Спаси нас

Мы сидим в кафешке недалеко от моего дома. Я привез Леру сюда, потому что именно здесь продают самое вкусное мороженое, которое я когда-либо пробовал. В субботу вечером здесь достаточно много семей с детьми, но нам удалось отыскать свободный столик в дальнем углу. Правда, у туалета, зато с видом на город. Лера все еще выглядит расстроенной. Темные от туши дорожки напоминают о недавней истерике, но она больше не плачет. Задумчиво смотрит в зал и хмурится. Не знаю, какие мысли сейчас терзают ее голову, но, судя по отсутствующему взгляду, совсем не веселые. Когда нам приносят наш заказ, девушка еле заметно улыбается и, подобно ребенку, набрасывается на лакомство. Не могу сдержать улыбки. Такая естественная, непринужденная, живая, она поедает мороженое, облизывая ложку, как котенок. Это зрелище одновременно умиляет и будоражит фантазию. — Это просто восхитительно! — мурлыкает брюнетка, не забывая закатить глаза от удовольствия, подлив, тем самым, масла в огонь разыгравшейся фантазии. — Рад, что тебе лучше. — говорю я, а сам пялюсь на торчащие из-под шелковой ткани платья соски. Черт возьми! Не смотри туда! Не смотри! — Извини, что в ресторане сорвалась на тебя. — Лера откладывает ложку в пиалу с мороженым, и я чувствую на себе ее виноватый взгляд, все еще таращась на ее соски. Девушка прочищает горло, неуклюже поправляет лямки платья, и я понимаю, что меня спалили за разглядыванием ее груди. Становится неловко, как будто у меня нет на это права. Но у тебя нет на это права! Хотя я видел ее грудь сотни раз. Я трогал ее, лизал, целовал и гладил. Я знаю, что нужно сделать с ее сосками, чтобы доставить максимальное удовольствие. Знаю, что нежная бархатная кожа покрывается мурашками, когда я обвожу языком ореолы, а когда всасываю сосок, как младенец сосет молоко матери, девушка громко шипит и просит еще. И точно знаю, что она (грудь) идеально помещается в моих ладонях. Продолжай в том же духе, чувак, если хочешь кончить в детской кафешке! — Ау! Прием! — выводит из сексуального транса голос Леры, и я шумно сглатываю, опуская взгляд на ощутимо вздыбившуюся ширинку. Класс. — А? Да? — мотаю головой, как умалишенный, а из головы все никак не выходит картинка голой груди Казанцевой. — Я говорю, у тебя уже мороженое растаяло. Перевожу взгляд в свою пиалу. Действительно, вместо фактурных цветных шариков в миске плавает радужная кашица. Зачерпываю ложку и погружаю ее в рот, стараясь не думать о груди сидящей напротив меня девушки. Но когда чувствую на языке вкус клубники и сливок, перед глазами вновь возникает видение, как я тянусь руками через весь стол и нагло прорываюсь сквозь небесно-голубое платье; как моя ладонь обхватывает грудь, вторая сжимает ягодицу, и как Лера издает еле слышный стон. У тебя спермотоксикоз? Уйми свою фантазию! — Кстати, красивое платье. — зачем-то говорю я, а голос такой хриплый, что приходится откашливаться. Лера удивленно хлопает ресницами и просто благодарит, а я снова пялюсь на ее торчащие, как шпиль, соски. Идеальные, мать его, соски! — Ты замерзла? — Немного. Кондиционер дует прямо в спину. — сознается девушка, и только сейчас я замечаю крупные мурашки на ее коже. — Подожди секунду. Я хочу встать, чтобы забрать из машины толстовку, но вспоминаю, что мой член очень уж рад приветливым соскам брюнетки, и мне не хотелось бы, чтобы о его дружелюбности узнала и Лера, и все присутствующие в зале, поэтому я просто тяну руку вверх, подзывая официанта, а когда тот подходит, прошу его выключить кондей или сделать так, чтобы тот дул теплым воздухом. — Спасибо. — робко улыбается Казанцева, и я отвечаю ей той же улыбкой. — Удивительно, что мы можем общаться вот так… не ругаясь. — очередная мысль вслух вылетает из моего рта, и я стискиваю челюсти, чтобы не взболтнуть еще чего. — Да, иногда ты не ведешь себя, как придурок. — ухмыляется gatita, и ее щеки розовеют. — Это и вправду удивительно. — Эй! — я щипаю ее нежное запястье, и девушка смеется, отвечая тем же щипком. Мы боремся так еще, пока наши пальцы не запутываются в узел. Нежные прохладные пальчики ощущаются на коже непривычно и странно, и в одночасье я чувствую, как бурлящая лава из неведомых чувств разливается прямо в груди. Лера гипнотизирует наши руки и часто дышит, а когда я осторожно провожу подушечкой большого пальца по ее тыльной стороне ладони, она, подобно пугливой бабочке, медленно высвобождает руку из плена и прячет ее под столом. Что это, мать вашу, только что было? И почему мне хочется снова оплести узлами ее хрупкие пальчики? — Уже поздно, мне пора. Казанцева начинает копошиться в своей сумочке, видимо, в поисках налички, и этот жест ощущается как что-то унизительное. Как будто меня только что макнули головой в унитаз. — Я оплачу. — Нет. — Лера! — злюсь я. — Никита! — в тон шипит девушка. — Если ты оплатишь мой счет, это будет выглядеть так, будто у нас свидание. Но у нас не свидание! — Почему нет? — порю полнейшую хрень, что подтверждается изумленным взглядом брюнетки. — Я испортил твое свидание, а значит должен возместить… — Ничего не нужно мне возмещать! — она кладет купюру на стол и встает. — Спасибо, что составил компанию. — Забери, пожалуйста, деньги обратно. Я в состоянии заплатить за даму. — Очень за тебя рада. Но я тоже в состоянии заплатить за себя. Я рычу, удивляясь, как за секунду наши отношения перевернулись с ног на голову. Сейчас готов оторвать ей голову за непокорность, но вместо этого выхватываю маленькую сумочку, кладу обратно деньги и направляюсь к кассе, чтобы оплатить наш десерт. Лера шипит и идет следом, требуя вернуть ее аксессуар и перестать вести себя, как дикарь. Оказавшись возле машины, она резким движением руки возвращает сумочку себе и так же резко закидывает ремешок на плечо, прожигая во мне дыру. Серо-голубые омуты полыхают огнем враждебности, и мой член снова дергается вперед, желая оказаться в самом эпицентре событий. Чтобы скрыть свое возбуждение, открываю пассажирскую дверь, приглашая девушку внутрь. — Шутишь? Еще и до дома подбросишь? — ничего не отвечаю на это реплику, лишь терпеливо жду, когда брюнетка разместит свой аппетитный зад в моей тачке. — Я не сяду в нее, Киоссе! — В чем дело? — Ты еще спрашиваешь? — тут же заводится Казанцева. — На что это будет похоже? — На хорошие манеры? — ухмыляюсь я, прекрасно понимая, к чему ведет эта истеричная женщина. — Послушай, мне правда несложно докинуть тебя за город. Серьезно? Потратить на дорогу весь вечер и вернуться домой в ночи? Встретив недоверчивый взгляд, делаю максимально дружелюбное лицо и жду, когда она уже сядет в эту долбанную тачку, и между тем продолжаю блуждать взглядом по оголенным участкам ее тела, испытывая чувство ностальгии и тоски, а когда отвожу взор правее, замечаю через дорогу у светофора знакомых человечков. Они соединяют пальцы и тянутся друг к другу, сливаясь в омерзительно страстном поцелуе, вызывающем у меня отвращение. Ужас! Видеть, как какой-то хрен сует свой язык в глотку твоей сестры — пиздец как омерзительно! И втройне омерзительно осознавать, что у этого хрена есть девушка, которая в данную секунду стоит к нему спиной и вызывает у меня каменный стояк. Когда Лера захлопывает дверь тачки, демонстрируя свой отказ, вдруг осознав патовость ситуации: если она обернется назад, то обязательно застукает своего хореографишку в объятиях моей сестры, и это обязательно разобьет ее сердце. А мне бы не хотелось наблюдать эту картину дважды. Три года назад я пережил самое страшное зрелище в моей жизни, больше не надо. Я вижу, как Лера хочет скорее уйти, но резко хватаю ее за руку и тяну на себя. Ее нос врезается в мою грудь, и девушка шипит и сыплет проклятиями. Я лишь сильнее вжимаю ее в себя, призывая всех Богов мира спасти эту девушку от очередного потрясения. Она не заслуживает таких мучений. Ни сегодня, никогда либо вообще. — Отпусти меня! — пихается gatita и пыхтит, как маленький ежик, на что я тихо хихикаю, понимая, что это прозвище сейчас подходит ей как раз кстати. — Чего ты смеешься, придурок! — шипит и выпускает свои иголочки. — Ничего, ежик. — Ежик? — вдруг замирает и поднимает на меня свои бездонные глаза, в которых отражается блеск мигающей цветными огнями вывески. — Киоссе… Я сам не понимаю, как мои губы оказываются на ее губах, но их мягкость и вкус пробуждают запечатанные воспоминания, и чувство тоски усиливается. Сильнее прижимаю к себе брюнетку, потому что боюсь, что убежит. Ласково провожу языком по нижней губе, ощущая горячее дыхание и вкус бабл-гама. Ее тело тает под моими руками, как мороженое, и это побуждает меня на решительные действия. Прижимаю Леру к своей машине, наплевав на прохожих и приличия. Эти губы сводят меня с ума. Этот язык кружит голову. Эти руки… слишком сильно царапают мою шею, чтобы списать это на страсть, и я резко отстраняюсь от этой кошки. — Я расцарапаю твое лицо, Киоссе, если ты еще хоть раз сделаешь нечто подобное. — шипит Казанцева и отталкивает от себя, быстрым шагом убегая в противоположном от меня и своего парня-изменщика направлении. Пялюсь на аппетитный зад брюнетки, все еще ощущая ее вкус на губах, и чувствую, как грудь сдавливает тисками от желания бросится следом, схватить за руку и прижать к себе, чтобы сначала извиниться, а потом снова прижаться губами и еще раз ощутить этот сладкий вкус на своих. Мысли отрезвляет входящий звонок. Неохотно отрываю взгляд с удаляющейся девушки на дисплей телефона. Отец. — Алло? — Жду тебя дома. — сухо отзываются на том конце и просто бросают трубку. Ни «Привет», ни «Пока, ни «Как твои дела, сынок?». Грустно усмехаюсь и оборачиваюсь в сторону, где еще недавно миловались голубки. Как и ожидалось, место преступления опустело. Я хмыкнул, продолжая прожигать взглядом тротуар. В памяти то и дело всплывали картинки поцелуя моей сестры и ее говнофренда, всколыхнув внутри желание сломать ему хребет. Но только лишь от того, что он посмел засунуть свой грязный язык в рот младшей сестренки, или дело было еще в чем-то? Или ком-то?

***

Когда я заметил возле ворот родительского дома машину Самойлова, все сомнения о встрече с отцом отпали разом. Разумеется, я не надеялся, что он соскучился по сынишке и хочет провести с ним чисто мужской вечер за бокалом виски или бурбона и разговорами о чем-нибудь, о чем обычно разговаривают нормальные отцы со своими сыновьями, но рассчитывал хотя бы переговорить с ним тет-а-тет, без лишней суеты. Отец, как и полагалось, ждал меня в своем кабинете. Они вместе с Самойловым гудели про спорт, машины и еще какую-то хрень, пытаясь убедить друг друга в дружеском настрое. Но их беседа выглядела натужно и нелепо. Мой отец ненавидел спорт. Все, что его интересовало в жизни — бизнес и, соответственно, деньги. Если на спорте можно сколотить бабки, окей, это хорошая бизнес схема, но не более того. — Приветствую. — мрачно отозвался я, давая мужчинам понять, что они уже не одни. Оба ответили той же фразой, и старик тут же указал на кресло напротив. Я неспеша прошел, сел и с важностью павлина уставился на этих акул. Не надо быть Вангой, чтобы угадать, о чем сейчас пойдет речь. Варианта всего три: спортивный корт, Алена или спортивный корт и Алена. И, судя по прищуренному взгляду своего отца, вариант номер три угадил в самое яблочко. — Мы тут с Аркашей посоветовались и решили, что вам с Аленой не мешало бы расписаться. — сообщил отец, а мои глаза взлетели на лоб вместе с бровями. — Вот как? — только и мог выдавить из себя. — Хороший ты парень, Никита, только глупый. — тут же встрял Самойлов, скаля свои белоснежные зубы. — Но это ничего, это возраст, я все понимаю. Сам был таким. — хищная ухмылка искажает его надменное лицо, обнажая истинную сущность. — С датой пусть Аленка определяется. — он наклонился чуть вперед и понизил голос. — Ты же знаешь, как для девушек важно создать вокруг себя сказку. Да и кто мы такие, чтобы лишать этого удовольствия невесту, правда? «Да кто вы такие, чтобы вершить мою судьбу?!» — хочется закричать мне во все горло, но я лишь молча выслушиваю их старческий бред, скрипя зубами. — От тебя только потребуется бросить это баловство с садиком и углубиться детально в строительство корта. — заявляет отец, и я еле сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться. Вот оно что. Одним выстрелом трех зайцев хотят уничтожить. Что ж… — Ну и, естественно, решить проблему с этой бедняжкой. — хмурюсь, не понимая, о какой бедняжке говорит старый хрыч Самойлов. — - Нехорошо, чтобы замужний мужчина крутил интрижки с молоденькими секретутками. — подмигнул он. — Средневозрастные поопытнее будут, да? — огрызнулся в ответ, осознав, что молоденькой секретуткой он назвал Леру. — Помолчи и послушай… — начал было отец, но Аркаша ритмично, но достаточно лениво похлопал его по плечу, вновь перетягивая одеяло на себя. — Пускай, пускай пошипит. Мужчине иногда полезно выпустить пар, чтобы сохранить идиллию в семье. — он снова подмигнул, недвусмысленно намекая на наши «отношения» с «молоденькой секретуткой». — Но не советую увлекаться, моя дочь очень ранима, а я очень люблю свою дочь. — Рад за Вас и Вашу дочь. — хлопнув себя по коленям, встаю с кресла, желая поскорее убраться из этого дома и не появляться здесь ни-ког-да! — И очень польщен таким вниманием и доверием к своей скромной персоне, но ни свадьбы, ни корта не будет. Я видел, как вздулась вена на лбу старика и как покраснели кончики его ушей. Он был в ярости, и я заранее знал, чем это чревато, но отчего-то мне было так хорошо от осознания, что я способен вызывать у этого человека хотя бы такие эмоции. Самойлов по-прежнему ухмылялся и успокаивал отца, сверля своим орлиным взглядом дыру в моей черепушке. — Позволь спросить, почему? — хмыкнул он так, будто разговаривал с ребенком, и это меня разозлило. — Все просто: ни сотрудничество с Вами, ни Ваша дочь не интересуют меня. А я привык вкладывать в свои проекты душу, так что… извините. Я направился к выходу, когда в спину прилетел последний вопрос от этого хрыча: — Ты хорошо подумал? — Да.