Маргарита. До и после Мастера

Под ее напором он сдается, и они нанимают машинистку, чтобы та напечатала ещё пять экземпляров, которые не стыдно будет слать в редакции. Даже на почту для отправки они идут вместе. Маргарита поддерживает и направляет Мастера все время, уверенная в его успехе. Почему-то у нее ни на миг не возникает даже тень сомнений, что его назовут антисоветчиком, именно у нее первой такая мысль возникнуть и должна бы была. Одна из рукописей возвращается через три недели. С совершенно разгромным и гневным письмом от издателя, в котором тот настоятельно рекомендует избавиться от этого текста и никогда никому больше его не показывать. — Он просто глуп и ничего не смыслит в книгах, — решительно заявляет Марго, комкая письмо в руках. — Мы попробуем ещё. Мастер не хочет. Старается возражать, но Маргарита вновь его переубеждает. Для нее это становится личным, словно это она автор рукописи. Словно это ее мысли и частичка души заключены в исписанных чернилами страницах. Они отправляют экземпляры в ещё несколько мест. Маргарита не находит себе места от волнения. Она дни напролет проводит у Мастера в квартирке, то перечитывая рукопись, то начищая от пыли книжные полки и все поверхности, то готовя какую-нибудь нехитрую снедь. Мастер старается как-нибудь успокоить ее, но едва ли ему это дается. Вечерами, когда Маргарита уходит домой, Мастер достает бутылку с вином и делает несколько глотков. Ему необходимо успокоить нервы. Странное ощущение приближающегося конца преследует его, но он не делится этим с любовницей. Когда Маргарита через несколько дней одевается в свою одежду, он сообщает, что его вызвали завтра в редакцию. Женщина оборачивается. — Это хорошо, — спешит она заверить. — Наверняка, они оценили твой роман, и будут обсуждать с тобой условия печати. — Не знаю, — тихо отвечает Мастер. — Вряд ли. Маргарита, так и не застегнув платья, подходит к нему ближе и крепко обнимает. В нос ударяет запах чая с бергамотом. — Не вешай нос, милый. Все будет хорошо. Непременно будет. — Только твоя вера мне и помогает, Маргарита, — отвечает Мастер, крепко сжимая ее в объятиях и зарываясь носом ей в шею. — Ты восхитительная женщина. — Я люблю тебя. Помни об этом, и все будет хорошо, — повторяет она, целует мужчину в подбородок и поворачивается спиной. — Помоги застегнуть. — Конечно, — отвечает он и тянет молнию вверх. За все время их знакомства он ни разу так и не признался ей в любви, но Маргарита, кажется, этого даже и не замечает. Когда она приходит к нему на следующий день, то застает совсем разбитым. Она отставляет зонт в сторону и присаживается рядом. Ей не нужны объяснения — по его виду все ясно и так. — Я так и знал, что все этим кончится, — тихо, обречено говорит Мастер. — Они ничего печатать не собираются. Допрос устроили, выясняли, зачем написал и кто надоумил. Маргарита пересаживается к нему на колени и крепко обнимает. Ей больно видеть его таким разбитым. — Они все — темные люди. Идиоты. Не отчаивайся, Мастер. Ты ведь отослал роман и в другие редакции. Кто-то — да ответит согласием. — А может, будет лучше, если никто не ответит согласием? — раздается его голос через какое-то время. — Только если тебе от этого будет лучше, — шепчет она ему на ухо. — Я не стану настаивать, если ты совсем не хочешь. — Знаю я твои фокусы, — горестно вздыхает Мастер. — Никаких фокусов, — обещает Маргарита, глядя ему в лицо. — Я больше не стану настаивать. Я не хочу, чтобы тебе было плохо. — Если бы ты не хотела, ты бы не заставляла меня ходить по издательствам. — Я больше не стану. Прости. Больше не стану. — Возможно, больше и не надо, — тихо и как-то совсем обреченно говорит Мастер. А через несколько дней из одной из редакций, наконец, приходит положительный ответ. Часть романа о Пилате решили напечатать. Маргарита в тот день не помнила себя от счастья. И не могла дождаться выхода журнала. А в день выхода приобрела сразу несколько экземпляров. В день издания она накупила кучу всяких вкусностей и вина, и кажется, ей даже удалось заразить своей радостью Мастера, по крайней мере, в тот день она не видела в его глазах страха и тоски. Она сидела в одной лишь его рубашке в его объятиях на полу возле печки и чистила гранат, пока он тихо читал ей вслух. Кажется, это был один из самых счастливых их совместных дней. А через несколько дней разразилась гроза. Одина за другой полетели разгромные рецензии от критиков. Ядовитые слова, насмешки, нелестные сравнения буквально убивали Мастера. А самым жестоким и ядовитым для него оказался критик Латунский. Марго рвала и метала, проклиная критика на чем свет стоит. — Убью. Отравлю его! Клянусь тебе, Мастер, он поплатится за то, что написал! — рычит она, крепко обнимая мужчину на пороге квартиры. Ярость клокочет под ребрами, требуя выхода. Марго отстраняется, чтобы заглянуть любовнику в глаза, но взгляд его совершенно пустой и безжизненный. — Какая разница будет он жив или нет? Это не исправит написанного, — отвечает Мастер, и голос его напоминает шелест листвы. — Его критика не должна тебя ранить. Он не стоит и одного и написанных тобой слов, которые так критикует! — она проходит в комнату и бросает газеты в печку. — Сожжем эти газеты к чертовой матери! — Лучше сжечь роман. Как мне советовали. Она оборачивается и гневно сверкает глазами. — Не смей! Даже думать не смей о таком! — Я его написал. И если захочу, то уничтожу его. — Нет. Ты столько недель потратил на его написание, и я помогала!.. Я не позволю тебе. В тебе сейчас обида говорит. Злость и боль. Ты бы не говорил так, если бы не начитался бредней этого бездарного критика. — Он не единственный, кто написал рецензии. И редактора меня предупреждали. А я стремился издать. Из-за тебя. Эти слова ее ранят, но Марго старается этого не показывать. — Я возьму нам билеты на поезд в Ялту. Поедем завтра же. Только мы вдвоем. Ты и я. Прочь от всех. Прочь из этого проклятого города! Губы Мастера растягиваются в слабой, вымученной улыбке. Он проводит рукой по ее темным кудрям и утыкается в них лицом. Тем вечером она возвращается домой совершенно разбитой и обессилевшей. Ей одиноко и холодно, она, не взяв зонта, промокла под ливнем. Благо, хотя бы Владимира не было дома. Объяснять, где она была и почему в таком состоянии, у Маргариты не было ни сил, ни желания. Сбор чемоданов она решает отложить до утра. В окна заглядывает сквозь редкие облака, словно спрашивая разрешения войти, полная луна. Маргарита зябко поводит плечами. В полнолуния ей всегда кажется, что за ней кто-то наблюдает. Приняв горячую ванну, совершенно ее, впрочем, не согревшую, она забирается в свежую постель, до конца не уверенная, хочет ли снова окунуться в свои странные сновидения или нет. У нее нет сил. Будто что-то их безостановочно вытягивает. Маргарита проваливается в сон почти мгновенно, словно до этого бодрствовала много дней беспрерывно. Ей снится пылающий камин. Большой и жаркий, почти обжигающий протянутые к нему окоченевшие пальцы. Маргарита тщетно пытается согреться. Проводит ладонями по голым плечами, когда на них ложится черная, будто ночь, ткань, укутывая, в свои теплые объятия. Становится сразу тепло и даже почти уютно. Маргарита умиротворенно вздыхает, прикрыв глаза. Ее вымотала вся эта ситуация с публикацией, с критикой, с безутешным Мастером, которого она, как ни старалась, не могла вернуть к доброму расположению духа. — Некоторым людям просто нравится быть безутешными, чтобы все их жалели. Так было, и так будет, — раздается за спиной глубокий, уже знакомый, голос, и горячие даже сквозь слой материи ладони ложатся ей на плечи. — Не принимайте все так близко к сердцу, королева Марго. Эти слова вызывают у нее не то злость, не то раздражение. Маргарита чувствует внутреннюю необходимость заступиться за Мастера, но ей боязно обернуться — кажется, если она это сделает, то сон разрушится и выбросит ее в холодную реальность, где она никак не может согреться. — У него сложный период. У всех такое бывает. Мне не в чем его упрекать. — А вам не кажется, Марго, что у него всегда такой период? Она какое-то время молчит, не желая развивать эту тему. «Не хватало мне ещё спорить с собственным подсознанием… Впрочем, это ведь только сон. Утром я и не вспомню. Так велика ли разница?» — Это неважно. Я его люблю и хочу, чтобы он был счастлив. — А он Вас любит, королева Марго? — с насмешкой спрашивает невидимый собеседник. — Как часто он об этом говорит? И говорит ли вообще? — Говорить не обязательно. Я знаю, что любит, — твёрдо отвечает она, глядя на пламя в камине и кутаясь в темную ткань. — Он опубликовал роман из-за меня. Потому что я этого хотела. — Вы глупая, упрямая женщина, которая верит в придуманную сказку. — А Вы слишком много лишнего болтаете для плода моего подсознания, — отзывается она в тон собеседнику.- Вот обернусь — и вы исчезнете. Как и весь этот сон. — Кто Вам сказал, Донна, что я плод воображения? Я вполне реален, и Вы у меня в гостях. — Нет. Я сплю в своей постели. Вы мне только снитесь. Нельзя уснуть в одном месте, а потом оказаться ни с того-ни с сего в другом, — уверенности в ее голосе несколько убавляется. Прожигающий затылок и спину взгляд ощущается очень даже реальным. Но ведь бывают же и очень реалистичные сны?.. — Что ж. Пусть будет по-вашему, королева Марго, — усмехается собеседник. — Каждому воздается по его вере. Маргарита, вздрогнув, просыпается. Простыни под ней совершенно холодные, она притягивает колени к груди, пытаясь согреться. Ей хочется лежать совсем в другой постели, хозяин которой так и не сделал ни шага к тому, чтобы она стала проводить с ним не только дни, но и ночи тоже. Не выдержав, Маргарита встает и по холодному полу ступает к окну, чтобы закрыть форточку. Она бросает взгляд в зеркало. Ее отражение сидит на полу у камина из ее сна и грозит ей пальцем. Маргарита вздрагивает. Кажется, она совершенно точно сошла с ума. «Если я не буду смотреть в зеркало, то не буду видеть эти странные галлюцинации. Нужно просто не смотреть. К утру все станет нормально…» Маргарита с головой накрывается своим одеялом и ещё заползает под второе, принадлежащее Володе, размышляя о том, почему всё-таки каждое полнолуние она видит сны с этим мужчиной, а ее отражение живёт своей жизнью? Это странно и не понятно, ведь в другие дни ничего подобного не происходит. Скорее всего, у нее что-то не так с головой. Арест родителей и попытка изнасилования оставили слишком глубокий след на психике, и она сошла с ума. Других объяснений у Маргариты не было. «Каждому воздается по вере», — эхом звучит в ее голове. Да, проще поверить в собственное сумасшествие, чем в то, что есть что-то ещё. Не то чтобы Маргарита не верит в Бога. Нет, она верит. Но куда более логично объяснить то, что она видит, галлюцинациями. Ведь если она скажет кому-нибудь о том, что видит, то в лучшем случае люди покрутят пальцем у виска, а в худшем — отправят в клинику для душевнобольных. Нет, Марго предпочитает быть осторожной. Жизнь подарила ей слишком горький опыт. Людям нельзя доверять свои маленькие и большие секреты. Маргарита закрывает глаза и старается ни о чем не думать. Не получается. Мысли снова возвращаются к мужчине из сна. Сегодня они говорили дольше обычного. Слишком осознанный диалог для сна. И почему она все ещё о нем помнит? «Глупая. Докатилась до того, что начинаешь думать о персонажах сновидений. Нет, Маргарита, тебе точно пора выбить дурь из головы и заняться самообразованием…» — ругает она себя, пока тяжесть двух одеял, наконец, не делает веки тяжелыми, а тело — ватным и недвижным. Она, наконец, снова засыпает. Ей снится буря и жар печи, в котором горит рукопись, и Мастер, который с безумными глазами мечется по комнатам, поджигая все вокруг примусом. Она просыпается от страшнейшего раската грома. Снаружи завывает ветер, под его порывами гнутся стволы деревьев. Осень решила, наконец, вступить в свои права. Маргарита сердцем чувствует, что произошло что-то совершенно страшное и непоправимое. Забыв про чемоданы с купленными на двенадцатичасовой поезд билетами, она натягивает пальто, берет в руки запасной зонт и вихрем покидает дом, даже не закрыв за собой дверь. Брызги от луж быстро пачкают ей чулки, а туфли вскоре намокают от воды, но она упрямо идет дальше. Ей нужно увидеть Мастера. Убедиться, что это был лишь дурацкий сон, и с ним все в порядке. Калитка в сад оказывается распахнута, как и дверь в подвальчик. Ступени безнадежно залиты стекающей вниз водой. — Мастер! В нос ударяет запах гари. Маргарита, едва не упав на ступеньках, вбегает в выгоревшую комнату. Под ногами хлюпает вода, каждый шаг вздымает со дна угольно черные разводы. Женщина окидывает взглядом вылизанное пламенем помещение, но не видит ни тела, ни следов его недавнего пребывания тут. Зато видит печь с распахнутой дверцей, в которой уже совсем остыло что-то, что впихнули туда силой. Что-то внутри нее будто ломается. — Ты всё-таки сжёг его, — едва слышно лепечет Марго. У нее едва хватает сил дойти до печи, но потом они покидают ее. Маргарита падает на колени рядом с распахнутой дверцей, юбка ее промокает насквозь. — За что, Мастер? Она дрожащими руками достаёт из печи то, что осталось от двух тетрадей и пяти печатных копий — большая часть страниц в ее руках осыпается прахом. Больно и холодно. Привкус пепла во рту. Она бережно заворачивает то, что осталось от романа, в найденный старый лист газеты и прячет под пальто, как больную конечность. — Мастер! — зовёт она. Но никто не откликается на ее крик. Мастер исчез. Будто его не было. Он оставил после себя не великое творение, а горстку пепла и сажи. Губы Маргариты дрожат, но она не позволяет себе расплакаться. Нет. Она не имеет на это право. Она погубила его. Она его и спасет, и только после этого будет плакать. У него на груди. Маргарита выходит из квартиры даже не раскрыв зонта. Дождевая вода очень быстро напитывает ее волосы, делая их тяжелыми и ещё более кудрявыми. Она бережно касается обожженной бумаги, спрятанной под пальто. «Мастер, где ты? Куда ты мог исчезнуть?» Она начинает соображать. Вариантов много, но они не бесконечны. Нужно обойти близлежащие больницы. Милицию и, возможно… морги. Мысль о последних заставляет ее содрогнуться, а нижнюю губу и подбородок — задрожать. Но кого искать? Она ведь даже не знает его имени. Даже когда отправляли письма и рукописи, она ни разу не взглянула на имя. Да и зачем ей это было нужно? Ведь для нее он был Мастер. Она поднимает глаза к небу, и холодные капли падают ей на лицо. «Господи, помоги…»