Лучше бы он сбежал как всегда это делал.
Тот человек убежал от меня куда-то. Я пытался его найти. Но наткнулся на кое-кого другого. Он явно не рад меня видеть. Ощущение, будто его обеспокоенное лицо мне знакомо… Даже слишком. Точнее, два лица. Но нет. Мне лишь кажется. Его лицо пересекает огромный шрам, а один из глаз будто отсутствует. Я узнаю его…лишь наполовину. Он попытался сказать, что зла мне не желает, но в руках держит револьвер. Револьвер… не оставляет мне выбора. Я весь в крови. Я также вооружён, как и он. Но я куда сильнее. Какой-то револьвер в чьих-то трясущихся руках меня не остановит. Никогда. И никогда не мог остановить. И этот горе-шериф знает, на что я намерен, вот и боится меня. Что ему и следует делать. Мне ничего не оставалось, как убить и его следом за остальными. Конечно, я не стал как-то изощряться, тратя свои силы на его брутальное убийство. Вовсе нет. Мне было достаточно разрубить ему голову на две части, ровно по тому шраму, который был на его лице. Оружие в руках этого шерифа не давало мне расслабиться. Нет. Я вообще не верю, что кто-то мне не желает зла. Он тоже соврал, вот и всё. Единственное, чего он хотел – не оказаться убитым моими руками. Такая глупая надежда на спасение… только больше доказывает его слабость. Я не знаю пощады. Никто её не знает. Никогда нельзя рассчитывать на чьё-то милосердие так отчаянно, бросив попытки сопротивляться. Но мне всё больше кажется, что этого не стоило делать. Будто бы я что-то нарушил, но не в плане закона. Скорее что-то личное; что-то, в чём я не должен был принимать участия. А миссия говорила иначе. Оказывается, целью был именно… этот шериф. Док говорит мне возвращаться, как только почувствую, что за мной нет хвоста, либо же «человека с Гало». Странно, что Док упоминает этого человека так завуалированно. Будто бы Док просто не хочет, чтобы я этого «человека с Гало» знал и помнил. В любом случае, главное, что Командующий мне сказал немедленно ретироваться. А я не хочу возвращаться с пустыми руками. Мне нужен тот гадкий утёнок, который совсем недавно от меня убежал. И пока я не выбью из него ответов – я не вернусь домой.___________________
В доме воцарилось долгожданное затишье. Не слышны ничьи слова или шёпот, ничьи шаги или шорохи – словно ты находишься на мёртвой земле, в давно заброшенном доме мертвеца. Впрочем, за окном всё также бушевала буря, к глубокой ночи становясь ещё более разрушительной. Казалось совсем скоро она шквалом разрушит крыши, а ветром снесёт стены, убив затем всех жителей молнией и спалив всё, что осталось. Но слышен весь этот хаос лишь тем, кто ещё не успел уснуть или совершенно случайно проснулся, а в нашем случае – только одному из находящихся в помещении. Трикстер, как и ожидалось, в одиночестве расхаживал по дому, частенько заглядывая в окна и пытаясь рассмотреть хотя бы что-то в непроглядном омуте. Как ни странно, он ничего не видел помимо своего кривого отражения, на которое уже было тошно смотреть. Верно, в одиночестве довольно скучно и даже тоскливо, но, однако, оно даёт прекрасные ресурсы для строительства самых тёмных и таких же непроглядных мыслей, как шторм на улице. Конечно же, нельзя было так резко браться за очередные попытки покопаться в своих косточках и других скелетах в шкафу, но ничего помимо этого не оставалось. С каждым новым кругом по дому и новым кругом из разобранных косточек время будто ускорялось и ускорялось, умирая на тропинке из следов. На часах уже было полпятого утра, а Трикстер так и не находил себе места, разглядывая всякие мелочи на полках так, словно видит их в первый раз. Успокоить свои беспокойства хотя бы так – уже повод для радости, но отчего-то таковой не появлялось… Тревожили мысли о том, что не стоило говорить тех вещей, которые были обговорены с «запретом» как то, что останется только между ними. И к тому же, что этого раскалённого мрамора не будет видно на горизонте всю ночь, которую будет идти шквал, гроза и ураганы. Какие бы ужаснейшие бедствия на земле не произошли – ничего не остановит его от выполнения своих обязательств, на которые его отправляет Командующий. Впрочем, ещё больше беспокоило отсутствие самого Дока. Ни из кухни, ни из его каморки не было ни звука, которые могли бы означать присутствие Командующего. Такая необычная, полная тишина даже пугала, в конце концов, редко, когда гости могли застать отсутствие сразу двух хозяев дома… Правда в любой момент Док мог вернуться. И если это случится, то… Послышался резкий писк пропуска на железной двери. Быстрые шаги и затем громкий хлопок с затихающим шумом бушующего ливня. Звон ключей, жужжание закрывающейся двери и ещё грохот некоторых отсеков в шкафчике у входа. Тихий стук туфель, однако, в такой же спешке, что и прежде, будто бы вошедший опаздывает. Как-никак, популярная привычка у работников высоких должностей. В коридоре, давно увешанном дымкой тени ночи, включился блёклый свет, озаривший два стоящих силуэта. Вошедший смутился увиденному гостю, удивлённо подняв брови и не двигаясь какое-то время, даже не убирая свою руку с переключателя. - А ты ещё что здесь делаешь… - Стою, как видишь. Жду, когда Вы пройдёте, Командующий оппозиционерской организации «Статус-Кво» 2BD Экспериментального сектора S1 A-статуса. …О, да, если это случится, то начнётся ничто иное, как очередное выступление потешной комедии и гнусной трагедии. Как-никак, бедному миму слишком нечем заняться, чтобы упустить такой прелестный шанс поиздеваться на итак расшатанными нервами уставшего труженика. В дом вошёл уже недавно представленный Командующий, кого вовсе не зовут полным званием, а просто «Док». Ни имени, ни документов, ничего нет, чтобы можно было назвать его неофициально, потому все пользуются взятым им псевдонимом. При этом он и не доктор вовсе, а истоки происхождения своего прозвища всегда умалчивает, всегда негативно реагируя не подобные вопросы о его личности. Но как бы то ни было, вся его загадочность в данный момент особо не бросалась в глаза, когда он был в крайней степени раздражён от одного лишь присутствия в доме ходячего цирка. Особенно сильно его бесили всегда новые обращения, то к старому хрычу, то к «вечномолодомувечнопьяному». А в этот раз ни с того ни с сего, человеку, не связанному со Статус-Кво напрямую, вдруг известно полное звание Дока и его принадлежность к одной из тех «специальностей» особого характера, какая не должна обсуждаться публично. - Откуда у тебя информация обо мне? – Док, услышав предложение своего собеседника пройти, двинулся дальше по коридору, снимая слегка промокший плащ формы Командующего. – Я бы поверил, что ты понял это по моей форме, но для этого тебе стоило бы сначала ознакомиться со статусами в целом, а доступ к этому даётся лишь после вступления в ряды младших лаборантов. Как минимум. На лаборанта ты…ничуть не смахиваешь. - Не буду скрывать: я чувствую твои шаги в любом месте, где бы ты не находился. – Трикстер произнёс это чуть пониженным тоном, как будто пытаясь шутливо пригрозить. – И ты знаешь, почему так, не правда ли? - Мне сейчас не до твоих шуток… - А я и не шучу. С чего бы мне смеяться на тему религии? Это ведь ранит чувства верующих! К тому же, когда эта вера вокруг мне подобных крутится, да и ты…весьма редкий экземпляр, знаешь. - Моя связь с мёртвой ожидающей душой – её собственное пожелание. – Док смог быстро осознать тему их разговора, продолжая её, пусть и нехотя. - Меня больше удивляет, почему же ты тоже скован с ним? Док продолжал стоять неподвижно напротив своего собеседника, также выжидающего продолжения диалога подобно статуе. Последний пристально смотрел на фигуру Командующего перед ним, пытаясь продлить тишину и в её течение будто анализируя всё его существо. Конечно, Док, задавая подобные вопросы, был максимально серьёзен, сведя брови в некотором недоумении и прежнем раздражении. Сколько бы он не прятался за маской, не желая показывать своих истинных мыслей на этот счёт, различить его неохотное поддержание темы было проще простого. Иначе как бы Трикстер смог поиграть на нервах Командующего, не умея различать слабые места, где можно перерезать провод? Но это была не та тема, на которой хотелось бы разбежаться – ведь здесь обоим нельзя говорить друг другу слишком много, а потому, лучше завершить всё последней, довольно откровенной, репликой, сказанной будто каким-то третьим человеком, затем забытой и брошенной в пустоту. - Скажем так…Не знаю, о ком именно ты говоришь, но могу быть уверенным…Мы с ним весьма похожи. Было бы странно, если бы две половины были совершенно различны, как думаешь? Командующий не отвечал. Он лишь отвёл взгляд от Трикстера, начиная спешно осматривать себя и свой плащ, под которым уже образовалась лужа. Удивительно, что в такой шквальный ливень почти ничего из остальной одежды не промокло: ни красная водолазка под горло, которая неплохо пестрела на фоне белого плаща; ни тёмные, почти чёрные, широкие брюки, следы от брызг на которых были лишь на подоле штанин. Что, пожалуй, и стало жертвой ливня, так это белые длинные носки и лакированные туфли, от воды блестевшие на свету ещё больше. И всё же, странным оставался факт, что, несмотря на намокшую одежду, укладка волос Дока всё также оставалась безупречной – его пышный ирокез с парой седых прядей был будто уложен пять минут назад, а пара длинных прядей, собранных в скудный хвостик на нижней части затылка, близко к шее, всё также слегка завивались и мешались, иногда цепляясь за плечи. Трикстер с подозрением смотрел на Командующего, пытаясь придумать причину такой частичной жертвы дождю. Всё, что в голову приходило – очередная спешка Дока и его передвижение на чей-то машине, возможно, другого Командующего. В любом случае, это не особо волновало мима – больше его интересовало, когда же этот старикашка уже двинется с места и продолжит говорить. Ему уж слишком хотелось использовать это уничижительное прозвище, пусть и не совсем Доку подходящее – в конце концов, пусть ему уже было под полтинник, мысли построены по старому образцу тридцатилетней давности, его прокуренный грубый низкий голос уже почти пугал, но всё же на лицо он выглядел куда моложе. Но кого это останавливает? Уж точно не Трикстера, весьма обрадовавшегося долгожданному движению старикашки, который медленно поплёлся к своему любимому и родному кабинету, где провёл полжизни и ещё вторую половину готов там дожить, а потом там же и окочуриться. - …Так и всё же… это не оправдывает твоей слежки за мной. Как ты умудрился пробраться в штаб, оставшись незамеченным? - Я куда проворней, чем ты думаешь. – Трикстер в игривом манере, сначала чуть изогнувшись, поплёлся следом за уходящим к своему кабинету Доком. - Или тебе реально кажется, что я буду просто сидеть и слушать слова твоих подчинённых о том, что ты чуть ли не Иуда во всём Статус-Кво? Подобные открытия насчёт себя Дока неплохо впечатлили, поэтому он остановил свой ход, медленно обернувшись к тихонько крадущемуся собеседнику позади. Стоять посреди гостиной, конечно, не хотелось бы, тем более, раз завязывается уже второй неординарный диалог, но и затягивать надолго подобные разборы сплетней – явно не в планах Командующего. Он только устало прикрыл глаза и вздохнул, накрыв своё лицо рукой в белой кожаной перчатке. - Кто передал тебе подобное… Назови хотя бы одну его характеристику – я найду этого индивида и убью. - Ой, да ты не волнуйся, никто ещё не заподозрил тебя в измене Статусу-Кво, я просто сделал собственные выводы, проследив за твоей траекторией в один из дней. – Трикстер шутливо наклонял голову в разные стороны, пока ходил кругами по комнате и всё также довольно эмоционально пытался надавить своими шутками на итак уставшего от работы Дока. - Ты ведь явно что-то замышляешь, а? Не зря же так много умалчиваешь и скрываешь, отчего тебе и не доверяет никто. У тебя-то хоть личная жизнь есть? Друзья там, не знаю? - Всю свою жизнь я посвятил только одному. Работе. Мне ничего больше не нужно. Оставь свои придирки при себе. - Ой, ну как же так-то… Ты же вроде умел рисовать… Ну, или что ты там делал, не буду делать поспешных выводов снова. - Это в прошлом… Стой, откуда тебе вообще известно, что я когда-то рисовал? - Смог прокрасться в твой кабинетик и порыться в твоём барахлишке. Много чего…интересного нашёл, в том числе блокнотик, просто усеянный одним и тем же человеком. Ну, где-то до середины, дальше там пошли чертежи. - Очень… глупо с твоей стороны рыться в моих вещах. - Не так уж и глупо! Между прочим, я бы даже забрал, если не возража- - Нет. Трикстер показательно топнул ногой и вскинул руки, так преувеличивая свою «обиду», как будто бы вернулся в детство. Напоминало ребёнка, которому не удалось отобрать чью-то игрушку, однако выглядело это ещё смешнее, вспоминая что это на самом деле уже взрослый, однако такой же неряшливый и экспрессивный, человек. - Но почему?? Он лежал в самом дальнем углу, зажатый между громадных стопок макулатуры и сломанных инструментов, он же явно тебе уже не нужен! К тому же, он, наверное, уже старше, чем я, если судить по его виду… - Я сказал нет, мне ещё раз повторить? – Док слегка повернулся к «взрослому ребёнку», прикрикнув, а затем побрёл дальше к своему кабинету. - Не лезь не в свои дела, и это касается не только моих личных вещей. - Как я могу не лезть, если я пытаюсь помочь буквально твоему же миром забытому подчинённому, пока ты отстаиваешь право дальше иметь у себя в углу кабинета какой-то никчёмный блокнотик с его портретами? - Ага, так ты… «помочь» хочешь? Внезапно взбешённый одним только неправильно употреблённым словом, Командующий дёрнулся с места навстречу собеседнику, сдерживая неистовое и странное желание поддаться соблазну, сорваться и устроить такие трёхэтажные причитания, что лучше уж под пол провалиться. Он бы мог, если бы не усталость и в целом нежелание разжигать пламя ссоры, начать чуть ли не драку, поскольку внутри внезапно нагрянула волна такой злобы, будто бы сердце Дока вот-вот взорвётся, если он не пустит в ход кулаки. Сдерживать с виду обычный пыл и обиду было действительно тяжело, а с каждой новой секундой их влияние лишь усиливалось, обостряя ситуацию. Подобные слова, действительно, оказались настоящим потайным спусковым крючком для его нервов. - По-твоему оставить грёбанную кучу ожогов на трясущемся от холода теле этого «подчинённого» было… помощью? – Последнее слово Док сказал с ещё большим отвращением, и, не будь на нём маски, то собеседник бы также увидел скривленное от омерзения лицо. – Так вы это трактуете, да? - Я не- - По-твоему довести его до истощения было помощью? По-твоему, довести его до саморазрушения было, блять, помощью? - Я не это имел в виду… - Знаешь, ты не показывайся мне так, будто бы здесь единственный, кто следит за чужой жизнью, и уж тем более не прикидывайся святым. – Командующий ткнул в железную маску мима перед собой, проведя сверху вниз пальцем от носа к подбородку. - Поверь: хочешь ты этого, или не хочешь, я всё равно узнаю, что ты сделал с Хэнком в ту Варфоломеевскую ночь. И мне совершенно наплевать на то, как долго и по какой причине вы попытаетесь это скрыть. - Ах, то есть, Вам нужна только правда о том, что произошло во время той миссии с баром, а на самочувствие самого Хэнка можно и хер класть, мистер-р Командующий? Даже сейчас, вместо того, чтобы помочь ему справиться со стрессом, ты просто отправил его на какую-то миссию в час, блять, ночи, в ливень и грозу. Док промолчал, оставляя свой презрительный взгляд на Трикстере. Он сложил руки на груди, отказываясь говорить нежеланную и надоевшую ему самому фразу «так вышло», или, ещё лучше – «других выборов не было». Впрочем, этот ответ читался даже так, не нужно было произносить это дважды, к тому же, когда Трикстер даже того и не требовал, продолжая свой малый придирчивый монолог. - И он пошёл. И он пошёл, и до сих пор его нет! Что ты за Командующий, не следящий за местоположением своих подчинённых? - А ты-то что здесь делаешь? – Голос Дока понизился до той степени, что звучал весьма угрожающе. – Пока нет ушедшего, пришёл посидеть и погреться, раз уж некому выгнать? - Он сам захотел, чтобы я пришёл сюда и погрелся, пока его нет. В отличие от тебя, у него хотя бы есть примитивное сочувствие к близким, а тебе и наплевать, что твоего такого сокровенного и важного работника нет уже какой час, пока он шастает в грозу. - …Нет у него сочувствия. Он – хладнокровный убийца, а не сентиментальный идиот, как я, прошу заметить. - Да плевать мне хотелось на это. Сейчас меня беспокоит лишь то, где он пропадает, а не кем является. - Он должен был вернуться сюда в три часа ночи максимум. Меня настораживает эта самодеятельность, ведь закончил миссию он ещё в два часа. - И ещё одна Варфоломеевская ночь. - Ах, да… После такой перепалки наконец-то вернулся прежний покой и тишь. Оба лишь прислушивались к хорошо слышному стуку капель об окна, но так и не решались расходиться. Вдруг в головах их родилась идея нового разговора, но, по ожиданиям, слишком затяжного, чтобы начинать его прямо сейчас. Такая колкая тема, ещё более острая, чем прошлая, что лучше бы её отложить, но не так уж и далеко. - …Мы обсудим случай с миссией в баре позже. Ты поймёшь, когда, мне ещё есть что тебе рассказать.Я не хочу возвращаться.
С каждым новым часом буря затихала. Всё реже стали пролетать капли дождя, гроза постепенно уходила в дальний путь, унося за собой гром и молнии, а всеобщая тьма и необъяснимое отчаяние на улицах заменялись привычным городским шумом отходящих от шока граждан. Сырость после дождя чувствовалась лишь в первый час, пока бесконечно жаркий климат Невады вновь не забрал приятную прохладу на неопределённый срок, до следующей кровавой ночи. Багряные ручьи на дорогах, что смешивались с бегущей дождевой водой, теперь вновь не так выделялись, а носящиеся по мокрому асфальту жители и вовсе не замечали следов недавнего кровавого побоища, которое было в эту грозу. Никому нет дела до уже погибших, только если это не упыри или что-то совершенно обезличенное. Однако есть дело до идущего по улице нерасторопного человека, непривычно темнеющего посреди только оживающих улиц и величественных ярких небоскрёбов. Появляясь прямо на проезжей части и продвигаясь строго вдоль неё, невзирая на пролетающие рядом машины и бегущих прочь людей, силуэт отталкивал от себя всё, но только не внимание напуганных безумцев. «Что он здесь делает?», «Почему он так себя ведёт?» и другие бесшумные вопросы в прячущейся толпе, пристально разглядывающей пассивного человека на дороге, что теперь не делал совершенно ничего из того, что общество привыкло видеть. Лишь молча шёл вперёд, между остановившимися в пробке машинами, пропуская мимо себя упавших людей. Он всё смотрел на что-то, что нёс в руках. Будто клочок бумаги или фотография. Но как только он отвёл взгляд и обернулся назад, то увидел знакомый ему хаос. Он увидел, как люди вокруг, пытающиеся сбежать от него, убивают остальных в попытках расчистить дорогу. Он увидел горящие машины, разбитые прилавки и сбитых людей, раздавленных в кашу, кровавые следы шин на тёмном асфальте и разбитые стёкла. Тогда он посмотрел вперёд. И там творилось такое же безумие, до которого способны были дойти испуганные граждане в попытках уберечься от грядущей чёрной смерти. И ведь он ничего не делал. В его руках даже нет оружия, в голове нет мыслей, а тело совсем потеряло энергию. Но даже без его участия всё вокруг него просто превращается в пепел, развалины и останки. Может, просто такова судьба? Вдруг, его интерес к происходящему вокруг мгновенно остыл. Всё это он видел, всё это происходит каждый день, чему же он удивляется? Переведя взгляд на фотографию, всю в крови, силуэт лишь устало поплёлся дальше. Домой. Кровь с его одежды смыло ночным ливнем, и сейчас это были лишь некрасивые разводы и пятна, еле видные на тёмной ткани длинного плаща, банданы и чёрных лент, так же, как и на защитных очках с красными линзами, на высоких берцах... Впрочем, это его мало тревожило. Силуэт поворачивал в самые тёмные переулки, очень быстро избежав лишнего внимания к своей фигуре, в которой каждый видел убийцу, залитого с ног до головы свежей и замытой кровью. С каждым шагом на родную улицу, близ Рокстрит – настоящей помойной ямы – утро становилось лишь жарче, теряя ночные синие краски, приобретая грязную рыжину в оттенках окружающего края города. Чем ближе он подходил к дому, тем хуже ему становилось, а во всём теле присутствовала какая-то непонятная слабость. Но, как бы не хотелось, что-то будто крюком тянет его домой. Насильно. Правда, осматривая светлеющий знакомый ландшафт местности рядом со своим неприметным на первый взгляд домом, он не видел чего-то нового, что бы посеяло в нём эту странную тревогу. Неработающие фонари, изредка включающийся один из них, что сейчас вдруг решил осветить пришедшему обзор. Всё также вдали, у мусорки, копошился какой-то человек, который явно был без крыши над головой в обоих смыслах. Не у каждого хватит смелости каждый день рыться в помоях людей, сеющих страх просто своим присутствием. Этот бездомный, с очень раззадоренным лицом, спустя несколько мгновений вылез из помойки, достав какой-то обломок, а на его лбу красовалось «бей сюда!», явно написанное Деймосом, скорее всего, перманентным маркером. Когда же бедняга повернулся другой стороной, на его выбритом затылке была заметна ещё одна надпись, того же авторства: «лучше топором!» Человеку под фонарём было явно не до этого безумца. Он хотел было пройти дальше, но почувствовал, как что-то трётся о его ногу. Чёрное мяукающее пятнышко с желтыми глазами. В ту же секунду обратив своё внимание на шерстяной комочек, до этого безмолвный человек вопрошающе повернул голову набок и неторопливо произнёс: - Белль… Кажется, я забыл сказать им, что тебя пока опасно выпускать на улицу… Прости. Пойдём домой. Тёмная фигура склонилась к кошечке, и та уже оказалась на руках. Угрюмый на вид хозяин, перед тем, как направиться к железной двери своего дома, сначала погладил маленького питомца, подаренного однажды тогда ещё почти незнакомым человеком в железной маске и полосатой рубашке. Хотя бы какое-то воспоминание о нём в данный момент не доставляло тревогу. К тому же, медленно входящий за порог человек знал о том, что «плохое воспоминание» сейчас уже не дома. Хоть в сообщении не было сказано ни слова о том, что после ночлега нужно сразу же выгнать назойливого гостя, последний и сам догадался, что ему здесь не место. Так что уже к утру его и след простыл. Всё также пронося кошку в руках, которая за всё то время совершенно не противилась этому, вошедший тихо прошёл по коридору, мельком заглянув на кухню. Взгляд его упал на разбитый бокал, и он, устало вздохнув и опустив питомца на пол, принялся убирать за неряшливыми гостями всё то, что они тут натворили. Пройдя дальше на кухню, он встретил неприятный стойкий запах выкуренных недавно сигарет, а одна из них была буквально только что зажжена, но брошена в пепельницу. На каждой был след тёмной помады, которой, видимо, на губах курящего к тому моменту уже было мало – смазалось об эти же сигареты. Через противную вонь слегка пробивался тонкий аромат цветочных духов. Кажется, всё-таки неприятное воспоминание ушло из дома лишь недавно, минуты две-пять назад. И, раз оставил сигарету недокуренной, должен скоро вернуться. Осознав, что ему всё-таки придётся встретиться снова с неприятным гостем, которого он сам недавно позвал, пришедшему хозяину стало не по себе. Стекло, которое он собрал и хотел уж было выкинуть, выпадало из рук обратно на пол, царапая кожу стоящего в остолбенении. Он чувствовал, что рассудок его вновь мутнеет, и, чтобы хоть как-то прийти в себя, резко взял сигарету из пепельницы и потушил её своим пальцем, оставив ожог. Слегка шикнув от боли, он бросил взятое на пол, рванул из кухни и направился к входной двери, то ли с желанием запереть её, то ли желая уйти самому, пока ещё не поздно. - Хэнк. Куда ты собрался? Его намерения прервали слова знакомого человека. Тоже не очень приятного, как на вид, так и на голос. К тому же, очень-очень недовольного, что Хэнк уж точно мог разобрать. - Я… просто хотел закрыть дверь. - Хм, вот как? Зачем же ты так рванул из кухни, раз «просто хотел закрыть дверь?» Ответа не поступило. Как и всегда, вопрошающий не услышит ничего кроме молчания, если отвечающий не имеет желания говорить правду и вовсе продолжать диалог. - Ясно. В любом случае, оставь дверь открытой, кое-кто должен прийти. Вновь безмолвие. Хотел Хэнк взяться за ручку, повернуть и шагнуть вперёд, да не выходило. Под колким змеиным взглядом в спину, который чувствовался хуже любого удара, вряд ли что-то теперь вообще удастся сделать бесшумно и успешно. Док не даст свободу самодеятельности, в связи хотя бы с тем, что прошлая таковая окончилась неявкой в указанное время и игнорированием приказа. А Командующий не любит, когда его подчинённые устраивают подобные сюрпризы. - И не думай, что я дам тебе пойти погулять на свежем воздушке на время пребывания здесь этого гостя. С тебя довольно прогулки, которую ты умудрился растянуть на всю ночь. - Я не жду гостей. - А я вроде и не говорил, что ты должен ждать. Не бойся, ты его всё равно не увидишь. И успокойся, ради бога. Хэнку не нравился такой настрой дел. Из дома ему точно нет шагу – уж под надзором Дока – точно. Конечно его обо всём допросят, а если Хэнк и попробует соврать, то его Командующий в любом случае достучится до истины жестоким путём. «Придётся идти у него на поводу.» - Так и где ты шлялся? Я же сказал тебе возвращаться. Или тебе так понравилось мокнуть в грозу? - Мне встретился человек, с которым я никак не мог справиться. После сказанного Док пал в малое замешательство. Не встречалось ещё такого, чтобы Хэнк мог проронить подобное, ведь обычно каждое его возвращение оканчивалось лишь ответом «всё чисто» на вопрос о качестве проделанной работы. - Не мог справиться? Это ещё что за новость? – Командующий вопросительно повернул голову, сложа руки на груди. – Кто это? - Не знаю точно, но мне удалось сделать его фотографию. - А аппарат ты для этого где нашёл? – Док взял из рук Хэнка фото, вынутое из кармана пальто. Его голос стал только грозней, когда он взглянул на изображение. – Ты ведь убил его? - Он нёс аппарат с собой, пытаясь меня сфотографировать. Все фото себя я сжёг в горящей бочке поблизости, аппарат разбил об лицо его же хозяина. Он мёртв. - Ясно. Ты точно удостоверился, что он труп? - Точно. Нет сомнений. - Его имя? - Он не назвался. - Хм… Хорошо, я заберу пока эту фотографию. – Док развернулся и пошёл вглубь дома, о чём-то задумавшись. – Свободен до следующих указаний. - … Хорошо. Хэнк не двигался с места как на протяжении всего диалога, так и в течение пары минут, когда его Командующий уже ушёл. После он медленно поплёлся к своей комнате прямо по коридору. Хэнку сейчас не так сильно хотелось отдохнуть и залечить раны, как просто обдумать всё произошедшее в тишине. В полной, мёртвой тишине и мирном одиночестве.