Буквы в свете светлячков

Прохладный ветер помогал думать и не заблудиться в собственных мыслях. Энид мокрыми глазами разглядывала узоры на луне и соединяла звезды в несуществующие созвездия. Ее чуткий слух улавливал мелодию листвы и вой волков-обротней. Она вслушивалась в лес и пыталась подобрать слова. Но с губ слетело простое: - Я не полноценный оборотень. И Аддамс нахмурилась. - В каком смысле? - Я не могу обратиться. - И уперлась носом в ладони. - И я не знаю почему. Я была у всех, кто только мог бы мне помочь. Все бестолку. - Это так плохо? - Энид обернулась на нее. - Не быть оборотнем? Голубые глаза сверкнули в свете луны. Уэнсдей вглядывалась в два глубоких океана, словно пыталась найти ответ на дне. Сырые ресницы дрожали, а розовые губы сжимались в тонкую линию. Странно привлекательная картина. - Конечно! Я останусь без пары. Меня выпрут из семьи. - Что в этом плохого? - Я умру в одиночестве! - Все мы умираем в одиночестве. Энид. - Она пожимает плечами. - Ничего ты не понимаешь. - Возможно. - Она кивает в пустоту и скрывается в комнате. Энид еще долго вглядывалась в луну и вслушивалась в рычание и вой волков где-то вдали. Ее щеки щипали от слез, а глаза болели. Войдя в комнату, она застала Уэнсдей спящей, а подойдя к своей кровати, заметила на тумбочке черную чашку с неизвестным травяным напитком. Девушка долго внюхивалась в напиток, прежде чем попробовать его. Теплый, приятно обогревающий горло и растекающийся по венам. Приятное ощущение свободы и облегчения. Этот напиток не был сладким или горьким. Он был... приятным? Идеальным. Не слишком сладкий, не слишком горький или терпкий. Энид долго сидела на кровати, отпивая напиток по глотку. Она вглядывалась в темноту, наблюдая за лицом в свете луны. Уэнсдей всегда спала на спине, всегда лицом к потолку, всегда с руками на груди. Казалось, она умирала на ночь и воскресала утром. Но напиток кончился, а вместе с ним и наблюдение за, освещенным светом луны, лицом. На утро Уэнсдей не оказалось в комнате. А Энид чувствовала себя такой облегченной после сна, словно все проблемы кончились, словно их и не было. А вечером девушка избегала разговора с ней. Она писала, читала и играла на виолончели. Играла на виолончели. Эта девушка действительно умела это. Нет, не умела. Она была рождена для этого. Энид следила в окно за ее движениями и ровной спиной. Это было волшебным чувством. Смотреть, как тонкие пальцы сжимают смычок и зажимают струны, как волосы слегка покачивает ветер, а подбородок поднят к луне. Энид хотела смотреть на это. Следить за каждым движением ее рук. Но Уэнсдей окончила игру и лишь бросила на нее хмурый взгляд, входя в комнату. И тут же отправилась спать, не выслушав девушку вновь. И так продолжалось до конца июня. Она почти каждый раз избегала ее и игнорировала. Стоило Энид хоть намекнуть на тот поступок с чашкой неизвестного напитка, как Аддамс исчезала за поворотом или терялась среди людей в коридоре. Словно это было запретной темой всей ее жизни. Она отвечала ей на вопросы об учебе, делилась учебниками и даже говорила о музыке. Но не о странном напитке. Но Энид удалось поймать ее в начале июля. Войдя в пустую библиотеку, она заметила Аддамс сидящей за столом в самом конце помещения, в углу, между детективами и психологией. Тусклый свет освещал ее лицо и книгу перед ней. Внимательные черные глаза скользили по страницам,а руки сложены перед грудью. Девушка прошла мимо своих любимых полок, взяла одну из книг и подошла к столу, скинув рюкзак с плеч на стул. В библиотеке пахло воском и пылью. От Аддамс пахло розами и кофе. Сумасшедшее сочетание. Уэнсдей приподняла глаза, отвлекаясь от книги, пробежалась по светлому лицу, задержалась на губах голубых глазах и вновь вернулась к книге. Энид долго всматривалась в девушку напротив. Казалось, ей сейчас придется писать портрет по памяти. Именно поэтому она вглядывалась в цвет ее ногтей, скользя глазами по тонким пальцам, в ключицы, что торчали из-под черной рубашки и губы, что были похожи на лепестки роз. Да. Она действительно писала портрет Аддамс в своей голове. Эта девушка выглядела волшебно в пустом месте, в свете тусклой лампы. - Долго будешь так сидеть? - Уэнсдей поднимает глаза и Энид молча кричит. Но затем она собрала всю волю в кулак и спросила: - Что это был за напиток, тогда... - Я не буду об этом говорить. И собирается уйти. Но Энид опережает ее. Рука врезается в книжную полку, преграждая девушке путь. Пару старых детективов упало на пол, глухо ударившись о него. Уэнсдей нахмурилась и врезалась глазами в соседку по комнате. - Что ты делаешь? - Ответь. - Энид хмурится. Вторая ее рука сжимается в кулак и она тяжело дышит, смотря в ответ. - Прекращай меня избегать. - Я не избе... - Не ври! - Она поднимает голос. - Хотя бы самой себе. - Я не хочу говорить об этом, Энид. - Почему? Что не так в этом чертовом чае! - Она бьет по книгам рукой. - Ты ведешь себя так, словно приворожить меня пыталась! Или отравить. Но Уэнсдей хмурится сильнее, моргает, опускает взгляд на пару секунду и вновь встречается с голубыми глазами. - Я не хочу говорить о своем порыве слабости в человеческих отношениях. И Энид мило улыбается, затем хмурится и вновь улыбается. Внутри странное чувство. Хочется кричать, но она лишь смеется и спрашивает: - Ты избегала меня пол месяца, из-за того, что считала этот поступок слабостью? Но Аддамс гордо поднимает подбородок. - Я брату ни разу воды не принесла, а он просил. - Она кивает самой себе. - А тебе я вдруг делаю отвар, что бы ты успокоилась. А ты даже не просила. Да, это слабость, Энид. - Так это было успокоительным? - Их тени танцуют в свете лампы. - Семейный рецепт. - Было вкусно. - Блондинка кивает и вновь улыбается. - И я не считаю это твоей слабостью, хорошо? Она нервно сглатывает, только сейчас поняв, как близко друг к другу они находятся. Уэнсдей смотрела на нее снизу вверх, сжимая книгу в руках и Энид захотелось исчезнуть под этим взглядом. Но она тяжело выдохнула, а затем склонилась и коснулась своими губами ее. И она не знала зачем. Казалось, ее подтолкнула немая тень. Губы Уэнсдей действительно были лепестками роз. Брюнетка задрожала, словно цветок на ветру, а весь мир сузился только до них. Вторая рука легла на талию, сминая ткань черной рубашки. Синклер вздрагивает, когда Уэнсдей выдыхает ей в губы. Аддамс целовала так, словно боролась за их общую жизнь. У Энид замирало сердце от того, как тонкие женские пальцы сжимались на ее футболке. У Уэнсдей шумело в голове, когда девушка прижимала ее к себе ближе. Колени Энид дрожали, а вторая рука легла на плечо девушки. Блондинка благодарила всех тех, кто сегодня решил не прийти в библиотеку. Она благодарила библиотекаршу за то, что она была занята какими-то документами и совсем не замечала, что творится за полками с книгами. Уэнсдей вновь выдыхает в губы и Энид вжимает девушку в книжную полку.