие руки грубо обхватывали горло, заставляя задыхаться и давиться слюной. В глотку проникала разгоряченная и пульсирующая плоть, вызывая приступ рвоты и неконтролируемый плач. Но лицо было таким мокрым от слюны и естественной смазки, что лишняя жидкость только смешивалась и терялась среди остальных следов гнусного и непрекращающегося акта насилия. Скотские пальцы зажимали нос и удерживали подбородок, чтобы он не смог вдохнуть ртом. В этот момент были слышны какие-то команды об открытых глазах и широком для чужого члена горле. Не думать о смерти было тяжело, когда воздух был истрачен, а получить новую порцию не было возможности. Глаза закатывались от беспомощности и смирения своей судьбы. Непроизвольно сжимающаяся глотка и проснувшийся перед смертью сосательный рефлекс заставил плоть во рту запульсировать, а после давиться вышедшей жидкостью… Настолько жестокие сны Чимину не снились с 16 лет. Это было объяснимо: гипотетическая встреча с человеком, который мог бы обойтись с ним подобным образом, была его страхом №2, пока он предоставлял эксклюзивные услуги. Но почти за два года работы подобного опыта в его жизни, к счастью, не было. С какими бы извращенцами его ни сталкивал этот способ заработка, никто не относился к нему так грубо и ничтожно. Сейчас ему казалось, что самое худшее он пережил с Тэхёном. Всё из-за эмоциональной связи и личного трепетного и благодарного отношения. Если бы он раньше не считал его другом, то вряд ли эта история так сильно выделялась в сравнении с работой. Ведь, по логике вещей, худшим временем должна была быть именно она. Чимин смахнул с себя мрачную после сна пелену и отправил Чонгуку сообщение, в котором интересовался его самочувствием. Только через несколько минут ожидания ответа, который так и не пришёл, он вдруг осознал, что по какой-то причине успел расслабиться. Всё просто: на телефоне не было ни сообщений, ни пропущенных звонков. Именно это и ввело его в заблуждение, будто он жил в спокойствии уже не одну неделю. Однако это ещё вчера вечером перестало быть тем, что могло бы в момент поднять его с кровати и заставить проверять коридор многоэтажного дома или выглядывать в окно, ища глазами одну из трёх знакомых машин или силуэт. Но не в этот раз. Избавился ли он тревожности? Нет. Но каким-то образом он смог относиться к своей ситуации проще. Словно кто-то обнимал его со спины в тёплой пуховой куртке и говорил, хоть и ненавистное, «всё будет хорошо». Именно поэтому Пак поднимался с кровати лениво и потягиваясь. Он заправил постель, переоделся в какие-то старые полинявшие джинсы, которые он чудом откопал в гардеробной Тэхёна в отсеке со своими и со «своими» вещами, если такими называть все те вещи, которые купил Ким. Чимин надел белую футболку с Томом и Джерри, которую иногда носил как пижаму. Вряд ли это добавляло ему серьёзности, но он действительно чувствовал себя в этом комфортно. Почти как когда-то раньше. Он вышел из гостевой спальни, которая по большей части служила домашним складским помещением. Здесь был старый синтезатор и нерабочие колонки, куча проводов, торчащих почти из всех коробок, которых здесь было целое множество. И если у Чонгука они были запакованными или закрытыми, то у Намджуна они все поголовно стояли нараспашку. И всё же здесь было куда лучше, чем в гостиной, которая, например, могла бы понадобиться другу в свободное время. Помимо этого, Чимин был уверен, что пробудет здесь не больше нескольких дней. Ничего не изменилось, он по-прежнему был тем, кто не допустил бы, чтобы его личные проблемы распространялись на друзей. Он не собирался доставлять неудобства и не хотел, чтобы Намджун тоже думал над тем, что делать его другу или как ему помочь. Пак приехал сюда, как в перевалочный пункт. Как в базовый лагерь перед подъёмом на экстремальную высоту. В коридоре стоял выразительный аромат свежеиспечённых блинчиков. В животе даже приятно затянуло. Не, как обычно, от волнения, а от нарастающего аппетита. Чимин умылся и почистил зубы, а при взгляде в зеркало поймал себя на мысли, что, как только он немного разберётся с собственным положением, непременно перекрасится. Конечно, теперь уже не в розовый. Но он уберёт этот угнетающий цвет, который теперь вдобавок напоминал только о времени, когда он позволил другому человеку полностью стереть его личность. Он уберёт этот цвет со своей головы и начнёт всё заново. Намджуна он нашёл в кухне, вполне спокойного и расслабленного. В домашних шортах и футболке под звуки ритмичного американского трека, двигая бёдрами в такт, он допекал оставшиеся блинчики. Ну хоть кто-то из них двоих пребывал в отличном настроении. Чимин вошёл в кухню очень тихо, а потому Ким его заметил не сразу и только боковым зрением. — О, доброе утро, Мин-и! — повернулся он от конфорки к нему лицом и тепло улыбнулся. — Доброе… — неуверенно ответил Чимин и тяжело, будто весил тонну, опустился на металлический стул с чёрной кожаной спинкой. — Тэхён не звонил? — Нет, — удивлённо ответил он и бросил настороженный взгляд на Чимина. — Когда он звонил мне в последний раз? Года два или три прошло. — Мне он тоже не звонил… — Ты ждёшь его звонка? — Нет? — уподобляясь привычке Тэхёна, ответил Пак вопросом. Но он и сам не знал, как правильно отвечать на это. Хотел ли он его звонка? Очевидно, что нет. Но очевидным было и то, что этот звонок был чем-то само собой разумеющимся. И, пожалуй, самой невинной предсказуемой вещью. Удивительно, что Ким до сих пор не выломал дверь в квартиру. — Но это странно. Может быть, он уже ждёт на улице… — равнодушно и даже смиренно тянул Чимин. — Ты же сам знаешь, он либо приехал бы за мной, либо стал бы звонить, как только проснулся. — Может, он ещё не проснулся? Он вчера много выпил и явно перебрал с «травкой». — М-м… А можно заполучить передозировку, когда куришь эту… «травку»? Намджун разобрался с блинчиками и выставил блюдо с ними на стол, а сам вдруг тяжело вздохнул. — Это Стокгольмский синдром? — в воздухе он обвёл его лицо указательным пальцем по контуру. — Мин-и, не всё ли равно? Это его проблема, а не твоя. Если ты решился уйти, то уходи до конца. Перестань волноваться о нём. Сейчас поедим и съездим к его отцу. Давай ты спокойно поешь? Здесь всё, как ты любишь, — добавил он и пододвинул к нему густые сливки. Чимин не хотел на это отвечать. Но всё же где он услышал волнение, если даже его голос не дрогнул, когда он спрашивал о передозировке? И при чём здесь Стокгольмский синдром? Разве мир был исключительно чёрно-белым? Почему поиск ответа на необычную для этого утра тишину был соразмерим с заинтересованностью и глубокими чувствами? Почему ему должно было быть либо наплевать, либо не наплевать настолько, чтобы хотеть вернуться обратно? Разве не существовало «золотой» середины? Например, он по-прежнему ловил себя на мысли, что не смог бы смотреть на себя в зеркало, если бы вдруг узнал, что, когда он решился столкнуться с последствиями разрыва с Тэхёном, тот в этот момент умирал. Тем не менее он не собирался бежать к нему обратно и нянчиться с ним дальше. Его знакомства с наркотиками было недостаточно для того, чтобы определить, переусердствовал вчера Тэхён или нет. Но и без этого Чимин помнил, что та же марихуана являлась лёгким наркотиком. А значит, переусердствовать с ней до летального исхода было сложно. Верно? Но, как ни крути, тишина со стороны Кима наутро выглядела подозрительно странной. И почему Намджун, который не раз был свидетелем того, как Тэхён забирал его из этой квартиры, делал вид, что всё было в порядке вещей? Не было. Завтракал он без особой охоты. Чимин не был привередой в еде. В своё время он был всему, что у них с мамой было на столе. Но именно тогда он так сильно полюбил густые сливки и какао с зефирками, ведь тогда это говорило о том, что у них было подобие праздничного ужина. Сейчас на столе были сливки, блинчики и чашка кофе, а не какао с маршмэллоу. Так что если придираться к формулировке, не всё здесь было тем, что он любил. Но это было неважным, так как волнение всё-таки встало поперёк горла и придушило прежний аппетит. То волнение, о котором говорил Намджун, вот только это чувство не имело никакого отношения к Тэхёну, разве что косвенное. Он вдруг вспомнил, что ему предстоял разговор со старшим Кимом, а Чонгук до сих пор молчал. Знать бы, что из этого било по темечку сильнее всего. Об этом он Джун-и уже говорить не стал, однако понял, что вчера поспешил. Ему не нужно было его присутствие. Пак не только был готов, но и хотел разобраться со всем самостоятельно. — Я поеду один, — решительно заявил он. — Спасибо за поддержку и за то, что смог приютить меня на пару дней. Но я должен разобраться с этим сам, хён. — Ты будешь говорить сам, но я буду присутствовать, — настаивал Намджун. — Нет, я сразу поеду один. А потом уеду в бар и поговорю с Сокджином. — Мин-и… Это небезопасно. Не веди себя, как ребёнок. Чимин даже поднял голову после этих слов. Возможно, он сам не замечал, что вёл себя подобным образом. Но если так, то в чём это выражалось? И почему раньше Намджун так с ним не разговаривал? — Именно сейчас мне кажется, что я веду себя не как ребёнок. Вся моя жизнь небезопасна. Я так решил. Ты можешь поддержать меня в этом? — Окей, — вздохнул Ким. — Ты сообщишь, если что-то пойдёт не так и понадобится помощь? Чимин потянул уголок губ вместо полноценной улыбки и с облегчением кивнул. Впервые за восемь лет он приехал к небоскрёбу, когда его ласкали лучи утреннего солнца. Теперь то, как изящное здание со шпилем наверху переливалось бликами на глянцевом отделочном материале или широких стёклах, сильно бросалось в глаза. Также сильно ощущалось и то, насколько это было не по Чимину. Куда больше радости он получал от бедственного района, в котором жила мама. Он не должен был думать о том, что ему влетит от Тэхёна или от господина Кима за появление посреди дня, которое потом могло попасть в заголовки каких-нибудь газет или просто привлечь внимание нежелательных лиц. Ведь вряд ли его пугали этим раньше беспочвенно. Но именно об этом он и думал, когда заходил внутрь и сообщал на посту охраны, куда держал путь. Он думал о том, что непременно поплатится за это. Он напоминал самому себе трясогузку с вечным тремором внутри. И пугало не то, что за этим могло последовать нечто по-настоящему страшное. Ведь, по большому счёту, что с ним могли сделать? Ну максимум — вернуть хозяину, как любимую вещь. Но что будет дальше? И что тогда будет с Чимином, если у него отберут последний шанс на обретение свободы? Он так задумался, пока поднимался в лифте на самый верхний этаж, в пентхаус, что зажмурился, когда дверцы кабины стали открываться. Ким Чонхун подошёл в тот момент, когда Чимин выходил в просторный холл. Как по старой привычке, он обнял Чимина как ни в чём не бывало. Удивительно, но о времени посещения он не проронил ни слова. — Рад тебя видеть, Чимин. Где мой сын? — спросил он, отстранившись. Он был в костюме и, кажется, куда-то собирался. Манжеты его тёмно-синей рубашки не были застёгнуты, потому что не успел. Тёмно-синие брюки блестели и, вероятно, кричали о дороговизне, которой Чимин не видел. Лицо старшего было оживлённым и отдохнувшим. Стоило ли говорить, что он понятия не имел, что происходит? — Может быть, дома, — неуверенно ответил Пак, чем привлёк к себе особое внимание. — Я ушёл от него вчера. Поэтому я и здесь… Брови Чонхуна взметнулись вверх. Хотя сильно он не забеспокоился, но всё же проверил свой телефон, который достал из кармана пиджака и тут же сунул обратно, когда ничего не увидел. Очевидно, проверял сообщения или пропущенные звонки от родного сына. Это тоже было ещё одной невинной и предсказуемой вещью: если бы всё было плохо, он прибежал бы к отцу. И возможно, по этой причине тоже господин Ким не воспринял его слова всерьёз, предположив, что Тэхён по-прежнему всё держал под своим строгим контролем. Даже такую, казалось бы, совершенно расхлябанную ситуацию. — Поссорились? — обнял он его за плечи и направил к своему кабинету. — Тэхён бывает упрямым, поэтому ты должен идти на уступки. Даже я на них иду. Я не хочу нервничать и волноваться за него. Ты должен всё уладить, Чимин, пока его терпение не лопнуло. — Это должен делать я, потому что у меня с ним договор? — Да. И ты должен быть благодарен за это. Мой сын только на руках тебя не носит. Он тратит на тебя большие деньги каждый месяц… — Я этого никогда не хотел! — Тебя никто не спрашивал! — повысил в ответ голос Чонхун, усадил Чимина за плечо на коричневый кожаный диван, а сам остался стоять. Оказывал давление? — Сын хотел, чтобы ты дотягивал до нашего уровня, даже хочет закрепить твоё положение свадьбой. Он делает из тебя себе подобного, хотя бы за это стоит благодарить. Это не говоря уже о твоей маме и оплаченной учёбе. — Вы ошибаетесь, господин Ким. Я никогда не смогу «дотянуть» до вашего с ним уровня, он сам мне об этом часто напоминает. Мы не ссорились, я правда ухожу от него. И я здесь для того, чтобы спросить, что от меня требуется? Взгляд Кима был по-отцовскому снисходительным. Таким образом он без слов говорил о том, будто Чимин сейчас ляпнул свойственную незрелому ребёнку глупость, а он смотрел на это сквозь пальцы. Чонхун по-прежнему не воспринял его слова всерьёз. Но это было вполне объяснимо, разве нет? Изменилась в Чимине только речь, но само положение оставалось прежним: у него не было никаких средств, чтобы вытащить себя. И он был уверен, что отец Тэхёна либо знал об этом, либо чувствовал. Зато гонору в Чимине стало так много, будто он выдавал себя за миллиардера. — Ты не говорил этого Тэхёну, я прав? — смекнул старший. — Ты правильно поступил, что приехал сюда. — Я скажу ему. Сначала я хотел узнать, что было написано в той… — чуть было не сказал «бумажке», но вовремя исправился, вспомнив слова Джина о более серьёзном отношении к своей жизни. — В том документе, который я подписывал. — Ты не можешь уйти от него, Чимин. Сегодня ты можешь отдохнуть и показать свою своенравность, но вечером ты вернёшься к нему. И если этого не произойдёт, я сделаю так, что тебя вернут силой. Ты обязан по договору находиться с моим сыном. Мы свою часть обязательств выполнили, теперь твоя очередь. Я понятно изъясняюсь? — Да. Я могу получить копию? Я хочу знать, сколько я должен по этой… этому документу. — Зачем? У тебя никогда не было таких денег. — Я хочу узнать, каких денег в моей жизни никогда не было и каких денег никогда не будет. Может быть, это поможет мне одуматься? Ваш сын всегда говорил, что в Саратоге никто не может прыгнуть выше головы. Вряд ли я буду исключением, — договорил Чимин и побелел от осознания, как в стрессовой ситуации ему удалось выкрутиться с помощью правильно подобранных слов. Кажется, этим он даже заставил Чонхуна поверить, что до Пака наконец дошло, что именно он надеялся так легко провернуть. И как будто бы только сейчас понял, что это было невозможно. Мужчина наклонился к нему и в более лёгком, почти заботливом жесте опустил руку на то же плечо, с помощью которого заставил его сесть. — Послушай, вы скоро переедете в Лос-Анджелес и заживёте по-другому. Вы давно сидите на одном месте. Возможно, ты устал? Скоро всё изменится. Насколько я знаю, Тэхён сейчас активно работает над тем, чтобы ускорить переезд на первую половину следующего года. Совсем скоро ты станешь одним из нас по-настоящему. — Насколько Вы знаете? — переспросил Чимин. — Я не вмешиваюсь в его дела, он прекрасно со всем справляется. — Я бы так не сказал. Меньше чем за два месяца на него нападали дважды, последний раз ему сильно досталось, он неделю соблюдал постельный режим из-за внутренних повреждений. Я думаю, у него проблемы, о которых он не хочет Вам говорить… Господин Ким! — окликнул Пак, когда Чонхун вдруг резко двинулся на выход из своего кабинета. — Дайте мне копию, и я уйду… В сознание настойчиво пробивался какой-то туманный трек в жанре хип-хоп с мягким вокалом. А чувство было такое, что если он сейчас откроет глаза, то увидит разваливающийся потолок старой квартиры-коморки Юнги в Лос-Анджелесе. Может быть, ему вовсе приснилось, что друг давно уехал, а через несколько лет и он сам? Может быть, сейчас ему позвонит Фил и спросит, какого хрена на него опять поступила жалоба от соседей или от случайного свидетеля запрещённых гонок. Но когда он открыл глаза, потолок оказался целым. А собственное тело было чуть крупнее в мышцах, чем в то время, когда они с Юнги оба жили в Штатах. — Где я? — вырвался его хриплый, похожий на заржавевший механизм, голос. — На небе, — поддакнул Юнги, когда в треке Гуччи Мейна на заднем фоне протянули строчку «wake up in the sky». — Выключи эту хрень, — застонал Чонгук, когда бит стал неприятно стучать по мозгам, хотя громкость трека по-прежнему была небольшой. — Юнги! — Не ори и выковыривайся отсюда, раз очнулся! Заебало подбирать тебя с пола, — ворчал и ругался, а сам всё-таки выключил музыку. Чонгук ненадолго приподнял голову, чтобы понять, где он, чёрт возьми, был. Последнее, что он помнил, — они с Юнги говорили в кухне. Вспомнить бы ещё, о чём именно… Голова не гудела, но вместо этого её неприятно стягивало невидимым обручем. Непохоже на похмелье. Сейчас он лежал на маленьком двухместном диване в комнате по типу гостиной. Хлама здесь было больше, чем в чулане, в котором когда-то Чонгука запирала родная тётка. Юнги сидел на еле живом деревянном стуле, лицом к спинке, на которой полочкой сложил свои руки. Похоже, какое-то время он сидел так рядом с диваном, ковыряясь в телефоне, слушая музыку и… присматривая за Чоном? И почему эта мысль представала в голове в жутковатом виде? — Я тебя об этом не просил, — будто поменявшись с ним местами, говорил Чон его же словами, отбрасывая в сторону неприглядный плед цвета детской неожиданности. — Всегда пожалуйста. — Сколько времени? И что случилось? — Два часа дня. Ты дохуя проспал. Я не доктор, но, думаю, ты потерял сознание вчера. — Понятно… — небрежно ответил Чонгук, словно его это совершенно не удивляло. На самом деле, это было странно, но он ничего не помнил о том, как отключился. Может быть, он настолько был вымотан? Или, может быть, как в случае с Чимином, когда тот вырубился пьяным, организм Чона тоже пытался выдернуть его из неприятных обстоятельств? Чонгук стал неспешно садиться, во всей красе встречая невыносимо большой вес своей головы. — Куда ты попёрся? Врач сказал, чтобы ты оставался в кровати. — Какой ещё врач? — Из «скорой». Тебе надо отдохнуть, мелкий. Ты чуть не откинулся. — А? Ты можешь не говорить ёбаными загадками? Меня это бесит, — огрызнулся он. Но на этот раз даже смотреть не стал, как Юнги выразительно изгибает бровь на дерзость. И прощения он тоже не просил, только устало потёр лицо руками. — Ну да, на хрена тебе отдыхать… Ты траванулся вискарём, который мне подарили. — Что? Кто-то хотел тебя отравить? — Юнги только пожал плечами. — Тэхён? — При чём здесь, блять, Тэхён? — Не знаю. Моя жизнь вдруг стала крутиться вокруг него. Он есть везде. Не удивлюсь, если и здесь тоже. Тогда кто? Ты кому-то перешёл дорогу со своей наркотой? — резко спросил он, но ответа не получил. — Где мой телефон? — Не знаю. Не слышал, чтобы он подавал признаки жизни. Ты не оставил его в тачке? — Не помню, — ответил Чонгук, сел на диване поудобнее и вдруг почувствовал твёрдый прямоугольный предмет собственной задницей. Он достал разрядившийся телефон из заднего кармана джинсов и бросил на сиденье рядом. — Можешь сделать мне кофе? Я умоюсь и поеду. — Чонгук… — Чимин тебе не писал? — Нет. Мелкий, я знаю, что у тебя шило в жопе, но отлежаться не хочешь? — Неа. Иди делай кофе, ты передо мной в долгу. Юнги только фыркнул, но рот затыкать ему не стал и спорить тоже. А Чонгук испытал на себе лечебное действие воды, стоя под горячим душем. Он не был дома чёрт знает сколько. Не то чтобы он был привязан к квартире, которую по-прежнему ненавидел, но сейчас очень хотел убраться отсюда. Хотя Юнги был, вероятно, единственным человеком, перед кем он мог предстать в любом виде и состоянии и ни капли не стыдиться этого. Но сейчас даже этого было недостаточно. А ещё, честно говоря, его уже самого подбешивало, что друг должен был носиться с ним или около него второй день подряд. И как это он ещё на полном серьёзе не выставил его за порог? Он хотел бы сесть в машину и уехать за город. Например, туда, где он гонял последний раз. Там было тихо и безлюдно, а связь с заброшенным участком дороги спровоцировала бы грудной крик или беспомощный стон — то, что он очень хотел выплеснуть наружу. Может быть, ему нужно было вернуться в Сеул, чтобы найти Чимина, помочь ему вырваться, а потом самому предстояло исчезнуть с лица Земли? Сейчас эти мысли были тем, что уверенно засело в голове, пустив корни. Хотя у него не было много времени, чтобы подумать обо всём или проанализировать свои чувства, порывы и поведение. Но он вдруг понял, что больше, кажется, и не хотел ничего. Не хотел уже ни в чём разбираться и ответы он искать не хотел. А ещё, кажется, после того как всё закончится, Чимина он тоже видеть не захочет. Может быть, главный корень был именно в этом? А Чонгук не мог ни признаться ему в том, что знал его раньше, ни игнорировать собственные ощущения настолько, чтобы попросту обмануть сознание якобы тем, что этого человека он в жизни не видел. Он сменил футболку на чистую, которую пожертвовал Юнги. Из-за того что она была безразмерной, тело Чонгука белая ткань почти не облегала, разве что в области плеч. Кофе в кухне он пил стоя, а заодно выпрашивал сигарету и телефон. Но сигарет всё ещё не было. Из душа он вышел более решительным и собранным. Словно от нужды заставил себя держаться. Поэтому, когда Юнги протянул ему смартфон, Чон не медлил и тут же позвонил Чимину. Он хотел сократить время объяснений и ожидание ответа от него в случае, если бы прибегнул к сообщениям. Из динамика прозвучало удивлённое и взволнованное «да?». Он едва не закрыл глаза, когда почувствовал, как же сильно хотел его услышать. — Чимин, это Чонгук. Где ты? Ты в порядке? Где ты? — обеспокоенно повторил он вопрос и чуть не врезал себе по лбу. — Да, — с облегчением выдохнул Пак, — я еду в «Route», мне надо поговорить с Джином. А ты в порядке? Я тебе писал и волновался. — У меня телефон разрядился. Вчера, — виновато добавил он. Насколько же ужасно и наплевательски это должно было звучать со стороны? — Я могу тоже подъехать? — Ты спрашиваешь разрешения? Чонгук, это же общественное место. Как я могу запретить? — Показалось, или он в этот момент улыбнулся? — Молча. Я ведь поеду не в бар, я хочу встретиться с тобой и поговорить. Но если ты не хочешь, я не поеду. — Не хочу… В смысле, нет… Я не хочу, чтобы ты не приезжал. — То есть ты хочешь, чтобы я приехал? — перевёл Чон на человеческий язык. — Да, — услышал он смущённый ответ и сбежавшую с губ смешинку, — это я и хотел сказать. Я тоже хочу встретиться. — Я сейчас выеду, увидимся там. Чонгук завершил вызов и вернул телефон Юнги. Сказать он ничего не успел, только раскрыл рот, чтобы озвучить свои планы, но Мин его перебил, когда встал с усталого деревянного стула. — Слышал, не глухой. Надеюсь, ты хочешь поговорить с ним о деньгах, которые ему нужны? Хотя бы с этим не тяни. — Для того и еду, — объяснил Чонгук. — Ты помнишь, что я говорил вчера? Я помогу. — Кажется, да. Спасибо, хён. Я позвоню, когда уже вернусь домой, наверное, — ответил он и вышел в коридор, встряхивая копну мокрых волос и вспоминая, что вчера вернулся без куртки. — Наберёшь, как сможешь, — заверил Юнги в том, что держать руку на пульсе не собирался. — Береги себя, ясно? И надень какую-нибудь куртку, в которую влезешь. — Не надо, я быстро заеду домой и захвачу что-нибудь. — У тебя даже волосы ещё не высохли. Ты же помрёшь, пока идёшь до машины, идиот! — Может, хватит?! Ты иногда жутко напоминаешь мне Фила. Я ушёл. Вряд ли его нетерпимость к холоду внезапно сошла на нет. Но сейчас было легче манипулировать своим вниманием, переключаясь на другое. Возможно, раньше он так сильно выносил мозг друзьям, потому что сам был на этом зациклен? И потому что ему не к чему было сбежать в мыслях, кроме ощущений «здесь и сейчас»? До машины он добрался почти безболезненно, а потом — от машины до дома, когда забирал тёплую куртку и брал USB-провод, так как беспроводная зарядка в «ауди» совсем недавно отказала, и у Чонгука пока не было времени заняться этим или хотя бы поворчать на то, что машина новая и что это за дела? До бара он ехал в полной тишине, потому что не включал радиоприёмник. И потому что репетировал речь, с которой Чимин не послал бы его в одно интересное место. Возможно, то, с какой скоростью он гнал, вовсе не говорило о том, что он волновался, но уже давно это было тем, что лучше всего прочищало голову от лишнего. В самые худшие времена он рисковал своей жизнью для того, чтобы вообще её почувствовать. И так как в этот период он был лишён снегопада, который способен был полностью отобрать видимость, в его жизни были непроглядные ливни. Во время которых дорога становилась скользкой, сцепление резины с полотном сводилось к минимуму, а перед собой он ни черта не видел, кроме разноцветных огоньков, предупреждающих об автомобилях спереди, сбоку и сзади. Он ездил, как сумасшедший, возможно, в глубине души надеясь на то, что кто-то поумнее или, напротив, поглупее выбросит его из этой жизни раз и навсегда. Хотя сейчас он этого явно не хотел и видимость на обледенелой дороге была хорошей, он давил на газ, чтобы сбросить весь страх и сомнения. В конце концов, рассказать о себе он боялся больше, чем предложить помощь, которая — ну очевидно же — была Чимину нужна. В бар он заходил уже, как свой в доску посетитель. И не найдя глазами в основном и тёмном зале нужный ему силуэт, он пошёл на второй этаж, чуть не запинаясь на ходу, когда напоролся взглядом на незапертую дверь кабинета Сокджина рядом с комнатами для уединения. — …попробуй договориться о том, чтобы отдавать частями, — говорил Джин. — Я почти нашёл ещё одного человека, который сможет одолжить тебе денег. Потяни время, и ты расплатишься с главной проблемой, а потом будешь разбираться со всем остальным. — Я буду искать настоящую работу, но не уверен, что он не помешает, — признался Чимин. — Мне остаться сегодня здесь? — Оставайся, — Чонгук был почти уверен, что Сокджин в этот момент пожал плечами. — Но зачем? Бар принадлежит Кимам, а ты говоришь, что ушёл от него. Тебя могут либо выкинуть отсюда, либо забрать в любой момент. Лучше иди и ищи тех, кто может помочь без задней мысли. Кто вообще додумался не запирать дверь при таком разговоре? Хотя Чон был уверен, что знал ответ. Джин был слишком… закалённым для этого. Чонгук не собирался подслушивать дальше, но и уходить не думал, тем более во время того разговора, который сам хотел инициировать. А потому он стукнул по двери костяшками пальцев и вошёл в кабинет со словами: — Я тоже хочу помочь.— 2011 год —
KakaoTalk от кого: Медвежонок «Привет. У вас с мамой всё нормально?»Чимин
«Привет. Не очень, маме стало хуже прошлой ночью.
А у тебя всё в порядке?»
Чимин
«Привет. Не очень, маме стало хуже прошлой ночью.
А у тебя всё в порядке?»
Чимин
«Прости за одинаковые сообщения, телефон глючит. Не знаю, как самому исправить.»
Чимин
«Прости за одинаковые сообщения, телефон глючит. Не знаю, как самому исправить.»
Медвежонок «Я сейчас приеду, хорошо? Вы дома или в больнице?»Чимин
«Не надо, Тэ, я на работе. Тебе нечего здесь делать. Всё в порядке.»
Чимин
«Не надо, Тэ, я на работе. Тебе нечего здесь делать. Всё в порядке.»
Медвежонок «Тогда я приеду к концу смены.» Чимин не стал отвечать. И вряд ли они оба хотели очередных дублей в диалоге. Если это раздражало его, то собеседника и подавно. Но он, кажется, и не хотел отвечать. Потому что именно сейчас был рад ему. Несмотря на то, что они не разговаривали уже две недели. Хотя по сути больше года, ведь после того как Тэхён попытался ворваться в его жизнь, они так и не говорили и не возобновляли общения. А значит, Тэхёна по-прежнему как не было, так и нет. Только теперь, вероятно, по вине Чимина? Он и сам не особо понимал. И сейчас не хотел в этом разбираться. И если Тэхён готов был оказаться рядом исключительно как друг, забыв обо всех своих незнамо откуда взятых деньгах и возможностях, о которых ранее Чимин и понятия не имел, то Пак хотел этого не меньше. Хотел, чтобы он снова пил с ним чай и говорил обо всём и ни о чём одновременно. Глупо было отрицать, но он нуждался в этом, нуждался в поддержке и ещё одном друге. И если Тэхён вдруг понял, что Чимину ничего от него не надо, кроме присутствия, чтобы самому быть рядом, то их дружба имела полное право на существование. Ну разве нет?— 2019 год —
— Знаешь, на что это похоже? — спрашивал Чимин, указывая пальцем на лобовое стекло и зажмуриваясь то одним, то другим глазом. В сгустившихся над городом сумерках тёмно-серая «ауди» стояла напротив входа в дом Намджуна. Прямо под уличным фонарём. Поэтому в салоне было темно, а ещё очень тепло, и Чимин уже давно снял куртку, затолкав её между дверью и собой. Он не хотел ошибиться, думая за двоих, но ему казалось, что сейчас они оба были сытыми и спокойными. Они успели о многом поговорить, в том числе о том, что произошло у каждого за последние дни. Успели вместе поесть и растянуть этот день максимально сильно. По идее, Чимин должен был выйти из машины и уйти домой, как только они приехали, ведь Чонгук и так потратил на него немало своего времени. Но Пак не чувствовал, что кто-то из них хотел этого. Напротив, ощущение было такое, будто это далеко не конец. — Догадываюсь, — ответил Чон. — На огромную трещину во всё стекло? Чимин думал улыбнуться, но этот приземлённый и непосредственный ответ заставил его вздохнуть и неожиданно хихикнуть. — Нет же, дурашка. Это и есть трещина. Как она может быть похожа сама на себя? В салоне машины было темно, но Чимин готов был поклясться, что взгляд Чонгука был любопытным. Не таким снисходительным, как, например, у Намджуна или Джина. В нём не читалось слов: мол, говори, говори, что ж с тобой делать. С Чонгуком это было, скорее: «допустим, а дальше?» На самом деле, видеть это было странно. Хотя бы потому, что Чон не знал его в те времена, когда рот Чимина служил ему незакрывающейся форточкой. Но, что странно, в последнее время он замечал за собой, что иногда говорил больше, особенно когда, как сейчас, чувствовал приятно обволакивающий и бездонный комфорт. — Это похоже на лопнувший лёд, — туманно продолжил он. — Может быть, скоро будет тепло, и он совсем растает. И всё снова будет гладко. — Ха… Понятно. Это в твоём духе... Мне интересно, ты же наверняка таскал в детстве бездомных животных домой, да? — спросил, а ответа ждать не стал. Это же странно, разве нет? Странно приятно, но почему-то так и захотелось надуть губы. — А во взрослом возрасте? — Я что, такой предсказуемый? Брошенных, а не бездомных. — Не все же бездомные животные — брошенные, — решив, что Пак его одёрнул за отсутствующую в его словах грубость, оправдывающимся тоном уточнил он. — Чонгук, это был ответ, — мягко пояснил Чимин и невольно улыбнулся. — Я имел в виду, что в детстве я таскал домой не бездомных, а потеряшек. Но я был совсем мелким, это было до того как мама заболела. Я приносил на вечер, а утром следующего дня мы вместе уносили их в приют. Во взрослом возрасте — нет, но мама до сих пор помогает кому-то сама. У неё аллергия на животных, и мы не могли никого завести. Можно мне тоже спросить? — Я не приносил животных домой, только прикармливал на улице. А в Америке мы жили в районе, в котором бездомным животным был один я. Не хватало стрёкота сверчков на фоне, когда в салоне повисла тяжёлая тишина. Кажется, можно было расслышать, как трещина перед глазами начала расти в размерах. Последнее предложение прозвучало слишком выразительно и буквально полоснуло острым лезвием по кончику уха. Надо ли было знать подробности, чтобы понимать, почему Чонгук вообще сказал это? И если надо, то почему Чимину казалось, будто он уже знал это? — Не говори так больше, — наконец попросил Пак. Он и сам почувствовал, что его голос прозвучал так обижено, словно Чон по неосмотрительности оскорбил его маму. — Это же шутка. Извини. — Это не шутка. Ты не можешь себя так называть. — Ты обиделся? — аккуратно поинтересовался Чонгук. И ведь да. Хотя, казалось бы, на что, если Чон говорил о себе? Но Чимину было не неприятно, а именно обидно. Так, словно он неосознанно стал охранять для себя что-то важное, и это что-то было именно в Чонгуке. — Знаешь, на что ты сейчас похож? На трещину в лобовом стекле. — Боже… Ты всё-таки дурашка. — Да, — пожав плечами, легко согласился Чонгук. И озвучил неоспоримый факт: — Зато ты улыбнулся. Чимин покачал головой, пытаясь скрыть или подавить неожиданную лёгкую улыбку. — А ты — нет, — с досадой заметил Пак. — Чонгук, ты тоже думаешь, что я несерьёзен? Вот, это несерьёзно? — оттянув футболку с мультяшными персонажами, спросил Чимин. И вновь его взгляд был больше любопытным и мягким, чем снисходительным. — Я всегда любил такое. А ещё когда-то у меня были цветные волосы. — Тебе это нравится? — Чимин вдруг только молча кивнул. — Тогда ты серьёзен. Ты был бы несерьёзным, если бы это было так, но ты бы отрицал это. Если ты хочешь это услышать, ты мудрее и собраннее меня. И мне всегда это нравилось... То есть… Я хотел сказать, мне это нравится. — Я? Я сегодня запнулся, когда просто пытался сказать, что хочу тебя увидеть. — А я два раза спросил, где ты. — Правда? Я даже не заметил. — Тебе не нужно следить за языком со мной. Я сам часто запинаюсь и могу говорить невпопад. Я тебе это уже говорил, но ты вряд ли помнишь. — Я помню тот вечер. Прости, что я пришёл в таком виде. Я тогда тоже хотел тебя увидеть. Чонгук только посмотрел на него, но не стал ничего говорить. — Вообще-то я собирался спросить не это и не про животных. Я хотел узнать, был ли ты близок с родителями? — Ну… — выдохнул Чонгук и поёрзал на месте. — Мама была строже, чем папа. То есть… чем отец. Ей приходилось часто оставаться со мной одной, и она хотела казаться сильнее. Но я их обоих помню как мягких родителей, которые хорошо ко мне относились. Значит, да. Не так, как ты с мамой, но был близок. — У-у… Ты думаешь, я всегда был идеальным сыном? Прямо перед тем как мама заболела, у нас был неприятный период, и мы много ссорились, потому что я некрасиво себя вёл. Гулял с друзьями допоздна и не думал, что я должен её предупреждать. Когда она говорила, что волнуется обо мне, я мог сказать ей неприятные вещи. Может быть, всё это случилось для того, чтобы проучить меня. Когда мама заболела, я многое переосмыслил, от некоторых людей отказался сам, другие друзья отказались от меня, когда я ушёл работать в «Clue». И когда у меня остались только Намджун и мама, я стал на многое смотреть по-другому. Перед мамой я долго чувствовал себя виноватым и пытался загладить это. У нас были хорошие отношения, но иногда мне хотелось показать каким-то чужим людям, что это совершенно не так. Не знаю, чем я думал. Ой… — опомнился он, когда осознал, что рассказал это на одном дыхании. — Ты должен меня останавливать, когда я много говорю! — Зачем? Я хотел послушать. Я бы не смог столько всего рассказать. Или ты опять обиделся? — уже поддразнивал Чон. — Нет! — Ладно. Значит, мне не показалось, что стало теплее. Смотри, сейчас стекло разгладится. Или ты подуешь на него? Или всё-таки заменят в мастерской, когда ты освободишься? — интонационно выделил он слово. Снова дразнил, потому что именно это Чонгук ответил ранее, когда Чимин спросил о том, будет ли он ремонтировать стекло. — Чонгук… — вздохнул Чимин. — Ай? Я хочу помочь как друг. Не всем от тебя что-то нужно взамен, Чимин. — Ты говоришь, как Джин. — Значит, не один я так считаю. Ты можешь после этого не общаться со мной, если тебя это смущает. Я не дарю тебе эти деньги. Я хочу, чтобы ты их взял и возвращал не торопясь и по возможности. Хоть до конца жизни. — Он вдруг тяжело вздохнул и только потом продолжил: — Будем считать это вечной ипотекой. Это тоже бьёт по твоему самолюбию? — Нет… Но я не понимаю, зачем тебе это? — Не знаю, что тебе ответить, — честно и вновь непосредственно признался Чонгук. — Это не только я. Это ещё Сокджин и Юнги. Но никому из нас от тебя ничего не нужно. Подписать что-нибудь, чтобы ты поверил? — Доверие строится без бумажек, — ответил он и вдруг сменился в лице, когда заметил явное различие в похожих ситуациях. — И почему я об этом не подумал, когда заключал сделку с ним… — Потому что ты думал о маме. Сейчас она здорова и ей ничего не угрожает, верно? Может быть, тебе пора подумать о себе? Чимин молчал. — Решение принять можешь только ты, я не могу тебя заставить. Наступит ли время, когда он вылезет из этого? Когда он перестанет чувствовать отвращение к себе из-за того, что неравнодушные люди ещё и уговаривали его согласиться на то, чтобы они помогли ему? У него не было короны на голове, но в такие моменты именно её на себе и чувствовал. И наплевать, что он не хотел соглашаться лишь потому, что не хотел доставлять неудобства и не хотел, чтобы с какой-то радости другие люди расхлёбывали исключительно его проблемы. Но объективно какой у него был выбор? Сейчас он мог либо принять помощь людей, в которых, на счастье, сейчас был уверен, либо можно было сразу вернуться к Тэхёну. И тогда был ли смысл вообще уходить от него? — Я всё верну, — уверенно заявил Чимин. — Знаю. Но давай без стрип-клубов? Это не срочно, тебе некуда торопиться. Для начала устроишь свою жизнь и найдёшь работу. Отдавать будешь маленькими частями, чтобы ты чувствовал себя комфортно. Ну, и смог бы, например, баловать маму. Чимин молча смотрел на него, пока он говорил это. Пытался понять, чем он вообще это заслужил. — Я сказал что-то не так? — Чимин в отрицании качнул головой. — Тогда звони. Назначь ему встречу на завтра. Я поеду с тобой. — Я боюсь, — откровенно признался Чимин, объясняя свою заминку и неуверенность. — Он не звонил мне весь день, на него это непохоже. Может быть, он что-то задумал? Или что-то случилось? — Я здесь. Не реагируй на манипуляции. Ты просто договоришься о встрече и пойдёшь домой. А завтра я тебя заберу. Тебя никто не тронет. — Джун-и это может не понравиться. — Не понравится, что я поеду с тобой? Пусть едет тоже, в чём проблема? Готов? Можешь поставить на громкую связь, я буду молчать. Чонгук протянул ему руку, оставив раскрытую ладонь лежать на панели. В этом не было ничего романтического. Это был ненавязчивый жест поддержки. Признаться честно, Чимин от подобного совершенно отвык. Когда в последний раз к нему относились вот так? Когда его хотели взять за руку не с целью следом залезть в штаны? Наверное, со времени больницы… Чонгук его больше не торопил, не давил очередным «звони» или «хватит медлить», а давал ему возможность собраться с духом. В этот момент атмосферу единения в машине прервать хотелось так же сильно, как и сохранить. Так как, с одной стороны, здесь был Чонгук, а темнота помогла проникаться новым и тёплым ощущением близости. С другой стороны, он не хотел, чтобы именно этот разговор с Тэхёном въелся в память. Но почему он должен был запоминать именно это, а не ту же поддержку Чонгука? Чимин наконец вложил свою руку в тёплую и уверенную ладонь. В спине вдруг перестало тянуть от напряжения, когда Чон аккуратно сжал его пальцы. Звонок Пак действительно поставил на громкую связь и ждал бесконечные четыре длинных гудка. За это время он уже в красках успел представить, что именно случилось или в какой позе они с Намджуном его оставили, умирающего. На лбу успела выступить лёгкая испарина, когда из динамика раздалось усталое и невнятное «Алло? Кто это?». Чонгук только покачал ему головой: мол, не ведись. — Это я, — уклончиво ответил Пак, почувствовав, как от нелепости ситуации затылок стало неприятно сдавливать. В динамике всё подозрительно стихло. Настолько, что не было слышно ни вдоха, ни шороха. Будто выключили звук микрофона. — Да, любимый? Я тебя слушаю. — Мы можем… То есть… — он даже не знал, как это сказать, а потому стал чувствовать, как теряет уверенность в себе и в успехе своей затеи. Но Чонгук аккуратно перехватил его руку, обволакивая своей большой ладонью глубже, больше и теплее. Это была мелочь, но из-за того, что он сменил положение, когда опустил чиминову ладонь внешней стороной на панель, Пак вновь увидел в этом… поддержку? Хотя Чон ничего не говорил и ничего не показывал взглядом или жестом. Но Чимин смог сделать глубокий вдох и продолжить. Или, вернее, начать заново: — Я хочу встретиться завтра и разорвать наш договор. — Фразу «я приеду с деньгами» Пак произнести не успел, потому что его перебила пронзительная компьютерная реплика женским тоном: «Снижайте скорость». — Я жду тебя в «Clue» в полдень. Люблю тебя, — абсурдно и диковато ответил Ким, и звонок прервался. В салоне повисла тревожная тишина, в которой Чимин только сильнее фокусировался на словах Тэхёна, звучащих в голове на репите. — У него на тебя что-то есть? — прямо поинтересовался Чонгук, когда первым нарушил молчание. — Ничего. Только этот договор. Больше ничего, — повторил Пак, пытаясь, скорее, убедить самого себя. Он и сам начал подозревать, что Тэхён мог что-то задумать. Что именно? И почему это всё равно было непохоже на него? Тот Тэхён, которого он знал, явился бы сюда с подарками, извинениями и клятвами «до гроба». И только потом, если бы это не сработало, он бы начал что-то предпринимать. Что-то более серьёзное. Что вдруг могло его так изменить, если буквально вчера он извинялся перед ним на коленях? И что, если сейчас дело было вовсе не в Чимине? Он вновь начинал параноить, когда думал о Тэхёне и своей «группе поддержке» в лице Намджуна, Чонгука и Джина, которым Ким мог навредить. Может быть, это и было планом? Ведь как показывал опыт, для Тэхёна избавиться от кого-либо ничего не стоило. — Можно я задам личный вопрос? — спросил Чон. Чимин только кивнул и прижался затылком к подголовнику. — Ты его любил? — Когда-то. Как друга, — уточнил Чимин. — Я не был в него влюблён, поэтому он не сможет надавить на это. — Я не знаю, на что он способен и чего можно ожидать, но ты должен быть готов. Тебе самому нужно отпустить его. Тогда ты перестанешь на него реагировать. — Взгляд Чимина был говорящим, когда он посмотрел на него, хотя Пак и сам не знал, что хотел им выразить или о чём спросить. Но как будто и не надо было. А может, что-то получилось передать через прикосновение, так как ни один из них до сих пор не убрал своей руки.— Ты это делаешь для себя, а не для кого-то другого. Понимаешь? — Да. — Возвращайся домой и поспи, чтобы завтра не забыть об этом… Чимин? — Д-да… Спасибо. И спокойной ночи, — сказал Пак, но перед тем как выйти из машины вдруг поцеловал Чонгука в шершавую от лёгкой щетины щёку. — Подожди, Чимин, — окликнул Чон, заставив заглянуть в салон через открытую дверь. — Ты можешь написать, когда войдёшь в квартиру? Мне будет спокойнее. — У тебя же сел телефон, — напомнил Пак. — Агрх… Точно. Я сейчас поставлю его на зарядку! — Тогда я напишу, когда зайду, а ты ответишь, когда вернёшься домой. Чимин улыбнулся и аккуратно захлопнул дверь тёмно-серой «ауди», не дожидаясь ответа. Честно говоря, ещё до слов Чонгука и до команды от навигатора или антирадара он и сам нервничал от того, что Тэхён мог поджидать его внутри или возле квартиры, или вовсе в самой квартире. После команды снизить скорость для Тэхёна легче почему-то не стало. Ведь он прямо сейчас мог направляться и сюда. Но своим волнением Чон будто забрал это беспокойство себе или вселил в Пака что-то другое. Но в дом Чимин заходил вполне спокойным, отмечая, что Тэхёном здесь и не пахло. Буквально. В первую очередь он отмечал отсутствие пряного древесно-амбрового запаха, который в одно мгновение и за версту ударил бы ему в нос. Намджун открыл ему дверь с недовольным и беспокойным лицом. Он скрестил руки на груди, прислонившись плечом к дверному косяку, пока Чимин разувался и раздевался. А потом беспардонно и, кажется, чересчур воодушевлённо обнял друга прямо поверх скрещенных рук, прижимаясь головой к крепкому плечу. — Не хочешь ничего рассказать? Из-за чего ты так задержался? — Прости, я был с Чонгуком, — признался Чимин, по-новой почувствовав тепло и замелькавшую на горизонте надежду на светлое будущее. — Весь день?! — удивлённо и как будто возмущённо воскликнул он. — Он мой друг! — объяснил Пак, отстранившись. — С каких пор? Я только вчера впервые услышал о нём. — Это не значит, что мы не общались, я просто о нём не рассказывал. — Мин-и… Тебе уже не пятнадцать, чтобы называть своим другом каждого второго. — Я знаю, — уже устало ответил Пак на очередное высказывание о его несерьёзности. — Чонгук не каждый второй, он и есть второй. Кроме тебя, у меня давно уже нет друзей. Я знаю, чувствую, что пока я могу называть его так. Я не могу этого объяснить. — «Пока»? Мин-и… — Сейчас, подожди минуту… — попросил он, вспомнив про обещание написать. Чимин ляпнул это «пока» неосознанно, он и на самом деле не думал о чём-то большем или серьёзном. По крайней мере, сейчас не мог себе этого позволить и вряд ли мог искренне хотеть чего-то, поэтому слово вырвалось само по себе и отдельно от Чимина. К счастью, Намджун воспринял его в значении временного доверия к человеку или временного чувства уверенности. Но Пак-то понимал, что оно вырвалось с другим смыслом. Он достал телефон из кармана куртки и отправил сообщение.KakaoTalk
кому: Чонгук
«Чонгук, я дома, всё в порядке. Спокойной ночи.»
А после вновь посмотрел на Намджуна, замечая на его лице слегка растерянное выражение. — Я позвонил ему и договорился о встрече завтра. В «Clue» в полдень. Я поеду с Чонгуком, — договорил Чимин, заметив, как Намджун закрывает глаза, поднимает брови и приоткрывает рот в немом стоне. — Зачем тебе встречаться с Тэхёном завтра, если ты даже не нашёл деньги? — Нашёл! То есть не нашёл… Но я нашёл, у кого занять. Ты поедешь с нами? Пожалуйста, Джун-и, ты можешь поверить, что я делаю всё правильно? Я наконец-то чувствую, что всё будет хорошо, — признался Чимин и в порыве тёплых чувств и пережитых за день эмоций снова обнял друга вокруг по-прежнему скрещенных на груди рук. — Почему это будет в «Clue»? Почему не в баре? — Не знаю. Может быть, с самого начала всё шло к концу? Это даже хорошо. Всё закончится там, где началось. — Это странно. И это быстро. Мин-и, ты так легко договорился о том, что он тебя отпустит? — Я ещё не договорился, — уточнил Чимин, — только о встрече. Но если я за себя заплачу, у него не будет причин держать меня. — Из-за того, что всё происходит быстро, верится в это плохо. Ты уверен? — услышал он над макушкой, а после своего кивка услышал тяжёлый вдох. — Окей. Я тоже поеду. Что сегодня было? И как прошло с его отцом? Ты написал только, что всё в порядке. А подробности? — Ага! — воскликнул Чимин и улыбнулся, оставалось только в нос Намджуна ткнуть. — Тебе тоже интересно! Пошли в кухню... У тебя нет какао? — Только кофе. Ты хочешь какао? — удивился Намджун. — Нет, всё нормально, кофе тоже подойдёт! Хотя в кухне Чимин мог служить разве что декором или тем, кто способен уничтожить приготовленное, кофе он сейчас делал сам. Энергии в нём вдруг заметно прибавилось. Кажется, это было понятно и по его речи, и по активной жестикуляции, и по воодушевлённому состоянию. Так что когда его телефон брякнул сообщением, а Намджун снова сокрушённо вздохнул, сам Пак только искренне и тепло улыбнулся. KakaoTalk от кого: Чонгук «Спокойной ночи, Чимин.»