Маргарита. До и после Мастера

Маргарита облегчённо выдыхает. Она и не замечает даже, что затаила дыхание, когда они оказались во мраке. Заметив, что неосознанно схватилась за его пальцы, пока они пребывали во тьме, она быстро разжимает руку и, и та повисает вдоль бедра. Пока не подходит Гелла, чтобы снять с нее символы власти, Маргарита даже не вспоминает, насколько сильно устала, и как болят ноги, голова, грудь и шея в тех местах, где магический металл впивался в кожу. — Жду на завтрак, — говорит Воланд и уходит, вручив баночку с мазью Гелле. В этот раз он явно не собирается помочь Марго. Кот и вампирша усаживают пошатывающуюся Маргариту в кресло и начинают приводить в порядок. Кот, щедро взяв мази, растирает окровавленные ступни, а рыжая бестия занимается головой и шеей, пока Марго наносит заживляющее средство на расцарапанные до кости ключицы и грудь. Боль начинает отступать, оставляя только усталость. — Спасибо, — благодарит Марго, когда Бегемот поднимается и, решив, что его миссия выполнена, уходит. — Я сейчас принесу вам попить — это даст вам сил, — мурлычет он. — Ты его любишь? — тихо спрашивает Марго у Геллы, когда они оказываются наедине. Лицо вампирши совершенно бескровно, но два ярко зеленых глаза при упоминании мессира загораются огнем. — Любить мессира так же легко, как и ненавидеть. Или так же сложно. — Да, особенно когда он сам навевает это чувство. — Мессир не может сотворить любовь, — возражает вампирша, нанося мазь ей на лоб. — Бог есть Любовь. Светлые чувства не во власти нашего Владыки. Не его юрисдикция. — Но со мной и Мастером он поступил иначе. — Он может навеять грешное, королева Марго. Заставить хотеть человека. Остальное мозг смертных доделывает сам. Люди и без его участия часто путают любовь и желание. А бывает, что одно и без стороннего участия порождает другое. — Так что мешает ему делать то же самое в отношении себя? Гелла смеется, и смех ее кажется даже почти заразительным. — Королева, на что ему заставлять хотеть себя, если множество самых разных женщин и без того не прочь разделить с ним ложе? Да и… — она хмыкает. — Вы думаете о его желаниях так, будто он смертный мужчина, обуреваемый страстями, но это ошибка. Он живет с самого сотворения мира. И мир ему скучен, — Гелла встает, чтобы убрать мазь, а Маргарита отвлекается на Бегемота, принесшего ей стакан подозрительно пахнущей жидкости. — Чистый спирт? — интересуется она, чуть улыбнувшись. — Или в этот раз разбавили цианистым калием? — Если хотите, то, конечно, можно, — обижается Бегемот. — Она ещё не простила выходки с Мастером, — комментирует Гелла, открыв дверь, ведущую в соседнюю комнату. Маргарита, дернув губой, делает выдох и опрокидывает в себя стакан живительного яда, от которого свалило бы с ног любого другого смертного. Становится намного лучше. Усталость и раздражительность сходят на нет. — Да, не простила. И не думаю, что кто-то другой бы простил, — отвечает Марго и поднимается. От спирта в ней проснулся волчий аппетит. Последним, что она съела, был кусок торта и бутылка игристого в начале прошлого вечера, и это нужно было срочно исправлять. Обманет ее Воланд или нет, сегодня она не позволит себе уйти отсюда оголодавшей. Она будет есть, пить и смеяться. Всем на зло. — Садитесь, — Воланд ей указывает на место недалеко от себя. Она обходит стол и, сев, убирает рассыпавшиеся по плечам волосы назад, чтобы не мешали есть. Она голодным взглядом оглядывает ломящийся от количества блюд стол, но не касается ничего, пока остальные не приступит к трапезе. Выпрямив спину, она переводит взгляд на мессира. Он усмехается краешком губ. — Не стоит деликатничать, моя донна. Ешьте, — с этими словами он берет бокал вина. Марго не решается прикоснуться к вину на пустой желудок, но когда мессир осушает бокал, а Бегемот отрывает от запеченной утки огромную ногу, то и она берется за нож и вилку. — Забудьте про условности, — велит Воланд, вертя в руке кубок вина. — На балу их было достаточно. А здесь и сейчас мы свободны. — Королева предложила довольно любопытный вариант развлечения для следующего бала, — вполголоса замечает Фагот, обращаясь к коту, и начинает описывать идею с рекой шампанского, которую в шутку предложила Маргарита, когда они шли мимо водопада. — Фагот, не подавайте ему идей, а то и оглянуться успеете, как бал будет проходить на берегу океана из шампанского, — вздыхает она, улыбнувшись краем губ. — Океан из шампанского! — хлопает лапами Бегемот. — Королева, вы знаете толк в праздниках. Непременно так и сделаю! Через два года. А на следующий год река! — Океан ты потом не переплюнешь, — замечаешь Гелла, передавая Азазелло брусничный соус к мясу — Это потолок. Потом что будешь делать? — А потом я все совмещу! — чуть подумав, выдает Кот. — Хотя можно начать с озера, потом море, а потом океан. — И все. После океана бал придется свернуть, потому что нет ничего роскошнее океана шампанского, в котором топятся те, кто уже не может умереть. — Мессир, ну скажите им, что океан шампанского — это прекрасно! — Какая разница, как визуализировать шампанское, которое в любом случае течет бесконечно? Вопрос только в степени зрелищности, — спокойно отвечает он, подставляя бокал ближе к графину, который по мановению руки сам срывается со стола и наполняет пустующие сосуды. — Но неужели бы вам не хотелось океан из шампанского? Туда можно запустить шоколадных рыб. Марго кривится, представив, как шоколад плавится в шампанском. — К шампанскому бы предпочла клубничных или ананасовых, но о вкусах не спорят. — И пьяным гостям бы пришлось этих рыб ловить голыми руками? Бегемот, тебе можно придумывать новые способы пыток, — замечает Азазелло, отправляя в рот консервированные грибы. — Для вас, Королева, будут и ананасы с клубникой, — заверяет Бегемот, проигнорировав замечание демона.- Все что захотите. — Ну это пока не так скоро, полагаю, — возражает она, все же потянувшись к своему бокалу, чтобы запить утку. — Едва ли я окажусь среди гостей в ближайшие пару лет. Хотя кто знает. Я не знаю, насколько близко то будущее, которое показал мне глобус. — Среди гостей? Помилуйте, королева, — кот хватается за сердце. — Я рассчитывал видеть вас хозяйкой. — Бегемот, мой второй выход хозяйкой бала — исключительное обстоятельство. И все мы это прекрасно знаем, — она обставляет бокал. — Придя сюда, я не рассчитывала пережить эту ночь. — Так я могу принести то вино, если хотите, — ворчит Бегемот немного разочарованный. — Дело не в вине, — говорит Марго тихо. — Но я сомневаюсь, что мессир хотел нарушать сложившуюся традицию. Иначе к чему ее устанавливать? — Исключения из правил бывают всегда, — подмигивает Фагот. Маргарита откусывает большой кусок багета и отпивает ещё вина, но голод не спешит отступать. — Исключения не будет, Фагот. То, чего я желаю, мессир не отдаст, даже если я соглашусь быть королевой сотню лет, что ему, впрочем, едва ли интересно, — она бросает взгляд на Воланда. — Уж простите, но я говорю, что думаю. — Прощаю, — хмыкает Воланд. — Так что вопрос предлагаю считать закрытым. Но я не против воплощения любых твоих извращений с формой подачи шампанского. Это явно будет забавно при любом раскладе. И, между прочим, — она придвигает бокал. — Плесни мне немного. Я всю ночь смотрела, как пьют другие, а сама не могла сделать ни глотка. — Шампанское бы вас разморило, королева. И вам было бы ещё тяжелее выполнять свои обязанности, — говорит Бегемот, щедро наполняя ее бокал игристым. Щелчок пальцев Фагота — и перед Марго появляется вазочка с клубникой и кусочки ананасов. — Все, как вы любите, Алмазная Донна. — Благодарю, — Маргарита кивает обоим, выражая признательность за объяснение, хотя и без того прекрасно все понимает. Вазочку она отодвигает ближе к середине стола. — Здесь на всех хватит. Я одна столько не осилю. — Вы очень щедры, королева, — отвечает Фагот, но ни он, ни другие не притрагивается к ягодам. Марго берет клубнику без опаски: по большому счету ей уже глубоко плевать, отравлена ли еда, и не решил ли мессир поквитаться с ней за спугнутую ведьму и убить ее за столом. Умрет — так умрет. Только подтвердит свою правоту. — Вы неисправимы, — замечает Воланд и берет кусочек ананаса. — Удивлена, что вы вообще едите, — она разглядывает ярко-красную ягоду, прежде чем откусить. — Вам это, насколько я понимаю, не необходимо. — Но хорошая пища приносит удовольствие. А удовольствие — это очень важно. — Мне кажется, за тысячелетия может приесться даже самое вкусное из вин. — Да, поэтому я меняю сорта и женщин. Марго краем глаза замечает, как слегка притухает огонь в глазах вампирши, сидящей напротив нее. Самой же ей не обидно. Даже если она и чувствовала к нему что-то в некоторые моменты… У них нет и быть не может никакого будущего, и это было очевидно изначально. Они из разных миров. — Вечность вносит свои коррективы, но мне смертельно скучно. В моих владениях мало что происходит. Единственное развлечение — эти дни на земле. И то порой надоедает. Люди не меняются. — Меняются, судя по тому, что мне показал глобус, — возражает Марго мрачно. — И не в лучшую сторону. — Ну люди всегда стремились к уничтожению друг друга. Что тут удивительного? — Ничего. Но скоро грешить станет некому. Ад заполнится доверху, и на этом все кончится. Будете выбирать себе хозяйку бала из мертвецов. — Не думаю, Марго, — отвечает Воланд. — Уйдут не все. Кто-то же должен восхвалять Его, — он поднимает глаза к потолку. — То, что видела я, убьет всех. Но даже если кто-то выживет, то они скатятся до первобытного общества. — Нет, — уверенно отвечает Воланд и прикрывает глаза. — Я тоже много что видел. — К сожалению или к счастью, я вряд ли доживу до момента, когда это станет известно доподлинно. Мне не хотелось бы наблюдать, как люди сами себя уничтожают. А вам это, наверное, будет в радость. — Они уничтожают себя на протяжении тысячелетий. Только способы меняются. — Вам на радость, — она берет в руки свой бокал и рассматривает его содержимое. — Возможно, оно и к лучшему, что у меня нет детей. Я бы не хотела, чтобы они жили в мире, где столько зла. — Марго, вы опрометчивы в своих высказываниях. Да, это даст мне силы, но вряд ли их хватит, чтоб открыть Врата. — Хотите повторить фокус Христа с выведением грешников из Ада? — она не удерживается от иронии. — На что вам сдались райские врата? — Мы всегда стремимся к тому, что потеряли. Маргарита жмёт плечами и осушает бокал с шампанским. Алкоголь слегка бьет в голову, делая мысли тяжелыми и слегка неповоротливыми. — Возможно. Я там не была и уже не буду, так что мне нечего сказать по этому поводу. Мне не с чем сравнивать. Только с жизнью на земле. — А вы хотели бы там побывать? — спрашивает Воланд и его рука, оказавшись за спиной Маргариты пробегает вниз по ее позвоночнику. Она, замерев от неожиданности, задумывается на пару мгновений, а затем качает головой. — Там нет никого, кто мне дорог. Одной там было бы грустно. — Но почему? Думаю, ваш бывший муж вполне может претендовать на место в Раю. — Будь он любимым, не стал бы бывшим. — Да, несчастный мужчина. Любить женщину и быть ей абсолютно безразличным. — С этой проблемой сталкивались почти все, — Маргарита удерживается от того, чтобы глянуть на вампиршу. — Все эти годы мучились мы оба. Он от неразделенной любви, а я от чувства вины за то, что не могу дать ему того, что он заслуживает. Нельзя быть любимым насильно. Будь в моей власти остановить его мучение, я бы это сделала. — Ну вы могли — убили бы его и дело с концом, — шутит Фагот. — Яд творит чудеса. Маргарита шутку не комментирует, только одаривает его красноречивым взглядом. — Хоть все и обернулось не так, как хотелось, он сделал то, о чем я его просила. Быть рядом — все, что я могла делать в благодарность. — Какая страшная благодарность, — усмехается Воланд. — Я просто делала то, чего он от меня хотел, так что едва ли он с вами бы согласился, мессир. — Я думаю, он хотел не этого. Марго ощущает себя пристыженной, будто во всем этом была и ее вина. — Я делала, что в моих силах, но я не могу полюбить по щелчку пальцев. Как и отключить чувства. Иначе все мы любили бы только тех, кто этого заслуживает. — Да, а женщины чаще любят тех, кто этого не заслуживает. — Как и мужчины. Иначе Володя не потратил бы на меня столько усилий и времени. — А ещё говорят, что любовь Его творение, — насмешливо говорит Воланд. — Удивительно, что не мне ее приписывают. Маргарита допивает свое вино и ставит бокал на стол. — Больше похоже на совместное творчество. Слишком много зла делается во имя любви. — Я ему передам, если встретимся, — усмехается Воланд. — Но, клянусь, я к этому не имею отношения. — Думаю, я не из тех, перед кем стоит клясться, мессир. На что вам мое мнение? — она переводит взгляд на Бегемота. — Я видела сегодня Фриду. Кажется, она выглядела довольной своей участью. Насколько это возможно, разумеется. — Полагаю, вы были бы счастливы увидев и хозяина кафе, — потирая некогда пострадавшее ухо, говорит кот. — Только если он мучается не меньше, чем мучилась она, — в голосе Марго прорезается сталь. — Мучитель не должен страдать меньше, чем его жертва. — Как интересно, — отвечает Воланд. — Что ж, когда этот уважаемый мэтр умрет, я исполню ваше желание. Марго медленно оборачивается к Воланду. — Он ещё жив? Мир поистине несправедлив. — Жив. И почти здоров. — Похоже, Бога мало волнует возмездие при жизни, — ворчит Маргарита. — И вообще мало что волнует. — Вот в этом я с вами согласен. Ему вообще наскучили его игрушки. Она вздыхает, откинувшись на спинку стула, и бросает взгляд в окно, за которым начинает заниматься рассвет. — Светает. — Вы куда-то спешите? — Нет, — она качает головой. — Мне некуда спешить. — Звучит почти обречённо, — отвечает Фагот. — Не нужно жалости, Фагот, — улыбается она. — Я в порядке. Вернусь на квартиру. Допечатаю последнюю главу романа, отдам рукописи заказчику. Не пропаду. — А что потом? — интересуется Азазелло. Она жмёт плечами. — Потом найду другого заказчика, заработаю ещё денег. Кажется, это называется «работать по профессии». — Для чего? Какой в этом смысл? Она хмыкает, по привычки хлопает себя боку, где должны быть сигареты в кармане, но натыкается только на обнаженную кожу и досадливо цыкает. — А что ещё мне делать? Прыгать быстрее в Сену топиться? Я это уже проходила. — А как насчёт интрижек? — интересуется Воланд и протягивает ей свой золотой портсигар. — Это здорово приносит в жизнь разнообразие. Марго берет со стола свечу и прикуривает от нее сигарету. Табачный сизый дым обжигает гортань. — Я выросла на сказках о вечной любви, которая сокрушает любые преграды. Думаете, я соблазнюсь на отношения без обязательств? — Но вы на них и так соглашались? Сколько лет вы были в браке? — Я больше десяти лет выплачивала долг и решила, что этого хватит. Мы уже разведены. Я этого не стыжусь. — Так почему бы вам не перестать ждать мифической вечной любви, а начать получать удовольствие от жизни? — А какие у вас планы? Я так понимаю, остался последний день перед отбытием? — сменяет неудобную тему Маргарита. — Да, именно так. Хотя все это становится обыденностью. — Думаю, вместо королев вам пора приглашать на бал философов. С ними хотя бы есть о чем поговорить. — Им не пойдет ваш наряд. К тому же сейчас нет хороших философов. — Значит, так и загнетесь от скуки и тоски. Ему на радость, — ее слова звучат почти зло. Маргарита докуривает сигарету и тушит окурок. Она чувствует, что ей лучше уйти, пока она, будучи в дурном расположении духа не наговорила лишнего. Маргарита поднимается и Воланд встаёт следом за ней. — Идемте. Думаю, эту встречу вам лучше провести без лишних глаз. Не зная, увидятся ли они еще, Маргарита кивком прощается с его свитой и выходит из столовой, где они провели предрассветный час. В груди у нее пульсирует тугой болезненный ком, и нет другой надежды, что он будет развязан когда-то, кроме как сегодня. — Маргарита Николаевна, вы можете не уходить, если не хотите, — тихо замечает Воланд, когда они оказываются вдвоем в темноте. — Остаться? Для чего? — интересуется она так же негромко, наблюдая, как зажигается свет в комнате с камином. — А почему нет? Для чего уходить? — ей кажется, что за этим вопросом стоит что-то еще. Что-то более серьезное. Но она не берется сейчас это анализировать. — Для жизни, — отвечает она негромко, мысленно добавив: «Пусть даже такой пустой и никчемной, как моя». — Мир может и жесток, но его красоте осталось не так много времени. В одиночестве учишься это ценить. — Тогда я не смею его у вас отнимать, моя Алмазная Донна, — отвечает Воланд, к которому Маргарита стоит боком. В комнате появляется запах тлена и Николай входит в комнату прямо из пасти потухшего камина. Взгляд у него совершенно потерянный, почти безумный. У Маргариты перехватывает дыхание. Горло сжимается от болезненного спазма. Она всю ночь ждала этой встречи, а теперь не могла вымолвить ни слова. Она, едва не спотыкаясь, подходит ближе. Губы приоткрываются и совершенно беззвучно произносят: — Отец… — Марго, — произносит он, сосредоточив взгляд на дочери, а потом подходит и крепко ее обнимает. Маргарита тихо всхлипывает, пытаясь обнять его в ответ, но руки проходят сквозь него как сквозь воздух. Она снова не может коснуться. Лишь ощущать прикосновение. Это кажется настолько несправедливым, что хочется плакать навзрыд и топать ногами. — Я так сильно скучала по вами с мамой, — шепчет она, зажмурившись. — Я знаю, милая. Знаю… я все чувствую. — Попробуйте снова, — тихо велит Воланд и кладет ладонь на плечо Маргариты. В тот же миг призрак словно обретает плоть, и Маргарита чувствует, будто совершенно живое отцовское тело, сжимающее ее в объятиях так, что вот-вот захрустят кости. Марго на несколько секунд снова ощущает себя маленьким ребенком в отцовских объятиях. Несколько хрупких, но бесценных мгновений, которые она пытается вдохнуть, впитать всем телом и сердцем. — Зря ты сюда пришла, малышка. Зря, — говорит Николай и гладит дочь по кудрявым волосам. — Теперь только и жди беды. — Не думай об этом. Теперь все станет лучше. Для вас с мамой все станет, как было прежде. Все станет хорошо, — Марго вцепляется в отца как утопающий в соломинку, не желая отпускать ни на секунду. Мысль о том, что объятия придется разжать, причиняет почти физическую боль, как и осознание того, что краткий миг счастья продлится ровно столько, сколько рука мессира будет сжимать ее плечо. — Глупая. Мы с мамой не стоим твоей души. Зачем эти жертвы? Для чего? Неужели ты не осознаешь, что натворила? — спрашивает отец и целует дочь в лоб. — Слишком упрямая. — Не думай об этом. Все будет в порядке. Просто, — голос ее срывается на хрип. — Обними за меня маму и передай, что я ее люблю, и что мне жаль, что все так вышло. — Глупенькая. Здесь нет твоей вины. Просто все так сложилось. Ты ни причем. — Я не должна была их отсылать. Если бы они не уехали, то их с Софией жизнь могла бы сложиться лучше, — тараторит Марго, вцепившись в его фрак так сильно, что белеют костяшки пальцев. Слезы ручьями бегут по ее лицу. — Если бы не я, она бы не умерла там и не лежала бы сейчас на французском кладбище… — Маргарита Николаевна, прощайтесь, — звучит голос за спиной. Холодный, властный и бесконечно усталый. Она всхлипывает и повторяет тихо: — Обними за меня маму. Я люблю вас. — Обниму, моя королева. Мы тебя тоже очень сильно любим, — отец ещё раз целует дочь в лоб и разрывает объятия. Марго прикусывает нижнюю губу едва ли не до крови, наблюдая за тем, как он исчезает в зеве камина и растворяется в темноте. В комнате словно становится на несколько градусов холоднее, ведьма вся покрывается гусиной кожей. — Они теперь вместе? — спрашивает она хрипло. — Да, вместе. Их ждёт покой. Хотя вам такой покой не понравился. — Он всегда был в разъездах и мало был с нами, мама очень тосковала. Для них такой покой будет счастьем, — она вздыхает, одновременно понимая, что узел в груди ослаб, позволяя дышать если не полной грудью, то хотя бы свободнее, пусть она и все ещё задыхается от боли прощания. — Благодарю вас, мессир. — Я вернул долг. Не более. Так что не надо меня благодарить. — И все же я благодарю. Позволить его коснуться было милостью, на которую я почти не надеялась, — она набирается сил повернуться и посмотреть в глаза Дьявола. — Спасибо. — Пожалуйста, Маргарита Николаевна. Живите каждое мгновение. Отпустите свою боль. Даже если вы виноваты, вы все равно ничего не исправите, так что хватит терзаться. Для того, чтоб вас наказать есть я. Хватит выполнять мои обязанности. Маргарита глубоко вздыхает, пытаясь примириться с произошедшим и с тем, что ей теперь предстоит. Она пытается приказать себе попрощаться и уйти, но слова застревают в горле, а ноги не идут. — Наверное, нужно сказать «до свидания?» — выдавливает она, когда молчание совсем уж затягивает. — Я не помню, как мы прощались в прошлый раз… — Мы не прощались, — отвечает Воланд и касается ее щеки. — И сейчас тоже. Вы ведь знаете, как меня найти. — Знаю, — Маргарита прикрывает глаза. — И многие так переносятся? Каждое полнолуние? — Очень и очень редко. Можно пересчитать по пальцам одной руки за все эти столетия. «И где все они теперь?» — проносится в голове Маргариты. Ей нужно идти. Нужно отнять от себя эту руку и отступить, но почему это кажется таким трудным?.. И он не хочет ей в этом помогать. Его рука словно намертво приросла к ее плечу. Она пытается сама себя образумить, привести в чувство. «Он забрал то, что принадлежит мне и Мастеру. У него уже есть все, что ему нужно. На что ему я? Краткое увлечение, с которым любопытно провести ночь?» Маргарите не хочется быть игрушкой в чужих руках. Но с другой стороны… не пожалеет ли она позже о своем решении, если сейчас не сделает то, чего ей действительно хочется и самой, пусть даже потом будет больно? Почему не позволить себе очароваться хотя бы совсем ненадолго? Воланд совершает едва заметное движение рукой, и в комнате появляется огромное во весь рост зеркало — то, через которое она пришла, словно говоря: «Выбор только за тобой». Потом, наверняка, будет больно, стыдно и обидно. Марго знает это, но ей хочется хоть немного продлить это странное чувство. Ощущение, что о ней кто-то заботится. Что кому-то не все равно, где она и что с ней будет. Нет. Не кому-то. Именно ему. Пусть даже это и просто приятная ложь. Наплевав на глас разума, Маргарита тянется за поцелуем и отпускает ситуацию. Хотя бы сейчас. Его поцелуи обжигают, словно калёное железо. Его ласки заставляют подаваться навстречу. Ей все время хочется большего и та близость, которую они получили кажется ей ничтожно малой. Она отвечает на поцелуи и прикосновения с куда большей горячностью, чем могла ожидать от себя — совершенно оголодавшее по физической близости тело явно не собиралось подчиняться рассудку, требующему соблюдения хоть каких-то правил приличия. Ей нет до них дела. Она знает, что обречена на одиночество, и что никогда больше не подпустит ни одного мужчину настолько близко, чтобы оказаться с ним в постели, и поэтому сегодня отпускает все тормоза. Прикосновение губ вызывает в ней новую волну мурашек и уже знакомое волнение крови, но Марго не удается подавить удивленный вздох — слишком остро ощущается эта странная тяга к тому, кого она должна бы бояться, ненавидеть и презирать. Слишком чутко ее тело реагирует на прикосновения рук, когда Воланд притягивает ее ближе и устраивает у себя на бедрах так, что их лица оказываются почти на одном уровне. Где-то на задворках сознания мелькает мысль остановиться, пока не поздно, но Марго шлет все к Дьяволу. Поначалу изучающий, поцелуй быстро перестает быть таковым и становится более пылким. Маргарита отстраняется, чтобы сделать глоток воздуха, и в упор, без смущения смотрит в потемневшие глаза мессира, пока ее руки скользят под ворот его халата. Ладони, огладив широкую грудь, стаскивают тяжелую ткань с алебастрово-белых плеч и обводят их нежным прикосновением. Маргарита чувствует, как его руки обхватывают ее тело и сжимают в объятиях столь крепких, что из легких выходит весь воздух, но она не возражает, ее поглощает восхитительное, почти позабытое ощущение — быть настолько близко, что ощущать чужой пульс как свой собственный. Ведьма сама тянется за поцелуем, чувствуя, как по телу гуляют широкие ладони, и как каждое прикосновение отзывается в ней словно электрическим разрядом, заставляя кровь в венах бежать быстрее. Внутри у нее все дрожит, а внизу живота тугим узлом заворачивается желание. Оторвавшись от ее губ, Воланд тянет Марго за волосы на затылке и заставляет запрокинуть голову. Она чувствует, как он прижимается ртом к пульсирующей на шее венке. Горячий язык скользит по коже, заставляя ее бессознательно дернуться навстречу и вырывая из горла хриплый стон, но его свободная рука перемещается вниз, на ее бедро и фиксирует, не давая двигаться. Маргарита тяжело дышит, перед глазами у нее пляшут цветные пятна, все ее чувства концентрируются в том месте, куда приходится поцелуй. Воланд слегка наклоняется, спускаясь губами ниже, женщина чувствует, как горячее дыхание опаляет ей грудь. Он слегка прикусывает ключицу, затем движется вниз, слегка цепляя резцами тонкую кожу и оставляя влажный след на груди, а затем смыкает зубы на затвердевшем соске, заставляя задохнувшуюся от накативших ощущений Марго балансировать на грани боли и удовольствия. Когда хватка на затылке чуть слабеет и дает больше свободы движения, Маргарита, распаленная ласками, слегка приподнимается и запускает руку между их телами, чтобы пальцами обхватить затвердевший член. Она несколько раз плавно ведет рукой сверху вниз, высвобождая скопившуюся смазку и размазывая ее, до слуха доносится сдавленный стон, а пальцы крепче сжимаются на ее бедре. Марго поднимает голову и бесстыдно вглядывается в красивое лицо, ловит взгляд топазовых глаз, в котором читается странная смесь удовольствия, спокойствия и одновременно какой-то неутолимой жажды. Эти глаза горят огнем, но не необузданным пожаром, который, сжигая, оставляет за собой угли, а ровным и надежным пламенем. Горящим камином, дарящим тепло в холодной ночи. Длинные пальцы выпускают волосы на затылке и перемещаются на тонкую шею, Воланд властным движением притягивает лицо женщины ближе к себе, чтобы снова поцеловать. От тех мест, где он ее касается, у Маргариты по венам волнами расходится тепло и, собираясь, концентрируется внизу живота. Она ловит себя на странной, глупой мысли о том, что ей немного жаль, что они оба уже раздеты. Ей хотелось бы раздеть его и дать ему раздеть себя, но Марго гонит эти мысли прочь — у нее нет достаточных оснований полагать, что это повторится. А значит, и фантазии здесь ни к чему. Она вздрагивает, рвано выдыхает ему в рот, когда мужские пальцы, скользнув вверх по внутренней стороне ее бедра, касаются промежности. Краем сознания Марго удивляется мягкости прикосновений — она привыкла совсем к другим ощущениям. И совсем не привыкла к тому, чтобы кто-то проверял ее собственную готовность. Она прикрывает глаза от удовольствия, когда Воланд вводит в нее сначала один, а затем и второй палец, и шумно выдыхает, с трудом удерживаясь от того, чтобы насадиться на его руку, и вместо этого собирает большим пальцем немного смазки и обводит им головку члена. Она так сильно возбуждена, что ей уже глубоко наплевать на собственную готовность. И более того, возможно, ей даже хочется, чтобы это произошло немного грубо. Однако она не успевает ничего предпринять — Воланд поворачивается, не выпуская ее из хватки, и через мгновение Марго обнаруживает себя лежащей на спине и крепко прижатой к прохладным простыням. Маргарита вопросительно смотрит на Воланда, рукой фиксирующего ее тело так, чтобы она не могла двинуться ни к нему, ни от него, но встретившись с ним взглядом, ощущает, как внутри все наливается сладким, тягучим предвкушением. Есть в этом его спокойном и одновременно жаждущем взгляде сверху вниз что-то космическое, заставляющее Маргариту ощущать странную, совершенно лишенную оснований и логики связь. Она знает, что потом все это лопнет, как мыльный пузырь, и она наверняка почувствует себя обманутой, как и раньше, но сейчас ей хочется взять от этого момента все, что только можно. Не прерывая зрительного контакта, глядя в топазовые глаза совершенно бесстыдно, она призывно разводит ноги шире. Когда Воланд подбирается к ведьме вплотную, ей, протянув руки, удается дотянуться и огладить кончиками пальцев его бедра и низ живота, но прижимающая к постели ладонь не позволяет ей большего. Горячий и влажный член касается ее половых губ, раздвигая их, Маргарита даже перестает дышать, инстинктивно пытаясь двинуть бедрами навстречу, но вторая рука фиксирует ее окончательно. Воланд входит упругим, глубоким толчком, разом заполняя ее всю. Маргарита закусывает нижнюю губу, подавляя вырывающийся из горла стон. В ушах шумит от собственного пульса, а внутри все сводит от удовольствия и легкой, слегка обжигающей боли, которая проходит спустя несколько неспешных фрикций. Глаза у нее закрываются от удовольствия, когда раздаётся хриплый низкий голос: — Открой глаза, — звучит тихий, до мурашек интимный хриплый голос. Марго облизывает пересохшие от частого дыхания губы и послушно открывает глаза, сразу сталкиваясь с ним взглядом и читая в глазах отражение собственного желания. Руки исчезают с ее живота и ребер, перестав вжимать в постель, и перемещаются на бедра, чтобы подтянуть ее тело немного ближе. Новый толчок заставляет ее выгнуться, застонав от накатившего удовольствия. В любой другой ситуации она бы сильно смутилась от такого внимательного взгляда, но сейчас у нее не получалось думать о чем-то, кроме происходящего. Она приподнимает бедра навстречу его движениям, позволяя входить глубже, и тут же запрокидывает голову назад, теряясь в удовольствии. Одной рукой удерживая женщину в нужном положении, второй Воланд тянется вперед, чтобы провести по впалому животу и, пересчитав ряд выпирающих ребер, коснуться небольшой аккуратной груди. Марго оглаживает ласкающую ее руку и прижимает ее к себе, чувствуя текущий сквозь прикосновение к коже жар. Пальцы касаются ее лица и нежно гладят по скуле. Марго, чуть повернув голову в сторону касания, приоткрывает губы и касается языком длинных, чуть узловатых пальцев, ощущая на них вкус собственной смазки. Она видит, что мессир наблюдает за каждым ее движением, и, исходя из выражения его лица, предполагает, что ему нравится то, что он видит. Рука высвобождается из ее хватки и, скользнув по груди и животу, касается клитора, отчего Марго шумно вздыхает, вздрогнув, и сильнее прогибается в пояснице. Ей нужно не так много времени, чтобы начать ощущать, как внизу живота быстро начинает скапливаться напряжение, похожее на сильно сжимаемую пружину, которая вот-вот распрямится. Несколько толчков — и сознание затапливает волна прокатившегося по телу удовольствия. У Маргариты темнеет в глазах, в ушах стоит шум собственного пульса. Открыв рот в беззвучном стоне, она запрокидывает голову назад, вздрагивая всем телом от оргазма и чувствуя, как туго сжимаются вокруг члена внутренние мышцы, становясь на несколько секунд слишком чувствительными. Она больше чувствует, чем видит, как Воланд, подавшись вперед, склоняется над ней и накрывает своим телом. Марго лишь обнимает его за шею, чтобы притянуть ближе, и тянется за поцелуем, крепче обхватывая ногами его бедра. *** Маргарита немигающим взглядом пристально рассматривает его лицо. Сама не знает, зачем. Запомнить его? Или запомнить именно этот момент, когда ей все ещё так хорошо, и не грянула новая буря, которая должна вот-вот неотвратимо разразиться? Она не знает, читает ли он сейчас ее мысли. Впрочем, если и так — пусть. — Я мог бы попросить вас остаться, Маргарита Николаевна, но не буду этого делать, — тихо замечает Воланд, скосив на нее глаза. Марго улыбается немного грустно, губы ее кривятся в горькой усмешке. — В таком случае я не буду спрашивать то, ответ на что знаю и так, — она почти лениво поднимается с кровати и тянется, глядя на пробивающиеся сквозь темные портьеры солнце. Слышится тихий хруст суставов, встающих на свои места. Она бросает взгляд на зеркало, так и висящее над полом в ожидании, когда им воспользуются. — Я надеюсь, что ваш выбор принесет вам то, чего вы так жаждете, мессир. — Моя обитель не самое радостное место, Марго, — поясняет он, лениво наблюдая за ней. — Пожалуй, я подожду пару лет прежде, чем встречу вас там. Наслаждайтесь солнечным светом, пока есть возможность. Маргарита уходит в зеркальную гладь, не прощаясь и запретив себе оборачиваться. В груди жжет от чего-то похожего на разочарование. Только вот она запретила себе очаровываться. Запретила именно потому, что знала, что так будет. Ей почти не больно — слишком много боли она испытала до этого. Слез тоже нет. Выплакала. Ей глухо и пусто. Но жалеет ли о произошедшем Маргарита? Нет. Не жалеет. Ей хотелось этого. Хотелось давно. Чего уж больше? Проблема заключалась лишь в одном. Волей-неволей, но она оставила там, за отражением, часть самой себя. Ещё одну часть.