Спаси нас

Разгребаю до вечера все рабочие дела и спешу в офис друга, где в последнее время бываю чаще, чем в своем собственном. Платонов не выходил на связь все эти дни, а все нюансы по строительству садика решались через помощников и новую бригаду. Если бы я не знал, чем вызвана такая суета, даже бы не отодрал свой зад от офисного стула, но на душе скребли кошки. Отчего-то. Непонятно чего… Когда я поднялся на нужный этаж, обнаружил, что офис опустел, все работники разбрелись по домам, лишь в дальнем кабинете тускло горел свет и доносились монотонные щелчки, напоминающие звук метронома. Зрелище пугающее, скажу вам я. Дверь в кабинет Кирилла была распахнута. Друг сидел за столом с закрытыми глазами. На ноутбуке стояла бутылка рома с бултыхающейся на дне жидкостью и один бокал. Постучав костяшками в стену, привлекая тем самым внимание Платонова к себе, я неспеша вошел и сел напротив. — Как это понимать? — Все дерьмово. — Это я вижу. — Кирилл хмыкнул и допил остатки рома с горла. — Поставь себе плюсик в дневнике. — подмигнул он и швырнул пустую бутылку в мусорку, где она тут же ударилась в точно такую же и издала мелодичный звон. — По какому поводу пьянка? — По поводу дерьмовой жизни, мужик. — встает, на ватных ногах бредет к стеклянному шкафчику и достает третью. — Будешь? — Нет. — встаю, отбираю спиртное и ставлю на место. — И тебе хватит. — Кто ты и что ты сделал с моим другом, праведный говнюк? — Кира хлопает меня по щеке, как послушного пса, и скалит зубы. — Пошел ты. Он истерически смеется, откидываясь на спинку кресла, но на его лице нет ни намека на веселье. Я хмурюсь и теряю терпение. Меня задолбало разговаривать загадками. — Я бы пошел, если бы было куда. — видя мое удивленное лицо, друг кивает в сторону входа, и я замечаю дорожный чемодан, усыпанный наклейками с эмблемой его любимой рок-группы. — Меня выставили за дверь и попросили не попадаться больше на глаза. Видите ли, она устала бороться с тупым ослом. Это я, если ты не понял. — смеется друг, но уголки его губ стремятся вниз, а не на верх. — Эта женщина выпила из меня все соки. А я всего лишь хотел нормальную большую семью, понимаешь? В зеленых глазах боль и сожаление. И какого-то хрена я испытываю жалость к этому говнюку, а вместе с тем злость. Мне хочется спросить, не спустил ли он всех собак сегодня на Леру, желая напомнить, что она последний человек, кто виноват в его проблемах, но не успеваю открыть рта, как Кирилл громко всхлипывает, а из его глаз стекают крупные слезы. Вы когда-нибудь видели, как плачут мужчины? Жуткое зрелище. — Я хотел ребенка. Маленького крошечного ребенка. — сипит друг. Сижу, онемев от услышанного, а в голове роится тысяча мыслей. Первая и самая очевидная: Маша сделала аборт. Вторая: кто в здравом уме захочет обременять себя вечно кричащим карапузом, гадящим в штаны? — Она не хочет детей. Говорит, нужно сосредоточиться на карьере. — Черт возьми, именно! — вырывается у меня, и Кирилл разом меняется в лице. Скулы гуляют, брови сгущаются на переносице, а от леденящего душу взгляда становится неловко. — Я думал, мы друзья и должны поддерживать друг друга. — Кирилл неуклюже отклоняется вбок и достает из-под стола маленькую бутылочку с янтарной жидкостью, в которой я узнаю коллекционный коньяк, привезенный и подаренный мной Платонову на один из праздников. — Я готов разделить с тобой самую хреновую участь и даже жрать землю, но отдавать свой голос в пользу спиногрызов? Прости, это выше моих принципов. — Дерьмовые принципы. — он откупоривает крышку и вливает в себя ровно половину. — Гребаные карьеристы! — допивает остатки и утирает рот рукавом, напоминая своим поведением самую настоящую свинью. — Разреши быть твоим голосом разума и подкинуть кое-какие мысли для размышлений? — подхожу к шкафчику, достаю второй бокал и стеклянную бутылку с ромом, потому что без выпивки здесь не разберешься. — У меня и без твоего разума голова квадратная. — хмурится друг, давая понять, что не расположен к дискуссии, но мне плевать, потому что этот парень ведет себя, как эгоистичная скотина, а от того и мучается. — Так сделаем ее многоугольной? — ухмыляюсь и выпиваю содержимое стакана, цветная жидкость обжигает горло и шустро скользит в желудок, прогревая внутренности. — Не кажется ли тебе нечестным требовать таких жертв от жены? Она не банкомат по деторождению. У нее могут быть свои цели и желания. М? Кирилл собирается силами, чтобы сфокусировать на мне свой испепеляющий взгляд, и я чувствую, как слова с посыланием меня на три буквы формируются на его языке. — В первую очередь, она моя жена. — И? Повисает долгая томительная тишина, нарушаемая только лишь звуком гудящего метронома. Друг корчится от разъедающей его сознание боли и сердечной раны, но вместе с тем очень громко думает. Я буквально вижу, как крутятся его пьяные шестеренки в бедовой башке. Хмыкая, он достает телефон и набирает Машу. Металлический женский голос сообщает, что абонент не может ответить на звонок, и Кирилл замахивается, чтобы выбросить телефон в мусорку. Что ж… — Я хочу уважать ее желания… Но кто будет уважать мои? — Послушай… — я наклоняюсь ближе, как будто так до друга лучше дойдет, насколько он не прав. — Желание завести ребенка не рвано выбор места, куда вы поедете в отпуск. Это очень, блядь, серьезный шаг. «В преисподнюю», — хочется добавить мне, но я сдерживаюсь, дабы не наколять обстановку еще сильнее. — Если твоя жена не готова сейчас к таким переменам, не стоит ее торопить. Уважай ее выбор. В конце концов, ты насильно хочешь внедрить в ее тело свою сперму, чтобы она пустила там свои корни и растягивала твою жену вдоль и поперек, уничтожая ее здоровье. Какого хрена я несу? — Какого хрена ты несешь? — Сам подумай. Внутри твоей женщины будет сидеть маленький человек, который будет постоянно хотеть есть и заставлять свою будущую мамочку увеличиваться в размерах. А проблемы со здоровьем? Уф… — Говоришь так, будто сам когда-то рожал. — У меня есть младшая сестра, тупица. И я видел, скольких усилий требовалось маме ее «вынашивать». Такое себе хобби, скажу я тебе. Я помню, как мама жаловалась на плохое самочувствие. Весь процесс вынашивания она практически пролежала под капельницами. Ее ноги были пурпурного цвета и больше напоминали кувалды. Прекрасная лучезарная мама превратилась в прикроватного монстра. Она была раздражительной ко всем, даже ко мне. Особенно ко мне. Я видел весь процесс этого дерьма, и не желаю его никому. — А видел ли ты статистику, сколько женщин умирает в родах каждый день? — накидываю для пущей убедительности, говоря так уверенно, как будто сам гуглю этот вопрос каждое утро. — Заткнись, молю. — пьяно лапочет друг и скатывается с офисного кресла. — И приюти меня на пару дней в своей холостяцкой берлоге. Я должен знать, как живут одиночки. — Пошел ты.

***

Проект идет по самой настоящей пи***! Два гребаных упрямых идиота положили болт на работу, возомнив, что их семейные терки куда важнее стройки, замершей в развитии. Я, как придурок, которому больше всех надо, латаю дыры, налаживаю общение с бригадой и курирую закупки, послав к херам свой бизнес, когда мой друг синячит уже две недели без перерыва, а его многоуважаемая супруга вообще пропала с радаров. Так по-взрослому, господа! Врываясь в офис ураганом, спешу к отделу, где работает Казанцева. Без ее помощи мой зад спешит разойтись по швам от такой нагрузки. Влетаю в двери и замираю на месте. Слишком много работников в одном месте. Слишком. И все они галдят. Поэтому на двери табличка «улей»? Нахожу глазами знакомую фигуру и сразу же спешу туда. Лера достаточно агрессивно скидывает вещи в коробку, пропуская мимо ушей нотации какой-то курицы. Кашляю специально, чтобы привлечь внимание, и обе девушки оборачиваются на меня. На лице Леры ожидаемое раздражение вперемешку с усталостью. — Срочно! Ты мне нужна на объекте! — командую и разворачиваюсь, чтобы уйти. — Нет. Не знаю, что именно заставило меня окаменеть на месте: отказ или сталь в голосе? Оборачиваюсь и выгибаю в немом вопросе бровь. — То есть, как это «нет»? — С сегодняшнего дня Валерия больше не работает в нашей фирме. — тоном занудной зазнайки трепещет девушка рядом и ехидно улыбается, как будто эта новость доставляет ей райское наслаждение. — То есть, как это «не работает»? — То есть, так это — не работает! — шумно выдыхает Казанцева, захлопывает крышкой коробку с канцелярией и всякими безделушками, прижимает ее к груди, как самое ценное, что есть на свете, и стремительно направляется к выходу. Пару секунд тупо пялюсь в одну точку, затем разворачиваюсь и нагоняю брюнетку. Она делает вид, что меня не существует, но ускоряет шаг, давая понять, что мне не рады. Мы молча подходим к лифтам, когда один из них останавливается на нашем этаже, пропускаем из него двух офисных клерков и заходим внутрь. Лера шумно вздыхает и раздраженно дергает плечами. Конечно, находиться со мной в замкнутом пространстве точно не входит в ее планы. Но что ты скажешь на это, gatita? Жму на кнопку остановки, и лифт застывает в воздухе, как будто я поставил время на паузу. Вижу, как расширяются глаза брюнетки, и мысленно смеюсь, хотя наружно не показываю своей забавы. — Ты совсем слетел с катушек? Верни все обратно! — возмущается девушка-ежик, забавно кривя носик. — Ну уж нет. Сначала ты ответишь на мои вопросы. — я расставляю руки в стороны, перекрывая доступ к кнопкам, но держусь на достаточном от нее расстоянии. — Кем ты себя возомнил, хочу я знать, чтобы я отвечала на твои вопросы? — гневный ежик снова пускает в ход свои колючие иголки. — Я твой начальник. — Больше нет. — она вздергивает носик и смотрит слишком уж враждебно. — Ты не можешь уйти! — шиплю я, ощущая безысходность. Если еще и Казанцева бросит меня, я совсем зашьюсь! — С какой это стати? — С какой стати? — гнев внутри бурлит и вскипает, пальцы зудят от желания придушить эту женщину. — Давай я тебе напомню, что это по твоей милости я втянут в эту авантюру с проектом. И сейчас ты даешь заднюю, оставляя меня в полной заднице? — Не надо манипулировать моими чувствами, Киоссе, и перекладывать вину на меня. Ты дал согласие, а значит подписался на все это добровольно. — я взбешен и уже начинаю терять самообладание. — Вот так, значит? — Именно! — Что ж… Ладно. — я смотрю на эту занозу в заднице в упор, но понимаю, что бессилен. Мои друзья оказались безответственными говнюками, а я полным идиотом, раз позволил себе ввязаться во все это дерьмище под названием детский сад. Но принуждать и кого-то заставлять помогать мне я не буду. Если Казанцева решила уйти, пусть катится колбаской. Унижаться и молить о помощи? Еще чего! Жму на кнопку, и лифт возобновляет движение. Лера все еще глядит с опаской, но от меня не ускользает блеск удивления в ее глазах. Наверняка она уже придумала, как я угрожаю ей чем-нибудь эдаким и буквально ставлю раком. Туше, дорогая! Кабинка дергается, раздается характерный «дзынь», и двери лифта разъезжаются. Из холла на нас смотрят налитые кровью глаза Беседина. Туше, господа!