И может быть даже грифон

      За сплошной водной завесой не было видно ничего, что лежало на расстоянии больше жалкого метра. Началась та самая пора холодных октябрьских дождей, которые через несколько недель сменятся снегом, и один из них – затянувшийся на два дня и целую ночь, застал их прямо посреди дороги до ближайшего постоялого двора, вымочив до нитки. Темнело: судя по тому, что тени стали гуще, а воздух – холоднее, близился вечер.       -И что мы будем делать? – едва перекричав шум дождя, Лин всмотрелась в лицо талморца, выглядывающее из глубокого капюшона. По правде говоря, этот вопрос она задала себе уже несколько раз за последний час, но ответа так и не придумала. Да и к тому же, надо же было извлечь хоть какую-то пользу от того, что они ехали вместе: после встречи с некромантами уйти девушка так и не решилась.       -Нужно найти крышу над головой, - не выдержав, она издевательски хохотнула и проворчала раздраженное «а я не знала!», покрепче перехватывая поводья. -У тебя есть идеи получше?       Идей у неё не было. Отчего-то язвить перехотелось, когда Лин заметила посиневшие губы Мейарана; наверное, у неё самой сейчас были такие же, если не хуже: пальцев на руках она не чувствовала уже очень давно. Если они не найдут укрытие в ближайшие пару часов, то они попросту замерзнут насмерть вместе с лошадьми после того, как ночью станет ещё холоднее. «Лучше бы Люцианна была нордкой», – подумала про себя девушка и вжала голову в плечи, пряча нос в вороте куртки.       Ферма, затерявшаяся в лесу, была крошечной, однако в её окнах горел свет, а из трубы валил дым – внутри однозначно были люди и было тепло. Сначала Лин испугало то, что талморец читает заклинания, а вокруг ничего не происходит – да и руки его покоились на шее лошади, но, когда они без слов свернули на узкую тропку, она поняла, что таким странным образом он ищет людей. Внутри несмело отозвался тихий писк радости от того, что он едет с ней, но девушка тут же заткнула его и разозлилась на себя, сверля взглядом спину мера. Да, он знал немало магических фокусов и даже спас её от ловушки, но перевешивало ли это опасность от его настоящей сущности? Лин почти видела на его спине вышивку в виде золотого орла, хоть на нем и был обычный кожаный плащ, который она сама же и купила у портного. Шеврон от злополучного мундира тянул рюкзак фантомной тяжестью.       Дверь открылась прежде, чем рука девушки коснулась ржавой колотушки. В проеме стоял старый норд – сгорбленный и морщинистый, словно мятая тряпка; при виде чужаков взгляд его блеснул сталью. Лин не раз видела такие глаза, пересекаясь с патрулями и стражниками: это были глаза солдата. Нервное беспокойство больно укусило нутро, выпустив зубы в тот же момент, как он придирчиво осмотрел ее с ног до головы; захотелось прикрыть руками уши, и так спрятанные за волосами, и опустить взгляд в пол.       -Доброго вам вечера, господин, - голос не дрогнул – она приложила к этому тектонические усилия; по понятным причинам было решено, что с хозяевами будет говорить Лин, а не Мейаран. -Мы промокли и замёрзли, а до ближайшего постоялого двора ещё полтора дня пути. Можем ли мы остаться у вас на ночлег? Мы заплатим столько, сколько вы скажете, - при виде кошелька, показавшегося из-за пояса, лицо старика потемнело ещё сильнее. -Пожалуйста.       Причмокнув – да так, что девушка едва смогла скрыть свое отвращение, он холодно отрезал:       -Проваливайте отсюда, не хватало нам ещё здесь бродяг. Ещё и… - норд перевёл взгляд на Мейарана, и нахмурился ещё сильнее: его лицо стало напоминать сморщенное яблоко пуще прежнего. -Проклятые остроухие, мало что ли вам ваших островов было!?       Выдохнув, Лин медленно подняла руку со шнуром, на котором висело тяжелое серебряное кольцо. Она до последнего не хотела этого делать, но выбора у неё попросту не осталось: если она не воспользуется им сейчас, то они просто замерзнут. Достала она его заранее – незаметно и для хозяина, и для талморца; девушка не была уверена, сработает ли этот трюк и кому сейчас принадлежала эта земля, но не попробовать грозило тем, что они с Мейараном действительно останутся на улице. Сначала старик истолковал ее жест превратно и хотел было захлопнуть дверь прямо перед носом, но внезапно его глаза округлились, как только он узнал монограмму.       -Я дочь Дария Скравериума, - чуть дернув рукой – и поймав подпрыгнувшее кольцо, Лин спрятала его в ладони. Вероятность успеха повысилась почти вдвое – норд узнал это кольцо. Следующие слова дались уже куда сложнее, потому что она буквально ткнула пальцем в небо: -Когда-то он владел этой землёй, и, я уверена, что он сделал для вас немало хорошего, - не заметив никакой перемены в лице крестьянина, она поджала губы. Проклятье, неужели она ошиблась!? -В хлев нас хотя бы пусти, а! –сдержаться, чтобы не добавить «нордский баран, мать твою», было тяжело, но Лин справилась.       В хижине раздался шум – будто на пол упала кастрюля, а затем из глубины эхом отозвались грузные шаги.       -Лейф, пустая ты головешка, не будь таким сухарем, пожалей хотя бы девочку! – жена кмета заслонила вход широкой горой, обтирая руки в чем-то жирном о свой грязный передник. -Господин… - молчание заменило имя, и старик напрягся, все еще буравя чужаков взглядом, -денег тебе дал на дом! Корову тебе подарил! – в конце концов, большая женщина оттолкнула мужа за свою спину и оказалась прямо перед Лин, улыбаясь ей совершенно искренне, хоть и с явным налетом печали. На талморца она старалась не смотреть, но девушка все равно поймала ее затравленный взгляд, которым она украдкой смерила его с ног до головы. -Дом у нас небольшой, и на всех места не хватит. В нем всего две комнаты, и в одной живем мы с Лейфом, а в другой – сын с невесткой и детьми. Но хлев у нас тёплый, дорогуля, прости этого старого пня, - извинения женщины были адресованы Лин, но никак не меру, стоящему у неё за спиной. Нордка аккуратно обозначила черту, не пуская их дальше порога, но девушке было все равно: главное, что у них будет крыша над головой на эту ночь. -Вы мне… вещи дайте, которые надо просушить. Я развешу. Лошадей можете оставить в стойле вместе с нашей кобылкой, там свежее сено и вода. Лейф, отведи их к хлеву, а то у меня тесто убежит, - но все-таки талморца она боялась, спихнув все на мужа; взгляд того едва не заставил Лин взяться за кинжал – если б им можно было убить, то они с Мейараном уже свалились бы замертво. -Светлая память господину Дарию…       Сено было сухим и свежим – урожай убрали всего пару недель назад, и оно не успело провоняться скотиной и спреть, настойчиво напоминая своим запахом о месяце Последнего зерна. Утонув в нем практически с головой, Лин поежилась и глубоко вздохнула, пытаясь хоть немного согреться. Талморец занырнул рядом удивительно ловко, прижимаясь своим плечом к её; в эту же секунду девушка почти отдернулась, но в последний момент остановила себя, поняв, что вдвоем они согреются быстрее. На ней было старое и огромное хозяйское платье и шерстяная шаль, на нем – подлатанная рубашка и ощутимо короткие для него штаны; хоть норды и не пустили их в дом, но поделились и едой, и сухой одеждой, и даже валенками – правда, те оказались малы обоим. Шмыгнув носом, мер наконец задал тот вопрос, которого Лин ожидала с того самого момента, как они остались одни:       -Дарий Скравериум – это отец твоего брата? – она сухо кивнула и едва не пискнула, занырнув руками под ткань платья и устраивая их под мышками, чтобы согреть их. -Но тебя он тоже принял?       -Ага, - мер же согревал свои ладони дыханием, сложив руки лодочкой. -Сначала было много слухов, но потом они прекратились, да и, если не поднимать ни на кого глаза и прикрывать уши, то я сойду за человека. Он не любил меня как дочь, но и не утопил в реке и даже дал мне образование и свое имя. Поэтому… я благодарна ему. Наверное.       На лице мера застыло странное выражение – будто он хотел сказать что-то, но или не решался, или торговался с собой; девушка напряглась и невольно нащупала в своем рукаве кинжал. Наконец, шумно выдохнув, Мейаран повернулся к ней и тихо спросил:       -Мы можем погреться друг о друга? – она едва не оскалилась и не приставила к его горлу лезвие, но её злость тут же испарилась, когда она заметила то, что губы у талморца все ещё синие, а на щеках вместо красноты проступила болезненная бледность – это был плохой знак. Все-таки, Лин родилась и прожила почти всю свою жизнь в самом северном городе Скайрима, а Мейаран – на тёплых островах и в гораздо более южном Сиродиле. Поджав губы, она придвинулась ближе и разомкнула руки, но мер не сдвинулся с места, все еще не сводя с неё вопросительного взгляда. Невольно девушка удивилась, хотя виду и не подала. Ждал согласия?       -Ну, иди сюда. Только предупреждаю, если ты дернешься так, как мне не понравится – я тебя прикончу, - из ее груди вырвался удивленный выдох – талморец оказался едва ли теплее трупа. -Проклятье! Ты холодный как ледышка, я так сама замерзну. Руки давай сюда! А то почернеют пальцы от холода, и не сможешь проворачивать свои магические фокусы, - он подал ей свои ладони без лишних слов, и Лин спрятала их в своих – как могла, конечно: он был альтмером, а она – полукровкой, и оттого её руки были куда мельче. -Сено быстро согревает. Скоро оттаешь.       За стенами хлева все еще барабанил дождь, напоминая о себе влажностью и запахом мокрой земли. Мейаран дрожал, уткнувшись куда-то ей в плечо холодным носом, но, несмотря на это, вдвоём было теплее. Начав растирать его руки, она тяжело вздохнула и закрыла глаза, проклиная на чем свет стоит и себя, и талморца. Засыпать вот так – вместе с ним – было тревожно, и усилием воли она заставила себя открыть глаза, всматриваясь в светящуюся оранжевым щель в стене. До чего она докатилась? Греет того, кто был переназначен ей палачом, кто убил бы ее по первому приказу и кто... спас ее. Уже дважды. Интересно, что сказали бы Мейарану его сослуживцы, увидев то, что он лежит в объятиях – даже не человека – полукровки?       Для себя Лин невольно отметила то, что пахнет он чуть по-иному, нежели человек; разница была практически неощутимой, но не заметить ее, лежа вплотную, было попросту невозможно. Словив себя на желании придвинуться ближе и вдохнуть запах волос альтмера, она вспыхнула и скрежетнула зубами, заставив себя чувствовать только вездесущий запах свежего сена.       -Что… - он дернулся, и девушка сжала его сильнее. -Что случилось с Дарием?       Его любопытство ей не понравилась. Но с другой стороны… что изменит то, что она все расскажет? Дарий лежал в могиле уже десять лет, а талморец уж точно не входил в круг его преследователей, которые кошмарили её семью ещё несколько лет после его смерти. Поджав губы, Лин откинулась на сено и задумалась.       -Перешел дорогу кому-то опасному. Он владел четвертью холда, был таном при прошлом ярле и вёл торговлю с другими странами, а умер как никому неизвестный крестьянин. Стража отказалась вести расследование, и вся его собственность перешла ко двору в счёт уплаты невесть откуда взявшихся долгов. Кто-то его просто… устранил.       -А вы? – Мейаран наконец перестал дрожать, угревшись от их общего тепла. Невольно Лин скривилась от полученного вдогонку вопроса; к счастью, он в этот момент не увидел ее лица.       -Нарилиусу было всего два года тогда, а мне – десять. Если бы не старый дом, где мы до жили с Люцианной до того, как она вышла замуж за Дария, то мы бы все оказались на улице, - его теплое дыхание щекотало кожу, но девушка насильно отвлекла себя от этого ощущения, возвращаясь мыслями к чёрному мундиру и запаху каленого металла. -Сначала приходили странные люди, угрожали. А потом все как-то резко утихло. Но Люцианна подсела на скуму, и через год нас отправили в сиротский приют, - неожиданно талморец приподнялся и отстранился, чтобы взглянуть ей в глаза; при этом она почувствовала себя что ни на есть паршиво. -Что?       -Правда? Сиротский приют? Это… ужасно, - его сочувствие смутило и разозлило Лин одновременно, схлестнув внутри несколько противоречивых чувств. -Мне жаль.       Его щеки пошли болезненными пятнами, но вернули естественный цвет, в волосах запуталась солома… девушка отдернула себя от желания смахнуть её; все-таки злость была гораздо сильнее невесть откуда взявшегося порыва заботливости.       -Да в зад себе свое жаль засунь, талморец. Какая уже разница? И какое тебе до этого дело? – насупившись, она уставилась на его подбородок и замолчала, жалея о том, что вообще поддержала этот разговор. -Как ты вообще можешь меня жалеть, если ты всю жизнь провел в достатке? Ты ведь из аристократов, даже слепой заметит. Небось даже в хлеву в первый раз в жизни.       -Вообще-то нет, - внезапно смущенно отозвался Мейаран. Лин скептически вскинула брови. -По юности я был по уши влюблен в дочь обычного фермера, и встречались мы или в хлеву, или в лесу, чтобы нас никто не видел. Положение наших семей было очень разным, поэтому это был бы полный… - как только до неё дошел и смысл его слов, и причина его смущения, она засмеялась – злость вмиг испарилась от нелепости, которую представлял из себя талморец сейчас. Хоть вокруг и царила практически полная темнота, сквозь которую можно было различить лишь намек на черты и отблеск глаз, девушка могла поклясться себе, что на его щеках даже возник слабый румянец.       -Мезальянс? Мальчик из аристократической семьи и девочка-крестьянка? Да это же сюжет для книжки, - несмотря на ее пренебрежение, он улыбался – слабо, но искренне. -И как твои ощущения от… развлечений простолюдинов на сеновале?       -Сено было очень колючим. А так… я ни о чем не жалею, - руки его наконец стали тёплыми, и девушка их отпустила, следом отстранившись сама. Поняв намёк, мер отодвинулся и откинулся на сено, закрыв глаза. Неужто вспоминал свою первую любовь? Мысль о том, что он вспомнил эту историю именно в тот момент, когда они вместе лежали в проклятом хлеву, отозвалась самой настоящей неприязнью в груди. Или это было чувством, будто в ней что-то упало и ухнуло? Озадаченная Лин отпрянула еще дальше, закапываясь в сене до самого носа.       Резко лицо Мейарана скривилось, и он рывком повернул голову, вглядываясь в темноту. О том, что тот прочитал заклинание, она скорее почувствовала, чем услышала: тут же в лицо ударил слабый голубой свет от взлетевшего к крыше огонька; проследив за его взглядом, она замерла. Огромную пятнистую морду с глазами, обрамленными пушистыми ресницами, девушка заметила не сразу, но, как только мер снова отпрянул и невольно прижался к ней, Лин разразилась таким хохотом, что у нее свело живот: руку талморца лизала невозмутимая корова.       -Ты ей нравишься! – за неимением его руки та стала так же невозмутимо жевать сено из стога, в котором они лежали. Вытерев ладонь об штаны, Мейаран поморщился и выругался.       -Да я вижу.       -Ой, ну не обижайся ты на нее так. Вдруг это заколдованная принцесса или княгиня. Услышала о твоём высоком происхождении, вот и заигрывает с тобой! – в ответ на легкий толчок в плечо он фыркнул, и Лин снова засмеялась, откинувшись на сено.       -У тебя красивый смех.       Она вмиг замолчала, уставившись на мера так, будто бы вместо него это сказала заговорившая человеческим голосом корова. Верить не хотелось ни своим ушам, ни памяти: хотелось вытравить эти несколько слов из головы раскаленной кочергой. В тот же момент, как прошёл шок, Лин отдернулась от него и неосознанно выставила вперёд руки, не сводя с талморца глаз.       -У тебя что, горячка? – тот ничего не ответил, глядя куда-то в потолок. -Я не крестьянская девка, понял!? Если хоть на палец придвинешься ко мне, то…       -Выбьешь зубы? – в его взгляде было что-то снисходительное, и девушка остро ощутила, как внутри закипает злость. Теперь – в свете магического огня, она видела его лицо гораздо более отчетливо; осознание того, что она смотрит на него дольше, чем нужно, заставило ее скрипнуть зубами.       -Сделаю лейку из твоего живота и оставлю умирать в одиночестве, - чуть грустная улыбка совершенно сбила её с толку, залив пожарище точно летний дождь.       -А не жалко потраченного тепла? – она непонимающе нахмурилась и выдавила из себя раздраженное «что?», глядя то на линию его губ, то на глаза. Они были по-эльфийски странные, но неожиданно до Лин дошло, что такие же глаза она имела сама, хотя и всю сознательную жизнь не хотела себе в этом признаваться. -Ты согрела меня. Могла и не соглашаться. Не будет жалко?       Замерев, девушка словила себя на том, что краснеет.       -Иди в Обливион!       И все же, ей было жалко.