Нам никто не помешает

Было прохладно. Ветер сквозил из плохо утеплённых окон. Гилберт опять филонил, и теперь через щели в окнах дул холодный осенний ветер. Вата была не слишком плотно придавлена, а газеты слезали. Прусс, видимо, даже не старался, когда неделю назад Иван попросил его утеплить везде окна. Россия решил заделать щели бумажным скотчем или изолентой – всё равно эти окна уже не спасти, так хоть от холода укроется. В голову закралась мысль, что Байльшмидт специально плохо поработал в его кабинете, потому что, например, в комнате прусса было вполне тепло, и никакие сквозняки по полу не ходили. Но, наверное, Брагинский себе надумал. Ведь не будет же Пруссия специально ему пакостничать? Ну да... Россия поднялся со скрипучего стула, оперевшись о дубовый стол. Пруссия вполне мог так поступить. Как раз неделю назад они поссорились, а в такие моменты Гилберт мог опуститься до мелких пакостей. И даже, не стыдясь, может признать свою вину, но ничегошеньки исправлять не станет. Только иногда, видя, что нервы Ивана совсем ни к черту, сжаливается над ним. Байльшмидт вообще странный: одновременно колючий и заботливый, только проявляется это у него весьма специфически и будто из-под палки. Россия никогда не настаивал на любви и заботе к себе, разве что уважения требовал. А с пруссом получалось словно наоборот. Пруссия далеко не всегда слушал его, зато в критические моменты всегда, абсолютно всегда, был рядом. Но какой же он был конфликтный. И Иван, как дурак, уподоблялся ему. Набить друг другу морды – запросто. Орать семиэтажным матом так, что все соседние дома слышат – пожалуйста. Благо, несмотря на расстраченные нервы, конфликты были недолгими. Они умудрялись решить всё на месте. Не всегда конечно... Бывало, что они уходили в свои комнаты и усмиряли пыл, пока в конец не разукрасили друг друга. Но после всегда выходили на нейтральную территорию и заключали мир. Закончив с окнами, Россия хотел было вернуться к работе, как вдруг услышал звук открывшейся двери и ворчание на немецком языке внизу. Иван встрепенулся. Гилберт не должен был так рано возвращаться, Брагинский дал вольную: отпуск в Берлин к брату за его счёт. Что за внезапный поворот событий? Нет, он конечно рад возвращению Байльшмидта, но некоторые обстоятельства... Замерев на своём уже замёрзшем стуле, Россия буквально превратился в слух. Вот Пруссия скидывает ботинки и стягивает пальто, вот он кидает мокрый зонт и проклинает промозглую погоду, вот скрипят половицы под его ногами, а вот он стягивает ремень и кидает его куда попало, и раздаётся звук ударившейся об пол бляшки. Иван прикрывает глаза, ожидая, что будет, когда Гилберт откроет дверь в ванную. – Бл*ть! Это ещё не самое худшее, что могло вылететь из уст Байльшмидта. Послышался хлопающий звук на фоне шума воды и каких-то пререканий: это прусс захлопнул дверь в ванную и материл того, кто там плескался. – Твою дивизию! Узкоглазый, ты что тут забыл, бл*ть!? – Через закрытую дверь кричал Гилберт. Ответом ему было: – Это ты что тут забыл?! Какого хера ты заходишь в ванную, когда тут занято!? Это уже был голос Улуса – Монголии. Он, зная, что Пруссия отсутствует, приехал навестить Россию, а тут сюрприз – Гилберт вернулся раньше положенного. Честно, Брагинский не любил, когда эти двое встречаются вместе, это всегда заканчивалось плохо. Джучи и Байльшмидт не могли не поссориться, они всегда пререкались, постоянно спорили, в общем терпеть не могли друг друга. И Иван не до конца понимал причины этих взаимных уколов и упрёков. – Да потому что тут живём только я и Россия! – Кричал взбешённый Гилберт. – У вас с ним такие близкие отношения, что ты беспрепятственно заходишь к нему в ванную?! – Донеслось сквозь шум воды. Брагинский шлёпнул себя по лбу, тяжело вздыхая. Только этого ему и не хватало. – Да! – Зло ответил Байльшмидт. И затих. Кажется, он ушёл на кухню, а Монголия как ни в чём не бывало продолжил намываться. Стоит отметить, что вся их перебранка была пропитана сарказмом и язвительностью. Россия сполз немного вниз со стула, уперев взгляд в потолок. Ему надоели их стычки каждый раз, как они встречаются. Почему они не могут быть более лояльными друг к другу? И по какой вообще причине они ненавидят друг друга? На днях Пруссия укатил в Германию к брату, так сказать, погостить. В тот же день ему звонит Монголия и в течение диалога, больше напоминающего монолог, Джучи узнает, что противного немца дома нет. А по мнению монгола – это отличный повод навестить Россию. Иван был вынужден принять гостя, а после и приютить, как сказал Монголия: всего на одну ночь. В итоге Улус находился в доме Брагинского уже третий день, просыпался ни свет ни заря и будил Ивана, а сам после обеда заваливался на боковую. График России сбился к чертям собачьим из-за него. Ко всему прочему Джучи активно растрачивал ресурсы Брагинского: ел за счёт русского и лил воды так, будто больше у него никогда не будет возможности помыться. И вот сейчас он спокойненько плескался в ванной, а тут неожиданно вернулся Байльшмидт. Вся ситуация напоминала анекдот про жену, любовника и мужа, вернувшегося с командировки раньше времени. Однако смеяться Ивану не хотелось. Брагинский поднялся с насиженного места и вышел из кабинета, направляясь в сторону кухни, где гремел Пруссия. Россия спустился по лестнице и прошёл мимо ванной. Краем уха он услышал негромкое и явно фальшивое пение монгола – Иван замедлился и в итоге остановился у двери, усмехнувшись. Он вздохнул, подумав о наглом Монголии, который с течением времени совершенно не поменялся и не растерял своего хамства и самоуверенности. Наверное поэтому Брагинский позволяет ему быть рядом, несмотря на всё пережитое. Россия тряхнул головой и пошёл дальше. Байльшмидт был дёрганным и злым, всё валилось из его рук. По запаху Иван понял, что тот делает омлет. Удивительно, что Гилберт без всяких ворчаний начал готовку сам, а не заказал просто еды, как это бывает обычно. Дождь уже закончился и даже ветер утих. Теперь в комнате было свежо. Из окна лился дневной солнечный свет, и в лучах были видны зависшие в воздухе пылинки – пора делать уборку. Может запрячь этих двоих оболтусов?... – Гил... – Негромко позвал Россия, смотря на напряжённую спину прусса. Тот резко обернулся, зыркнул на него раздраженно и отвернулся обратно, отдавая всё своё внимание омлету. Брагинскому оставалось лишь тяжко вздохнуть. – Как поездка? – Отлично. – Почти выплюнул Пруссия. Он поставил омлет в духовку и захлопнул дверцу слишком громко, что Иван забеспокоился о сохранности плиты. Байльшмидт выпрямился и взялся за заварник. За столько лет совместного проживания с Россией чай у Гилберта стал необходимым атрибутом приема пищи. – Ты же знаешь, что я терпеть не могу его наглую узкоглазую морду. – Фыркнул прусс. Брагинский закатил глаза к небу. Он честно не знал, что отвечать на это. Сказать, что он не ждал Гилберта так рано? Тогда Байльшмидт точно обидеться, потому что услышит не "так рано", а "не ждал". А сказать, что он думал, мол, раз Пруссии нет, значит можно – тоже не вариант. Гилберт может раздуть это до того, что Россия не учитывает его мнение. И тогда вновь будет ссора. Байльшмидт вообще с цепи срывается, когда кто-то нарушает его личное пространство. Вернее, их личное пространство. Пруссия очень не любит, когда кто-то вмешивается в их жизнь и лезет к нему, Ивану. – Так получилось. – Пожал плечами Россия, понимая, что ситуация безвыходная. – У тебя всегда так. – Ворчал Гилберт. – Всё на авось. Авось пронесёт... А авось не пронесёт, и тогда всё идёт по пиз... Кхм, через задницу, Брагинский. Всё у тебя вечно через это место. – Заключил, как вердикт, Байльшмидт и посмотрел в его глаза. Иван почему-то не видел в них больше злости, а только усталость и жалость. Только не понятно к кому. – Давай пельмени поставим? – Спустя минуту гляделок спросил русский. Гилберт махнул на него рукой, уже явно успокоившийся и смирившийся с третьим лишним в доме. Иван мягко улыбнулся. Шум воды прекратился. Вскоре на кухне показалась мокрая голова Улуса и, собственно, остальные его части тела тоже. Сверкая белозубым оскалом и влажным голым торсом, монгол прошёл вглубь помещения и уселся за стол. Раскинувшись на стуле, как барин, он обвёл взглядом фигуру Ивана в фартуке, стоящего у плиты и готовящего пельмени. Байльшмидт возился рядом, и с приходом Джучи, недовольно косился на того. – Чего лыбишься, как придурок? – Не удержался Гилберт от язвительного комментария. А Монголии хоть бы что: сидит довольный и дальше, правда взгляд его странный – пронзительный слишком. Иван всячески старался игнорировать его. И плевать, что черные глаза обвели его тело уже с десяток раз и прожгли несколько дыр в Пруссии. Весь этот ширпотреб естественно не укрылся от глаз Гилберта. – А ты, Калининград, на меня не смотри так. – Фыркнув, усмехнулся монгол. – Ты лучше делом займись. Угости меня что ли. – Протянул он, явно издеваясь над далеко не стальными нервами прусса. – Или жизнь с Россией бок о бок тебя так и не научила гостеприимству? Байльшмидт повернулся к Джучи. Иван почувствовал опасность: назревал конфликт и возможно тяжкие телесные. – Меня она много чему научила. Вон - язык русский выучил, как второй родной. – Скептически заметил Пруссия, скалясь на Улуса в ответ. – Фразеологизмы там всякие... Слышал такую поговорку у русских: незваный гость хуже татарина? И как так получилось, что в любом случае эта поговорка подходит к тебе, а? Брови монгола опустились, колючий взгляд буравил прусса, но острая улыбка не сходила с лица. – Я смотрю, язык у тебя подвешен... – Монгол не любил ворошить прошлое, если оно напоминало нечто неприятное. А эта поговорка всегда пробуждала в нём такие воспоминания, поэтому-то Улус и не любил её. Вдруг раздался бьющийся звук: это Россия ударил половником о кастрюлю – как бы невзначай. И тут же не торопясь обернулся к ним с лёгкой улыбкой. – Пельмени будете? – Синхронный кивок. Тогда Иван обратился уже к Джучи. – С бульоном? – Вновь получив утвердительный кивок, Россия принялся за приготовление, а Гилберту поручил сервировку. И для Улуса нашлось занятие: сгонять в кладовку за компотом, потому что Ваня так захотел. Монголия поднялся, бурча себе под нос, и направился в кладовую, где как всегда была перегоревшая лампочка. На весь дом послышалось чертыхание, потом грохот, а после мат на смешанном монгольском и русском языке. За столом была полная тишина. Все молчали, не решаясь нарушить воцарившееся спокойствие, которое так ждал Россия. Единственное, что его смущало, это пристальное внимание Монголии. Настораживало и то, что он разглядывал их обоих: Ивана и Гилберта. Цепким взглядом обхаживал сразу двоих, и на губах его то и дело появлялась ухмылка, но тут же пропадала. Из головы Джучи не вылезал сегодняшний инцидент. Поведение Пруссии было странным. Вернее, всё как обычно, но эта ситуация с ванной, на первый взгляд случайная, на деле же была мутной и непонятной. В глазах монгола выглядело всё весьма двояко. Конечно, можно было придумать оправдание этому поступку, но гораздо интереснее поиграть на нервах прусса, того и глядишь на правду-матку выйдешь. Улус вновь обвёл взглядом напряжённого Байльшмидта, а после Ивана. – Вы спите вместе? Вопрос резанул по ушам в звенящей тишине и заставил впасть в ступор хозяев дома. Брагинский аж поперхнулся, до него быстро дошёл смысл фразы, а вот до Гилберта похоже не очень. Тот недоуменно нахмурил брови, замерев на месте. Россия чувствовал, как запустился механизм в его голове, и информация начала обрабатываться. Лучше бы Байльшмидт пропустил всё мимо ушей. Поняв смысл вопроса, Пруссия ещё больше нахмурился. С первого взгляда было видно, что ему совершенно не понравилось его содержание. Гилберт со звоном уронил вилку на стол. – Ты головой ударился, косоглазый? Джучи не обиделся на прозвище ни сколько. Прусс всегда придумывает ему клички и различные прилагательные. Стоит радоваться тому, что Гилберт нашёл себе способ тренировки русского языка. – Бывало. – Согласился Монголия. – Но это никак не отразилось на моём интеллекте. – Что-то не видно. – Выплюнул Байльшмидт. – Значит, нет? – Уточнил Улус, переведя взгляд на русского, явно потеряв интерес к Гилберту. – Откуда такие мысли? – Россия удивлённо смотрел на Монголию. Тот неопределенно повёл плечами и покосился на прусса. – Есть причины... – Неоднозначно ответил Джучи. На самом деле сегодня не первый раз, когда он задумывался над этим вопросом. Байльшмидт вызывал подозрения на протяжении всего времени проживания с Брагинским. Но, если раньше это можно было списать на вынужденные меры, то после развала Советского Союза смысла оставаться в доме России у Гилберта не было: его с распростёртыми объятиями ждали в Берлине. Но тот наотрез отказывался уходить от Ивана. Может Брагинский и не замечал всего этого, что вполне в его характере, но Джучи со стороны прекрасно видел отношение Пруссии. И то, что Россия позволяет оставаться рядом и принимает прусса и все его выходки, тоже наводит на определенные мысли. От этого внутри, наверное в области сердца, что-то противно скребёт. Улус прогнал навязчивые мысли. У него давно нет сердца. Ничего там скрести не может. – Так значит, я не прав? – Усмехнулся Монголия. Россия отрицательно качнул головой. По его глазам монгол понял, что он не врёт: в синеве его глаз отражалось непонимание, удивление и чуточку грусть. Похоже на то, что он говорит правду. А, если посмотреть на Пруссию, в алых глазах которого горело пламя праведного гнева, то становилось понятно – оба в растерянности. Ситуация была странной и неясной, и единственное, в чём Монголия был уверен, они действительно не спят вместе. Однако в мыслях так и напрашивалось: "пока что". Джучи помотал головой. Время покажет.