8000 дней без тебя

Вики.   Я глазам своим не верю и одновременно боюсь, что Мальбонте на кухне у моих друзей — всего лишь мираж. Все мои метания его увидеть и одновременно не видеть никогда воплотились в доме Макгратов? Какая жестокая шизофрения.   Леон развернул меня к нему и до сих пор держит за плечи, чтобы я смотрела на него, не убегала и не падала.   Значит, Мальбонте — точно не мираж. Он настоящий.   — Ты... здесь? — едва слышно, выдавливая слова то ли через ком в горле, то ли через сердце, которое решило в этом самом горле застрять. — Здесь, — отвечает просто и делает шаг вперед, ко мне.   Я моргаю и пытаюсь попятиться, но только прислоняюсь спиной к Леону, который стоит позади. Он продолжает сжимать мои плечи, и я чувствую себя зверем, которого загнали в ловушку. Они меня сюда заманили, сам Леон и чертов Гевара. Это был их план. Еще и Кэтрин с ними заодно…   Хотя сейчас Мальбонте был совсем не похож на коварного охотника. Скорее, наоборот. Он выглядит очень странно, непривычно и совсем не естественно для самого себя, почти убитым.    — И какого черта ты здесь делаешь? — спрашиваю тихо, прищуриваясь.  — Я приехал к тебе, — возмутительно спокойно и без сомнений, но в глазах — боль.    Или это так отражается моя? Очень даже может быть. Я едва сдерживаю дрожь от жуткой боли, что скручивает меня изнутри. Терпеть ее у меня нет ни сил, ни желания. Стараюсь быть сильной, не эмоционировать, но сейчас понимаю, что больше не могу. И выплевываю в порыве чувств гневно и довольно громко:   — Убирайся к чертовой матери, Мальбонте. Я не просто так тебя заблокировала, я не хочу тебя видеть и не звала в мою жизнь. Тебе в ней больше нет места. — Вики, — Леон держит меня крепче. — Пожалуйста, тише. Давай ты просто выслушаешь его. Ты же ничего не теряешь. — А с каких это пор ты за него, м? Или поддерживаешь предателей? — Не поддерживаю. Но я его уже выслушал. И поменял свое мнение.    Я дергаю плечами, но вырваться, конечно, не могу. Успокоиться у меня тоже не получается, к слову.   — Не буду я ничего слушать, у меня слишком много есть, чего сказать.   Вижу благодарный взгляд Мальбонте, обращенный на Леона. Когда это они уже успели так сдружиться? Очень интересно.   — Отпусти ее, дружище. Дай ей…высказаться.   Через несколько секунд руки Леона разжались.   — Оставлю вас. Если что, посуду можете бить, не жалко, — с этими словами за мной закрывается дверь, но я даже не оборачиваюсь, сосредоточенная только на том, кто передо мной.   Мальбонте в три шага преодолевает расстояние между нами, а я с трудом, но все же удерживаюсь на ногах. Хочется сделать шаг ему навстречу, но страшно, что он не поймает меня, летящую на самое дно. Зачем он опять объявился? Зачем опять бередит мне раны? Он ведь не изменится.    Резко снова стало больно. Словно я эту неделю не пыталась быть сильной, собирая себя по крупицам. Училась жить без него. Стать той, которая сможет спокойно реагировать на этого красивого до рези в глазах мужчину, сексуального до покалывания в пальцах.    Но ни черта я не сильная, раз при первом его появлении все, чего я хочу — это чтобы он обнял меня и никогда больше не отпускал. Настроение скачет, накопившиеся эмоции берут верх. Сдерживаться больше нет сил.    — Предатель, — моя рука взлетает в воздух и левая ладонь издает громкий хлопок, встретив щеку Мальбонте.   При нашем разговоре там, у пирса, я была словно завороженная его появлением, его сокрушающей заботой и признанием, которым он просто выбил мне почву из-под ног. Я была слишком опустошена, растеряна и практически безэмоциональна.   Но я взяла себя в руки, многое обдумала и все, что мне хотелось — это сделать ему также плохо, как и он мне. Отдать ему хоть частичку этой всепоглощающей черноты внутри меня.    — Давай, детка, — вразрез всем моим ожиданиям, подбадривает меня. — Надеюсь, тебе не больно.   Рука как будто отнялась от тяжелого удара, я роняю ладонь, так и не отвесив еще одну пощечину.   — Надеешься? — хочется заплакать, но я никогда больше не покажу ему своих слез. — Ты серьезно? Мне больно, Мальбонте!   Именно боль дает мне силы. Я сжимаю кулаки и бью ими по его груди.   — Мне больно, Гевара! Чтоб тебя!   Я снова и снова луплю его по груди и плечам, пока тот стоит скалой и принимает все, словно правда сделан из камня.    — Ты хотел этого, да? Признавайся! Что ты хотел увидеть, когда шел сюда?  — Тебя.  — Увидел? Теперь пошел вон!   Он обнял ладонями мое лицо. Я снова стукнула его кулаками и толкнула, пытаясь отделаться от прикосновений. Куда уж там. Он так и стоял, смотрел мне в глаза, держал мое лицо, не позволяя отвести взгляд.   — Я хотел выдрать тебя из своей жизни. И себя из твоей. Думал, так правильно. Я испугался своих же чувств.   Если он опять будет говорить о любви, я не выдержу.    — Отпусти, — цепляюсь ему за руки, возвращаясь к своей независимости. — Нет, — снова так просто и четко, покачав при этом головой. — Я ударю тебя еще раз и разобью губу, — угрожаю, сама понимая, что это абсолютно неправдоподобно звучит, я никогда никого не трону. — Бей. Сколько хочешь.    Конечно, ничего я не сделала. С минуту постояв с раздувающимися ноздрями, я дернула головой и выпуталась из его захвата.    — Выслушай меня. Я прошу тебя.  — Зачем? — Обещаю, что не потревожу тебя, если ты не захочешь меня видеть после моего рассказа. Но я не успокоюсь, пока не расскажу. — Это долго? Я давно не видела друзей.  — Позволь мне, — он протягивает мне руку, а я сжимаюсь вся от переполняющих меня чувств. — Я покажу.   Справившись с эмоциями, беру его за руку и мы покидаем дом. Никто не выходит на крыльцо, никто не провожает нас, даже когда рев мотоцикла раздается на всю округу. Значит, все точно знали, что будет, тщательно спланировали. Неужели я настолько предсказуема?   — А если бы я не согласилась? — Я бы перекинул тебя через плечо и все равно увел. — Это похищение! — моему возмущению нет предела. — И вообще насилие. — Держись крепко, — кажется, Мальбонте совсем не заботит мое негодование, он заводит байк, опускает визор и трогается с места.   Я же, вцепившись в его куртку, обнимая за талию, проклинаю все на свете, потому что эта близость сводит с ума. Мое тело и мозг помнят, что у него под курткой, под моими ладонями, а сейчас мои бедра так близко прижаты к его… В голове воспоминания, как он брал меня на этом мотоцикле…   Стоп! Надо срочно отвлечься, иначе я совсем не смогу себя контролировать.    — Куда мы едем? — пытаюсь я перекричать ветер. — Увидишь. Потерпи.   Заговорить я больше не решаюсь, Мальбонте едет быстро, мастерски лавируя между машинами. Когда мы заезжаем в лесистую зону, становится интересно, что он хочет мне показать, ради чего мы поехали в такую даль. Сколько живу здесь — не была ни разу.    — Приехали, — глушит мотор, слезая с байка, подхватывает меня на руки, опуская на землю.  — Где мы? — Катскильские горы. Сто миль к северо-западу от Нью-Йорка.  — У нас урок географии, я не пойму. — Извини. Не знаю, с чего начать. — Здесь красиво.   Мы стоим на каком-то обрыве или склоне. Довольно высоко. И действительно красиво. Вокруг только высокие массивные деревья, а впереди — бескрайнее небо. Небольшие облака похожи на розовые кипы хлопка.Очень завораживает.    — Буква «А» на моей руке посвящена девушке, ее звали Амелия, — Мальбонте так неожиданно начал говорить, что я невольно вздрогнула, прервав свою задумчивость от созерцания прекрасного. — Она погибла. Это было чуть больше пяти лет назад.   Я всхлипнула, зажав рот одной рукой.   — Разбилась на мотоцикле. — Боже… — Я любил ее.   Следующие полчаса я слушаю совершенно невероятную историю о любви и потере. О доверии и непонимании. О спасении и предательстве. Когда Мальбонте заканчивает, я понимаю, что по моим щекам катятся слезы. Неконтролируемым потоком. А еще он откуда-то достал плед и мы сидим ровно на краю обрыва. Но, как ни странно, мне совсем не страшно.    — После случившегося я перестал верить в любовь и обещал себе рубить все чувства на корню. Был убежден, что они приносят только боль, — его голос ровный, неторопливый, без запинок. — И, когда ты сказала, что любишь меня, я просто слетел с катушек. Я испугался. Своих чувств и того, что прекрасно знал —  у всех этих историй всегда один безутешный финал. Любовь всегда заканчивается плохо. Но не представлял, как я тебе это скажу. А тут Ребекка… Этот дурацкий договор. Я действительно дорожил баром. Отрицал влюбленность. Понял, что ты обязательно возненавидишь меня за это и решил, что так будет лучше. Сделал так, чтобы ты возненавидела меня. И все закончилось. — Это был твой самый идиотский, нелогичный, жестокий и глупый поступок в жизни. У меня просто слов нет. — Я тоже это понял. Но не сразу. Сейчас я хочу извиниться. За боль, что причинил тебе… Я жестко проебался. — В чем? — Посмотри на меня.   Нерешительно поворачиваю голову. Глаза в глаза. Сердце пропускает удар, а потом набирает обороты. Как ненормальное по грудной клетке скачет, вот-вот прорвет. Пытаюсь совладать с эмоциями. Бесполезно. Все внутри клокочет, а Мальбонте все смотрит. Пристально, в самые недры души заглядывает.   Касается моей щеки пальцами. Электрический разряд проходит сквозь тело в ту же секунду. Он едва дотронулся, а меня словно коротнуло.   — Не выходит без тебя, не получается, Вики.   Как дура на него пялюсь, во все глаза заплаканные, и молчу. Рассматриваю каждую черточку. С жадностью, забвением каким-то. Такой красивый…   — День без тебя прожил и чуть не сдох. Седовласка вытащил.   Смахнув слезы тыльной стороной руки, улыбаюсь, и, пока Мальбонте отходит к байку за бутылкой воды, делаю глубокий вдох, в надежде успокоиться.    — Держи. Не плачь больше, — протягивает мне минералку.   Я делаю несколько глотков, смотрю на окружающую нас природу, задаюсь одним-единственным вопросом:   — А почему ты привез меня именно сюда? Ты же мог рассказать все дома. — Здесь я развеял прах Амелии. Она ведь так хотела переехать в Нью-Йорк. В некотором смысле ее мечта сбылась. — О господи, — снова начинаю плакать. — Я привез тебя сюда не для того, чтобы ты плакала, — стирает мне прозрачную дорожку с щеки. — Я хочу оставить прошлое в прошлом. Не жить больше им.  — А от меня чего ты хочешь?   Мальбонте на секунду теряется, но быстро берет себя в руки.   — Я хочу вернуть тебя себе. Хочу, чтобы ты меня любила. Потому что я тебя очень, очень люблю. И буду любить, похоже, всегда. Ты — мое настоящее и будущее, только ты, Вики. Не плачь, пожалуйста… — Как не плакать? Ты мне всю душу извел. Я никогда не испытывала и ненависть, и любовь одновременно. Мне было чертовски больно, Мальбонте. Я думала, что ничего не стою, раз меня так легко меняют на деньги. Что мать, что ты… — Я готов извиняться вечно, правда. Я поступил как последний мудак. Я не должен был так делать. — Когда ты это понял? — Когда ко мне пришел Леон. Я рассказал ему историю с Амелией, он выслушал, посочувствовал и сказал очень правильные слова — «это судьба, ты ничего не сможешь изменить». И до меня дошло. — Леону пора открывать брачное агентство. Он всех мирит, — усмехаюсь. — Почему ты не пошел за мной тогда в дождь? — Дал тебе время. Я знаю, что в такие моменты тебя лучше не останавливать. Тогда мы бы ничего не решили. Возможно, стало бы только хуже, — он смотрит перед собой, чуть сгорбившись. — Неделя идеальный срок, чтобы ты разобралась в себе. — А ты? Ты в себе разобрался? — А для меня уже ничего не изменится.   На глаза снова наворачиваются слезы. Он настолько идеален, что даже немного страшно. За два с небольшим месяца он смог изучить меня как никто другой. Даже родная мать никогда так не заботилась обо мне, как он…   — Еще за это время я понял, что секс — это всего лишь физиология. А я хочу тебя всю. Только себе. Не только тело.    Я двигаюсь к нему, чтобы взять за руку, но не удерживаюсь, падаю прямо в объятия, цепляясь за куртку, пряча мокрое от слез лицо на его груди. Аромат парфюма словно взводит спусковой курок, и сдерживаемые эмоции вспыхивают, как сухой порох. Взрываются и разносятся по венам полыхающим огнем. Я жива только рядом с ним. Под его руками, пальцами, губами, которыми он касается моих щек, лба, носа и только в последнюю очередь губ.   Замирает, сжимая мои щеки, нежно проводит большим пальцем по нижней губе.   — Хочу тебя поцеловать. Можно?   Мальбонте Гевара, который через полчаса нашего знакомства трахнул меня у себя в кабинете, теперь спрашивает разрешение поцеловать.   — Не плачь…   Я только сильнее разрыдалась. Кто подменил его? Когда он такой, удержаться невозможно. Я первой прислоняюсь к его губам, вцепившись до онемевших костяшек в его куртку. И в тот же миг он прижимает меня к земле, нависая надо мной, не прерывая поцелуй. Мальбонте выпивает мое дыхание, слизывает слезы, и наш поцелуй с привкусом соли, но такой сладкий, долгожданный и самый откровенный из всех до этого.    Я как будто пьянею от вкуса, запаха, движений Мальбонте. Он — мой личный торнадо, катастрофа, апокалипсис. Я горю и тону. Падаю и взлетаю. Плачу и смеюсь. Он —  мое все. Мой мир, моя любовь, мое счастье. Я знаю это.   Никто больше не разлучит нас, не оторвет друг от друга. Никогда.     Мальбонте.     Трогаю ее плечи, ключицы, талию. Где-то под ребрами сдавливаю, прохожусь пальцами по каждой косточке. Вики похудела. Ей идет, но на контрасте с прошлым разница есть. В глаза сразу бросается. Понимаю, что из-за меня, но самобичеванием сейчас заниматься не планирую.   Целую жадно. Уже себя не сдерживаю. Не могу и не хочу ничего контролировать, больше не хочу. Желание дикое, но разум и здравый смысл подсказывают, что это не место для примирительного секса, я понимаю, хоть это и слишком сложно — держать себя в руках, когда она так близко, да блядь, нереально же!   Вики без майки, которую уже сняла. Улыбается. Сжимаю грудь, она сама ее освобождает, расстегивая бюстгальтер спереди. Соски тут же твердеют от прохладного воздуха, по коже бегут мурашки.   — Черт, как же я скучал. — По моей груди? — возмущенно дует губы. — По тебе. Ну, и по ней тоже. Она охуительна. Сдохну, если сейчас же не попробую.    Тут же припадаю к одному из сосков ртом, нежно втягивая его губами, другая рука накрывает вторую грудь, сдавливая ее. Вики расслабляется, стонет, происходит что-то невероятное, я реально боготворю ее грудь, готов ласкать часами. С губ срывается невнятный рык. Если так дальше пойдет, я кончу вовсе без физического контакта, потому что с ума по ней схожу.   Грудь сдавливает. Шумно выдыхаю, стараясь притормозить.    Минутная заминка, выпрямляюсь на локтях, и все, что слышу — ее прерывистое дыхание.    — Вики, — шепчу, целуя впадинки на ключице.   Касаюсь языком скулы. Оставляю влажный след до самого уха, прежде чем обхватить мочку губами.   Вики реагирует молниеносно, выгибается и приглушенно охает.    — Вот так, моя девочка, именно так. Я знаю, что тебе нравится.   Зубы сводит от того, как хочу ее. Мне кажется, держусь исключительно на самовнушении. До ломки хочу почувствовать, как у нее намокло белье. В том, что это так, даже не сомневаюсь.   Аккуратно перемещаю ладонь ей на бедро, чуть сжимаю тонкую кожу в страхе переборщить и оставить синяки.   — Маль, — шелестит едва слышно.    Член болезненно упирается в молнию на ширинке. Хочется, блядь, уже освободиться. Почти две недели без секса, это пиздец.   — Сбрось меня с этого обрыва, только так. По-другому я тебя не отпущу, слышишь? — Слышу, — Вики дрожит и часто кивает.    Я и сам уже на грани. Это как болезнь, только еще и кайф испытываешь.   — Тогда сбрасывай. — Поцелуй меня.   Это какой-то сон. Набрасываюсь на истерзанные губы. Сожру ее скоро, ни кусочка не оставлю, потому что она моя. Целиком и полностью.   Фиксирую ее руки над головой и переплетаю наши пальцы. Почти вдавливаю в землю. Одну ладонь кладу ей на живот, аккуратно спускаясь ниже, поддеваю резинку брюк и трусов. Пальцы мгновенно окутывает влага. Так и знал, что она мокрая. Цепляю чувствительный клитор, даже не давлю.   — Либо сделай это уже, либо убери свои чертовы руки, — цедит сквозь зубы. — Какая же ты вредная колючка. Разве нельзя немножко потерпеть? — смеюсь и сдвигаю ее белье в сторону. — Не могу больше, не могу.  — Господи, Вики, — выдыхаю, оценив просто море смазки. — Охренеть.  — Только не останавливайся. — Мне ласкать тебя до потери пульса или заставить кончить прямо сейчас? — Сейчас, — голос звучит как приказ.   А кто я такой, чтобы спорить?   Вики прогибается в пояснице и подается навстречу моим движениям. Ерзает, трется. Я направляю руку ей под спину и фиксирую в этом положении. Не позволяю шевелиться, продолжая медленно скользить пальцами.   — Расслабься, — целую в висок.   И снова стон, после которого она врезается ногтями мне в плечо. Больше не осторожничаю. Вики прерывисто дышит, царапает мне спину. Даже через ткань футболки это ощущается довольно сильно.   — Скажи мне. Скажи.   Мне жизненно необходимо это услышать.   — Твоя... Я твоя.  — Моя.  — Пожалуйста, не отдавай меня... никому не отдавай… — Никогда.   Она перехватывает мое запястье, пытаясь отстраниться, а потом резко замирает. Буквально несколько секунд.    — Ммм, да, — резко сжимает ноги.   Легкая вибрация ее тела передается и мне. Вынимаю из нее пальцы, прижимаю ладонь к клитору и пытаюсь дышать. Мы оба пытаемся это делать.   Проходит несколько минут, прежде чем окружающий нас пейзаж вновь оживает. На улице уже совсем темно. Вики подтягивается на локтях, смотрит пристально.   — Ты с голыми сиськами решила на меня смотреть? Не лучшая идея, — цепляю пальцем острый сосок, немного сдавливаю.   Она вздрагивает и молчит.    — Что случилось? — прижимаюсь к ней лбом.   Она качает головой. Обхватывает мои щеки и целует. Одно блядское прикосновение, снова мир сужается до нас двоих. И плевать на все. Сама меня обнимает. Жмется все ближе, обвивает шею руками, а потом садится сверху и скрещивает лодыжки за моей спиной.   — Я тоже очень скучала, — бормочет куда-то мне в шею. — Жить без тебя не могу. Пыталась — не могу.   Сглатываю. В горле ком. Ее слова — как сладчайшая патока, обволакивает все мое существо. Всего меня.   Вики касается моих бедер, проводит пальцами по ширинке, тянется к ремню на джинсах.    — Что ты делаешь? — Разве не понятно?  — Не здесь, — осторожно останавливаю ее. — Не так, Ви. — Почему? Я хочу тебя, — смотрит бездонными глазами, часто моргая.   Ухмыляюсь. У меня одно желание — схватить и разложить Вики прямо здесь, на траве, как уже было когда-то. Но нет. Не сегодня. Подхватываю ее на руки и, пройдя несколько метров, опускаю на байк.    — Мы поедем к тебе и будем заниматься любовью. Всю ночь, — хрипло шепчу, тяжело дыша, и касаюсь чувствительного места за ухом.  — Ох мамочки, — кусает свои губы, в которые тут же хочется вгрызться.   Я подбираю плед и ее одежду с земли, завожу мотоцикл.   — А сейчас прикрой, пожалуйста, свою грудь. Я все-таки пытаюсь быть джентельменом.   Смеется и ловит свою майку с бюстом, торопливо напяливая это на себя.   ***   В дом мы буквально заваливаемся, уже полураздетые. Я стаскиваю с Вики брюки, она с меня — куртку. Запрыгивает, обвивая торс ногами, снова.    — А Кир? — Мы зайдем в спальню и запрем дверь. — Ты хулиганка, Вики Уокер. — Я просто очень долго терпела. — Резонно. К тому же, потом пойдут дети, не будем же мы все время прятаться по ванным и ждать, когда они вырастут и съедут.   Сказал и сам охуел. Вики, судя по всему, тоже, потому что мы стоим посередине лестницы и не двигаемся дальше. Закашлялся, заталкивая эти слова обратно.    — Ну, от незащищенного секса появляются дети. А иногда даже от защищенного. Ты не знала? — Какие глубокие познания, — Вики морщит нос и смеется. — Не раньше двадцати пяти, Маль, не забывай. Еще минимум три года.   Браво, Гевара, медаль тебе. Совсем сдурел. Какие дети…   — У меня хорошая реакция. — Угу, — Вики закатывает глаза. — Все так говорят. — Кто это «все», Вики? — впиваюсь в ее бедра пальцами.  — Парни моих одногруппниц например, — спокойно отвечает. — Двое так замуж вышли, а еще одна вот-вот родит. А ты сразу думаешь непонятно о чем. — Прости. Просто ревную тебя очень.   Я целую ее и тяну в тёмную спальню, закрывая за собой дверь, сажаю на кровать, продолжая ласкать губами лицо, щеки, шею.   — Мне нравится, как ты ревнуешь, — мурлычет. — Такой темпераментный. — А ты зараза такая! Приятно осознавать, что я весь твой? — А ты весь мой? — щурится, берет мое лицо в ладони, заставляя посмотреть в глаза. — Конечно. Разве не заметно? — И я могу делать с тобой все?   Я все-таки-зажмурился, прерывая наш контакт. Не дождавшись ответа, Вики толкает меня в грудь. Я откидываюсь назад, а она устраивается сверху.   — Детка… — Тихо. Сиди и не двигайся. Выключи все свои властные замашки повелителя мира.   Сижу как парализованный. Она действительно мной командует. Черт знает, что такое, но я хочу принадлежать ей любым способом. И если девочка решила покомандовать, то кто я такой, чтобы сопротивляться?   Вики пробирается под футболку, проводит по коже и тянет вверх, заставляя поднять руки и избавиться от одежды. Едва она меня раздевает, закрывает глаза, целует плечи, грудь, спускается ниже, чуть прикусывая и облизывая. Я издаю то ли стон, то ли рык, не имея сил и желания сдерживаться.    Кажется, эти звуки только раззадоривают мою ведьмочку. Она целует жарче, гладит, растирая, спускается до живота, все ниже и ниже, пока не оказывается на полу между моих разведенных ног. Губами жалит мою кожу над поясом джинс, пальцами дергает ремень, расправляясь с пуговицей и молнией. Спускает боксеры, достает член, смотрит на него, улыбаясь, облизывает губы.   — Я скучала. — По мне или по моему члену? — По нему больше, он не болтает обидную хрень, в отличие от хозяина, — поглаживает головку, хихикая при этом. — Язва какая, дерзит еще. Ох, твою ж мать, — у меня заканчиваются все цензурные слова, когда Вики касается там языком.   Довольная ухмылка появляется на ее лице, хлопает длинными ресницами и, глядя в глаза, втягивает в рот головку и посасывает.  Ничего такого особенного, но у меня искры посыпались из глаз, а изо рта — неконтролируемые звуки.    У меня слишком давно не было секса. А уж минета — и подавно. Вики после того первого раза делала мне его еще пару раз, а минет от нее — это невыразимое блаженство. Поэтому сейчас мой член просто в раю. В гребаном раю, где ангелы поют ему на все лады сладкие песни, где скользит юркий горячий язык, очерчивая каждую вену, где пошлые хлюпающие звуки заменяют волшебную музыку, а всасывающие движения отправляют куда выше, еще, еще выше… еще глубже.   Она берет член в рот почти до конца, сосет, втягивая щеки, медленно скользит влажными губами обратно, отпускает на секунду, чтобы выдохнуть и пробормотать:   — Он такой красивый.   Кладу руку ей на затылок. Просто чтобы гладить и перебирать волосы. Надо будет привыкнуть еще к такой короткой стрижке.   — Тебе очень идет, единственный минус — теперь волосы на кулак не намотаешь, — не свожу с нее глаз.   Вики тоже не прячет взгляд, двигается вниз и вверх, облизывает кончик и чуть задевает зубами.   Но окончательно меня клинит, когда она сжимает яйца. Я запрокидываю голову и что-то нечленораздельно мычу, сдерживаясь из последних сил. Одновременно с этим она берет в рот, посасывая, оттягивая яйца, наклоняется и вбирает его целиком. Это пиздец. Я просто не выдерживаю и отпускаю себя, взорвавшись в ту же секунду.   Вики расслабляет горло, принимая меня полностью, сглатывая и втягивая щеки, продлевая мощнейший оргазм.   — Сладкая моя, это было охуенно, — признаюсь, едва обретая дар речи.   Она отстраняется, и я тут же подхватываю ее за плечи, заставляя подняться. Ногами стягиваю джинсы вместе с трусами, оставляя их на полу скомканными и вывернутыми наизнанку. По ее губам блуждает блаженная торжествующая улыбка, глаза прикрыты. Абсолютно расслабленная, мягкая, податливая и теплая. Я целую ее, благодаря за несравнимое удовольствие. Но минета мне сегодня точно мало.   — Хочу тебя.    Я расстегиваю бюстгальтер, проводя пальцем по кружеву, высвобождая из плена ненужной одежды ее красивое хрупкое тело. Никакого пуш-апа или даже плотных чашек. Она прекрасна в своей естественности.   Меня снова прет от ее груди. Красивая, большая грудь, которую так приятно трогать, сжимать и ощущать во рту. Теребить языком сосок, чувствуя, как Вики покрывается мурашками. И слушать ее стоны.   — Как ты в этом хорош, господи.   Ее слова пьянят похлеще самого крепкого алкоголя. Член снова твердеет, она ерзает на мне, что-то еще шепчет, но не могу разобрать, что. Намного важнее сейчас это горячее и чистое чувство между нами. Не просто похоть, не голая страсть, а гораздо большее. Мы чувствуем друг друга. Она знает, что я больше не совру, не обману, она принимает мои извинения, а я наконец принимаю всю мою любовь.   Я замер, глядя на нее снизу вверх.    — Ты с этого ракурса… Черт. Круче, чем огонь, вода и пачка бабок из банкомата.   Вики хихикает. Не знаю, херню я сказал или что-то приятное, но она выгибается, ерзает сильнее, кладет ладони себе на груди и сжимает их, пропуская соски между пальцами.   Я бы мог смотреть на нее такую вечно, но она вдруг резко замирает, склоняет голову и прищуривается, уставившись куда-то в районе грудных мышц.   — Что-то не так? — Это новая тату, я знаю их все, этой точно не было, — легко касается места под сердцем, обводя незамысловатые узоры. — Восемь тысяч? Что-то означает или просто красиво смотрится? — Первое. — И что же?   Я, конечно, знал, что она заметит татуировку. Но все равно именно сейчас не был готов к этому вопросу.    — Мыслей нет? — Вообще никаких. Число слишком большое для упоминания какой-то даты, к примеру. И у мотоцикла у твоего не такой номер, — хмурится, будто вспоминая. — Поэтому не знаю. — Столько я прожил без тебя. — Это как? — часто моргает, глазами буквально умоляет меня объяснить столь непонятные ей вещи. — Восемь тысяч дней я жил без тебя.  — Это сколько? — Двадцать два года.   Минутное замешательство, смена эмоций от задумчивости до озарения.   — Столько мне лет… — Да, Вики. И теперь все оставшиеся годы, дни, часы, минуты я хочу провести с тобой. Я и так слишком долго тебя ждал.   Вики смущенно улыбается, наклоняется и целует. Без слов. Они нам не нужны. Мы достигли той степени близости, когда можно молчать и понимать все, что за этим молчанием скрывается. Сейчас это были благодарность и признание в преданности.   Я сдвигаю вбок ее крошечные прозрачные трусики, не в силах больше терпеть.   — Хорошая моя, — поглаживаю ее по спине, спускаясь руками ниже. — Прости, но сегодня я не дам тебе отдохнуть. — Я и не планировала, — выдыхает и приподнимает бедра, чтобы мне было удобнее.   Едва головка касается ее бархатной влаги, я уже готов кончить. Сдерживаюсь чудом. Как только погружаюсь глубже, глаза сами собой закатываются. Слишком хорошо снова ощущать ее. Вхожу до конца, запрокидывая голову. Не двигаюсь, просто держу Вики за бедра. Она сама приподнимается, и я издаю совершенно не мужественный стон. Ну и черт с ним. Она знает меня настоящего. И любит таким, какой есть.   Вики опирается на спинку кровати и раскачивается в медленном темпе. Она с прикрытыми глазами, закусывает губы и дразнит круговыми движениями, словно объезжает меня. Она явно сегодня решила быть главной. Проклятье, да. Моя ведьмочка изменилась. Она целиком пропитана этим безумным влечением. Вики несомненно осознает власть надо мной. И, черт, мне это нравится.   — Вы посмотрите на нее, эта девочка сама меня трахает.   Она посмеивается, отпускает одну руку себе на грудь, сжимает и ласкает себя, сражая меня пламенным взглядом. B ее глазах — страсть и любовь, желание и жадность. Целый спектр эмоций на прекрасном лице. Я подаюсь вперед, помогаю ей приподниматься выше и опускаться до конца. Ее движения быстрее и интенсивнее. Я передвигаю ладони, придерживая Вики за талию. Она приподнимается и опускается снова, сама кайфует от процесса и упивается своей властью надо мной. Нереально сексуальная и такая развратная в своем удовольствии.   — Маль, — тихо, не отводя глаз. — Да, детка? — Помнишь, как ты первый раз признался мне в любви? — Конечно. — Скажи так еще раз.   В этот момент она опускается мне на грудь, практически падает на нее. Я обхватываю ее за талию, сцепляя руки за спиной. Целую жадно, кусая губы. Наши языки сплетаются, я толкаюсь в ее податливое тело и произношу одновременно с толчком:   — Я люблю тебя, ведьмочка.   Облизываю мочку, целую сладкое место на шее, Вики охает.   — Люблю, — хрипло, касаясь губами уха, не прекращая толчков. — Скажи еще, скажи. — Люблю, — толчок. — Тебя.   Вики мотает головой, вжимаясь в меня так крепко, будто тисками. Это охренительно приятно. Держать ее, обнимать, чувствовать каждый выступ.    — А я тебя, — с моим финальным толчком она шепчет в самые губы, на выдохе.   Я кончаю, не смея моргнуть, завороженный этой колдуньей. Лишь в конце, не в силах выдержать пик удовольствия, прикрываю глаза, постанывая Вики в губы.   — Очень, — продолжая касаться легкими поцелуями, добирается губами нового рисунка не моем теле, обводит языком каждую цифру.   Я остаюсь в ней, наслаждаясь моментом, не в силах прервать этот тактильный контакт, интимный до невозможности.   Через пару минут Вики отстраняется, чуть приподнимается, и мой член выскальзывает из нее. Сразу становится непривычно и как-то неправильно. Я понимаю, что она не кончила. Была очень близко к разрядке, но ускользала.   — Ты чего? — видимо, замечает мою задумчивость, но не успевает спросить, как я резко переворачиваю ее на спину и стягиваю вниз промокшие трусики.   — Я с тобой не закончил.   И без какой-либо подготовки и прелюдии ударяю языком по промежности, срывая с губ Вики протяжный стон удовольствия.   — Господиииии, — вцепляется мне в волосы, тянет, до легкой боли. — Этот твой пирсинг…твою же мать…когда ты его сделал? — Не помню, года три назад, — нарочно провожу сережкой по клитору, несколько раз. — А что?   Ответом мне служит громкий вскрик, Вики царапает ногтями кожу головы, приподнимая бедра, пытаясь увеличить трение. Я припадаю к ее нижним губам, вылизывая и засасывая, кружа пирсингом по самому нежному месту, держа за бедра двумя руками, не давая отстраниться или вырваться.    Проходит всего несколько минут, Вики выгибает спину, кричит громче, пульсирует на моих губах.   — Отпусти, я больше не могу, — почти хнычет.    Продлеваю ее оргазм, растирая влагу пальцами, смотрю, как красиво кончает моя девочка в моих руках.   Губы гуляют по бедрам Вики, доходят до живота, целуют вокруг пупка, вызывая мурашки. Сам прикрываю глаза от наслаждения.    И, когда поднимаю голову, оторвавшись от самого любимого десерта, вижу, что Вики спит. Улыбается и сопит. Волосы, прилипшие к губам. Обнаженная, колени разведены. Порок, соблазн и вожделение. Я могу смотреть на это вечно.   Я сажусь на кровати, убираю непослушные пряди с ее лица. Она чуть морщится и снова улыбается. Накрываю ее пледом и целую в висок. Выхожу из комнаты, спускаюсь вниз. Кир, устроившись на диване, тоже спит, как и его хозяйка. Тихо, спокойно, по-семейному…Я достаю из холодильника бутылку воды, отмечая про себя, что не против вот так прожить всю свою жизнь.      ***   — Гевара, прекрати. — Почему? — Мы не одни. Водитель все видит и слышит. — Мы по-тихому. — Ты умеешь по-тихому? — Я талантливый парень, я умею всяко-разно.   Прижимаю Вики к себе, ближе, она такая манящая и соблазнительная, до ресторана терпеть нет никаких сил.    Едва она вышла в коридор, у меня встал. Нет, она всегда так вот домкратно действовала на мой член, но сегодня сотворила что-то запретное. И все дело в этом ужасно развратном платье. Руки, ноги, декольте — все закрыто, но из-за фактуры и полупрозрачной ткани выглядит как вторая кожа. Облегает ее идеальную фигуру и сияет из-за обилия блестящих камней, рассыпанных по всему изделию. Казалось бы, это крайне пошло и непозволительно для девушки, но она выглядит не вульгарно, а невероятно соблазнительно и уж точно запоминающе. Я не из тех мужчин, которые закатывают скандал и не разрешают одеваться сексуально своей девушке. Пусть все смотрят и завидуют.    — Сама такое платье нацепила, и еще требует прекратить. Это каким образом, не подскажешь?   Легкая, воздушная, слепяще-светлая и невероятно желанная. Соски аппетитно выпирают, просят, чтоб их потрогали. Но я растягиваю удовольствие, целую Вики в шею, вдыхая ее сладкий неповторимый аромат.   — Мальбонте! — громко шепчет, широко распахнув свои зеленые колдовские глаза.   Отрываюсь на минуту, смотрю на водителя, тот сосредоточенно крутит руль, лишь иногда стреляет глазами в зеркало заднего вида.   — Он наверняка уже все понял, — кивает в сторону водителя. — Что он понял? Ты слишком много значения придаешь невинным шалостям.   Вики ничего не отвечает, лишь поджимает губы и толкает меня в плечо. Господи, как я жил-то без нее раньше?    — Ты чего?   Снова смотрит на меня, а я зависаю на ее глазах и пушистых ресницах, как школьник.   — Если тебя кто-нибудь обидит, я его убью, — говорю это серьезно, прекрасно понимая, что реально могу убить за нее.    Вот словно что-то щелкает в голове, тумблер переключается.   — А сейчас — сделай что-нибудь с моим стояком, пожалуйста, а не то я сдохну, — закрываю между нами перегородку и наконец трогаю свою женщину в самых сладких местах.   ***   — А здесь уютно. Не ожидал, что они такой простой ресторанчик выберут. — Ты мне скажешь наконец, зачем мы сюда приехали? Кэтрин тоже не раскалывается. — Ну правильно делает. Это сюрприз.   Сегодняшний вечер обещает быть интересным. Я возлагаю на него большие надежды. Пока мы с Вики были в разлуке, я решил, что пора браться за голову, запихнуть свою гордость куда подальше и попросил помощи у Леона. Он обещал все решить, но то, чего я хотел, оказалось не осуществить без обращения к его другу, Ходжу. Он не страшится прибегать к незаконным методам, поэтому его участие стало необходимым.    Ходж Бейкер тоже оказался весьма классным мужиком, мы с ним даже немного похожи. Импульсивны и резки. Леон все-таки рассудительнее и мудрее. Я не был удивлен, когда узнал, что именно он вправлял другу мозги во многих ситуациях раньше. У него это хорошо получается, я в этом убедился.   Дело было в том, что до сегодняшнего дня я Ходжа лично не видел, мы с ним общались только по телефону. Вот мы и решили выбраться все вместе, чтобы познакомиться, так сказать и заодно хорошо провести время.   Заходим в ресторан, смотрю по сторонам. На самом деле очень уютно и красиво, без пафоса и кричащей дороговизны. Все мужики сворачивают шеи, провожая Вики взглядом, женщины завистливо смотрят вслед.    Да, я везунчик, у меня охуенная женщина. Смотреть разрешается, слюнки пускать тоже, трогать запрещено. Это все мое.   Подходим к нужному столику, все уже в сборе. Макграты и Бейкеры.    — Теперь понятно, чего они опоздали. Вы видели эти довольные физиономии? — из-за стола встает Ходж, протягивает мне руку для рукопожатия. — Сами зажимаются по машинами, а вы ждите их. Мы вообще-то люди не молодые, у нас отбой в одиннадцать. — За себя говори, старпер, — Леон делает то же самое. — Леон, ты бы вообще помолчал — ты седой с рождения. — О, шуточки за триста. Долго придумывал? — Это надолго, — Кэтрин закатывает глаза, я откровенно ржу. — Садитесь пока, их можно в принципе наедине оставить. — Дружище, ты представляешь, как ему повезло? — продолжает Ходж, обращаясь ко мне. — А у нас с тобой с возрастом начнутся проблемы, седину надо будет закрашивать. — Беги за краской, Бейкер, я уже вижу седой волос. — Где?! — буквально в шоке замирает, ощупывая голову.  — Нет там ничего, — жена Ходжа, Лиз, поправляет ему волосы и целует в щеку. — Он все врет.   Леон смеется, я тоже. Девочки закатывают глаза. Атмосфера потрясающая, эти люди — лучшие, коих я встречал за всю свою жизнь.   — Кстати, Ви, наряд — бомба, — делает ей комплимент Кэтрин. — Вы с Лиз сегодня решили свести с ума всех мужчин в этом зале?  — Только одного, — отвечает ведьмочка, гладя меня по руке.  — Я вообще просто новое платье купила, повод его надеть подвернулся, — на Лиз красное шелковое платье, с открытой спиной и большим вырезом на ноге, тоже весьма красивое.   Если так посудить, нам троим дико повезло — у нас невероятные женщины. Безумно красивые и сексуальные. Все мужчины в этом зале действительно могут нам завидовать. Я порой сам себе завидую, что уж там.   — Так можно было, да? — продолжает Кэтрин. — Просто если я надену откровенное платье, то моего мужа хватит инфаркт. — Просто тебе не надо надевать откровенные платья, чтобы привлечь внимание, ты и так восхитительна, — Леон целует жену в висок. — Ой, все. Кэт, ты взяла таблетки этого деда? — снова в разговор вступает Ходж.  — Какие? — «Антидушнин». Если забыла, то все, нам всем конец. — И с этим человечком я дружу уже почти двадцать лет, подумать страшно, — Леон закатывает глаза под всеобщий смех. — Да ладно тебе, брат, ты меня обожаешь, признай просто, — Ходж салютует ему бокалом.   В такой душевной атмосфере мы сидим несколько часов. К концу вечера кажется, что все сидящие за столом — как минимум родственники.   — Как вам ресторан? Мы с Кэтрин здесь часто бываем. — Все здесь хорошо и вкусно очень, вот официантки только слишком наглые. Трутся об чужих мужчин, сиськами своими трясут чуть ли не у лица: «Вам подлить шампанского, может подложить салатика?», «Попробуйте вот это блюдо», — Вики кривит губы, копируя официанток. — Ревнуешь? — улыбаюсь, прищуриваясь. Бля, мне так нравится, когда она меня ревнует, до трясучки просто. — Конечно, ты такой привлекательный мужчина, но с отвратительным характером. Знали бы они — не терлись. — Если ты будешь на меня так смотреть, то придется увести тебя в туалет. Выбирай: мужской или женский? — В туалет? — Да. На твоем лице написано, о чем ты думаешь. — Ничего на нем не написано, — глазки бегают, отнекивается и возражает, уже не такая смелая и дерзкая.   Обожаю.   — До дома хоть дотерпите, — Леон откидывается на спину стула, смеясь.   С Леоном у нас и так хорошие отношения с недавних пор, а Ходж сразу располагает к себе. Я только лично убедился в том, что он хороший мужик.   — Ладно, шутки в сторону, давайте перейдем к делу, — Бейкер отставляет стакан, достает документы из крафтового пакета. — Я сделал, что тебе было нужно, Мальбонте. Поздравляю, теперь ты полноправный гражданин США.   Ходж передает мне бумаги, все мне аплодируют. Вики хлопает пушистыми ресницами в недоумении, смотрит на меня, забавная такая. Правильно, она единственная ничего не знала.    — Сюрприз, — наклоняюсь к Вики и шепчу ей на ухо. — Теперь мне можно в этой стране все, даже жениться.   Вики округляет глаза, кусает губы, нервно поправляет волосы.    — Ты так не шути, а то еще соглашусь. — А кто тут шутит?   Наш прекрасный диалог прерывает хлопок новой открываемой бутылки шампанского. Мы все чокаемся.    — А с Ребеккой я еще не закончил, — Ходж бросает словно невзначай. — Вики, ты знала хоть что-нибудь о бизнесе твоей матери? — Нет, я ничего касаемо ее бизнеса не знаю. А что вы хотите сделать? — вижу, как она сразу напрягается. Ребекка все-таки не чужой ей человек, какой бы сукой ни была. — То же, что и она со многими людьми. Только у меня методы изощреннее. Так что ее точно ждут непростые времена.