Болит голова, а внутри туман. Холодно и пусто. Если отпустит меня, то должно отпустить остальных. Нужно уходить, пока не стало хуже, пока еще есть силы.
Скоро остановится генератор — сердце убежища. А дальше темнота…
Больше не могу.
До убежища Арчи добрался быстро, почти не глядя по сторонам. В общей комнате было людно, но он сразу нашел взглядом Гаума, протолкнулся ближе.
— Здесь хлеб, — Арчи снял с плеча рюкзак и протянул Гауму. — Его больше… не будет.
Вокруг него удивленно всколыхнулись голоса, но Арчи смотрел только на Гаума, не зная, что еще ему сказать. На лице Гаума медленно проступила догадка, и он как-то разом осунулся и потускнел.
— Карим? — больше походило на утверждение, чем на вопрос.
Арчи кивнул. Жгучая боль утраты уже нагнала его, и тянула силы, делая мир вокруг плоским и неживым, как грубо размалеванная картонка.
Голоса стали громче.
— Гаум!
— Что теперь делать?
Тревожно зашептались близнецы, косо поглядывая в сторону Арчи. Он почему-то разозлился на них всех — растерянных, напуганных. Сколько из них подумали о потере хлеба и сколько о самом Кариме?
Ему на плечо опустилась широкая, надежная ладонь Гаума.
— Давай выйдем, — Гаум одними глазами указал на дверь.
Снаружи еще не стемнело, но было холодно, и Арчи обхватил себя руками, пытаясь согреться.
— Вы ушли вдвоем. Где Шан?
Арчи пожал плечами. До него медленно доходило, куда и зачем ушел Шан, но правда казалась слишком пугающей, и сознание будто отталкивало от себя эту мысль.
— Я хотел с тобой поговорить, — сказал Гаум.
Его щеку снова подергивало тиком, и Арчи уже знал, что это признак либо волнения, либо крайней усталости.
— Если ты про нас с Шаном, то…
— Нет, — оборвал его Гаум. — Я хотел…
Он осекся, как будто не мог подобрать слова. Арчи ждал, глядя в сухую, блекло-коричневую землю, но секунды шли, а Гаум так и не заговорил снова. Тогда Арчи поднял глаза и замер.
Темнеющее небо у самого горизонта разрезал густо-черный дым. Горело в северной части Свалки, в той стороне, где обитали бандиты. Куда отправился Шан.
Арчи сорвался с места раньше, чем понял, что и зачем делает, но рука Гаума сомкнулась у него на локте и дернула назад.
— Пусти, — Арчи попытался вывернуться, но разница в силе складывалась не в его пользу.
— Стой! — Гаум легко встряхнул его, приводя в чувство. — Что он тебе сказал? Перед тем как уйти. Что?
Смысл слов не сразу дошел до Арчи. Он бросил еще один взгляд на дым, понемногу возвращая способность ясно мыслить.
— Он сказал… Принести хлеб. Рассказать, что случилось и… Не искать его.
Гаум тяжело вздохнул.
— Так я и думал. Оставайся в убежище.
— Но он там один и…
— Именно, — Гаум отпустил его, по-прежнему глядя на поднимающийся столб дыма. — И он думал, что справится сам, раз не попросил о помощи. А если нет…
Во взгляде Гаума промелькнуло что-то неясное, и на секунду Арчи показалось, что сейчас он сам сорвется с места, чтобы помочь Шану. Но сказал Гаум совсем другое.
— Если нет, то мы уже опоздали. И потеряем одного. А не двоих.
Арчи отступил на шаг, не веря своим ушам. Он бы мог подумать, что это мрачная и несмешная шутка, если бы ее сказал кто-то другой, но Гаум не шутил никогда.
— Ты в моем убежище, — пояснил Гаум терпеливо, как маленькому ребенку. — И я за тебя отвечаю. Так же, как за всех остальных.
В свою комнату Арчи влетел так, будто за ним гнались. Он сделал круг по комнате, другой, третий, перерабатывая в движение кипящие эмоции, но это не помогало. Арчи бессильно пнул свою сумку, которую кто-то вернул в комнату. Шум крови в ушах складывался в слова.
«Делать хорошее, чтобы вокруг было меньше плохого».
«Меня искать не будешь».
«…он плохо кончит».
«Поцелуй меня еще раз».
Сухие глаза жгло, на краю зрения все еще мельтешили помехи. Тоска по Кариму, страх за Шана и злость на него же, будто разъедали Арчи изнутри. Как Шан мог просто уйти? И как он сам его отпустил? Он сжал кулаки так, что отросшие ногти впились в ладонь. Ждать, опять ждать.
В коридор просачивались тревожные голоса — все уже знали. До Арчи донесся аромат хлеба, и желудок тут же скрутило в рвотном позыве — память примешала к нему металлический запах крови. Он зажал себе рот, глубоко и часто дыша. Отпустило… Может отпустит и все остальное?
Арчи снова оказался у наружной двери убежища. Гаум так и не зашел, и стоял у входа, как часовой, скрестив на груди мощные руки. На вопросительный взгляд Арчи он только покачал головой — ничего нового. Столб дыма на горизонте стал рассеиваться, сливаясь с темнеющим небом.
Через пять минут ноги снова привели Арчи к выходу, затем еще и еще. С каждым разом вокруг Гаума собиралось все больше людей: Соня, Клиф, бородач-барабанщик, чьего имени Арчи так и не запомнил, близнецы, Нора. Не показывалась только Ирис.
На четвертый раз Арчи покинули и страх, и злость.
Навстречу медленно брел Шан.
Что-то было не так — это Арчи понял почти сразу. Шан двигался, как механическая игрушка, у которой вот-вот кончится завод, тяжело переставляя ноги и пошатываясь на ходу. Он смотрел прямо перед собой, но словно не замечал устремленных на него взглядов.
— Шан… — Гаум шагнул ему навстречу, протянул руку, но тут же отдернул ее, как будто обжегся. Арчи успел заметить, как он побледнел, а потом разглядел и все остальное.
Из-под распахнутой куртки Шана виднелась запачканная чем-то темным майка, такие же пятна покрывали опущенные к земле руки, словно Шан где-то раздобыл перчатки. В правой он все еще сжимал короткий лом.
Арчи вдруг накрыло страшное ощущение необратимости, когда что-то очень плохое уже произошло, и ничего нельзя отмотать назад.
— Что… Что ты наделал?
Кажется, Шан даже не услышал его. Он оступился, чуть не упал, но никто не пошевелился, чтобы ему помочь, словно на всех напал сонный паралич. Арчи с ужасом понял, что сам не может сделать этот шаг навстречу. Не просто не может — боится.
Шан прошел совсем рядом, задел кого-то плечом, но не остановился. Послышался грохот — из его руки выпал лом, но пальцы так и остались скрюченными, как будто их свело судорогой.
Все переглянулись и кучкой втянулись в убежище, словно поодиночке им грозила какая-то опасность. Арчи оказался зажат в толпе, а когда смог выбраться, то понял, что стоит на пороге их с Шаном комнаты. Дверь была распахнута настежь, и из коридора было видно Шана — он лежал на своей постели спиной к дверям, не сняв куртку и ботинки. Там, где он шел, на полу темнели ребристые следы.
— Что будем делать? — шепотом спросила Соня.
Сзади зашептались. Арчи вдруг вспомнил, что когда Шан спал на боку, то всегда поворачивался спиной к стене, словно прикрываясь от возможного удара. Сейчас он изменил этому правилу, и открытая посторонним взглядом спина показалась Арчи совсем беззащитной.
Шепот за спиной стих, и Арчи почувствовал на себе взгляды — вопросительные, ожидающие. Что он мог сделать? Все, что у него было — он сам.
Он шагнул вперед и захлопнул за собой дверь, отрезая себя и Шана от коридора полного лиц.
Что делать теперь? Арчи оперся руками на холодную металлическую перекладину в ногах кровати и вздрогнул от неожиданности — глаза Шана были широко открыты, но выглядели застывшими, как стекляшки в глазницах чучела.
Арчи включил ночник, вспомнив, что свет скоро погасят, и осторожно перелез через изножье кровати. Места было очень мало, и он вплотную притиснулся к стене, чтобы не наступить на Шана. Арчи осторожно лег напротив него, слыша, как отдаются во всем теле частые удары пульса.
Едва Арчи устроился, как большой свет тут же погас, оставив только слабый желтоватый отблеск ночника.
— Шан… — тихо позвал Арчи. — Ты меня слышишь?
Шан никак не отреагировал. На его бледном лице двумя незрячими провалами темнели глаза.
Арчи осторожно убрал Шану за ухо неровно обрезанные волосы. На пальцах остались засохшие брызги чего-то темного, и Арчи поспешно стряхнул их на пол, стараясь не задумываться об их происхождении.
Арчи придвинулся ближе, одной рукой обняв Шана за плечи. Он был готов сказать и сделать что угодно, только бы Шан не смотрел так пусто, но он никогда не умел утешать и не был уверен, что сейчас это нужно. Самому Арчи было не с кем поговорить, когда не стало Алека, и он проживал это в себе, не подавая вида — ходил на учебу, готовил еду, разговаривал с людьми, если они к нему обращались. Шан как будто превратился в черную дыру, которая затягивала внутрь все, включая саму себя, и все слова и действия Арчи без следа проваливались в эту холодную темноту.
— Я вижу, что тебе больно, — прошептал Арчи. — И, наверное… Знаю, что ты сделал, но… Мне это не важно. Я все равно с тобой, за тебя.
Арчи не понимал, почему говорит шепотом — вряд ли кто-то мог их подслушать — но это выходило само собой, как единственно правильный вариант. Зато сейчас, когда прошел первый шок, он понял другое — его действительно не пугает поступок Шана. Точнее, не пугает настолько сильно, чтобы перевесить все остальное.
Он украдкой приложил ладонь ко лбу Шана — тот был ледяной. В любой другой день Арчи бы не решился на эту неприкрытую заботу, но сейчас было не важно, кто из них сильнее или старше — все это потеряло значение и остались только два человека, которым очень больно, и которым нужно с этой болью справиться.
Арчи подтянул неподвижного Шана ближе, переплел их ноги, стараясь согреть его и согреться самому, как будто это могло что-то изменить. Возможно, в этом не было смысла, но ему самому слишком нужно было это тепло. Странно, но от этих крошечных действий Арчи будто бы становилось легче. Легче — когда сказал вслух то, что хотел услышать сам. Легче — когда провел пальцами по напряженной, будто закаменевшей спине Шана.
Ночь тянулась медленно, как затянувшийся болезненный сон. Слова и прикосновения падали в темноту, не оставляя следа, но Арчи не давал себе отстраниться и замолчать. В какой-то момент он сам перестал разбирать, что шепчет — кажется, там было обещание того, что все будет хорошо. Что вообще
будет.
Арчи не заметил, как под собственный шепот скатился в сон, глубокий и темный. Он чувствовал только ноющую боль во всем теле, затекшем от неудобной позы, но никак не мог проснуться, будто его завалило землей. Только вздрогнул, когда чьи-то руки осторожно переложили его удобнее, щекой на что-то теплое и твердое, ровно постукивающее рядом с ухом.
***
Шан вынырнул из тяжелого обрывочного сна и не сразу понял, где он, что было вчера и почему все тело так невыносимо ломит. А потом воспоминания о смерти Карима нагнали его болью, не такой резкой, как удар под дых, но как тянущее тупое нытье в груди, которое он терпел уже несколько дней.
Но в его пробуждении было и хорошее — прямо сейчас это «хорошее» спало, закинув на него ногу, и спокойно дыша. Лежа на спине Шан мог видеть только русую макушку Арчи и кусочек нежной, почти детской щеки, но тело чувствовало чужое тепло и это служило напоминанием о том, что еще не все потеряно.
Шан потер пересохшие глаза — под веки будто песка насыпали. С рукой тоже что-то было не так. Он протянул руку к свету — всю кисть ровным слоем покрывал будто бы ржавый налет, отдающий железом. Кровь. Шан сжал кулак и несколько невесомых чешуек упали ему на лицо. Шан помнил и понимал, что сделал, но сами воспоминания о вчерашнем ускользали, как дым. Как он оказался в убежище, в своей комнате, тоже оставалось загадкой.
Плечо, на котором устроился Арчи, уже ныло от напряжения, но Шан не менял позу, машинально поглаживая Арчи по спине сквозь футболку. Можно еще немного полежать так — все равно об этой минутной слабости никто не узнает.
Или узнает…
Дверь тихонько скрипнула, и Шан повернул голову на звук — все, что он мог сделать, не разбудив Арчи. Он бы почти уверен, что на пороге увидит Нору или Гаума — вряд ли кто-то другой сунется в его комнату без стука.
Он снова ошибся.
У двери, не решаясь войти, мялась Ирис с маленькой кастрюлькой в руках. Она вздрогнула и поменялась в лице, когда увидела Шана и Арчи в одной постели, и еще раз — когда поняла, что Шан не спит и смотрит прямо на нее. Руки у нее задрожали, и Шан подумал, что если она выронит кастрюлю, то грохоту будет на все убежище. Он показал ей глазами на спящего Арчи, надеясь, что она поймет.
Ирис подошла, опустила свою ношу на тумбочку и теперь стояла совсем близко, нервно сжимая кулаки. В их последнюю встречу она целилась ими Шану в лицо, и он почувствовал себя не очень комфортно — его поза была слишком беззащитна, поменять ее быстро он не мог, и это отдавало неприятным холодком вдоль позвоночника.
Он вопросительно поднял брови, но Ирис только дернула плечами в ответ и махнула рукой в сторону кастрюли. Почему-то Шану казалось, что она пришла не за этим — слишком встревожен взгляд серых глаз, слишком низко опущена голова — и он продолжал разыгрывать этот молчаливый диалог, внимательно наблюдая за Ирис. Она кивнула на спящего Арчи и будто через силу дернула уголками губ — не улыбка, но попытка улыбнуться. Ирис посмотрела Шану в глаза, долго, прямо, и ему показалось, что сегодня в ее взгляде нет обычной враждебности. Минуту или две они смотрели друг на друга, пытаясь понять несказанное вслух, потом Ирис передернула плечами от этой неуютной тишины и кивнула. Из комнаты она почти выбежала, и Шан кожей почувствовал ее облегчение и что-то еще, чего не было раньше.
Конечно, закрыть дверь тихо у Ирис не получилось.
От грохота Арчи вздрогнул и приподнялся на локте — растрепанный, не до конца проснувшийся. На его щеке краснел отпечаток от шва на майке Шана.
— Доброе утро? — он слабо, вопросительно улыбнулся.
— Привет.
Арчи сел, прижимаясь к стене, словно смутился слишком тесного контакта, и Шан наконец смог подняться. Ребра тут же протестующе заныли.
— Прости, я… Не знаю, что сказать, — признался Арчи.
— Можешь просто ничего не говорить. К тому же, все сказал вчера. Разве нет?
Арчи никто ни в чем не обвинял, но он низко опустил голову, пряча взгляд.
— Ты слышал?
Шан задумался. Правда, слышал ли он? Ночью в какой-то момент он просто начал ощущать что-то — шепот и тепло рядом с собой, осторожные касания пальцев к волосам. До него доходила хорошо если одна фраза из десяти, но он больше чувствовал, чем понимал — сказано было много и важное. Это походило на протянутую руку, которая медленно, но верно вытягивала его из тьмы.
— Ты можешь взять свои слова назад, — сказал он. — Я не обижусь.
Арчи только покачал головой.
— Не хочу. Ты же не стал… другим.
Шан пожал плечами — он сам не был в этом уверен.
— Кстати, а это что? — неловко перевел разговор Арчи.
Только сейчас Шан вспомнил про принесенную Ирис кастрюлю. Он приподнял крышку и в нос ударил знакомый запах ненастоящей курицы — растворимое пюре. С сухариками.
— Думаешь, Ирис решила меня отравить?
— А это она принесла? — Арчи подобрался ближе, заглянул в кастрюлю. — Слушай… Ты когда-то говорил, что она… Ну, кормит тех, кто ей нравится, своей любимой едой. А любит она пюре с сухариками и…
Арчи не закончил фразу, но, кажется, они подумали об одном. Шан достал из своего ящика ложку и зачерпнул еще горячее густое пюре, отправил в рот, почти не чувствуя вкуса. Могло ли это быть извинением за вчерашнее, за тот удар, который должен был достаться ему? Ирис ведь явно хотела что-то сказать… А если да, то у кого она просила прощения — у него или у Арчи? Или у них обоих?
— В любом случае — это еда, — подытожил Шан. — В последнее время с ней туго, так что лишней не будет. Тебе надо поесть.
Шан устроил кастрюлю с пюре на постели между ними, чтобы не приходилось далеко тянуться. Вкуса он не чувствовал, как и голода — только желание упасть лицом в подушку и проснуться в другом месте и в другое время. Еще и этот взгляд Арчи…
— Не смотри на меня так.
— Как? — удивился Арчи.
— Словно я самый хороший человек на свете.
Арчи немного помолчал, потом придвинулся ближе, уперся лбом Шану в плечо.
— Ты такой и есть, — его голос в такой позе звучал немного глуховато. — Хороший человек, с которым случилось много плохого.
Звучало до смешного наивно, и, скажи это кто-нибудь другой, Шан бы только недоверчиво фыркнул и выкинул сказанное из головы. Но слова принадлежали Арчи — такие же искренние и доверчивые, как он сам. Просто отстраниться от них не получалось.
***
Убежище настороженно притихло, словно в ожидании чего-то. Лампочки светили как-то тускло, люди жались по углам, и даже неразумный Клиф, сидел, нахохлившись в своем углу, поддавшись общему настроению. Гаум заперся у себя в комнате еще накануне и Арчи его не видел, а Шан снова погрузился в тяжелый сон, больше похожий на оцепенение.
Арчи выбрался на темную кухню, где по-прежнему не было света, вслепую заварил чай и взял кусочек хлеба для Шана. Еду на всех должны были готовить днем, и ждать ее было слишком долго. Когда он проходил мимо общей комнаты, его внимание привлекли голоса и странный, повторяющийся звук, похожий на поскуливание большой собаки.
По полу была рассыпана земля — плотная и черная, совсем не похожая на Свалочную — а чуть в стороне валялся перевернутый горшок. Среди всего этого хаоса ползал на коленях Клиф, собирая землю руками и засыпая ее обратно. Клиф скулил и прижимал к груди свое лимонное деревце с поникшими листьями. Краем глаза Арчи заметил, что вся комната выглядит так, будто по ней прошелся ураган. Точнее, пронесся из одного конца в другой, сшибая все на своем пути.
Нехорошее предчувствие, перерастающее в уверенность, заныло, как больной зуб.
Арчи сорвался с места почти бегом, чуть не обварив себе руки кипятком. Он застыл на пороге их с Шаном комнаты, сразу выхватывая среди привычных вещей ту, которой не было, когда он уходил. На его подушке лежал неровный клочок бумаги.
Арчи осторожно подошел к постели Шана, опустил кружку и хлеб на тумбочку, потом так же тихо сел на свой матрас, избегая смотреть на белеющий листок. Глубоко вздохнул — раз, другой. Медленно досчитал до десяти. И взял записку в руки.
Бумага была не бумагой, а куском старых обоев, даже с остатками клея на изнанке. Тот самый почерк, будто ставший еще неразборчивей, жирные буквы, словно пишущий из последних сил давил на лист. На этот раз текст оказался совсем коротким.
Приходи к старому заводу — я все расскажу.
Приходи один.
Во рту странно пересохло. Он так долго к этому шел… Неужели, все закончится так просто? В том, что письмо настоящее, Арчи не сомневался — странный дерганный почерк был тот же самый.
«Приходи один».
Арчи посмотрел на спящего Шана — он хмурился во сне, как будто чувствовал неладное, и дышал часто и неглубоко. Одеялом он не накрылся, и Арчи засмотрелся на контраст светлой кожи и черных волос. Он помнил, какие они на ощупь, и до сих пор жалел, что не успел запустить в них руку, когда они были длинные.
Арчи расшнуровал кеды — в убежище он обычно ходил в обуви — и снял их, чтобы ступать тише. Он опустил второе письмо в карман толстовки, затем достал первое, перечитал его и положил туда же. Осторожно выдвинул ящик, где обычно лежал пистолет Шана, и почти не удивился, когда увидел, что он пуст.
Арчи засунул руки поглубже в карманы, чтобы не поддаться желанию тронуть Шана за плечо. После перелома и смерти Карима Шану изменила его способность чутко просыпаться от каждого шороха, но рисковать все же не стоило. Неожиданно Арчи порадовался тому, что они спят раздельно. Он подхватил свои кеды, неслышно выскользнул в коридор и надел их уже там.
Он обернулся, но никого не заметил. Останавливать его было некому.
Арчи решительно толкнул тяжелую дверь убежища, и петли со скрипом поддались. Он сделал первый шаг наружу, стараясь не думать о тех, кого оставлял у себя за спиной — только о том, кто ждал его впереди.
Кто-то грамотный.
Кто-то, у кого есть доступ в убежище, к их комнате.
Кто-то, кто знает, что Шан не в порядке и первым наверняка проснется Арчи.
Шагая к руинам завода по сырой от росы траве, Арчи уже почти знал, кто это.
