Непостижимая глубина

      Живой. Она принесла его живым.       Вокруг его головы колышется странный пузырь, и в этом, видимо, дело: этот особенный мужчина, как и она, обладает магией, которая перекрывает пропасть между её ограниченными знаниями и его физиологическими потребностями.       Это точно судьба.       Она ждёт его реакции на свой — их — дом, и чем дольше он смотрит на неё с открытым ртом, тем сильнее натягиваются её нервы.       Ему не нравится?       Совсем скоро их связь одарит его новыми силами, ведь он станет мужем финки, и это гарантирует ему безопасность.       Кстати, о связи...       Она подплывает к нему, попутно собирая на пояс юбку из плавников, за которой кроются человеческие ноги. Этому её научили книги из замковой библиотеки и подслушанные разговоры о детях между финками, укравшими себе мужей с земли. Она рассудила, что эта часть пройдёт естественно и просто.       Вода с каждым шагом скользит меж её ног, гладит чувствительную зону, присущую человеческой анатомии. Щекочущая ласка моря настолько непривычна, но приятна, что ей попросту упиваешься.       — Нихренасебе.       Её любовь, её Серебряник, издаёт новые невнятные звуки, а его глаза пробегают по её ногам от самых пальцев вверх. Он сглатывает.       Песнь льётся вновь, и бледно-серая радужка его глаз вытесняется чернотой.       — НЕТ! — Серебряник выставляет руку, поглядывая на кости вблизи его головы, а затем поднимает в её сторону деревянную палочку.       Любопытная вещица. Может, это его дар ей? Происходящее для неё в новинку, но ведь любимый бы так и сделал — подарил что-нибудь ценное.       Она щёлкает пальцами, и палочка вмиг оказывается в её руках. Оглядев ту и улыбнувшись, она отбрасывает подарок в сторону и надвигается на Серебряника, напевая, а тот уплывает за угол в другую расщелину.       Аккуратно затянув плавники у пояса, чтобы освободить руки для ловли, она с лёгкостью находит его убежище.       Он теснится между двумя стенами в конце пещеры. Она подлетает к нему и торжествующе задирает его руки над головой. Победа в игре достаётся ей!       В следующий миг она видит выражение его лица — такое, с каким хорошо знакома сама, и вдруг её весёлость растворяется. Почему кажется, что он жутко боится этого прекрасного и естественного процесса? Предначертанного? В её голову вновь закрадываются сомнения, что она делает всё неправильно, пальцы спешно разжимаются.       Его всего трясёт.       Она будет стараться сильнее, сделает для него всё, пусть сама испорченная и уродливая, ведь он заслуживает лучшего.       — Прекрати. — Чужая речь звучит тише, он вжимается в стену. — Прекратиужепеть.       У людей странные голоса. Они не разносятся далеко в воде, а его — лишь становится выше. Пронзительнее.       — Яне... Янехочуумирать.       «Какой красивый», — думает она, поглаживая его по щеке длинным ногтем, и жалеет, что не понимает ни слова.       Вся скопившаяся в ней нежность вливается в песню. Вся любовь, плещущаяся в сердце. Она не желает, чтобы её Серебряник боялся, и верит, что, если он прислушается, ему откликнутся её надежда и любовь, невзирая на языковой барьер.       Нежная мелодия разносится эхом меж стен и заполняет их личную бухту. Она нежно берет лицо Серебряника в ладони и опускается с ним на морское дно.       — Тебя ни за что не спасти. Никто тебя не отыщет.       И здесь, лёжа в пещере с человеческим мужчиной, она впервые вслушивается в слова старой песни финок. Она, изгнанная из королевства, выучила песнь так же, как всё остальное — подсматривая и повторяя. Ей всегда казалось, что слова не играют особой роли, главное — мелодия.       Когда она смещается, чтобы сесть на Серебряника, как рисовали схемы в книгах, как описывалось в подслушанных рассказах, то видит его глаза. В них, наконец, полная покорность, и от этого что-то колет сознание до желания ощупать затылок, и она понимает, что не хочет вот так.       Ей хочется видеть в его глазах любовь. Чувствовать нежность его объятий.       Всё идет неправильно.       Скатившись с него, она отпускает плавники и отплывает. От стыда некуда деться: она слишком нахраписта и слишком слабохарактерна одновременно.       Всё происходящее лишь подтверждает то, что доносилось до её ушей уже не раз: с ней что-то не так.       Нормальная финка не станет колебаться, возьмёт, что хочет, твёрдо веруя в себя и своё право. Но она никогда не была такой же. Голоса в её голове воюют с ней самой, и она вечно во всём сомневается.       Когда-то казалось, что её отличает от остальных сила, но то чувство справедливости медленно, но верно выбивали. Ей никогда не добиться заветной мечты, если и дальше цепляться за свои странности.       Серебряник вываливается из-за угла, практически обнимая одну из колонн пещеры. Дрожь сотрясает его хуже прежнего.       — СДУРЕЛА?       Он ничего ей не сделает: в пещере её защищает собственная магия, а его способности — лишь бледная тень. Но на неё уже много раз до этого повышали голос и обижали за ошибки, и поэтому она безотчётно съёживается.       — ДАЧТОТЕБЕОТМЕНЯНАДО?!       Вжимая голову в плечи ещё сильнее, она отводит взгляд. Он вздыхает, ей видно это краем глаза, и хватается за голову, пропуская меж пальцами яркие пряди.       Под водой его волосы тоже почти серебряные. Эта мысль приободряет.       Завидев его палочку на полу пещеры, она подбирает её. Из кончика сыпятся искры, она вздрагивает, а в памяти что-то шевелится.       Круговое движение пальцев, и морское течение относит палочку хозяину.       — У меня есть одна такая, — негромко напевает она, указывая на предмет.       — Мояпалочка? — Он поднимает палочку, по-прежнему глядя с подозрением. Даже руки у него, странные, человеческие, элегантны.       — Мояпалочка, — повторяет она на пробу. Нескладные слова тем не менее приятно его удивляют.       Стремясь закрепить успех, она подплывает к одному алькову и шарит в сокровищах, которые накопила за много лет. И где-то на самом дне находит собственную версию палочки, иногда сыплющей искрами.       — Мояпалочка! — Ликующий взмах.       — Нооткудаэтоутебя? — Он подбирается ближе, но по-прежнему нервничает. Не желая спугнуть его, она замирает, чуть дыша. Всё-таки забрав палочку, Серебряник оглядывает ту и прищуривается.       Она опять сделала что-то не так? Миг, и палочка уже в её руках.       — Я её откопала. — Она изображает, как роет песок, кладёт туда палочку и достаёт обратно, словно только отыскала. — Откопала.       — Fuuriin, — повторяет он вслед. — Откопать? — И взрывает песок пальцами.       Она взволнованно кивает.       Напряжённые морщинки вокруг глаз Серебряника разглаживаются, он почти улыбается.       Их первое общее слово.       Её осеняет идея. (За ними она под камень не лезет.)       Поспешно вернувшись к алькову с сокровищами, она достает песо.       — Серебряные! — И указывает на него, а затем — на свои глаза. «Твои глаза», — пытается передать она безмолвно и сама ощущает, как кричит о любви её взгляд.       — Глаза? — Он глядит на монету, и его зрачки расширяются. — Мои глаза! Серебряные? Как shaavoh?       Она радостно кивает и перемещается ближе. Серебряник напрягается, но не отходит.       Осторожно, немыслимо осторожно она медленно-медленно приближается и протягивает подрагивающую ладонь к его щеке.       — Мой Серебряник, — разносится напев, только что созданный для него одного.       Но его брови хмурятся, и она отдёргивает руку, точно получила пощёчину.       — Я не Shaavoh. — Не отрывая от неё внимательного взгляда, он прикладывает пальцы к груди. — Драко.       О! Это ей знакомо.       На песке появляется фигура — дракон, крылатый и прекрасный.       — Дэраконн!       И он смеётся. От короткого, но глубоко звука у неё расползается улыбка до ушей.       — Нупочти.       Веки у него закрываются, а вода постепенно поднимает его к своду пещеры.       В отличие от неё — она ведь пользуется внутренними органами чувств, чтобы покачиваться в такт с водой, а не бороться с ней, и держаться на одном месте — Серебряник постоянно пребывает в движении, иначе его унесёт к потолку. (Кажется, он вот-вот сдастся.) К тому же его тело сотрясают спазмы, которые начались, едва он окунулся в море; они становятся лишь сильнее.       Не удивительно, что он выглядит жутко уставшим.       Она собирает с пола у края пещеры самоцветы и жемчужины.       — Держи.       Что-то невнятно пробормотав от непонимания, Серебряник всё-таки засовывает драгоценности в одежду. Его движения замедляются, но он всё ещё плывёт, не в силах опуститься на ноги.       Она прикусывает губу и вытягивает из угла длинную блестящую штору, выброшенную из замка в прошлом лунном цикле. С помощью собственного колдовства набрасывает ткань ему на плечи, создавая тяжелую накидку, которая не позволит всплыть и согреет.       Спазмы понемногу проходят, а его ноги опускаются на землю.       — Вот так! — она вновь улыбается. — Серебряный Дракон.       — Спасибо.       Оба молчат.       — Драко, — указывает он на себя, — аты?.. — и на неё.       Желудок неприятно сводит.       — Я? — Собственное имя ей ненавистно. Его всегда произносили лишь с отвращением. — Земля, — роняет она. — Лейхада.       — Lleehada. — Он слабо улыбается, а её сердце заходится от звучания собственного имени. Ей и не снилось, что его можно произнести так... красиво. — Приятнопознакомиться смоей похитительницей.       Серебряник вскидывает бледную бровь и сам протягивает руку, которая тоже дрожит, как её прежде.       Не вполне понимая, чего он ждёт, она следует единственной догадке: берёт его руки в свои и целует в ладонь, затем прижимается к центру щекой.       До неё доносится сдавленный звук, но она предпочитает остаться в неведении, возмущён ли Серебряник или очарован.       Ей просто радостно, что он дома. Наконец-то. Её Серебряный Дракон.       Если бы только он позволил завершить связь, крутится мысль, пока она ластится к его ладони. Он осознал бы, насколько проще стала его жизнь.       Он научился бы магии финнов, понял её речь, почувствовал море, а не боролся с ним.       А ещё — забыл бы. В конце концов его желание вернуться на сушу пропадёт раз и навсегда.       Она станет ему единственным домом и единственным воспоминанием.