Нам никто не помешает

Несмотря на раннее время, солнце уже во всю слепило. Было жарко и тихо: на улице в шесть утра мало кто гуляет. На просёлочной дороге совсем никого не видно, и деревня казалось опустевшей и заброшенной. Но крики птиц, мычание коров, лай собак и редкие голоса, там за заборами, говорили о том, что всё-таки жизнь здесь есть. И Пруссия услышал бы всё это многообразие, если бы не воткнутые в уши наушники. Гилберт бежал. Утренняя пробежка – привычка давняя, привитая ещё с военного времени его любимым братом. Тот тоже тренировался каждый день и заставлял Байльшмидта делать то же самое. Прусс на самом деле не имел четкого режима и не любил следовать правилам, но ежедневные тренировки ему даже полюбились, став привычным занятием. А ещё отличным способом остудить пыл... Иногда отсутствие близости очень и очень напрягает, а постоянное присутствие объекта желаний лишь усугубляет ситуацию. И Байльшмидту не остаётся ничего, кроме как изнурять себя тренировками, хоть как-то успокаиваясь. Вдруг левое ухо почувствовало прохладу, и Гилберт понял, что наушник падает. Резко остановившись, он не успел подхватить его, и тот упал на пыльную неасфальтированную дорогу. Сразу вспомнилась их недавняя ссора с Иваном о том, что пора бы проложить здесь хотя бы асфальтную крошку. Брагинский же, будь не ладен этот любитель дикой природы, всё время тянет с этим вопросом. То ли из большой любви к земле, то ли в силу своей лени. Второе более вероятно. Пруссия наклонился и взял наушник, который выключился от падения. Ну, если бы Гилберт всё же добился щебёнки от Брагинского, то наушник сейчас вряд ли был бы жив. Прусс отключил музыку вовсе и побежал в направлении дома, который был на самом краю деревни, поближе к лесу. Опять-таки по желанию России. Байльшмидт посматривал на экран телефона: Иван уже должен был написать ему. Обычно в это время смартфон Гилберта уже вовсю разрывался от сообщений Брагинского, который гневно строчил ему, что завтрак уже готов, а он, скотина прусская, бегает где-то. Каждый будний день Пруссия просыпается в шесть или раньше, по армейской привычке, и отправляется на утреннюю тренировку. Россия просыпается по будильнику через полчаса, потому что ему на работу. И пока Байльшмидт качает мышцы ног и остальных частей тела, Иван готовит завтрак. Гилберт ушёл сегодня, когда Ваня ещё спал, как и обычно. Но сообщений не было. Ни одного. Пруссия стянул с себя мокрую от пота майку и кинул в стирку. Ещё при входе он заметил, что на кухне было пусто, и завтраком буквально там не пахло, а в доме вообще была полнейшая тишина. Байльшмидт направился в комнату России. Что-то подсказывало, что сегодня у Ваньки пошло всё не по плану. Открыв дверь, Гилберт недоуменно уставился на огромный кокон одеяла: не трудно было догадаться, что за гусеница сопела в нём. – Эй, Брагинский! – Прусс быстро оказался рядом с русским и дёрнул одеяло на себя. Тот неожиданно легко раскрутился и упал с кровати, пока Гилберт с широко распахнутыми глазами смотрел на летящего вниз Россию и держал одеяло в руках. – Брагинский, ты чё дрыхнешь?! Россия сонно разлепил глаза, недовольно уставившись сперва в потолок, а потом на Гилберта. – Сколько времени? – Пробормотал Иван. – Самое время поднять свой зад, Россия! Петухи уже пропели, солнце встало, колхоз на поле, а ты всё ещё в кровати. Брагинский принял сидячее положение с трудом. – Гилберт, время. – Раздражённо сказал русский. Байльшмидт фыркнул: – Семь часов двадцать восемь минут. – До России долго доходило. – Вставай, ёпта. У тебя вылет через полтора часа. Иван уставился на него, словно сова, совершенно круглыми глазами. – Куда? – В Лондон. В итоге Пруссия великодушно помог подняться Брагинскому и даже повторил ему десять раз, сколько времени и куда ему нужно отправляться, потому что сонный Россия совсем не осознавал себя и мир вокруг. Когда Ваня пил чай и ел бутерброды, наспех приготовленные Байльшмидтом, прусс был уже спокоен и почти доволен жизнью, но, как обычно это бывает, есть пресловутое "но". – А, кстати, Гил, ты летишь со мной. Гилберт замер с чашкой кофе в руке, потянувшись за бутербродом. – Чего, бл*ть? Напряжённая атмосфера окутала конференц-зал и всех здесь присутствующих. Россия скривил губы в привычной улыбке, тихонько стуча ручкой о поверхность стола. Отнюдь не тихие перешёптывания стран слились в один сплошной гул. Многие недоумевали: почему Экс-Пруссия присутствует на собрании? Ответ был довольно прост – президент настоял. Почему? Потому что Байльшмидт бездельничал. Но Иван не собирался рассказывать о своих внутренних делах дрожайшим коллегам. – Россия, зачем ты притащил сюда эту область? – Америка выглядел раздраженным, словно его что-то напрягало и жутко не нравилось. Брагинский даже догадывался что, а точнее кто. Немцы среагировали на слова Джонса моментально: оба взъерепенились. Германия нахмурился, а Гилберт уже открыл рот, чтобы ляпнуть что-нибудь оскорбительное в ответ, но Иван опередил его, пнув под столом. – По уставу это не запрещено. – Весьма дипломатично ответил Брагинский. На это Америке, как ни странно, сказать было нечего, поэтому он быстро захлопнул свой рот, в ожидании новых огрех русского. Все умолкли после этого короткого диалога. Было ясно, что более развернутого ответа от России они сегодня не услышат, поэтому додумают сами. Всё же сплетников здесь было предостаточно. Германия потёр переносицу: собрание ещё не началось, а ему уже всё надоело. Как же хотелось домой. Там его ждали картошка и холодное пиво в холодильнике, а ещё два верных пса породы овчарка. А он здесь. – Пожалуй, начнём... Людвиг не заметил когда, но в какой-то момент всё пошло не по плану. Наверное тогда, когда Гилберт достал этот подозрительный термос. Германия сперва не обратил на него должного внимания, но после того, как ранее собранный и серьёзный Россия стал румяным и чуть более развязным, Людвиг понял, что здесь что-то не так. Конкретно с содержимым термоса. Судя по странному хихиканью Гилберта, в нём находился совсем не чай, а что-то явно покрепче. Эти два товарища сидели рядом с Байльшмидтом-младшим, и он в свою очередь прекрасно слышал все их перешёптывания на совершенно разные темы: от смешно шевелящихся бровей Англии до мартышек на Марсе. Откуда им там взяться, Германия не знал и знать не желал. Поэтому он спокойно пихнул в бок больно расшумевшегося брата, а тот в свою очередь даже не обратил на него внимание. – Гилберт... – Строго шикнул на него Людвиг. Байльшмидт обернулся к нему и выгнул брови, мол, что надо. – Вы можете хотя бы сделать вид сосредоточенный. – Мы? – Удивился Пруссия. Он, к слову, не выглядел пьяным, просто слишком радостным. – А-а. – Многозначительно протянул он и отвернулся к русскому. – Слышал? Товарищ Брагинский, нам сказали умолкнуть и сделать умные морды. Россия сложил перед собой руки в замок и сделал лицо, как это называется, кирпичом. Гилберт довольно кивнул, мол, так держать, а после повернулся к Германии. – Так нормально? Людвиг пребывал в лёгком замешательстве, но всё же кивнул. Байльшмидт-старший усмехнулся, довольный проделанной работой. Но спокойствие на правом фланге длилось недолго. Гилберт вдруг сказал: – Простите, товарищи, нам нужно срочно отлучиться. – Потом поднял вслед за собой Брагинского. – Мы буквально две-три, ну может десять, минут. Скоро вернёмся, вы без нас, пожалуйста, глобальные мировые проблемы не решайте. – Произнёс прусс и уволок за собой несопротивояющегося Россию. Ошарашенные страны смотрели им вслед молча. Какие глобальные мировые проблемы, тут есть дела поважнее: сплетни. Пруссия увел Ивана в туалет. Брагинский был неплох для выпившего пару стаканов горячительного, но недостаточно хорош для деловых встреч и работы в целом. Поэтому почти трезвый Гилберт любезно помог ему. – Ну-ка, приходи в себя. – Встряхнув русского за плечи, Байльшмидт склонил его над раковиной и плеснул холодной воды в лицо. – Тебе ещё президенту отчитываться. Эй, Россия. – Да нормально всё... – Буркнул Иван, проводя рукой по мокрому лицу. Гилберт недоверчиво осмотрел его. – Точно? – Точно-точно. – Усмехнулся Брагинский и выпрямился. Он лукаво посмотрел на прусса. – Эх, Калининград, – Иван перекинул руку через шею вмиг скривившемуся Байльшмидту. – Наверное, буду чаще брать тебя с собой на эти скучные собрания. – Пруссия недоуменно выгнул брови. – С тобой веселее. – Россия, ты походу не протрезвел до конца. Давай ещё водички тебе плесну в рожу, а? Брагинский громко рассмеялся, и прусс больно ткнул его в живот локтем. – Сам на свои собрания ходи. Мне здесь как-то не по душе. – Будто мне тут по нраву. – Заявил Россия. – Чувствую себя каждый раз, как на охоте. Только не понятно, то ли мне нужно кого-то ловить, то ли меня вот-вот поймают. Байльшмидт не ожидал откровенностей от Ивана в такую минуту и в такой ситуации. Всё ещё не выпутавшись из своеобразных объятий русского, он сжал его запястье, перекинутое через плечо прусса, и обхватил за талию. Гилберт не нашёл слов, чтобы выразить свою верность, и что он, несмотря ни на что, будет рядом. Но Ивану этого и не нужно: русскому всё и так было ясно по взгляду алых глаз и крепкой хватке на талии.