***
Ранний полдень, 9 января 2011 г.
Окрестности Броктон-Бей
Джек Остряк включил поворотник – нет смысла привлекать внимание правоохранительных органов раньше времени – и свернул фургон с главной дороги. Он не знал точного места, которое искал, но знал, что узнает его, когда увидит. Они были в каждом городе: районы, где деньги перестали вертеться, где больше не было городских служб, и где только по-настоящему отчаявшиеся звали это домом. Другими словами, идеальное место, чтобы остановиться и построить свои дальнейшие планы. И их, планы, действительно стоило бы построить. Несмотря на всю дурную славу, которая в настоящее время собирается вокруг Атропос, особенно после того, как она хвасталась, что собирается убить его и всю его команду, у него почти не было никакой информации о ней. Ему нужно было знать, кто она, что она из себя представляет, что ею движет и где найти ее слабые места. То, что у нее были слабые места, было само собой разумеющимся – они были у всех. Кроме него самого, конечно. Любой, кто хотел воззвать к его «лучшей натуре» или чувству «честной» игры, быстро осознавал, что и его лучшее «Я», и понимание им правил «честной» игры были тем, что он понимал под этим в отдельный момент времени. «Все, что подойдет мне лучше всего прямо сейчас» – вот что было подходящим описанием. Проехав еще один перекресток, он внимательно окинул окрестности взглядом. Заброшенные светофоры, разбитые фонари, и лишь остовы разобранных машин на обочине улицы... Это выглядело многообещающе. Здания были заколочены, на дороге было больше выбоин чем самого асфальта, и даже мусор выглядел в этом месте старым. «Это подойдет как нельзя лучше», – решил он и остановил фургон рядом с парком, пребывающем в крайнем запустении. – Мы остановимся здесь на час или около того. Идите и развлекайтесь, делайте что хотите. Я собираюсь немного пораскинуть мозгами. Одной из особенностей фургона, которая привлекала его, был тент, который откидывался на боку автомобиля. Он установил его на место, достал изнутри складной стул и устроился поудобнее. И только он достал свой телефон, готовясь прочесать Интернет в поисках информации об Атропос, как лениво отметил, что Краулер уже перевернулся на спину посреди парка и заснул, растопырив ноги, как самый большой и уродливый лабрадор-ретривер в мире, в то время как его «куколка» обслуживала одного из своих роботов-пауков. – Я пойду прогуляюсь, соберу немного стекла, – заявила Птица-Хрусталь, указывая на разбитые окна вокруг. – Если байки об Атропос – правда, то нам понадобится столько, сколько мы сможем сейчас заполучить. – Возьми с собой кого-нибудь, – посоветовал Джек. – Я бы предпочел, чтобы никто никуда не ходил в одиночку, пока мы не прочувствуем обстановку в городе. – Я пойду с ней, – тут же предложила Ожог. – Мне все равно давно нужно размять ноги. Птица-Хрусталь кивнула. – Конечно. Они отошли, и Джек вернулся к своим исследованиям. Топорылый точил свой топор в дальнем конце фургона, Сибирь бродила по периметру парка, а Манекен разбирал собственную руку, чтобы проверить сочленение. В общем, вполне себе домашняя сцена, если только не присматриваться повнимательнее. Если бы он только мог понять, что и как заставляет Атропос тикать...***
Атропос
– Ты уверена, что тебе не нужна помощь? – Дракон опустила свой боекостюм, приземлившись на здании, на которое я ей указала. Оно было расположено на дрянной стороне залива Броктон-Бэй, где почти никто не жил. – Я знаю, что ты хороша, но... – Ого. – Я усмехнулась, так что она поняла, что это шутка. – Если бы я не знала тебя лучше, то я бы подумала, что ты беспокоишься о моем благополучии! – Я отстегнула пятиточечный ремень, затем взвалила на себя рюкзак с ношей и вылезла наружу. Снитч Элита, перепрограммированный на выполнение моих приказов, зажужжал, взлетая в воздух и следуя за мной прочь от костюма Технаря. – К счастью для нас обеих, мы обе знаем, что ты не это имела в виду. – Похоже, Дракон была не менее искусна в сарказме. Мне это понравилось. – Но это очень опасные люди, и никто и никогда не убивал ни одного из них, не вызывая ответной реакции. Если ты не убьешь их всех вовремя, они могут сбежать в город и впасть в неистовство. – О, они сдохнут, – заверила я ее. – Все они. Все что мне нужно, так это чтобы ты выпустила эту ракету по моему сигналу. Координаты введены? – Введены, а ракета на низком старте, – подтвердила она. – Я даже не буду спрашивать, откуда вы их достали. – Если я скажу тебе, что малышка Птица-Хрусталь дала их мне, ты мне поверишь? – Теперь я ухмылялась, потянув ее за несуществующий нос, и я могла точно сказать, что она полностью осознавала это. – Ни в малейшей степени. Но ты и так знала об этом. – Видишь, мы можем быть хорошими друзьями! Мы так хорошо понимаем друг друга! – Перекинув рюкзак через спину, я начала спускаться по пожарной лестнице. Ее голос донесся мне в ответ. – У тебя очень странное понимание дружбы. Что ж, это было справедливо. Я была очень странным человеком, но с которым можно было дружить. Я промчалась по пожарной лестнице, упала на мусорный контейнер, затем кувыркнулась вперед и приземлилась на ноги. Моя первая и вторая цели находились в четверти мили от меня, и у меня было около пяти минут, чтобы занять нужную позицию. К счастью для моих плеч и спины, после этого я смогу избавиться от рюкзака. Снитч последовал за мной в трущобы.***
Ожог
«Это место – дыра, переполненная дерьмом». Огонь мягко потрескивал в глубине сознания Мими, когда Птица-Хрусталь заговорила. Это притупило ее эмоции и отразилось эхом от вспышек пламени, которые бегали вверх и вниз по краям ее ладоней. Она безразлично наблюдала за тем, как ее товарищ по команде поднималась вверх и садилась на груду щебня, где одно из ветхих зданий исчерпало свой срок годности и частично обрушилось. – Джек сказал, что мы здесь для того, чтобы завербовать Атропос, – сказала она. – По его словам, она действительно хороша в убийствах. Глаза Птица-Хрусталь закатились под маской со стеклянным клювом. – Мы все умеем убивать. – Слова были презрительными, почти такими же режущими, как стеклянные лезвия, которыми она убивала своих противников. – Это своего рода требование для вступления. Чувствуя, что она выставила себя дурочкой, Ожог отвернулась. – Это просто его слова, ничего более. Раздался странный металлический звон, затем Птица-Хрусталь снова заговорила. – Вы ошиблись, придя сюда. Весь этот город – сплошное битое стекло. Прикоснись к нему неправильно, и ты тут же сдохнешь. Это прозвучало неправильно. Мими медленно обернулась. – Что ты... имеешь в виду? Первое, что она заметила, так это то, что Птица-Хрусталь была без маски: та лежала кусками на земле между ними. Затем включился ее мозг, и она также следом осознала, что Атропос находилась прямо там, позади очень вялой на вид Птицы-Хрусталь, рукой удерживая ее в вертикальном положении. Хуже того, Атропос держала рот Птицы-Хрусталь открытым и собиралась засунуть ей в горло зазубренный кусок стекла – часть её маски, но сейчас это было не так важно. – Я имею в виду, я уже говорила вам, что убью вас, – продолжила Атропос, избавившись от голоса Птицы-Хрусталь. – Но чтобы еще и облегчать мне задачу... Хотя, знаешь, меня это полностью устраивает. Как только глаза силикокинетика полностью прояснились, осколок стекла, казалось, скользнул на предназначенное тому место, и женщина тут же начала задыхаться. Атропос отпустила её, и та упала на колени, засунув пальцы в рот, пока её собственное лицо ужасно потемнело. Мими знала, что Птица-Хрусталь должна «петь», чтобы использовать свою силу, и прямо сейчас она не могла сделать достаточно вдоха, чтобы связать и двух нот вместе. – Она не сможет ни проглотить, ни выкашлять тот обратно, – сказала Атропос. – Похоже, на этот раз она все же откусила больше, чем смогла прожевать. – Руки Атропос в черных перчатках иронично были разведены в сторону, когда Птица-Хрусталь упала, закатив глаза. – Ой. Пламя вспыхнуло на руках Мими, превратив ее внезапную ярость в яростные действия. Ад взревел и потянулся в сторону незадачливой убийцы. Даже если Джек и хотел завербовать Атропос, Мими, по правде говоря, сейчас это не колыхало. Эта сучка должна умереть с криком. Но ее там уже не было. Даже когда Мими попыталась направить пламя на суку в черном костюме, она откатилась в сторону, затем вскочила и поднырнула сверху, когда она намеревалась выжечь усыпанный щебнем асфальт. По дороге она схватила какой-то красный цилиндр, который взметнулся к лицу Мими...К Л О Н Г
Дальше все было как в тумане. Ничего не выходило. Мими знала, что попала в беду, и пыталась воззвать к огню, чтобы телепортироваться и забрать остальных, но все происходило с какими-то урывками. Чья-то рука обвила ее шею и надежно удержала на месте. – Знаешь, – прошептал ей на ухо чей-то голос, – это, наверное, нарушает всевозможные правила, но, честно говоря, мне как-то плевать. Я имею в виду, кто вообще подумает о том, чтобы мочить кого-то с помощью инструментов для спасения? Прежде чем она поняла, что ей стоило прикрыть рот, ее челюсти были с силой разомкнуты, и толстый шланг был протолкнут между зубами прямо в горло. Хватка на ее шее ослабла, чья-то рука сжала ее губы вокруг шланга, а затем раздался ужасный звук.ХССссссссссс...
Жуткий холод пробежал по ее легким, и воздух с силой вырвался из ноздрей. – О, точно, – прошептал голос. – Я об этом подумала. Ее последней мыслью было: холодно...***
Атропос
Последнее содержимое пятифунтового углекислотного огнетушителя было исчерпано еще до того, как я выпустила Ожог из рук вместе с самим огнетушителем. Учитывая, что я только что пропустила более двадцати кубических футов холодного углекислого газа через ее легкие и носовые пазухи, ее мозг был примерно таким же замороженным, как и ее альвеолы. Инструмент справился со своей задачей так же, как и она, подумала я, когда получу свою награду за её голову. Вместе с Птицей-Хрусталь, которая к этому моменту уже давно испустила дух. Обернувшись, чтобы взглянуть на Снитч, который выпрыгнул из своей замаскированной позиции – по понятным причинам я не хотела, чтобы Птица-Хрусталь или Ожог использовали его для стрельбы по мишеням – я подняла вверх два пальца. Две пали, еще шестеро на очереди. Продолжая исполнять это движение, я вытащила ножницы из ножен и закрутилась, сильно бросив их в сторону. Милый маленький робот-паук Ампутации выскочил из-за угла точно по расписанию, и ножницы вонзились прямо в его черепную коробку с расстояния тридцати футов. Даже я была бы впечатлена, если бы не знала, насколько абсурдно опасной может быть моя сила в таких ситуациях. В конце концов ножницы сами по себе не были достаточно сбалансированы для метания. Вытянув ножницы из черепушки и смахнув с них кусочки мозга промасленной тряпкой, которую я заранее принесла с собой, я огляделась в поисках следующего места для засады. Нужна была как хорошая акустика, так и хорошее укрытие. Вон там подойдет. Джек Остряк решил, что пора уже выдвигаться в город, и велел Ампутации послать робота-паука за Ожог и Птицей-Хрусталь с их прогулки по сбору стекла. Маленький биоорганический робот не увидел меня, поэтому Биотехнарь была в недоумении, отчего он перестал реагировать на её команды. Но Джек не дурак: вместо того, чтобы послать Ампутацию (его единственный источник медицинской помощи) или Сибирь (его несокрушимую защиту) посмотреть, что же там с ним случилось, он делегирует эту задачу Манекену. На первый взгляд, это был неплохой выбор. Встроенный в керамическую оболочку собственного изобретения, Манекен был быстрым, сильным, и его очень трудно было повредить. Он был незаметнее, чем Краулер, и более универсальным, чем Топорылый (и куда умнее их обоих). У него также в распоряжении было встроенное оружие, ограниченное исключительно его собственным воображением и способностями ближнего боя. И прямо сейчас, как подсказывала мне моя сила, он был крайне самодоволен: проанализировав информацию о том, как я убивала главарей банд, он решил покрыть себя тефлоном на случай, если я приберегла для него пузырек с кислотой, которым сожгла Лунга. Его ошибка заключалась в том, что он предположил, что я использовала и буду использовать лишь грубую силу. Это даже не было оправданной ошибкой; сам Манекен любил использовать психологическую атаку против выбранных им жертв. Таким образом, его настоящая ошибка заключалась в том, что он предположил, что у меня нет рычагов, которые я могла бы использовать против него. В обычной ситуации так и произошло бы. И даже если бы у меня каким-то образом нашелся бы доступ к необходимым знаниям, у меня не было бы никакой подходящей возможности использовать их против него. К счастью, с моей силой я могла жульничать как последняя бесчестная скотина.***
Манекен
Первый момент, когда он понял, что что-то действительно не так, был тогда, когда он услышал голос. – Алан? Он замер, потом дико огляделся по сторонам. Он узнал этот голос. Голос его Екатерины. Она не могла здесь находиться. Она не может быть живой. Но рядом не было никого, чей голос он мог бы принять за ее голос. Он даже знал, где слышал это раньше. Он настаивал про себя: «Но я ведь уничтожил эту запись!» Он уничтожил запись. Не так ли? – Алан? – Его жена вновь заговорила, и в ее голосе читалось напряжение. – Где ты? Мне так страшно... Это было повторение чрезвычайно тревожной серии телефонных звонков, что были последними сообщениями, которые он получил от своей жены. В тот момент он был на Луне, а она пыталась достучаться до него во время нападения Симург, в результате которого погибли она и девочки, но кто-то из руководства тогда решил, что позволять ей говорить с ним напрямую было слишком опасно. Запись он получил позже: как если бы этого было мало, они даже попытались скрыть от него последнюю запись (но не преуспели в этом). Это стало одной из тех вещей, что подтолкнули его к тому, чтобы превратиться из Сферы в Манекена. – Мамочка? – это была Кира, его семилетняя умница. Но прямо сейчас ужас в ее голосе терзал его сердце словно ржавая бритва. – Где папа? Папа ведь придет, чтобы спасти нас, так? – Папочка придет, – заверила дочерей Кэтрин. – Обещаю. – Ее голос изменился, став тише, когда она приблизила рот к телефонному наушнику. Он слышал ее учащенное дыхание, и мог точно сказать, что она едва сдерживает слезы. – Алан, пожалуйста. Она уже пролетела один раз над домом, и я слышу ее в собственной голове. Где ты? Ты ведь спасешь нас?! Пожалуйста, поговори со мной! – Мамочка! – Франциска, их пятилетняя дочь, вскрикнула в нескрываемой панике. – Страшная птица возвращается! Он хотел обнять их и утешить, сказать, что спасет их от Симург, но они были уже давно мертвы и похоронены. Каким-то образом он оказался на четвереньках, склонив голову, в то время как звуки из его прошлого, что он давно зарыл в земле, продолжали терзать его. Одно тонкое отличие еще больше усугубляло ситуацию. Когда происходило в первый раз, запись звонков имела все эти тонкие искажения и помехи, характерные для междугородней связи. То, что он сейчас слышал, не имело ничего из перечисленного. Голоса были ясными, живыми и такими... такими настоящими, что осознание самого этого факта потрясало его до самой сути. Екатерина вновь заговорила, но на этот раз он услышал в ее голосе едва заметное хихиканье, что сделало всю ситуацию только хуже. – Алан? Знаешь... я никогда не жаловалась на то, что тебя почти нет рядом, когда ты был на Луне или на континентальном шельфе, строя свою «среду обитания», но... – Она снова замолчала, чтобы хихикнуть. Звук прервался на мгновение, что заставило его вздрогнуть в своей несокрушимой керамической оболочке. – Я серьезно, серьезно считаю, что на этот раз ты должен был быть здесь... ради нас. Франциска, перестань резать свою сестру, это нехорошо. – Па...почка? – Это была Кира. В ее голосе отчетливо раздавались булькающие звуки, похожие на застрявшую в горле кровь. – Фран...циска причини...ла мне боль, и все это твоя вина... папочка. Мама... сказала, что ты придешь и спасешь... нас. Почему ты не при...шел и не спас нас, папа? По...чему? – Оо-о... – Пронзительные интонации Франциски только сделали ему хуже. – Страшная птичка такая красивая, и она так мило поет! Ее хихиканье стало совершенно ненормальным. – Она говорит мне, чтобы я ре-за-ла, резала и РЕЗАЛА, пока ВСЕ не станет таким же красивым, как она! Папочка, ты должен быть здесь, просто чтобы увидеть, каким красивым я делаю все вокруг!!! Повисла пауза, перемежающаяся бессвязными криками, затем он снова услышал голос жены. – Алан? – Теперь голос Кэтрин был усталым. Даже хихиканье требовало теперь от женщины определенных усилий. – Я уложила девочек спатеньки. Они выглядят такими... мирными, лежа там, на полу. Ждут, когда ты вернешься домой и поцелуешь их на ночь. Думаю... сейчас я тоже прилягу и вздремну. Я люблю тебя, Алан. Возвращайся поскорее домой. Возвращайся домой... Спаси нас... ...Пожалуйста. Затем не было ничего, кроме затихающего бульканья. Манекен заметил, что его клинки были выдвинуты, и он пронзал ими землю снова и снова. Он медленно убрал их в ножны. Он должен был разыскать Ампутацию и определить причину этой галлюцинации... – Алан? Ему хотелось убежать, убраться прочь от воспоминаний, что обрушивались на него при каждом напоминании о голосе жены, но ноги его не двигались. На этот раз все было даже хуже: он слышал каждую дрожь в ее голосе, неизбежный заметный прогресс ее безумия и отчаяние женщины, которую он любил всем сердцем, но мог лишь наблюдать за тем, как она тонет в этой пучине и никак не мог этого предотвратить. Когда призрачные голоса вновь смолкли, он уже был на коленях, отпиливая свое запястье клинком, словно это могло причинить ему хоть какой то вред. Он жалел, что не удалил глаза, а вместе с ними и слезные протоки, чтобы оплакивать тех, кого потерял... – Алан? Теперь все, что он мог расслышать, было лишь обвинением в ее голосе. Ты оставил нас умирать. Это все твоя вина. И он знал, что это правда.***
Атропос
Я сделала паузу, чтобы молча откашляться – имитация разных голосов в быстрой последовательности, хотя и была вполне возможной само по себе, стала для моей гортани настоящим испытанием, – но Манекен уже больше не слушал. Все еще стоя на коленях, он откинулся назад и схватился руками за голову, словно кричал о своей тоске всему миру. Но, когда он впервые истязал себя, чтобы поместиться в свою личную консервную банку, он упустил такой важный аспект, как возможность общения, а оттого с его стороны не доносилось ни звука. И когда это, по-видимому, не помогло успокоить его отрицание, вину и ярость, он схватился за голову – она не была закреплена как у всех: ее, судя по всему, удерживал хитроумно расставленный массив магнитов – и вырвал ее из собственной шеи. Голова не была жизненно важной частью его тела: использовалась в основном для того, чтобы провоцировать врага атаковать по ней, а также носить в ней мелочевку. И именно поэтому, когда он разбил её о землю перед собой и отбросил отколовшиеся части в сторону, это не причинило Манекену большого вреда. На самом деле (и в этом я была почти уверена) у него наверняка были запасные головы. Затем он разделил свое туловище напополам. С того угла, где стояла я, я могла видеть его внутренности между отчекрыженными частями тела. Поверхности внутри его тела были прозрачными, и я могла видеть неизвестный мне орган что мягко пульсировал, когда механизмы прокачивали через него жидкости. Если бы у меня в этот момент была мощная винтовка, я могла бы пробить стеклянную перегородку одним точным выстрелом и убить его. Но мне этого не требовалось. Наклонившись вперед и уперев руки в землю, обезглавленный торс производил неизгладимое впечатление человека, пребывавшего в чрезвычайном горе. Он уже был сломлен – его послужной список за последние несколько лет был тому подтверждением, – но моя маленькая игра света и тени подтолкнула его к новой грани и вновь сломила, и на этот раз навсегда. Воздух зашипел, когда пломбы сорвались со своих мест. Прозрачные перегородки отделились от мест креплений и отвалились, и несколько органов упали за ними на землю следом. Различные механизмы переработки и регулирования жизнедеятельности жужжали, щелкали и трещали до тех пор, пока не остановились. Две половинки белого панциря медленно упали налево и направо, когда цепи, удерживающие их вместе, размотались. Манекен был мертв. А часы все еще тикали. Снитч следовал за мной, когда я поспешила прочь. Мне нужно было немного поработать над местом для следующей засады, и мне нужно было, чтобы результат моих стараний стал для кое-кого сюрпризом.***
Джейкоб
Джек Остряк встал со своего складного стула и, нахмурившись, огляделся по сторонам. – Что-то не так, – пробормотал он, складывая блокнот и пряча тот в карман, а затем кладя туда же авторучку. – Манекен уже должен был забрать их обеих и найти бота-паука. Где-то в глубине души он задавался вопросом, не решили ли они просто сбежать. Это соответствовало его ощущению, что они никогда не вернутся. Но он знал их лучше, чем их собственные семьи. Они бы его так не предали. Он бы заранее предвидел, что это произойдет. – Я же говорил тебе, что мы должны были оставить их позади, – проворчал Краулер, очнувшись от дремоты. – Птичка улетела, место сгорело. – Все еще думаю, что они ебутся. – Это уже промычал Топорылый. Райли сморщила носик. – Это грубо, мерзко и неуместно! – произнесла она укоризненно. – Извини. Я имел в виду, что они... дурачатся. – Топорылый взглянул на Краулера, который в ответ хрипло рассмеялся над его промашкой. – Нет... я так не считаю. – Джек на мгновение прикусил большой палец. – И я не считаю, что они нашли кого-то, кого можно немного попытать, а следом убить. Что-то мне подсказывает, что на этот раз все куда серьезнее. Краулер перестал смеяться над словами Джека, подкинул идею. – Думаешь, кто-то до них добрался? – Если они это и сделали, им пришлось бы разделаться и с Манекеном, а в таком случае мы бы уж точно что-нибудь да услышали, – отрезал Джек, нахмурившись. – Я ставлю под сомнение существование сил, что бросили бы вызов им троим и при этом умудрились провернуть все настолько тихо. Ни взрывов, ни выстрелов. И тем не менее... их не было. Это была головоломка, а он их ненавидел всем сердцем. – А что, если это дело рук кейпа? – нетерпеливо спросил Топорылый. – Кейпам не обязательно всегда быть громкими. Джек покачал головой. – Не кейп. – Он чувствовал это своим нутром. – Итаа-аак... что ж нам тогда делать-то? – спросил Краулер. – Хочешь, я пойду взгляну? – И ты, и Топорылый, – решил Джек. – Держитесь рядом. Как только узнаете, что произошло, доложите об этом. – А что, если тот, кто все это сделал, все еще там? – протянул Топорылый. – Угх... Убить, а потом доложить. – Джек покачал головой. – Я что, должен рассказывать вам двоим, как мы обычно решаем такие вопросы?***
Краулер
Неду было скучно. Путешествовать было весело, потому что он видел новые места. Сражаться с кейпами всегда было весело, потому что против него используются незнакомые силы. Иногда они щекотали... а иногда делали гораздо больше обычной щекотки. Но искать трех потеряшек из собственной команды? Это было скучно. Они, наверное, заблудились, вот и все. Он и Топорылый найдут их, с ними все будет в порядке, хоть Джек немного и накричит на них... – Че за хрень?! – Топорылый внезапно остановился, заставив уже Неда быстро встать на месте, чтобы не попасть в обнуляющее пространство его силы. Тяжелый топор, который Топорылый носил с собой – и который точил при любом удобном случае – сделал небольшой замах, чтобы затем указать на что-то острием. – Ты только погляди! – Что еще? – спросил Нед, повернувшись в сторону куда указывал Топорылый. И только потом он заметил его: панцирь Манекена лежал выпотрошенный с собственными внутренностями напоказ, что валялись неопрятной кучей меж двух половинок его брони. – Ебена мать... это то, о чем я думаю? – ...Если вы думаете, что кто-то разобрался с ним, то это чертовски верная мысль! – Голос принадлежал девочке-подростку, фигуре в черной маске, одетой в длинное пальто, что небрежно прислонилась к стене здания, и лишь небольшой маленький шарик висел немного в стороне от них. Единственным, что было у той в руках, были изящные ножницы, которые она вновь и вновь не глядя подбрасывала и ловила, и лезвия которых блестели на солнце. – Привет, ребята. Меня зовут Атропос, и я здесь, чтобы воспользоваться вашим щедрым предложением. Броктон-Бей благодарит вас за ваши пожертвования. – Пожертвования? – Топорылый задал вопрос первым. – Что еще блядь за пожертвования? – Награда за ваши головы, – насмешливо объяснила Атропос. Подбросила, поймала. – Я сразу могу сказать, что ты не мозг Девятки. Ты что, уродливый, тупой и глухой, а не только уродливый и тупой? Подбросила, поймала. Нед не обладал самым острым умом в группе, но даже он знал, что оскорблять Топорылого таким образом было хуже всего. Насмехаться над его внешностью было одним делом: ему, понятное дело, это не нравилось, но он на самом деле был немного уродцем, и он скрепя сердце принимал этот факт в свой адрес. Но назови его тупым хотя бы разочек – и он гарантированно взбесится. – Я покажу тебе, кто здесь тупой! – взревел Топорылый и бросился в атаку.***
Атропос
Мне даже не нужно было полагаться на свою силу, чтобы заставить Топорылого погнаться за мной. Все, что мне нужно было сделать, это подумать обо всех вещах, которые я когда-либо хотела сказать Софии или Эмме постфактум. Конечно, теперь мне не нужно было приберегать все эти насмешки: София навсегда исчезла с радаров по случаю своей скоропостижной смерти, и я гарантированно похоронила желание Эммы связываться со мной вновь. Когда Высокий, Лысый и Уродливый следовал за мной по пятам, а Краулер пытался быть умным, обегая здание с другой стороны, это могло выглядеть так, как будто я откусила больше, чем могла прожевать. Так и должно было выглядеть. Я завернула за угол здания; точно рассчитанный по времени нырок позволил топору Топорылого вонзиться в стену прямо над моей головой. – Промахнулся, промахнулся, до губ моих не дотянулся! – Твоих губ? – он яростно заревел, выдергивая оружие из выщербины, оставленной в осыпающейся кирпичной кладке. – Я оторву тебе твою башку и буду ебать тебя в глотку до тех пор, пока у тебя глаза на лоб не полезут! – Фу-у!! – Я остановилась перед заколоченными входными дверьми в здание, все еще удерживая ножницы в руке. – Держу пари, что ты так не разговариваешь в присутствии Ампутации! – Я говорю так, как, блядь, захочу! – Он с грохотом зашагал ко мне, и его тяжелые шаги поднимали пыль с каждым шагом. Моя сила хладнокровно измеряла углы и подсказывала мне правильную позу: я вся напряглась, готовя себя к нужному моменту. Когда он подошел слишком близко, я ощутила, как его сила обнуления пытается превзойти мою, вцепившись в мои возможности, пытаясь отнять их у меня. Потому что его сила – подлый подлец в подлючном соусе. Я также чувствовала то, как моя сила делает то же самое, что и его. Я пригнулась, уклоняясь от последнего удара, да так, что на этот раз он покачнулся. В тот самый момент, как он это сделал, я подпрыгнула в воздух и позволила ему пройти подо мной, а когда лезвие топора прошло у меня под ногами и вгрызлось в доски, я бросилась с ножницами наперевес. Топорылый был крепким малым, намного выносливее любого нормального человека, но даже обычная игла могла проткнуть человеческий глаз. Острые как бритва лезвия вонзились в его правый глаз со всей тяжестью и силой, какую я могла вложить, в один момент проткнув его, словно особенно сочную виноградинку. Его глазница не позволила ножницам проскользнуть дальше, но я учла этот факт заранее. Он взревел в агонии и потянулся к собственному глазу. Стоило ему вытащить топор из только что появившегося дверного проема, как мои ноги приземлились на его руку, я оттолкнулась и нырнула в здание через образовавшуюся щель. Вскочив на ноги, я помчалась к лестнице на второй этаж. Крик раскаленной ярости эхом раздался позади меня, когда Топорылый разнëс баррикаду в дверном проеме и ворвался в здание вслед за мной. Даже та жменька осторожности, которой как правило придерживался Топорылый, теперь умерла и развеялась по ветру. Все идет именно так, как планировалось. Убрав ножницы и начав взлетать вверх по лестнице, я полезла в карман за пультом и дважды щелкнула им. [Бип-бип.]***
Дракон
Дистанционный сигнал пришел раньше, чем она ожидала. [Бип-бип.] На пусковых направляющих стояла только одна ракета, заряженная и готовая к старту. Координаты были введены еще до того, как боекостюм прибыл на место. Она придерживалась условия Атропос воздержаться от отправки каких-либо дронов с дистанционными датчиками в зону столкновения с Девяткой главным образом потому, что у Манекена была технология, которая могла бы обнаружить сигналы беспилотников и тем самым поднять тревогу; даже «снитч» записывал все происходящее, а не ретранслировал. Но она справедливо подозревала, что как только ракета рванет, тревога будет поднята в любом случае, а потому её ракета была оснащена камерой в носовой части. Она очень, очень хотела посмотреть, на что, по мнению убийцы калибра Атропос, стоило тратить ракету с фугасным зарядом. Калибр. Ха. Я зарываю в себе талант. Системы наведения ракеты уже были готовы к работе. Она отдала сигнал к запуску. С грохотом сжигаемого топлива – именно в такие моменты она радовалась тому, что ее костюмы не обладают обонянием – ракета взмыла по направляющим, ориентируясь на заранее введенные координаты. Расчетное время полета: три секунды.***
Тейлор
Три... Я обогнула лестничную площадку и поднялась по второму лестничному пролету, перепрыгивая по две или три ступеньки за раз. Добравшись до вершины, я бросилась к одному конкретному окну. Грязное стекло уже было разбито, и кто-то попытался прибить к нему доску, но сейчас мне было на это насрать. Топорылый что-то прорычал позади меня, обещая мне такое надругательство надо мной, которое наверняка было бы весьма неприглядным и, скорее всего, невозможным без помощи Ампутации, но я его не слушала. Я выиграла полсекунды, выколов ему глаз, и еще полсекунды на лестнице, и это было все, что мне нужно. Скрестив руки перед лицом, я бросилась к окну. Два... Стекло и дерево, разлетевшиеся вдребезги при ударе, рассыпались рядом со мной. Я не обратила на них никакого внимания, готовясь сделать сальто вперед, чтобы приземлиться на спину Краулера, что был в десяти футах ниже меня. Множество глаз повернулись ко мне, и я почувствовала зачатки замешательства, когда я уперлась, а следом и отскочила от его тела. Приземлившись на тротуар, я продолжила бежать изо всех сил. Я знала, что Топорылый уже добрался до верха лестницы и бросился к тому же окну, из которого я выпрыгнула. Один... В тридцати футах от Краулера стояла заброшенная машина, и я уже была на полпути к ней. Каждый шаг, что я делала, был исполнен идеально для того, чтобы обеспечить мне максимальное сцепление и скорость бега. В буквальном смысле вся моя жизнь на данный момент зависела от того, смогу ли я оказаться по ту сторону машины за... ноль целых восемь десятых секунды. Остатки окна и часть стены обломками выпали наружу, когда Топорылый, рыча от ярости, швырнул топор в мою спину. Когда он резко обрушился на своего товарища по команде, я уже нырнула через капот машины, широко открыв рот и засунув большие пальцы в уши. Ноль.***
Дракон
Когда (странно приглушенный) звук взрыва достиг ее звуковых датчиков, Дракон изучила последнее изображение, сделанное ракетой перед тем, как та сдетонировала. Это было изображение, не похожее ни на что другое, и чем больше она смотрела на него, тем больше ценила то чистое мастерство, что было вложено в каждый его пиксель. Сначала она обратила внимание на Атропос, что пряталась на кадре за машиной, когда над ее головой просвистывал массивный топор. Вторым на очереди стал Краулер, повернувший свою чудовищную голову туда, где скрылась Атропос, и открывший свой основной рот, вероятно, в инстинктивной попытке огрызнуться в её сторону. Открытая пасть, между прочим, находилась прямо на пути боеголовки. В-третьих, посреди облака падающих обломков был Топорылый, свалившийся на Краулера. Что было еще важнее - он был достаточно близок, чтобы его поле обнуления полностью охватывало безумно прочного кейпа в момент удара ракеты. О, теперь мне все понятно. Боевой Умник, вот как это выглядит на деле. Небрежно отправив сигнал, она переслала изображение обратно в здание СКП и начала печатать его на цветном принтере. Этот кадр она намеревалась поставить в рамочку.