Мы пытались

— Ну, отдай! Отдай! - кричали под окном, и Ойкава через силу открыл глаза. «Да что ж такое?! » Он резко открыл входную дверь с полным беспорядком на голове. На лужайке стоял Такеру и Иваизуми, который задрал руку с мячом, пока мальчишка бегал вокруг него и тянулся вверх. Оба обернулись на взбешенного Ойкава и засмеялись. — А-а-а, дядя-монстр! - кричал Такеру, параллельно хихикая, а Хаджиме просто покатился со смеху. Ойкава стыдливо придавил волосы рукой. — Чего вы кричите с утра пораньше? — Иваизуми-сан забрал мой мяч! Тоору потер глаза, глубоко зевнув. — Такеру, ты завтракал? - проигнорировал он притензии племянника. — Да. — Вот и славно. Отдыхайте. — Ойкава, ты как себя чувствуешь? - вдруг спросил Иваизуми, когда шатен уже собирался возвращаться в постель. Тоору помялся на месте, не зная, что сказать. — Разбито... - протянул он и ушёл. Иваизуми понуро опустил руки, и Такеру воспользовался моментом, выхватив мяч с радостными возгласами. Хаджиме покрутил головой, выбрасывая плохие мысли из головы. — Пойду домой. Мне нужно кое-что сделать. Забегай, если надо, - чётко протараторил Иваизуми и вышел за калитку. — Иваизуми-сан... - протянул мальчик, но парень его не услышал.       Он залетел в дом, растирая плечи в нервном мандраже. Хаджиме снова ощутил противное чувство из детства, когда мама ругала его за общение с Ойкавой. Его выворачивало изнутри, а лишь потому что Ойкава вёл себя точно также, как и мать Иваизуми: он избегал соседа, отводил глаза и, казалось, не хотел вспоминать тот переломный вечер.       Он по-привычке залетел в ванную комнату, начал намыливать руки до красных пятен и пялился в своё отражение. Перед его глазами стоял тот мальчишка с площадки у дома, который был счастлив находиться рядом с Ойкавой. И это счастье вызывало в нём неожиданную тошноту и страх, что после признания Тоору даже не смотрел на него.       До конца дня Иваизуми было плохо. Он давил себя морально до нервной чесотки где-то под сердцем. Хотелось разорвать кожу и вырвать раздражитель, но всё, что мог Хаджиме - это завалиться на кровать и игнорировать стук в дверь, где каждый час появлялся Такеру.       Ойкава подошёл вплотную к соседу, который с опаской жался назад. Хаджиме открыто пугался, но не отводил глаза, в которых читалась необъятная тоска. Ойкава и сам скучал по этому лицу и человеку, которому оно принадлежит. Хаджиме буквально стал частью Тоору, и парню было больно отрывать его от себя. Шатен сделал очередной наклон вперёд, не решаясь преодолеть финальное расстояние. Он дал себе шанс ответить на признания, но не почувствовал ровным счётом ничего. Тоору любил Хаджиме, но не так, как любят взрослые люди. Он чувствовал бесконечное уважение и преданность к Иваизуми, но никак не страсть. Он любил его заботу. — Да, пошли домой, - выпрямился Ойкава. Он мог сделать большее, мог приподнять понурый подбородок Иваизуми, впиться глазами в его зелёные, убрать торчащие пряди в сторону и накрыть его губы своими, но не хотелось. Не хотелось ломать и без того хрупкий фундамент, на котором держалось их общение. После этого шага не было бы пути обратно. Они больше никогда не стали бы друзьями, не починили то, что имеют сейчас. Иваизуми неуверенно сглотнул. Возможно, именно сейчас его чувства могли оцениться, но признания не произошло. Он в очередной раз убедился, что они испытывают совершенно разные вещи, и, к сожалению, Ойкава, как и Иваизуми, понимает какие. — Я больше не приеду! - шмыгал носом Такеру, пока Ойкава старшая загружала машину. — Тоору, я понимаю, ты уже старшеклассник, много своих проблем, но можно было один денёк проследить за родным племянником? - сестра была разочарована. — Сейчас не самое лучшее время для слежки. Я слишком устал... — Потому что сам за собой проследить не можешь, - буркнула сестра, толкая сына в машину. — У него глаза краснющие... Всю ночь играл? И чего он дуется? - спросила Ойкава старшая, когда Такеру послушно застегнул ремень безопасности. Тоору впился ладонями в глаза, закидывая голову. — Пожалуйста, я ничего не знаю, ничего! - зашептал он, и женщина сжалилась, нежно потирая плечо младшего брата. — Вы поссорились с Иваизуми? - как и Такеру, сестра попала в точку, на что Ойкава грустно хмыкнул. — Всё стало слишком сложно. Мы и до этого плохо общались, а теперь всё стало намного хуже. Общение есть, но натянутое, будто он обязан говорить со мной, а в ответ я ничего не могу дать. Я не могу дать то, что он хочет! И я путаюсь в этом! Ничего не понимаю... - затараторил Ойкава, пока сестра его не прервала. — Может, ты попытаешь дать ему то, что он хочет? Я не знаю, о чем мы говорим, но Иваизуми всегда следил за тобой, сколько я его знаю. Неужели он не заслужил того же? - улыбнулась женщина, и поспешила на водительское сиденье, пока Тоору стоял с потухшими глазами. Он думал, и она не хотела ему мешать. — Спасибо, что хоть как-то присмотрел за Такеру. Как говорится, спасибо, что живой. Пока, Тоору, - посмеялась Ойкава старшая, и машина медленно покатилась вдоль улицы, а парень так и стоял на крыльце глядя в никуда. «Как я могу дать то, что не имею?» — Уехали? - раздалось из соседнего дома, и Ойкава испуганно повернулся, увидев Хаджиме в окне второго этажа. — Да... - протянул он, спеша уходить обратно, но Иваизуми его задержал. — Забудь, что вчера было, хорошо? - улыбнулся он, и у Тоору кольнуло сердце. — Это было сказано в моменте, не грузи себя. Давай все будет как раньше? Ойкава выпрямился, будто тяжёлый камень упал с его плеч. Он ярко улыбнулся и сразу стал выглядеть живее. — Давай все будет, как раньше-раньше. До всех ссор? — Я согласен, дурокава, - усмехнулся Хаджиме, показывая мизинец. Ойкава тоже протянул мизинец. — Спасибо, Ива-чан.       Стоило соседу скрыться в доме, как Иваизуми прижался к стене. На душе было противно и больно, особенно, когда он увидел расслабленное лицо Ойкавы. Будто тот только и ждал, когда Хаджиме заберёт свои слова обратно, и это ранило больше, чем отказ. Он нервно достал фотографию между книг на полке, бегло посмотрел детские лица, которые были рады стоять рядом с грамотой в руках, и натянуто улыбнулся. – Да, всё будет как раньше. Всё будет, как всегда, - зашептал Хаджиме, перебарывая сам себя. — Всё, как обычно.