Непостижимая глубина

      — Он мой! — кричит она, когда Серебряника забирают.       — Уже целую вечность нога человека не ступала через границы нашего замка, — говорит король Ньял. Толпа смеётся и пялится на Гермиону с насмешкой, равнодушная к её горю. — Лейхада забывает, что Финфолькахим не место для людей, как и зима не сезон для поиска пары...       Что? А когда ей об этом рассказывали? Наоборот, кто-то говорил, что зима — самое подходящее время. Или так было написано в книге? Она не помнит.       Под водой дни сливаются и трудно вспомнить, чем один отличается от другого. Время подчиняется ходу луны — единственному мерилу их жизни. Перебирая смутные воспоминания из прошлого, она мечется между ними, стремясь вычленить источник путаницы.       В голове крутятся обрывки мыслей, что другие русалки в возрасте, когда еще не поздно замуж, приносили своих женихов живыми и невредимыми в Хильдаланд летом и оставляли их там присматривать за домом и фермой зимой...       Ну конечно!.. Гермиона прикрывает веки от пронзившей грудь боли. Она вызубрила все заклинания, но раскрывать ей хитрости и нюансы никто не торопился. Прожитые года смешиваются, едва она задумывается о своей жизни, детали ускользают. Гермиона редко общается с другими, посещает замок лишь по особому распоряжению, но всё же вдруг понимает, что никогда не видела в Финфолькахиме человека. Их нет, и это отсутствие бросается в глаза.       Все те мужчины, которых она любила... Они умерли зря. Виной тому чья-то жестокая шутка либо неизвестная традиция, за которую она цеплялась.       Но сейчас её накрывает не только лишь скорбь. С ней вместе — ярость. Её сородичи, её народ, раз за разом смотрели, как она безуспешно приносит мужчин в замок, и ни один из них не счёл нужным открыть ей глаза. Да и зачем? Люди — имущество. Средство для достижения цели. И она сама мало чем отличается в их глазах от людей.       Под кожей потрескивает магия. Она повырывала бы им глаза.       — Но, если же Лейхада нашла мужа, — продолжает король, — мы не станем его отнимать.       — Прошу, — встревает Гермиона, едва смиряя гнев, — позвольте мне забрать...       — Когда Теран правит водами, путь в Хильдаланд закрыт. А если твой человек вернётся на землю, то забудет тебя, а ты выйдешь за Эхрассу. Или же я ошибаюсь, и твоя пора ещё не угасает? — На губах короля играет тень улыбки.       — Нет, не ошибаетесь, — её голос тих.       — Желаешь ли ты выйти за Эхрассу вместо человека?       Ей хочется быть самоотверженной. В этом ведь цель — стать другой. Но именно это желание и довело её до нынешнего положения.       Быть может, финке не положено быть самоотверженной. Быть может, на роду написано печься лишь о своих интересах. И, представляя жизнь из унижений и лишений с финном, Гермиона знает, что рискнёт. Теперь, когда её любовь здесь, она из чешуи вывернется, но оставит его себе.       — Нет, я не желаю становиться женой Эхрассы, — говоря это, Гермиона смотрит на финна в упор, и тот шипит.       Смилуйся Мать, это испытание любовью она провалила. Ей не хватает самоотверженности, чтобы отпустить Серебряника.       — Тогда, раз человек поселится в наших священных стенах, он должен проявить себя, а не просто предстать перед народом. Он должен показать, что ему по силам наш труд.       В памяти всплывают слова Эхрассы. Всё это спланировано заранее.       — Но ведь это его убьёт...       — Сначала испытаем его нъоглем. Это поможет ему присматривать за морскими тварями наравне с нами, раз он не способен плавать так же быстро.       — Нъогли слушаются лишь финнов...       — Затем мы проверим, как он справится с китами.       Тренируя терпение ожиданием, пока король выговорится — тот очень уж любит её перебивать, — Гермиона строит план: найти, чем усилить Серебряника.       — Ваше величество, мой народ, — заговаривает она, следя, чтобы в голосе не прорезалась неприязнь, когда все обсуждения наконец стихают. — Для заданий, которые вы перечислили, требуется сила превыше человеческой. Дайте мне время, чтобы подготовить его, и дайте что-нибудь, чтобы защитить моего... моего мужа.       Король раздумывает, Эхрасса скалит зубы, но не уличает её во лжи.       — Недалеко от самого большого островка есть растение, которое дарит людям способность несколько часов дышать под водой, — всё-таки сообщает Ньял. — Я поведаю тебе, где искать, и можешь отправляться. У тебя четыре дня... — король вскидывает руку, предвосхищая её возражения, — а затем он отправится за нъоглем.       И что же с ним делать, пока она сама ищет растение?       Будто бы читая мысли, король Ньял добавляет:       — Оставь его дома. Я прикажу, чтобы к нему никто не приближался, пока тебя нет.       Хотя бы так.       К этому времени Серебряник притих и перестал трепыхаться в руках финнов. Она всматривается в его лицо, но на том — пустота, словно Серебряник где-то далеко отсюда. Когда он поднимает голову и случайно ловит её взгляд, в выражении его мелькает узнавание. Мягкость в глазах.       И, точно пламя, не желающее гаснуть, её надежда разгорается по новой.       Они всё преодолеют. Она об этом позаботится.