Цикл "Рахидэтель". Арка 1 "Закон Долга". Книга 5 "Север"

Законсервировать поселение на зиму и собрать груз. Звучало кратко, но работы оказалось так много, что даже приезжим пришлось в неё включиться. Барон вывернул всё так, что они не помощь врагу оказывают, а заботятся о своих соотечественниках, что истосковались по родной земле. Солдаты покивали, сделали вид, что прониклись, и, сжав кулаки, принялись за работу. Начальству виднее, как правильнее, потому что сами они за эти дни это самое «правильно» растеряли совсем. Дайна-ви не ошибались, когда говорили «глаза скажут больше». Мировоззрение солдат пошатнулось картинами быта на болоте. Как оно, «правильно», придумать пока не успели. Потому воздерживались от замечаний и сделали то, что в этом случае всегда работало, – свалили сложные философские вопросы на вышестоящих, оставив себе привычные и понятные труд и дисциплину. Влари вписались в работу на Утёсе, как будто всегда тут жили, и приводили в порядок то, что грозило вот-вот развалиться. Мастер Киб не переставал ворчать на тему нарушения элементарных конструкторских правил, и Ира, невольно слушая, не могла не глушить в себе желания прикрыть уши. Как выяснилось, самым ярким выражением эмоций у конструктов является словесное занудство, которое заткнуть оказалось невозможным. Они останавливались только тогда, когда «поломка» или «несовершенство» прекращали своё существование. Пожалуй, только у дайна-ви хватало нервов сносить этот поток, да и то только потому, что старались ловить каждое слово и жест подгорников, учась на ходу и осваивая новое. Совместными усилиями через две недели все были готовы к отплытию. Машины смогли вместить весь груз и часть рабочих, а остальных взяли на себя вага. Дарно-то радовался, что в этот раз они смогут отбыть в Долину все вместе, а не в несколько ходок, как это бывало обычно. Зашлёпали по воде колёса, замотали хвостами ящеры. Последних оказалось так много, что становилось даже немножко боязно. Всё-таки здоровые эти рептилии, сильные. И потому отряд с изумлением наблюдал, как с этими монстрами с лёгкостью управляются старшие мальчики и девочки, везя за спиной друзей, подруг и сестрёнок с братиками. С детьми вага осторожничали и лишь изредка позволяли себе забыться и пытались нырнуть, но твёрдые ладошки вовремя вцеплялись в рожки и предотвращали эти игривые порывы. Впереди шли два или три вага, проверяя путь, сзади машины – чтобы вовремя убрать с дороги препятствия, а после уже остальные. Останавливались ночевать на крошечных островках суши. Какие-то из них были заброшенными участками, какие-то – пустышками, способными только дать ночлег. С непривычки переговорщикам дышалось тяжело, доканывали влажность и вода с грязью, норовящая залезть в любую щель. Да ещё и первый снег нет-нет да и падал с неба, быстро тая в верхних слоях воды. Почти все они ехали на ящерах, не сговариваясь, отдав места в сухих лодках совсем маленьким детям. К концу пути, который уложился благодаря машинам ещё в две недели, все вымотались до последней крохи силы, и лишь мысль о том, что они вот-вот ступят на твёрдую землю, заставляла раз за разом сигать в ледяную воду, чтобы что-то подвинуть или где-то помочь. Доваль цветом напоминал болото, замучившись лечить и подлатывать небольшие раны. Вакку немногим отставал от него – он взял на себя заботу о просушке одежды, заставляя промочившую её воду покидать ткань, обращаясь в клочки тумана и струйки, плавающие в воздухе. Зрелище было бы завораживающим, если бы не хрип одарённого, который он издавал, стараясь надышаться после долгой работы с магией. Нет, конечно, стандартного отката от работы с неодушевлёнными предметами не следовало, но внутренние резервы тоже не резиновые и долгий магический труд не шёл на пользу здоровью. Вскоре деревьев, торчащих из болота, почти не осталось, а само оно неожиданно превратилось в некое подобие заросшего озера, растянувшегося вдоль линии берега. – Мы вырубили лес, что раньше тут рос, чтобы расширить территорию, которую может оценить глаз, – пояснил Лэтте-ри, ехавший вместе с ней на спине Мади. – Чтобы заранее знать, какая тварь или какой враг пытается вылезти на сушу и напасть на Долину. А потом обвал в Северных горах создал небольшое ущелье, по которому начал стекать талый снег по весне. Вода, несущаяся с горы, подтапливает край берега, но при этом с силой вымывает полосу между сушей и топью, где растёт лес, смывая тину и болотную жижу прочь. Дно здесь глубокое, с трудом достижимое, но твёрдое и не топкое. При желании даже поплавать можно в определённое время года, когда ядовитая и опасная живность не угрожает. В болоте водится крупная и хищная рыба, ловить её – требуются умение и сноровка, а с ловлей у берега справляются даже дети. Они же и за краем топи присматривают, чтобы сообщить, если вылезет что опасное. Почти приплыли. И правда, вскоре показался берег. Ира услышала, как сзади раздались радостные вздохи – болото вымотало всех. А после увидела крохотные фигурки, что до того недвижными застыли на берегу, а после стремительно стали удаляться вглубь суши – маленькие часовые заметили их и бросились предупредить взрослых. Дайна-ви бросали дела, звали друг друга – скоро стали различимы голоса. К тому моменту, как пристали, впереди показалась фигура Старшего-среди-Отцов, который медленно шёл к ним навстречу. Ира улыбнулась, поймав себя на том, что всё ещё зовёт его про себя Самым-Главным-Дядей. Жители Долины двигались за ним следом, чуть приотстав. Сколько же народу здесь было! Пленных не видно, но все жители, чьи дома стояли у кромки воды, высыпались на берег, как горох из банки. Дайна-ви рассматривали незнакомые машины, не сводили глаз с влари, вытягивали шеи, настороженно оглядывая чужаков. Их домики, простые, незамысловатые, мало чем отличающиеся от привычных Ире изб и двух-трёхэтажных построек в духе амелуту, убегали далеко вглубь суши, разделённые стрелками улиц. Дома стояли в строгом порядке, а расстояние между ними давало возможность без проблем разъехаться двум телегам. Украшениями жители не увлекались. Но фасады красили регулярно в тёплые оттенки коричневого, чередуя их между собой, что создавало очень приятный облик. Кое-где встречались вкрапления геометрических узоров. Охранные сооружения поражали. Небольшие башенки, стены, неожиданные баррикады в стратегических местах. Долина была защищена со всех сторон и со всей возможной изобретательностью. Всё говорило о том, что постройка велась, чтобы с максимальной пользой использовать место и пространство. Лэтте-ри слез с вага, помог слезть Ире, которая не удержалась и потрепала Мади вдоль гребня. Ящерица вытянулась в струнку, издала клёкающий звук и… резко развернувшись, поднялась на задние лапки и лизнула её в шею, оставив ту обтекать от обилия слюней. Обескураженная Ира только и смогла, что нервно хихикнуть и снова погладить ящерку, но теперь по голове около рожек. Та издала что-то вроде тихого мурка и, сделав пару прыжков на месте, бросилась в воду, окатив водой всех, кто стоял рядом. – Как тебе это удаётся? – спросил Лэтте-ри. – Что именно? – Понимать животных. Ты будто знаешь, где надо погладить или как себя вести, чтобы ответили дружбой. Мади обычно насторожена к чужим. И Лин говорил, что Малька и Рэгу приняли тебя сразу. – А я откуда знаю? – Ира пожала плечами, удивившись такому вопросу, – Я просто люблю животных. И всё. Это не знание. Ну, может, интуиция. А может, они просто чувствуют, что я им плохого делать не хочу. Лэтте-ри задумался, но создалось ощущение, что ответ его не удовлетворил. – Опять возишься с неразумными тварями, – раздалось за спиной ворчание Варна. – Предлагал же – полетим! Нет, упёрлась. Теперь вся в слюнях и воняешь болотом на сагу. Ящер несколько дней назад покинул их группу, улетев проведать своих, и сейчас постарался подкрасться незаметно, пользуясь тем, что наездница увлечена разговором. Опять не вышло. Он почему-то пытался уже не первый раз застать Иру врасплох. В какой-то момент он осознал, что она постоянно знает, где он, и это вывело ящера из равновесия. Привыкший осторожничать, он принялся изучать границы своих возможностей, но как далеко ни улетал, как тихо ни подходил, а Ира всегда знала, как он себя чувствует, как далеко находится и когда оказывается в зоне слышимости вещания или речи. «Чара не предупреждала о подобном», – ворчал ящер, чувствуя себя крайне неуютно. – Вожусь, – ответила Варну Ира. – Вот только мне непонятно, чего ты к животным-то ревновать начал? То к Смаге цеплялся, теперь к ящеркам. Чем они тебе мешают? – Не знаю! – рыкнул нир-за-хар. – Меня раздражает, когда ты садишься на чужую спину. – Ты понимаешь, как странно это звучит? Ты же, в конце концов, не верховое животное! И мне казалось, что мы делим небо по дружбе и по братству. А не потому, что ты мой транспорт. Почему ты так раздражаешься на питомцев? Варн на секунду закрыл сознание и внезапно оскалился. – Наверное, потому, что, когда ты меняешь мою спину на спину зверя, я себя этим твоим… транспортом и чувствую. Мне не хватало слов, что ты это воспринимаешь иначе, потому что в твоих ощущениях и эмоциях даже тени иногда спотыкаются. Я не всегда уверен, что понимаю правильно. Но я рад делить с тобой небо, сестра. Это истина. Ира подняла бровь. Не ожидала. – Ты говори в следующий раз. А то вас, ящеров, тоже понять сложно. Я человек, не забывай об этом. Варн просто кивнул и мотнул головой в сторону подошедших встречающих, которые молча наблюдали за ними. – И что ему сказать, ты тоже нашла сразу, – прошептал Лэтте-ри и, не дожидаясь ответа, шагнул к своему повелителю, оставив Иру недоумевать, почему он вдруг так заинтересовался её общением. – Отец, мы вернулись. Задание выполнено, – Лэтте-ри хлопнул себя по плечу. То же самое сделал подошедший сзади Линно-ри. Старший-среди-Отцов возвышался над ними на полголовы. А над Ирой, разглядывающей его вблизи впервые, на все две. Арай-ди мощью был сравним с Каррой, но обладал более высушенным телом. Когда он двигался, у Иры возникала ассоциация с кораблём. Мощный поворот, трещат доски, натягиваются канаты, и огромная посудина движется вперёд. И звука ещё соответствующего не хватает для полноты ощущений. Может, посудина и не самая широкая в палубе, зато надёжная, как остров среди моря. Под камзолом легко представлялись канаты жил, несущих куда большую нагрузку, чем мышцы. Ткань на плечах сидела впритык, воротник обхватывал широкую шею. Грива седых волос, выпущенная на грудь из-под шапки-чепчика и капюшона, перетянутая в нескольких местах лентами для удобства, не сильно соответствовала возрасту. Хотя легко было ошибиться – стоило владыке дайна-ви нахмуриться, и его лицо разрывали канавки морщин, мгновенно старя и выдавая существо, которое часто погружено в тяжкую думу. Трудно даже представить, какой груз ответственности несёт он на себе. Возможно, что и седина не признак приближающейся старости, а последствие образа жизни. Ира кивнула своим воспоминаниям. Ещё в период незнания языка что-то подсказывало ей, что перед ней тот, по слову которого дайна-ви ринутся и в огонь, и в воду. Или, если потребуется, и в Каро-Эль-Тан, что в сердце вражеской территории. – С возвращением домой, мой ученик. Сегодня я с гордостью говорю слово «лучший». И ты, как всегда, сдержан. Я, правды ради, употребил бы слово «перевыполнено», – он выделил приставку и чуть прищурил глаза, выдавая просящуюся на лицо улыбку. – Добро пожаловать домой. И ты, Линно-ри. Я много успел услышать от вашего друга о твоём вкладе в этот поход. Ваш отец и мой друг, да зачтёт ему Великочтимая все дела его и заслуги, мог бы гордиться вами. И мы гордимся. Всеми тремя. И Терри-ти, победившим на честной дуэли Приходящую Топь, конечно же, тоже. Твой наставник, Лэт, успел предупредить птицей о том, что вы приедете не одни, и о своём решении свернуть работы на Утёсе. Всем теплом сердца его поддерживаю. Сегодня мы всех устроим, вы отдохнёте, навестите родных и друзей, знаю – не терпится. А завтра к вечеру соберёмся в Родительском Доме и будем общаться уже по делу. Я лишь ненадолго задержу вас. Представь тех, кто приехал с тобой. Задерживать вечно занятого Арай-ди никто не посмел, и Лэтте-ри кратко представил всех, от Иры и Варна до всего отряда, поимённо и тех влари, кого за это время успел запомнить по именам. Остальные не обиделись, влари вообще почти не обижались, и их отрекомендовал уже мастер Киб. Старший-среди-Отцов низко поклонился последнему. – Мастер, вы и ваш народ не просто желанные гости на Мрекском болоте. Никто и никогда не делал нам подарка, подобного вашему. Вы принесли нам зиму без смертей от Холода, надежду на спасение в будущем, новые знания и помощь ваших рук. Вы подарили нам жизнь. Отплатить владыке сквирри за аналогичный подарок мы пока не можем, потому что не имеем возможности доехать до них прямо сейчас. Это режет ножом по нашему чувству долга и благодарности, но надеюсь, это доведётся когда-либо исправить. Вам же я говорю и прошу передать это вашему владыке по возвращении: народ дайна-ви отныне связан долгом за жизнь с народом влари! Это клятва не отказать в помощи, не оставить в беде и оказать поддержку. Важнее, чем мирный договор, дороже, чем любая из возможных торговых сделок. Мы не знаем, что предложить такому учёному народу, как вы, но что бы вам ни понадобилось – вы найдёте это у дайна-ви. Добро пожаловать в Долину! Отныне для любого влари нет в ней закрытых дверей. – Передать нашему главному За. Спасибо. Ваше гостеприимство велико. И слова хороши. Мы поговорим ещё после, есть что сказать. Мир – всегда хорошо. – Безусловно, Мастер! Я прошу вас, проходите, расскажите моим людям, как вас поудобнее устроить, что вам нужно в доме, – всё найдут и для вас, и для ваших соотечественников. – Спасибо. Нам нужна крыша. Без стульев и скамеек. Место любим свободное. Остальное есть. Привезли. Арай-ди махнул рукой, и трое солдат повели влари обустраиваться, обсуждая по дороге, как организовать стоянку для самоходных машин. Далее пришла очередь Варна купаться в благодарности и официальном приветствии, отчего он внутренне поморщился, хоть ничем себя не выдал. Ира знала, что ему как минимум приятно сказанное «спасибо». – Вожак, вы и ваши сородичи многое сделали для нас. Помимо того, что видели наши глаза, многое рассказал Терри-ти. Он до сих пор не может забыть, как вы помогли ему на дуэли, как поддержали. Я знаю, что тем, в ком есть зверь, чуждо трепетное отношение к признанию заслуг на публике, не нужны награды. А договоры и клятвы принято заключать, как выражаются перевёртыши, «нос к носу» – между конкретными особями, согласно личным отношениям, а не от лица всего народа, стаи или семьи. Но наше воспитание требует ответить взаимностью. Потому просто повторю то, что сказал Мастеру Кибу, – что бы вам ни понадобилось, вы найдёте это у дайна-ви. Вам ли, любому ли вашему сородичу – всё равно. – Спасибо, Арай-ди, – просто сказал Варн, как всегда, не утруждаясь выканьем, – я запомню. Но пока всё, что могу попросить, – позаботьтесь как следует о Тере. Он тоже многое сделал для меня. Семья это ценит. – Непременно. Старший-среди-Отцов нашёл глазами переговорщиков и солдат, которые мрачной тенью застыли за спиной командиров. – Значит, вы двоюродный брат нынешнего тану Кальтаэна Законотворца, сын Фирриэлле Авартской? – спросил он Альтариэна. – Да, – ответил герцог, чуть поморщившись. Ему не по душе пришлось упоминание родительницы, да ещё с таким «титулом». Но верный привычке и воспитанию, он никак не прокомментировал эти слова. – Права мудрость: «Дети ведают пути отцов, но тропы проложат новые». Я не знаю вас. Не знаю мотивов. Не понимаю причин. Пока. Но слушая ваши слова, буду помнить, что только благодаря вашему поручительству дуэль между Терри-ти и Приходящей Топью была честной. Надеюсь, со временем сумею понять, что вами двигало. Барону Бирету достался долгий взгляд, под которым он, Ира глазам не поверила (!), поёжился. – Амелуту. Короткоживущие, злопамятные, вспыльчивые, мстительные. Добра от вас мы не помним, а всё, что получали в начале Эпохи Первой болезни, менялось на монеты. И смена поколений вражды не уменьшила. От всего ли народа пришли вы говорить, барон Бирет, советник нового короля? – Я пришёл по своей воле. Услышав Сестрино слово, поняв, что ничего не знаю. Мой король одобрил это решение. Да, мой голос имеет вес. Варин Раслинг – молочный брат мне, мы вместе выросли, я его советник. Но сейчас моя роль – наблюдательская. Увидеть и понять. Разобраться. Передать своему королю. – Соглядатай. – Истинно так. – Обычно амелуту обижаются на это слово, – задумчиво проговорил Арай-ди. – Оскорбляются даже. – Вы имели целью меня оскорбить? – усмехнулся барон. – Я плачу звонкую монету тем соглядатаям, что работают на меня. Знаю, как сложен, опасен и неблагодарен этот труд бывает. И не буду скрывать, сам владею этим ремеслом. Мне стыдиться нечего, а обижаются пусть недалёкие, кто не понимает ценности этого дела для народа и государя. Да, я пришёл к вам как первопроходец и соглядатай. Глазами моего короля. С тем лишь отступлением от заветов мастерства, что пришёл в открытую. Арай-ди пригляделся к барону более внимательно и в итоге сказал: – Мы ценим честность и открытость. Наслышаны о ваших поступках. О разных поступках. Вы пришли смотреть? Нам есть что показать. И отошёл, давая понять, что аудиенция окончена. Прошёлся вдоль ряда солдат, пока не остановился возле одарённых. Бросил взгляд на нашивки и нагрудные знаки, сразу найдя того, кто ему был нужен. – Это вы капитан Доваль Накарт? – Я. Арай-ди ничего не сказал и низко поклонился. А после, так же молча, снял свой плащ. Ира успела рассмотреть, что он подшит хорошим слоем меха. Старший-среди-Отцов положил его на обе вытянутые руки и протянул Довалю. Тот машинально принял подарок, выпучив глаза и ничего не понимая. Но Арай-ди не стал вдаваться в объяснения и, одарив капитана, направился прямо к Ире. Та чуть улыбалась – без плаща владыка остался в классическом камзоле дайна-ви и вязаной шапочке-чепчике, что они всегда надевали под капюшон в холодную погоду. Всё вместе, и с учётом серьёзного лица правителя, смотрелось забавно. Однако она сразу потерялась, когда этот мужчина застыл прямо напротив и поймал её взгляд своим – цепким и внимательным. – По правилу я должен был бы приветствовать вас первой, госпожа. Постойте! Я знаю, что это слово вам не любо. Терри-ти предупреждал. И возможно, позже мы поговорим по-другому. Но сейчас… Я должен что-то сказать, сказать правильно. Даже позволил себе начать знакомство не с вас, а с тех, кто пришёл вслед за вами. Но даже этого времени и всего, что было до него, с момента прихода первых весточек, не хватило мне, чтобы подобрать слова для такой минуты. Это трудно делать, когда нутро раздирают одновременно счастье, любопытство, благоговение и жгучий стыд. Ира резко выставила руку вперёд, прерывая эту красивую и полную чувства речь. – Не надо, господин Арай-ди. – Нет! Не употребляйте этого слова. В отношении амелуту и прародителей мы стали жертвой военного конфликта, множившего нашу злобу и желание отомстить годами. Вы же попали в эти жернова, будучи невиновной, не принадлежащей ни одной из сторон. Потому прошу, не употребляйте этого слова. Не здесь. На этой земле у вас нет господина, как нет и хозяина. – Как же мне тогда обращаться к вам? – По имени. Дядя – как к старшему. Отец – если вам важен именно титул. Как пожелает ваша душа, если найдёте иное слово. – Хорошо, – Ира вздохнула и почесала нос, вспоминая, о чём они говорили. – Так вот… Отец Арай-ди, не надо слов. Их и я нахожу с трудом. Прошлое это прошлое. Я уже привыкла и смирилась с тем, что переиграть некоторые вещи просто невозможно. А то, что есть сейчас, что начинается вот прямо в этот миг, мне нравится больше. Давайте лучше займёмся вот этим. Хорошим. Будущим. Ведь вы, все дайна-ви, как никто цените его и стремитесь сделать лучше. Старший-среди-Отцов помолчал, переваривая её речь. А после глянул на Лэтте-ри, стоявшего у неё за спиной, и тихо сказал: – Никакие письма не смогли заставить меня поверить, что совершённое нами можно простить. Что вы простили. Мне надо было услышать это собственными ушами. И ещё, Ириан. Терри-ти рассказал мне совершенно удивительную вещь, – он снова посмотрел на Лэтте-ри. – Это правда? Вы выбрали моего ученика своим спутником? Ира чуть закатила глаза и едва улыбнулась. – Мы вместе выбрали друг друга. Да, правда. Да, знаю, что будет сложно. Нет, без понятия, во что всё это выльется. И да, понимаю, что этому не все рады, – последнюю фразу она произнесла уже нахмурившись. – Вы против? – Против? – Арай-ди тяжело вздохнул. – Это великий груз. Для обоих. И великая честь. Для всех дайна-ви. Как я могу быть против? И если это так… То мне остаётся сказать только одну фразу, что будет уместна. Он выдержал долгую паузу и, глядя прямо в глаза, произнёс: – Добро пожаловать домой. Ира отшатнулась. Лэтте-ри быстро сделал шаг вперёд, и она упёрлась спиной на его грудь, чтобы не упасть. Побледнела. – Это просто приветствие, Ириан, – поспешил пояснить стоявший рядом Линно-ри, прося жестом застывшего в непонимании Отца не вмешиваться. – Приветствие согласно правилу вежливого общения, а не свершившийся факт! Вы не должны беспокоиться – явью эти слова не обратятся. Вы обязательно найдёте дорогу домой! К вам домой. Как все творцы до вас. Арай-ди сообразил, что произошло, и тоже поспешил добавить: – Конечно, это просто приветствие! Мы бесконечно рады, что за всё совершённое можем отблагодарить лично. Простите мою бестактность. – Ничего, – Ира выдохнула и взяла себя в руки. – Простите меня тоже. Просто я уже полтора года не была дома и не видела родных. Накатило. – Понимаю. И надеюсь, что небольшое радостное событие поднимет вам настроение и сотрёт мою оплошность. Он обернулся и поманил кого-то рукой из толпы. Из-за спин старших протиснулась тоненькая фигурка, и воздух тут же разорвал Ирин вопль: – Ринни-то! Они бросились друг к другу, обнялись так, что затрещали кости, прижались – не просунуть и лезвия. – Господи, Ринни-то! Живой! Я так боялась, как вы тут зимой! – шептала Ира, а мальчик дёргался, пытаясь осознать, что подруга теперь владеет речью, что можно, наконец, ответить. – Я тоже так рад, что вы вернулись! Очень переживал, – прошептал он, чуть коверкая всеобщий: всё-таки в большинстве своём он говорил при ней на родном языке. – А как мама? А сестра? У тебя же сестрёнка родилась! – Всё хорошо, – мальчик кивнул, и лицо его чуть посветлело. – Матушка оправилась после родов, а Ялла-ни благополучно пережила прошлую зиму и окрепла. Они будут рады вас видеть. И он снова прильнул к её груди, но вспомнил, что не всем такое поведение может быть по нраву. Он оглянулся на Отца, поднял глаза на стоявших за Ириной спиной Лэтте-ри и Линно-ри. – С возвращением, старший, – в его голосе так и лилось счастье. – Добро пожаловать домой, страж Линно-ри. – И тебе здравствуй, Рин, – Лэтте-ри кивнул, и мальчик резко втянул воздух, стараясь взять себя в руки. После ухода Ириан старший зачастил в их с мамой дом, они сблизились, и он искренне молился Сёстрам все эти месяцы за своих ушедших близких. За Ириан на чужой земле, за Лэтте-ри среди врагов, за его соратников. И сейчас не знал, куда деться от эмоций, – на Болоте не привыкли, что кто-то возвращается, однажды переступив границу. Для Ринни-то это было настоящим чудом. Он, даже помогая Мастеру ухаживать за внезапно возвратившимся раненым Терри-ти, постоянно робел рядом с ним. Шутка ли! Герой, победивший Приходящую Топь! Вернувшийся! С надеждой вернувшийся. Как же Рин ждал, когда приедут и остальные! Дождался. И еле выстоял в толпе, пока Отец не разрешил ему приблизиться. Внезапно их окликнул голос незабываемо красивого эйуна, приехавшего в качестве переговорщика. Даже не верилось, что он, такой красивый, сын той, на чьих руках столько невинно убиенных дайна-ви. Правда, история гласила, что и его мать-убийца была красавицей. Герцог меж тем рассматривал Ринни-то как нечто удивительное, и тот не понимал, с чего такое внимание, потому подобрался и постарался ничем не показывать волнения. – Ириан, я правильно понимаю, этот юноша и есть тот «мальчик», что обязан вам жизнью? – Да, Альтариэн. Знакомьтесь, это мой близкий друг Ринни-то. Мой первый друг на Мрекском болоте. – Рад знакомству, – герцог ответил, словно отмахнулся. Было видно, что его интересовало совсем другое. – Одного не пойму, Ириан, почему вы всё время называете его мальчиком? Я даже слово «ребёнок» от вас слышал на пиру в Ризме. Если честно, в моём воображении он выглядел действительно ребёнком. Конечно, после выступления Терри-ти в Карраже я не могу полагаться на свой опыт определения возраста представителя молодой расы. Однако мне казалось, что в целом наше развитие схоже, просто вы взрослеете раньше. Но… Юноша, не откажите в просьбе и утолите моё любопытство. Вам уже не меньше полсотни? Верно? – Шесть десятков и четыре зимы, – ответил Ринни-то настороженно, чем поверг Иру в настоящий шок. – Сколько-сколько?! – А что-то не так? – нахмурился Ринни-то. Он был весьма обескуражен тем, что подруга отзывалась о нём так нелестно. Он давно уже не мальчик! Ещё десяток зим, и надо будет проходить испытание на зрелость и клеймение. Почему же она о нём так?! Да, старшие командиры иногда обращаются к нему подобным образом, ну так для отцов дети – всегда дети. Сколько бы лет им ни было. А для дайна-ви «отец» – это не всегда тот, кто с тобой одной крови. Воспитывают командиры, вот и остаёшься на всю жизнь «мальчиком». Наставник Дарно-то до сих пор так старшего зовёт, пока никто не видит. Это не зазорно и правильно. Воспитал же. Но что его могли серьёзно принять за неразумного ребёнка? Обидно. Ира схватилась за голову. Мир кренился и снова поворачивался под совершенно немыслимым углом. – Ты прости. Просто, чтобы ты знал, мне двадцать один. – И? – Рин всё ещё не понимал причины. – Я знаю, что амелуту иначе считают зрелость. То есть… вы же взрослая, да? Хоть и прожили в три раза меньше зим? И это примерно одна пятая вашего жизненного цикла, так? – Да. Так. Погодите… дайте отдышаться, – Ира приложила руки к вискам и сделала то, что всегда помогало, – погрузилась в анализ, попутно засыпав окружающих вопросами. – Альтариэн, Сёстры говорили, что ваш народ практически бессмертен. Эта особенность, она до сих пор работает? Сколько вам лет? – Конечно, работает. Вы сомневались? Сразу поясню на будущее, подобный вопрос – о возрасте, для эйуна, как правило, не имеет смысла. Мы не отмечаем дней появления на свет и считаем только значимый отрезок взросления – первую сотню. Это наши детство и юность. Перешагнув этот порог, эйуна становится полноправным членом общества. Имеет право вступать в брак и полностью несёт ответственность за свои поступки. А после считать возраст бессмысленно. Однако Хранители истории всё-таки ведут учёт прошедших лет. Но только для высшего военного командования и правящей семьи, для близких к престолу. Для тех, кто сыграл важную роль в исторических событиях. Именно потому, что при написании истории необходимо опираться на даты, имена тех, кто её меняет или может изменить со временем, в силу высокого статуса родителей, и фиксируют в Книге родства. Для простых солдат такого не делают. Если кто-то сумел возвыситься в течение жизни с низов, то его дату рождения вычисляют по вехам истории. Вспоминают, при каком правителе он родился, шла ли война, было ли какое-то значимое событие в первую сотню – на основе этого примерно определяют дату. Мой отец герцог, а мать герцогиня, потому свой возраст я знаю точно. Мне, – он поднял глаза к небу, что-то прикидывая, – три тысячи пятьдесят два года. Моя первая сотня пришлась на начало Эпохи Первой болезни, но, как вы знаете, мать отослала меня в Пустыню, чтобы избежать заражения единственного наследника рода. Потому эти события прошли мимо меня. – Сколько?! – Ира даже воскликнуть не смогла, получился какой-то задушенный шёпот. А потом разом ухнула в воспоминания. Кусочки и нестыковки, скребущие её восприятие, но никак не сумевшие сложиться в единую картину, внезапно встали на место. «Мы не даём имена своим верховым и охранным животным». Конечно, нет! Кому придёт в голову называть зверя, жизненный цикл которого сравним с рыбкой в аквариуме! Бывают исключения, может, у кого и живёт золотая любимица Брунгильда, но в основном подход к короткоживущим питомцам: порадовал глаз, сдох, купил нового. Изаниэн, чья семья пострадала от шейба-плетей. Они не были когда-то давно. И Изаниэна мучит не долг вендетты, передаваемой из поколения в поколение. В его семье есть меченые! Сейчас есть! Живы те, кто понёс урон после изобретения дайна-ви этого оружия. Сожжение при Аварте. «Матушка!» – шептал герцог в Каро-Эль-Тане, увидев «кино» про это событие. «Матушка, чёрт меня побери!» – кричала про себя Ира, осознавая, что эта женщина присутствовала при нём. Не совсем недавно и не где-то там. Три. Тысячи. Лет. Назад. Мать вот этого самого существа, что сейчас стоит рядом с ней! Ветеран в Карраже, которому не понравилось признание дайна-ви полноправными. Когда герцог упомянул о гневе Фирры, тот спал с лица. Не потому что кого-то там в его семье давно, кучу лет назад цепануло этим событием. Он при нём присутствовал! И, возможно, участвовал! Сам поднимал лук, посылая огненную стрелу в дом с женщинами и детьми. «В наших летописях нет ни единого дурного слова о боевой подруге и жене Натанлиэля», – говорил Линно-ри королеве-матери. «Чего не скажешь о том, кому подарило жизнь моё чрево, не так ли, дайна-ви?» Кальтаэн Законотворец… – Закон об изгнании из городов, – хрипло произнесла Ира, стараясь сформулировать вопрос об ужасном событии, что привело к появлению народа, живущего на Болоте. Герцог понял её и спокойно ответил: – Был принят моим двоюродным братом. Кальтаэном Светом Лару. Кальтаэном. Тем самым добрым дядюшкой, которого она чуть ли не с батюшкой из церкви сравнивала в Ризме! Тем самым Кальтаэном, с которым так мило беседовали. Которому уже три тысячи лет полощут мозг придворные, уговаривая принять решительные меры, вплоть до выжигания болота! И который воздержался от этого шага только по одной причине – набожность. Личная набожность, страх перед Сёстрами. Та самая набожность, что не позволила ему когда-то решительно закончить войну и перебить всех. Мечта о справедливом военном трибунале для военных преступников. Насколько ещё хватило бы его терпения, не свались она в Рахидэтель? И да, теперь понятно, почему в то время как Кесса переживала, что после войн бабы мужиков до сих пор нарожать не могут, эйуна совсем не тревожила проблема демографии. Какая разница, если нет убыли! Они не мрут! Да, перебили многих, но те, кто остался, живут тысячелетиями. Куда торопиться? И понятно, что никто не переживает насчёт дуэлей и смертельных поединков. И почему в семьях один-два ребёнка, тоже ясно. Больше и не надо. Рахидэтель не резиновая. Дайна-ви – потомки эйуна, но как ясно из всех состоявшихся разговоров, живут меньше. И вот теперь, в свете возраста Ринни-то, в свете пояснения термина «первая сотня» остаётся вопрос – насколько меньше? Ира медленно посмотрела на Лэтте-ри, уже зная, что ответ выбьет её из колеи. – Сколько тебе лет? – Триста восемь. Ира прикрыла глаза. Весьма естественная реакция на уроненную на голову кувалду. Сердце билось заполошно. Вроде ничего страшного не произошло, просто цифра. Пока не начинаешь сравнивать. Вот тебе и «около тридцатника». А ничего. Только ноликом ошиблась, и всё. И как теперь? Получается… Много чего получается. Множество вопросов, один из которых – он же знал! Знал о разнице! Получается, она его не испугала? Или он не осознаёт, что ему предстоит пойти по стопам героя Кристофера Ламберта ? Он герой, а у него под боком стремительно стареющая любимая. Хотя это же не их случай, правда? Она ведь не собирается настолько долго тут задерживаться. Правда же? Но, вообще, как? Как он обратил на неё внимание со стороны своего возраста, опыта и знаний? Она же по сравнению с ним должна выглядеть не то что юной, дай бог, если просто подростком! Ей в три раза меньше лет, чем Ринни-то! И сам… юноша. Да, серьёзен не по годам, господи, какое дурацкое сравнение! Он же всё равно ведёт себя, как полагается подростку. Во всяком случае, тут диссонанса не возникает – юноша и есть. Но за шесть десятков лет не повзрослеть?! Это же чертовски медленно! – А вам? – вопрос был адресован Линно-ри. – Двести шестьдесят шесть. А Теру двести восемьдесят один. – Мне четыреста пятнадцать, – вставил своё слово в диалог Арай-ди. Значит, у братьев разница в сорок лет. Ну да, ну да. Почти несущественная. Интересно, а четыреста – это зрелость, средний возраст или старость? Словно поняв, что она потерялась и не может найти ориентира, Старший-среди-Отцов пояснил: – Средняя продолжительность нашей жизни, если в Чертог уходить в свой срок, а не от сторонних причин, шестьсот-семьсот лет. Ира тряхнула головой, стараясь уместить в неё всё узнанное. «Получается, тридцать поколений считают сотнями. Как раз три тысячи лет. Так же, как у нас десятки: поколение девяностых, семидесятых, нулевых. А долгожители, медленно взрослеющие, оперируют веками». – А остальные? Какой срок жизни у других народов? Ответил ей барон: – Амелуту живут в среднем семьдесят пять лет. За сотню – уже долгожители, хотя до этого возраста доживают многие, спасибо одарённым. Влари изнашиваются за триста пятьдесят – четыреста лет. За сквирри не скажу точно, но они вышли из нашего народа, так что наверняка где-то рядом. Ведьмы… не поручусь, они не то чтобы откровенны в вопросах личного, но назвав тысячу-другую лет, скорее всего, не ошибусь. Совсем ничего не скажу про харасса и авери. Не знаю. И никто не знает. Известно лишь то, что владыка харасса Хиссен Бессменный недаром носит такое прозвище. Нет в летописях упоминаний о том, кто был до него. И был ли вообще. Перевёртыши живут лет двести-триста. Но до старости обычно доживают лишь рассудительные раввы, которые чтут обычаи, пусть и дикие. Прочие стаи лишены такой привычки. Для них убийство слабого, старого, калечного или потерявшего силу – привычное дело. Особенно у горо. А что касается нир-за-хар… – То лично мне больше четырёх тысяч циклов, и я зрел, в полном расцвете сил, – закончил за него Варн. «Чтоб тебя, Карлсон!» – Ира прямо кипела вся внутри, вспоминая. «Хочешь, совет от того, кто старше?» Ясно, почему он мысленно ржал над ней тогда, во время памятного обоим разговора. А она-то дулась, что он считает её маленькой. Конечно, маленькая! В двести раз младше! Видя её растерянность, слово снова взял Арай-ди, предварительно бросив взгляд на небо, определяя примерное время. – Я понимаю, что той, что жила среди «образа» амелуту всю жизнь, трудно привыкнуть к долгоживущим. Ведь у вас на родине таких нет, насколько я понял из рассказов Щита рассвета Терри-ти. Но полагаю, что вам стоит отдохнуть и осмыслить новые знания. Позвольте, вас проводят до домов. – Щита рассвета? – спросили братья и Ира хором. Арай-ди позволил себе чуть искривить губу, намекая на улыбку. – Конечно. Кстати, Линно-ри, тебя я тоже поздравляю с повышением. До того же звания. Лэтте-ри, ты ушёл с Болота, уже достигнув всех возможных высот, уже будучи талантливым наставником. Потому порадовать тебя повышением мне не удастся. Но я хотел бы предложить тебе дело, которое, возможно, поменяет твою жизнь навсегда. Но об этом после. Завтра. А сейчас ступайте отдыхать. Младшие стражи покажут вновь прибывшим дорогу. Остальные найдут её сами, ведомые теплом родного дома. Прошу меня извинить, но мне необходимо закончить с делами. – Конечно, Отец. Мы поможем разместиться гостям, – Лэтте-ри искренне радовался за друзей, усмехаясь про себя над братом, – тот выглядел как мешком с порухом стукнутый от вести о повышении. Немножко настораживало желание Отца поручить ему новую работу, но он не привык накручивать себя раньше нужного. Расскажут – будет думать, а пока неуместно. Они не успели даже обернуться, как раздался детский крик: – Папочка! Сквозь толпу протиснулась маленькая девочка, которую никто не успел остановить, и бросилась к Линно-ри. Тот упал на колени и прижал малышку к груди. Вслед за девочкой из-за спин взрослых неуверенно вышли ещё восемь ребятишек: одна девочка и семеро мальчишек, как принято говорить, мал мала меньше. Старший, на Ирин взгляд, которому она теперь совсем не доверяла, был ровесником Ринни-то. Младшие, набравшись смелости, тоже кинулись обниматься, а старшие, подойдя поближе, с поклоном поздоровались: – С возвращением, отец. Знаний языка дайна-ви Ире хватило, чтобы перевести последнюю фразу, и она изумлённо раскрыла глаза, глядя, как Линно-ри прижимает к груди девятерых детей. Девять детей на Болоте? Она заметила, что в ушах абсолютно всех ребятишек покачивались серёжки, такие же, как у отца. – Лин у нас знаменитость, – сказал подошедший Дарно-то с гордостью. – Ни у кого нет столько детей, сколько у него. – Да и матери впору памятник ставить, стольких поднять! – сказала Ира, с уважением глядя на многодетного отца. Вот тебе и «молод для брака». – Они дети Клана ведьм, – покачал головой Дарно-то, – Лин их растит один. Мальчиков не принимает Север, а девочки не прошли испытание. Этих детей мы всей общиной помогаем поднимать. Нам не привыкать. С матерями они только в зиму видятся, как и многие из наших детей. Видите серьги у них в ушах? Это знак полукровок, принятый у нас. Не то чтобы мы страдали забывчивостью и не помнили, где чей ребёнок, но, всегда глядя на таких детей, держим в уме, что у них есть не только наша защита. Ведьмы не могут растить их, но выручать ринутся по первому зову и никогда не откажут в помощи. – Я не понимаю, – сказала Ира. – А почему в их воспитании не могут принимать участие матери? Почему ведьмы отвергают собственных детей? Дарно-то замялся. – Тут, наверное, Лин расскажет понятнее, но если вкратце… Ведьмы пришлый народ. Они прибыли в Рахидэтель из-за Туманного предела очень давно. Все мужчины и старшие их народа погибли в дороге. Оставшиеся женщины достигли этих земель слабыми, как новорождённые птенцы. Не спасли даже их таинственные силы, идущие не от Сестёр. Прибыв на территорию Рахидэтели, они получили неожиданную поддержку от… я даже не знаю, как это назвать. Северные горы – удивительное место. Многие, кто путешествуют там, видят чудеса, вещие сны, получают подсказки и неожиданную помощь от самих сил природы. Ведьмы говорят, что в горах живёт или существует некто. Это могущественное существо. Было бы разумнее и умело явно высказывать свою волю, возможно, его бы почитали наравне с Сёстрами или хотя бы с кем-то из Великих Духов. Но на самом деле оно подобно стихии. Ведьмы так и обращаются к нему: Север. Оно не требует молитв, подношений или почитания в виде храма. Но если живёшь по его правилам, слышишь его зов и выполняешь его повеления, то взамен получаешь многое. И ведьмы научились жить в гармонии с этой силой. Больше ни у кого не вышло. Север отвергает тех, кто присягнул другим богам, но может ненадолго принять таких существ на своей земле. Мы не знаем, почему Север отвергает мужских отпрысков ведьм. Но данность в том, что, если мальчик останется с матерью, его постигнет тихая смерть в раннем детстве. От пяти до двенадцати зим. Дольше никто не выживал. Девочки, обычные девочки – дольше, но буквально на одну-две зимы. Лишь те, кто способен принять в себя знания Клана, могут жить под защитой Севера без опаски. Он не возражает, чтобы чужие или рождённые, но ушедшие, периодически навещали его земли, но оставаться там больше двух сезонов посторонним нельзя. Начинаются хвори, которые даже одарённые могут снять, только когда больной окажется у подножия гор. – Удивительно… Дарно-то, а как так вышло, что регулярно посещая Северные горы, вы не столкнулись с кем-то из ваших врагов? Ведь насколько я знаю, и амелуту, и эйуна общаются с ведьмами и бывают в их городе. – Разное время. Северные горы труднопроходимы. И путь, которым путешествуют амелуту и эйуна в обход Мрекского болота и Пограничного леса, открыт в тёплое время года. И они стараются покинуть горы до того, как Север вступит в свои зимние права. Он особенно суров к чужакам зимой. А если кто и задерживался в горах, ведьмы делали всё, чтобы наши караваны не попадались им на глаза. Мы же нашли окольный путь, который открывается, как раз когда наступают холода. Ведьмы в силу давних договорённостей обеспечивают нас защитой от сурового взгляда Севера. Нам очень повезло, что, когда самый первый караван отправился исследовать обнаруженный случайно перевал, который мы зовём Хвост вага, последствие Первой болезни в виде беззащитности перед Холодом только набирало силу. И то половина отряда погибла, совершая тот подвиг. Зато ведьмы тепло приняли нас, мы сумели добиться помощи и договориться о союзе. Насколько я знаю, до сих пор никто в Рахидэтели не удостаивался такой чести. А теперь наши народы связаны и узами брака. Линно-ри не просто посол, не только сильный и ответственный отец. Ведьмы, которые родили ему детей, состоят с ним в законном браке. Это первое такое событие на протяжении всей нашей истории. – Законный брак с ведьмой?! – Альтариэн и Каю казались ошарашенными этой новостью. – С ведьмами, – спокойно ответил Линно-ри. – У меня две жены, Таша и Цара. И наш брак узаконен по обычаям обоих народов, – он вытянул руку и чуть сдвинул рукав, демонстрируя шрам. – Знак брачного союза по традиции, оставшейся ещё со времён прародителей и восходящей к временам Ландариэля и Раметрии. Выписан священным кинжалом из кости бурзу по обычаям Клана по живой коже. Моими свидетелями были братья, наставник в воинском деле и Старший-среди-Отцов. Ташу и Цару благословляла на союз сама Почитающая. А за руку к Столпам Севера их привела мать, Ойа Буреждущая. – Ты женат на дочерях Буреждущей?! – из Каю от новостей аж выбило весь этикет и «выканье». – На дочерях ведьмы, что в одиночку положила отряд сына деревьев, известного под кличкой Бурат Мясник? – Да. – И это… – Каю перевёл взгляд на настороженную малышню, – их дети? – Их. Барон слегка спал с лица. Ведьмы всегда защищают собственных детей. Это непреложное правило. А при законном браке... Советник короля очень хорошо представлял себе последствия того, что было бы, отдай он в своё время приказ об убийстве их супруга. Ладно болотный народ, запертый в лесах и топях и лишённый возможности мстить в полную силу, но у ведьм не было проблем с перемещением по Рахидэтели. Перспектива столкнуться с жёнами и тёщей Линно-ри оказалась достаточно устрашающей, чтобы его лицо стало цвета бумаги для ксерокса. – А много… – Не так, как у меня. Но наша кровь поколениями достаточно сильно смешалась с кровью ведьм. Настолько сильно, что стала меняться внешность. Вы же видели Терри-ти. У нас нет других дайна-ви столь приятной глазу внешности и с локонами. Да и подобный цвет волос тоже не часто встречается. Его мать – Маан Вьюжица. От неё он унаследовал и горячий характер, и эмоциональность, и красоту. Лица Альтариэна и Каю стали ещё на тон бледнее. – А ты… тоже ведь полукровка, – герцог кивнул на серьгу в ухе. – Кто же твоя мать? Линно-ри открыл было рот, но передумал, пустив на лицо тень загадочной улыбки. – Один из ваших солдат, – он кивнул на замершего в общем строю Изаниэна, – в Заповедном лесу пытался оскорбить меня, назвав «сыном змеи». Я не обиделся. Ведь это правда. – Аяра Снежезмейка? – практически прохрипел Каю. Линно-ри лишь хитро сощурил глаза в ответ. Дом Лэтте-ри встретил их теплом. Нет, не физическим. Просто внутри оказалось так уютно, что у Иры мгновенно поднялось настроение. Она помнила, какие чувства вызывал в ней единственный шкаф, стоявший в доме на Утёсе. Здесь же вся мебель была такой – тёплой, сделанной руками, любовно украшенной незамысловатыми узорами. А помимо мебели, красоту дарила ткань. Лоскутное шитьё, стёганые одеяла, сплетённые в технике, подобной макраме, занавески и салфетки. Признаться честно, Ира думала, что у дайна-ви нет времени на создание подобной красоты. Но, как оказалось, в долгую зиму, да при отпущенном природой времени, год за годом, можно успеть многое. Лэтте-ри на её восторги чуть улыбнулся и рассказал, что мебель украшал сам, – мол, под мерные движения ножа, вырезающего узор, лучше думается. А вот изготовил её отец, любивший столярничать. Плетение из верёвочек, замысловатые узлы – увлечение покойного старшего брата. Шитьё – мамино. Линно-ри, имея большую семью, жил отдельно и тоже неплохо владел иглой. Но с некоторых пор его стараниями рождались не рубашки с полотенцами, а игрушки. Он собирал всякий мелкий, уже не годный к повторному использованию хлам по всему поселению, раздирал его на части, соединял заново, сшивал, украшал, и получались загадочные существа, которых обожали все маленькие жители Долины. Порой они сами тащили ему из домов всё, что не пригодилось, с нетерпением ожидая, какое ещё удивительное создание выйдет из рук Линно-ри Кукольника. Лэтте-ри даже показал Ире игрушку, которую брат в шутку сделал для него. Сшитого из очень мелких обрезков, но узнаваемого вага с рожками из разных кусков металла, непонятным образом соединённых между собой. Гребни были деревянными, а на хвосте вышита надпись на языке дайна-ви. Лэтте-ри перевёл: «подними голову». То есть намёк на то, что из любой ситуации, можно выплыть, если не упускать контроля. Когда-то Лэтте-ри сам учил этому младшего брата, но, видимо, переусердствовал, раз удостоился такого подарка. Освоившись в доме и немного отдохнув, Ира и Лэтте-ри решили прогуляться. Долина поражала своей лаконичностью и осознанностью: ничего лишнего. Всё обустроено разумно и выверено для наилучшего использования. И уже в который раз Ира поразилась чистоте. Полное отсутствие мусора как факта. В Ризме, городе, где повторное использование не было пустым звуком, ей доводилось видеть помойки. Маленькие, стыдливо прикрытые небольшими заборчиками. Туда сносили мусор, не годный к переработке, а когда набиралось много, – сжигали. Учитывая рукодельные привычки жителей, подобное накопление могло идти долго. Нечистоты и прочие биологические отходы шли по прямому назначению – в огород, на поля, а остатки еды – в кормушки скоту. В Карраже, где жители жили в отрыве от сельского хозяйства, а ремесленные мастерские давали больше отходов, чем могли пустить в переработку, свалка была организована за городской стеной. Находящаяся в глубоком котловане с южной стороны города, она производила неприятное впечатление даже сверху – с высоты полёта. А учитывая, что влари озаботились проведением в городе хоть и не высокотехнологичной, но канализации, в яму сводились все трубы с нечистотами… Свозом мусора в котлован занимались специально нанятые городскими властями люди, защищённые щитками влари на лице, чтобы не падать от запаха на подходе к свалке. Как справляются с засильем мусора, когда яма наполняется, Ира запамятовала спросить. Да и не та это достопримечательность, о которой захочешь выспрашивать. Лэтте-ри чистоту в Долине объяснил одним словом: «Топь». Действительно, куда уж проще – затопил мусор в трясине и порядок. Ещё Иру поразило количество амелуту. – Они не все пленные. Многие родились здесь, – пояснил Лэтте-ри. – Я не понимаю. Ведь видно же, что женщин намного меньше, чем мужчин, совсем мало. Откуда? Или у вас всё-таки практикуются смешанные союзы? – Нет. Это дети ведьм. Мы понимали, что амелуту-мужчины, лишённые женской ласки, станут неуправляемы. Они не потомки Первых, их кровь горяча. Их возили к ведьмам каждую зиму. Иногда появлялись дети. Несмотря на то что ведьмы никому не отказывают в ласке, ребёнок – редкое событие. Они никогда не позволили бы сделать своих детей рабами, да и наш закон такое запрещает, потому ребятишки росли вместе с нашими детьми. Свободными. Привыкшими. Зная традиции предков с обеих сторон, историю и подчиняясь нашему закону. – И как же теперь? Они уедут с родными, теми, кого освободят, или останутся? Они же выросли здесь! – Старший-среди-Отцов скажет слово. Но скорее всего, он не станет препятствовать свободному решению каждого из них. Кстати. Смотри! Он протянул руку, указывая на один из домов. У ворот общались Римл, Карра и Минэ. Предметом их диалога был тощий, хмурый мальчишка, едва достававший мужчинам до талии. – Это сын Карры. Они забирают его с собой. Слышал, что решили доехать до Севера, предстать перед матерью мальчика. Это правильно. Ведьмы защищают свою кровь, хорошее отношение лучше не портить. Тем более что их отпрыскам среди традиций амелуту живётся тяжело. – А в чём это выражается? – Зависть. Дети ведьм красивы. Особенно девочки. Жёны не очень жалуют детей, прижитых мужьями на стороне. Разница в обычаях. Дети ведьм, особенно дочери, всегда находятся под защитой, потому навязать им брак по сговору отцов или выгнать из дома – искать неприятности. Ведьмы не прощают и весьма жестоко мстят. – А как же амелутская стража или ярые последователи Сестёр? Неужели смотрят на это сквозь пальцы? – Они немногое могут. Ведьмы редко покидают горы, поскольку роднятся с силой Севера, но весьма искусны в волшбе и военном искусстве. С этим народом принято не ссориться. Мирного договора между жителями Низин и Северных гор нет, но есть негласные правила. Ведьмы одаривают лаской амелутских солдат, помогают справляться с жаром желания среди жёстких правил и догматов их веры. Но взамен имеют право вмешиваться в судьбу собственного потомства, независимо от закона Низин. К тому же к их совету часто прибегают монархи и высшая знать. В Низинах пророческим даром наделены редкие одарённые. Слуги Маяры предчувствуют смерть, последователи Илаэры иногда видят вещие сны, ощущают озарения. Дар прорицания ведьм по сравнению с этим сияет как Первое светило. Они дорого берут за свои услуги, но это не убавляет числа желающих заплатить. – «Там, где препоны строит взаимное непонимание традиций, легко открывает двери торговля». И им есть что продать. Особенное и неповторимое. Услугу, которую больше никто не может оказать. Потому с ними мирятся. Так? – Так. Они прошли вглубь поселения, полюбовались на аналог рынка у дайна-ви. Это было неожиданное место. Широкий крытый павильон с тонкими стенками, чтобы защищать от стихии вроде дождя или снега, но совершенно не берегущий тепло. В окошки вставлены матовые пластины, дающие умеренный свет. А внутри несколько столов, на которых аккуратными пачками лежали самые разные вещи. Одежда, инструменты, материалы. От гвоздика и мотка шнуровки до ножа для плуга, примостившегося в углу. – У нас не принято меняться на деньги. Сюда приносят лишнее или оставшееся от ушедших в Чертог. Каждый возьмёт себе по потребности и принесёт своё, если стало ненужно. А вот этот стол, – он показал на самый крупный, укрытый красивой вышитой скатертью серого цвета, – для особых случаев. Мы редко отмечаем важные дни. Некогда. Здесь на дощечке углём пишут имена и события. Договорённость стать спутниками, дни памяти, появление чада в семье, печальные новости… Желающие – оставляют подарок или нечто, что должно поддержать в горе. Обычно пишут для кого. От кого – писать не принято. Ира осмотрела доску. Уголь сильно въелся, и её регулярно чистили чем-то жёстким, сдирая верхний слой. Местами доска была отполирована до блеска, а где-то торчали занозы – драили чем-то очень грубым. Сейчас в столбик были написаны три строчки. Лэтте-ри указал на каждую: – В этой семье родился сын. А это имя умершего. Буквально два дня назад один из охотников пал жертвой грыди. Это такой крупный зверь. На него не ходят в одиночку, а он нечаянно наткнулся. Только одежду да обрывок ноги нашли с характерными следами укусов. У него жена осталась с ребёнком и калечный престарелый отец. Вряд ли его спутница сама это написала – гордая. Скорее всего, кто-то из соседей. Отказаться принять посмертные дары она уже не сможет. Это значит обидеть на долгие годы. А эти два имени – имена юношей, что прошли испытание на зрелость и стали мужчинами. – Ясно… Я всё спросить хотела, да не к месту было. А как же девушки? Неужели и их заставляете проходить через ваше испытание болью? Тоже… плёткой? – Нет. Подобное равенство ушло в прошлое ещё во времена Ландариэля и Раметрии. Дети — величайшая ценность. Испытывать тех, кто будет проходить через родовые муки, запрещено. У нас почти все женщины держат в руках оружие, владеют искусством установки ловушек. Разница в обучении. Не нападать, а защищать. Хотя приёмы одни и те же и любая из женщин способна выйти на охоту, даже стать ловцом, но у нас это не приветствуется. Женщина должна быть способна заступиться за себя и детей, прокормить их, отбить у болотных тварей. А выбирая, кого послать в бой или на охоту, предпочитают мужчин. Редко когда женщина занимается подобными вещами. Обычно когда талант налицо. Мать Ринни-то тому пример. Она гениальный ловец, мастер засад и ловушек. Не нашлось для неё работы в Долине, что она делала бы лучше. – Ясно. Хотя мне этого не понять. Страшно у вас. А представить себя на месте такой женщины, что не побоится встретиться с этими вашими лорри или грыди, почти невозможно. Да ещё и добровольно этим заниматься. – У нас небезопасно. Но ты же жила в Ризме. Леса вокруг них полны дэфов, однако ты ходила туда. Твари хоть лесные, хоть болотные лишь по нужде выходят к поселениям разумных. Болото опасно, но это не значит, что чудища ждут за каждым стволом и под каждой корягой. Со многими мы умеем бороться, а случайности в воле Сестёр. – Волков бояться – в лес не ходить? – Если волк – это дикий зверь, да. Они ещё долго ходили по Долине. Ира всматривалась в лица, пытаясь выискать знакомых, запомнить имена, облечь в слова то, на что раньше можно было только смотреть. Спрашивала о званиях солдат и внутреннем устройстве, которое оказалось предельно простым. Дайна-ви делились всего на три группы: Болотную гвардию, Щитов рассвета и тех, кто вплотную занимался сельскими работами. Гвардия отвечала за всё то, что обычно доверено войскам. Сюда входило обучение воинов, которым занимались наставники, охрана границ, поддержание правопорядка. Хотя последняя функция была развита слабо, в силу чрезвычайно низкого числа желающих преступить закон. По этой же причине напрочь отсутствовал институт судейства. Все единичные отступления от закона легко разбирали старшие командиры. А уж если и случался тяжёлый случай, всегда оставалось слово Старшего-среди-Отцов, которое не оспаривалось. Ловцы с их практикой установки и поддержания работоспособности ловушек тоже подчинялись гвардии. Щитов рассвета – разношёрстых талантов и умельцев со всей Долины объединяла необходимость заботиться о её процветании и образовании. Прошедшие обычную военную школу, но обнаружившие в себе дар к управлению, математике, обучению или другому редкому, но полезному навыку, ценились и были на особом счету. Они ведали ресурсами, медициной, управляли участками, обучали молодёжь истории, географии, точным наукам и наблюдениям, читали лекции о том, что могло на практике спасти жизнь. Учителя у дайна-ви были в большом почёте, как и школа, которую они ласково называли учебницей. Щиты рассвета также отвечали за налаживание отношений с Севером. Ещё год назад никто не сомневался в том, что Линно-ри рано или поздно получит это звание, ведь он уже давно и лучше прочих вёл эту работу. Лишь молодость не давала ему взобраться на эту высоту. Но после путешествия в Каро-Эль-Тан, в сердце вражеской территории, никому и в голову не пришло осуждать столь стремительный карьерный рост. Сельским хозяйством занимались все остальные дайна-ви – женщины, старики, дети достаточного возраста и талантливые специалисты, которых выявило обучение. Молодые мужчины, естественно, тоже не отставали в работах, но большей частью им доставался тяжёлый труд в шахтах по добыче алазия и камафов, добыча поруха, охота. Но с какой стороны держаться за плуг и как грабилкой собирать болотные ягоды, знал каждый житель Долины. Да и если посмотреть шире, то не было у них понятия «лёгкая работа». Ира наблюдала за людьми. Бывшие пленные передвигались по поселению в весьма ошарашенном состоянии, периодически цепляясь к вновь прибывшим и срываясь на вопросы обо всём на свете. Они прожили здесь разное время, и сейчас их терзал голод по информации – а как оно там, за границей. Они не могли утолить эту жажду, как не могли до конца поверить в то, что до отбытия на родину остались считаные дни. К Ире никто не лез – Лэтте-ри пресекал эти попытки, да и статус её держал на расстоянии – на вестницу смотрели издалека. Но вот остальному отряду, кроме, разве что, Доваля, занятого лечением, досталось по полной. И даже титулы не спасали герцога с бароном. За долгие годы жители болот помнили о знати примерно как о далёком детстве, и совсем растеряли субординацию. Доходило до смешного. Унять любопытствующую толпу подчас могли только их бывшие хозяева, чьё слово как весомое, с последствиями, въелось в плоть и в кровь. Всё это удручало «спасателей», заставляя принимать тот факт, что снять кандалы – это только первый из множества шагов. Они навестили Терри-ти, который пока ещё не ходил после операции по иссечению семени, но был счастлив их видеть, подорвавшись с кровати, за что получил звонкую затрещину от Мастера Раян-ги. Обычно выздоровление после такой операции не затягивалось, но долгий бой на арене нанёс серьёзные повреждения семени, потому Тер всё ещё был вынужден лечиться. Ира наконец-то смогла от всей души поблагодарить врача за труд и спасение. Терри-ти потом на ухо шепнул, что тому было очень приятно, раз он не продолжил отчитывать его за нарушение постельного режима, а отпустил ситуацию, махнув на бестолкового больного рукой. Дом Ринни-то встретил их запахом свежеиспечённых махи, которые мать юноши щедро приправила каким-то диковинным густым, едва сладким вареньем из совсем недавно поспевших поздних ягод. Как ей объяснили, эти ягоды что-то вроде земной рябины – становятся вкусными с первыми заморозками. Женщина накормила их, а они в благодарность около часа провозились с годовалой Ялла-ни, давая матери возможность похлопотать по хозяйству. Девочка не обделяла вниманием новых людей в доме и с удовольствием лопотала, сидя на коленях у Иры, скармливающей ей кашу под стишки и «самолётик». То, что девочка не владела всеобщим, а стишки читались на русском, никому из них двоих не помешало. Ира и Лэтте-ри облазили всю Долину, насмотрелись на простенькие усовершенствования и чудеса оптимизации. А под самый вечер, уже по дороге к дому, они наткнулись на Краца, Рыжа и детишек нир-за-хар. Лэтте-ри в очередной раз поблагодарил ящеров за помощь и поспешил увести Иру, которая после общения с ящерятами выглядела так, будто напилась от пуза хмельного. Детёныши почти не тормозили вещания, совершенно не умели притуплять его «громкость», а уж шквал эмоций сметал в одно движение мысли те щиты, что старались ставить на сознание наездницы старшие самцы. На следующее утро они взяли вага и проехались до шахты алазия, где Ириным глазам предстали изумительные вкрапления камафов в скале. Под землёй эти камни излучали еле заметное свечение, но в абсолютной темноте смотрелись подобно сказочному ночному небу. Шахтёры с ощутимой гордостью показали ей результаты своих трудов. Потом съездили к небольшому озеру, где полюбовались, как маленькие дайна-ви ловко управляются с удочками и садками для мелких рачков, коих почти не осталось. Но внимательным ловцам нет-нет да и удавалось поймать за хвост последнего, не успевшего погрузиться в спячку. Посетили кузню, осмотрели дома для пленных, которые, в отличие от барака на Утёсе, были обставлены куда более приемлемо и защищались от холода со всей серьёзностью, – в них предстояло зимовать. Лэтте-ри старался не оставить вниманием ни одного знакомого Ире дайна-ви, вспоминал каждого солдата, с которым ей удавалось когда-то столкнуться. Представлял их друг другу, словно заново переписывая историю. Будто лица, обретая, наконец, имя, начинали путь знакомства заново. Без чёрных полос и воспоминаний. Ему это удавалось: постепенно Ирины страхи уходили всё глубже. Неумолимо приближалось время собрания в Родительском доме, куда они должны были обязательно явиться, и Ира поймала себя на том, что её душа постепенно леденеет от страха. Сколько ни гуляли они по Долине, она не смогла увидеть одного лица, которому хотела сказать очень многое. Она вглядывалась в пленных и не находила. А спросить… После целого дня, полного историй, перемежаемых словами «сгинул», «погиб» и «умер», – естественными для быта дайна-ви, она так и не смогла найти в себе смелости узнать, куда подевалась нежная и добрая девушка с каштановыми локонами, которую она когда-то защищала от Минэ.