Моим миром правишь ты

      Оказавшись возле квартиры, которая принадлежит Намджуну, Юнги стучит в дверь. Несколько секунд тянутся вечность, пока дверь не открывает Чимин, не скрывая своего удивления. Обнявшись, они заходят внутрь квартиры и стоят так несколько минут, позволяя своей встрече затянуться дольше обычного.       — С Чонгуком всё хорошо, — шепчет Чимин, шмыгая носом. — У него будет небольшая шишка, но врачи сказали, что ему повезло, что камень прилетел не в темечко и не в шею, иначе он рисковал бы стать овощем. Но обошлось. Много отдыха и уход за ним — и всё будет хорошо.       — Думаю, с этой задачей мы справимся, — улыбается Юнги, гладя Пака по взъерошенным волосам. — А ты как?       — Хочу в Италию, а не вот это вот всё, — устало смеётся, отстраняясь от друга, который поддерживает этот истерический смех. Они проходят внутрь комнаты, где полулежит в подушках Чонгук, играя в карты с Намджуном.       — То, что ты на голову отбитый, ещё не значит, что я буду тебе поддаваться, — кидая карту, хрипло смеётся Ким и поворачивается к музыканту. — Ещё раз здравствуйте, господин Мин.       — Здравствуй, правая рука, — с тёплой усмешкой отвечает Юнги, похлопывая телохранителя по широкому плечу, и переводит взгляд на Чона. – Как ты себя чувствуешь, Гуки? Как голова?       — Ощущения, как после вашей первой музыкальной премии, только тошнит меньше, — смеётся Чонгук, сразу же замечая, как глаза Юнги начинают блестеть от слёз, хоть тот и смеётся. — Со мной всё нормально, правда. Обо мне позаботятся, а потом я снова буду возить и защищать вас от всяких правых и левых рук господина Чона, — с улыбкой он бросает взгляд на Намджуна.       Холод и напряжение между всеми присутствующими сходит на нет после событий сегодняшнего дня. Намджун продолжает быть сдержанным, но если ещё недавно в его взгляде читалось откровенное раздражение и холод, то теперь он смотрит на своих гостей с заботой, словно это больше, чем просто обязанность. Юнги не знает, что успело произойти за те часы, что парни провели здесь вместе, но атмосфера заметно изменилась. Чимин выглядит куда более расслабленным, позволяя руке скользнуть по шее Намджуна, слабо сжав её на секунду. Юнги молча подмечает это, но не спешит с вопросами, чтобы не нарушить тёплую атмосферу в один миг.       — Я принёс немного еды, чтобы приготовить любимое блюдо Чонгука. Где здесь кухня? — Юнги отходит от дивана, кидая взгляд на Сокмина, который заносит пакеты.       — Я покажу и помогу, — Пак кивает в сторону кухни, подталкивая туда друга, и скрывается за дверью. Внутри просторно, светло, но почти пусто. Посуды для большого количества людей не предусмотрено, но Юнги это не останавливает.       — Мне кажется, или что-то изменилось? — Тихо произносит Юнги, доставая из пакетов продукты для буйабеса. История этого супа сама по себе имеет корни, которые напоминают каждому из них о том, откуда они выбрались. Никто из их тройки не был наследником богатой семьи, каждый получил от жизни под рёбра настолько сильно, что до сих пор преследуют проблемы.       — Что ты имеешь в виду?       — Тебя, правую руку и нашего Чонгу.       — А что между нами изменилось? Мы были в больнице и Намджун очень помог нам, пока Гук был на обследовании. Ему физически, мне морально, — пожимает плечами Чимин, замирая с рыбой в руках. — Мне на секунду показалось, что если между ними растает лёд и они найдут общий язык, я смогу осмелиться, чтобы предложить нечто большее, для нас троих. Я так не хочу выбирать между ними, Юнги-я. Они заставляют моё сердце биться так сильно, и мне так хорошо с каждым из них, как не было хорошо ни с кем другим. Я даже не влезаю в их диалоги, чтобы они нашли контакт друг с другом, потому что так сильно надеюсь...       — Ну, Намджун определённо теплее смотрит на Чонгука, чем прежде, а тот не хочет переломать ему руки. Я считаю, это определённо прогресс, друг мой, у тебя есть все шансы стать самым счастливым на свете, — поддерживая друга и его покрасневшие щечки кроткой улыбкой, Юнги продолжает готовку, решая не затягивать. Намджун периодически заглядывает на кухню, предлагая помощь или просто таская морепродукты, но долго находиться с ними не позволяет Чимин, то и дело прогоняя оказывать моральную поддержку Чонгуку.       Проходит почти час, за окном опускается ночь, а луна восходит на своё место, радуя светом тех, кто устал от солнечного дня. Готовка с лучшим другом расслабляет настолько, что Юнги не замечает пролетевшего времени, пока Намджун не приносит от соседей посуду, которой не хватало для гостей холостяку с вечной работой вне дома.       Когда стучат в дверь, Намджун подозрительно осматривается, ведь все свои на месте, а больше он никого и не ждёт. В комнате моментально повисает тишина, пока телохранитель, держа в руке пистолет, подходит к двери. Но стоит лишь её открыть, как он расслабленно улыбается.       — Ну не мог же я пропустить семейный слёт, — улыбается Хосок, проходя внутрь. — Как поживает контуженный?       — Живой, — отвечает Ким, указывая рукой на свободный стул, куда мужчина и приземляется, оказываясь напротив Юнги.       Хосок не подходит ближе, не целует и не обнимает в присутствии остальных. Просто молча наблюдает за тем, как взгляд Мина искрит жизнью, когда он разговаривает с Чимином и смеётся над лохматой головой того. Наблюдает за тем, как музыкальные пальцы уже не дрожат, как с лица стёрлись последние следы страха, потому что с его родными всё в порядке. Юнги выглядит сейчас иначе. Потрясение и переживания сошли на нет в стенах этого дома, что не может не радовать.       — У вас, кстати, завтра поезд в десять утра, поэтому много не пейте, — поднимая бокал вина, вспоминает Чон. — Я еду с вами, а Чонгук и Намджун остаются здесь.       — Господин Чон, это плохая идея. После сегодняшнего вы не можете меня просто оставить в другом городе и уехать без охраны, — Джун меняется в лице, отставляя свой алкоголь, пока Чонгук хмурится. Его эта идея тоже не прельщает.       — Я еду без тебя, а не без охраны. Юнги и Чимин будут под моим присмотром, а восстановление Чонгука я могу доверить только тебе, — спокойно отвечает Хосок, выжидающе глядя на музыканта, чей взгляд прожигает в нём дыру. Чонгук важен для Юнги, а значит, доверить его он может только тому, кому доверяет всецело самого себя. И Намджун и есть тот самый человек, который жизнь Хосока спасал уже не один раз.       — Это звучит разумно и надежно. Чонгука оставлять без присмотра в таком состоянии нельзя, а Намджуну я могу доверить его жизнь, как и нашу с Чимином безопасность Хосоку, — кивает Юнги, переводя взгляд на пострадавшего друга. — Это временная необходимость.       — Это издевательство.       — Не заставляй меня переходить на грубость, Чонгук.       — Юнги прав, — Чимин старается смягчить углы, сидя рядом и под столом мягко касаясь колена Гука. — Восстановись полноценно, а в следующую поездку мы сможем отправиться уже вместе.       Чонгук вытягивается в струнку, кивая на слова Пака, и почти весь вечер продолжает сидеть в напряжении. Ему не по себе от того, что Юнги и Чимин впервые за всё время их знакомства будут одни в другом городе, а его не будет рядом в ту секунду, когда он будет им нужен. Чон молча сидит, ожидая конца этого бесконечного дня, который заставляет всё больше и больше нервничать. Чонгук так долго был в тени своего одиночества, пока ему не протянули руку, которая вытащила из бесконечного мрака и пустоты, что теперь ему кажется, будто эта рука отпускает его и снова оставляет одного.       Тихо поднявшись из-за стола, Чонгук осторожно скользит к балкону и прикрывает за собой дверь. Пить ему пока нельзя, тренироваться тоже, поэтому он даже не знает, как снять напряжение, и просто смотрит на чёрное небо. Он не видит в этом небе той же красоты и очарования, о которых поёт Юнги, а звёзды на дарят того восхищения, о котором говорит Чимин. Лишь непроглядная тьма, которая поглощает небесные тела, не исчезает от света вокруг, лишь слабо меркнет и появляется снова. Почему эту тьму считают красивой и притягательной? Ведь в ней столько неизвестного, что впору бояться её.       — Если так будешь ходить, то ещё долго не вернёшься в строй, — протягивая зажжённую сигарету, произносит Намджун. — Пока пить нельзя, можешь закурить.       — Обойдусь, — отмахиваясь от предложения, Чонгук отворачивается на пустое небо. — Чимина здесь нет, чтобы строить из себя хорошего парня, можешь расслабиться.       — Я и не строю. Это ты видишь во мне врага почему-то. Или ты думаешь, что если мне интересен Чимин, я убью тебя ради этого?       — А разве не в этом заключается основная работа бандитов? Убивать тех, кто мешает.       — Я был в армии, когда нас кинули под конец службы в горячую точку, — делая затяжку, Намджун упирается локтями в парапет, но не наклоняется слишком сильно, чтобы не свалиться. — И я видел страшные вещи, каких никому не пожелаешь. Я видел, как мои сослуживцы подрывались на минах, как они умирали одиноко на земле, пропитанной кровью. Я был среди тех, кого свои же товарищи предали ради того, чтобы их самих не убили. Когда видишь изнутри весь тот ужас и прогнившие души, то меньше всего желаешь возвращаться в эту бездну, — докуривая, он тушит сигарету и кидает окурок на улицу, проводя ладонью по коротко стриженным волосам несколько раз. — Я Хосоку помогать начал не от большой жажды убивать, а потому что собственное тело и рефлексы не позволяют мне расслабиться и не видеть в каждом втором потенциального врага.       — Ты его нашёл?       — Скорее он меня, когда я сбежал из Северной Кореи и он нашёл меня в крови среди своего груза, — горький смешок почему-то заставляет Чона расслабить напряжённые плечи, словно позволяя ощутить всю тяжесть пережитого Кимом. — К моему удивлению он не добил меня, а подлатал и предложил работать на него, потому что посчитал мой трусливый поступок смелым.       — Нет ничего трусливого в том, что ты хотел выжить и выбрал свою безопасность, — Чон впервые за вечер смотрит на Джуна, замечая во взгляде благодарность за понимание, и тут же отворачивается, опуская подбородок на свои сложенные руки. — Я тоже хотел жить, когда сбежал из детского дома, но увидел двух мальчишек, которых избивали, и, не думая долго, влез их защищать. Юнги тогда совсем мелкий и тощий был, а Чимин такой же низкий, но ярости на двоих хватало. Он защищал себя и Юнги до последнего, пока я не принял удар на себя, потому что был крупнее них. Я не помню, сколько точно нам было тогда, но почти подростки вроде. Мозги были, но чувств тяжёлых ещё больше...       — Ты всегда защищал и был на их стороне. И это становится вредной привычкой, словно ты обязан всегда быть рядом, иначе забудут, потому что ты третий... — И, кольнув прямо в точку под рёбра, слова Кима заставляют ещё больше вслушиваться в каждое предложение. — Но ты никогда не будешь лишним для тех, кто тебя любит. Я понимаю, мои слова могут не значить для тебя ничего и ты даже можешь не отвечать, но я зла тебе не желаю, Чонгук. Как и Юнги с Чимином, которые хотят обезопасить тебя сейчас, как ты берёг их все эти годы. Позволь мне позаботиться о тебе и прими помощь, — на последних словах Намджун протягивает руку, спокойно глядя на парня, который не намного младше него, если посмотреть внимательно. Усталые глаза выдают все те годы, что прячутся под идеальной кожей. Чонгук поджимает губы и протягивает руку в ответ, принимая всё то, что сказал ему Намджун, с кроткой улыбкой.       — Я думаю, эта неделя может стать для нас хорошей возможностью узнать друг друга получше.       — Только Чимину это вслух не говори, — смеётся Ким, убирая руки в карманы и облокачиваясь спиной на поручни. — Мне показалось, будто он на что-то надеется относительно нашей дружбы.       — С чего вдруг?       — А ты не обратил внимания, как много он улыбался, когда я тебя тащил из больницы, слушая моё ворчание? Или когда мы в карты играли? — Наблюдая через тонкий тюль на окне за ребятами в доме, Намджун языком проводит по зубам и кусает щеку несколько раз.       — С пробитой головой мне как-то не до улыбок было, признаться честно. Когда его осмотрели и сказали, что он в порядке, я расслабился, — перенимая положение, Чон так же наблюдает, но только за одним Чимином, который отсел в сторону, пока Юнги и Хосок разговаривали. — Возможно эмоционально я недостаточно его понимаю, как и Юнги. Рядом с ними я не такой...       — Чувствительный? Эмоциональный?       — Да, если это можно так назвать. Я привык к действиям, но не к словам, которые пустой звук для меня, если нет поступков. С Чимином я понимаю, что его эмоций хватит на нас двоих, но надолго ли?       — Когда влюблен, ты перенимаешь привычки и повадки человека. Это не происходит осознанно, но так выходит, когда вы сближаетесь. Поэтому, кто знает, может, в будущем ты будешь дарить ему чувства, а он — совершать поступки.       Они молча наблюдают за тем, как Чимин, почувствовав будто атмосферу между ними двумя, смотрит теперь на них так же в упор и вскоре выходит на свежий воздух, зябко вздрогнув. Его светлые волосы, немного растерянный взгляд и румяные щёки вызывают улыбку, которую не удается скрыть ни одному, ни второму мужчине. Чимин хмурится, складывая руки на груди, и подходит ближе.       — Долго вы будете загадочно смотреть вот так и улыбаться как придурки?       — А мы, я... — Чонгук чуть ли не давится собственной слюной, тут же поджимая губы, чтобы стереть окончательно улыбку.       — Невозможно не улыбаться, когда такой прекрасный вечер, — спасает неловкий момент Намджун, повернувшись немного боком. — Сегодня небо красивое, лучше туда глянь, — он рисует пальцем на небе, указывая на небесные тела, которые Чон игнорировал в самом начале, не замечая их красоты. Он и сейчас не видит того, что заставляет Чимина смотреть с широкой улыбкой и говорить о звёздах с Ким Намджуном, но зато видит самого Пака. Видит настоящую яркую звёздочку, которая уже успела подхватить обоих мужчин под локотки и заставить прижаться ближе к нему, потому что ветер становится всё сильнее. Чонгук обращает внимание на то, о чем говорил Наму. Чимин мягко и аккуратно пытается сблизить их, чтобы они острыми характерами своими притёрлись друг к другу, и, судя по блеску в глазах-полумесяцах, не просто так.       — Хочу каждый вечер таким, — крепче обхватывая руку Намджуна, Пак склоняется к плечу Гука и слабо потирается щекой, удобнее устраиваясь. Его слова остаются без ответа с обеих сторон, лишь молчаливый взгляд друг на друга двух мужчин, которые так влюблены в одного. Не слишком ли жестоко небо поступило с их желаниями?       Когда они возвращаются в квартиру спустя десять минут, Хосок и Юнги сидят вместе, разговаривая о чём-то достаточно серьёзном, потому что лица напряжены, хоть поза и говорит об обратном. Убирая руку с колена Юнги, Чон поднимается с места и, поправляя рукава рубашки, направляется на выход.       — Ладно, Чонгук-и, нам пора, — Юнги поднимается следом, крепко обнимая друга и похлопывая по спине. — Позаботься о себе, хорошо? Мы сможем справиться, и я верну Чимина в целости и сохранности, обещаю.       — Спасибо, Юнги. Хорошего тебе выступления, — шепчет в ответ Чонгук, отстраняясь первым. Чимин подходит следом и тоже крепко обнимает парня, утыкается носом в шею и оставляет на память о себе нежный поцелуй прямо под ухом.       — Будь осторожен, ладно? Не заставляй меня переживать и за тебя ещё, — тихо произносит Чимин, отстраняясь и поглаживая щёки, после чего направился к Джуну. — Пожалуйста, береги его, как если бы это был я.       И эти слова зависают в воздухе, прорезая мысли Чона до самых корней. Он должен бы разозлиться из-за этого, но лишь молча наблюдает, как тепло Джун поглаживает светлую макушку, с улыбкой отвечая на указания Чимина. Оставаясь в доме наедине с Кимом, Чон устало падает на диван и прикрывает глаза, ощущая на себе тяжёлый взгляд.       — Когда он вернётся, мы поговорим об этом, а сейчас прекрати так пялиться, — не открывая глаз, Чонгук уже отвечает на немой вопрос, что повис в воздухе.       Им предстоит понять для себя слишком многое. Готова ли луна делить свои звёзды с солнцем? Или они часть бесконечной вселенной, в которой есть место каждому, и никому не придётся разрываться?