И имя ему - Сказитель

Лишь через пять часов Кадзуха добирается до столицы, потратив большую часть небольших сбережений на оплату конных повозок. Площадь встречает его радушно - солнце в самом разгаре печёт неприкрытые головы горожан, а торговцы, улыбаясь, зазывают потенциальных покупателей. Здесь, в средоточии жизни их королевства, и дышится легче. Нет того затхлого запаха старых домов и грязных улиц, по пятам преследующих в деревнях. Чисто, солнечно и радостно. Только вот ноги ужасно гудят и требуют незамедлительного отдыха. А ещё живот ясно даёт понять, что без еды более не продержится. На просторной площади полным-полно продуктовых лавочек. Глаза разбегаются при виде разнообразия съестного. Но тратить слишком много денег на еду просто нельзя, поэтому Кадзуха решает закупиться лепешками с мясом. Стоят они приемлемее всего. — Здравствуй, милый юноша. Желаешь отведать горячих лепёшек? Всего 20 моры. — День добрый, господин. Хм... Дайте, пожалуйста, три, - Кадзуха только развязывает мешочек с морой, как вмиг площадь смолкает. Тишина становится мёртвой, как на кладбище. Волной проходятся шёпотки, а торговец, тихо извинившись, спешит прикрыть свою палатку. Так делают все зазывающие людей продавцы. Кадзуха оборачиваться не хочет, потому что смутно подозревает, кто является причиной внезапного вымирания жизни на самой шумной улице страны. Но Кадзуха все равно оборачивается. В самом начале площади, тьму источая, вальяжной, издевательски неспешной походкой в сопровождении перепуганных не меньше обычных горожан четырех слуг, шествует Его Высочество Сказитель. На самом деле, это ненастоящее имя, но никто не знает, как его зовут на самом деле. И также неизвестно, по какой причине истинное имя кроется в секрете. Он всем своим видом, опасным и прекрасным одновременно, источает презрение и всеобъемлющее могущество. Неудивительно, что каждый покорно склоняет голову в знак приветствия своего господина. Они напуганы - это видно по бегающим зрачкам, упертых в землю. Многие едва сдерживают порыв разрыдаться от морозного ужаса. А Сказитель идёт горделиво и величественно, как и подобает члену королевской семьи. Черные одежды его так же тяжелы, как и пронзительный взгляд. Ещё одна составляющая наследного принца - черный цвет. Он сопровождает его в одежде своей и слуг, транспорте и даже лошадях. Это словно лишнее напоминание того, что он - зло, тьма и смерть. В нем нет места спасительному свету, к которому так стремятся все. Сказитель же полная противоположность всем в этом мире. Стук обуви давит на грудную клетку, сводит мышцы. Кадзуха стоит, но голову не склоняет, словно загипнотизированный. Сказителя красота просто магнитом тянет к себе рыцаря, но знание того, что принц - деспот, жестокий и бездушный, отрезвляет разум. Где-то в толпе начинает громко плакать ребенок, почуявший темную ауру рядом. Принц останавливается, резким взмахом руки, спугнувшим птиц, он поднимает дитя в воздух и с силой бросает его о каменную стену. По толпе проходится несдержанный поток вскриков, а на стене уродливой картиной сползают окровавленные ошмётки кожи и внутренних органов. Кадзуха же успевает вовремя заткнуть рот, во все глаза таращась на уже бездыханное тело ребенка, по коже которого черными извилистыми нитями проходится сила принца. Женщина, державшая его, начинает рыдать навзрыд. И ее крики, полные боли и отчаяния, заставляют ребра сжиматься, а горло пересыхать пустыней от страха. Становится ещё страшнее после того, как по лицу Сказителя мерзкой змейкой расползается довольная ухмылочка. Он, подобно хищникам, плавной походкой подбирается к умертвлённому и, склонившись над ним, начинает пристально изучать. Кадзуха стоит, скованный незримыми цепями ужаса, и не может поверить в увиденное. Холод по коже бежит и царапает, а желание вернуться домой неистово кричит где-то в груди. Сказитель же, выгнув бровь, отступает и продолжает путь. И на мгновение - совсем быстрое - его глаза встречаются со взглядом испуганных алых в толпе. Этого мига хватает, чтобы ощутить ещё бо́льший мороз от его бездонных ночных очей, безжалостных и совсем недобрых. Кадзуха едва сдерживается, чтобы не отшатнуться от этого взора. Желание сбежать становится острее, но понимание того, что без этого его матушка может скоропостижно скончаться, толкает вперёд. И под перепуганные возгласы толпы и рыданий матери Кадзуха на одеревеневших ногах потихоньку покидает площадь, совсем позабыв о голоде. *** Дворец предстает перед юным рыцарем огромным драконом, готовым с радостью поглотить любого вошедшего. И после увиденного на площади Кадзуха не уверен, что это лишь бессмысленный страх его мозга перед неизвестностью. Остроконечные башенки, рвущие небеса, похожи на пики, на которые, по рассказам отца, насаживают предателей государства. А тучи, сгущающиеся темным полотном, придают темной обители ещё больше мрачности. Кадзуха сглатывает, делая шаг вперёд, и мысленно подбадривает себя. Он просто идёт на службу, чтобы подзаработать денег. Его не за что сажать на пики или бросать в стену. Но и бедного дитя было не за что так жестоко убивать. Воспоминание кровавой картиной всплывает в сознании с каждым шагом, а страх ещё туже скручивает внутренности. Ладони потеют, когда Кадзуха свободно открывает массивную дверь. Стражи здесь никогда нет и не было, потому что ни одна душа, жаждущая сохранить свою жизнь, не осмелится даже приблизиться к воротам. Стоит двери закрыться за спиной, как Кадзуху накрывает. Теперь он в полной мере осознает, куда попал. Он в логове самого жестокого, беспощадного и могущественного человека не то что королевства - всего мира. Его мощью можно ломать горы и сжигать леса, уничтожать целые города и раскалывать миры пополам. И сейчас Кадзуха, владеющий лишь мечом и силой сострадания, стоит внутри. Дверь издевательски скрипнула перед тем, как отрезать шанс на побег. Внутри темно, но стражи до сих пор нет. Возможно, что она занята или наследный принц и вовсе ее не имеет. Откуда-то издалека доносится шорох пергамента и тихие мужские разговоры. Кадзуха ступает вперёд, и шаг этот, тяжёлый и неминуемо ведущий к гибели, звонким эхом ударяет по ушам. Он и не замечает, что тело начинает неистово содрогаться и обливаться холодным потом на спине. Дойдя до конца коридора, рыцарь натыкается на стену и поворот налево. Из него виден неяркий дневной свет из широких окон, ведущих в просторный цветочный сад. А в центре возвышается роскошный трон для приема посетителей (или простого отдыха, кто его знает), на котором Его Высочество, заваленный кучами бумаг и свитков, читает один из пергаментов. Рядом ровной струной стоит один из стражников, чего-то ожидающий. Кадзуха делает несколько шагов, выходя из осязаемой тьмы в приятный свет. — Что за ересь ты мне подсунул? - явно недовольный, отзывается Сказитель. А голос его - бархат. Дорогой, роскошный и доступный только богатеям бархат. Такой тембр не пугает, а наоборот - притягивает, завораживает. Точнее, завораживает только в том случае, если обладатель голоса - не деспот. А перед рыцарем сейчас сидит именно он. — Отказ? - спокойно, даже безразлично отвечает человек. — Не прикидывайся глупым. Конечно, отказ, - и он небрежно сует бумагу в руки молодому юноше, который тотчас же ретируется. И наконец наследный принц замечает рыцаря. Его глаза смотрят на него остро, как те самые пики. — М-м... Прошу прощения, Ваше Высочество... Я пришел... — ...чтобы опробовать себя в роли личного рыцаря? Что ж, ты либо безрассудный самоуверенный глупец, либо тот, кто хоть на что-то способен. Он поднимается с трона, а Кадзуха не смеет двинуться. Страх заставляет мышцы каменеть, а разум плавиться. Когда принц оказывается на расстоянии вытянутой руки, даже язык словно варёным на костре становится. Неподатливый, спутанный. — Дай мне прочувствовать тебя, - строго требует наследный принц, и тело рыцаря само подаётся вперёд. Сказитель кладет указательный и средний пальцы, сведённые вместе, ко лбу рыцаря. Мороз иглами впивается под кожу, а внутри факелом разгорается жар, сжигающий кости. Хочется закричать от боли, но язык все ещё немеет. — Что ты чувствуешь? Кадзуха сказать не в силах. Язык едва-едва двигается в стороны. — Что ты чувствуешь? - требовательнее просит Сказитель, и кое-как рыцарю удается выдавить: — Ж-жар... Сильный жар... Сказитель отнимает ладони, и организм мгновенно приходит в норму. Становится легче дышать, и страх как будто ослабевает. — Неплохо... Кадзуха не смеет переспрашивать. Сказитель стоит рядом, равный с ним по росту, и сверкает очами-ночами. Сверкает так, словно хищник, загнавший жертву в тупик. Мимо, держась стены, тихо проходят две молчаливые девицы-служанки, несущие в руках корзины с бельем. — Вы. Подойдите сюда, - безэмоционально просит наследный принц и девушки, продолжая безмолвствовать, подходят ближе. Кадзухе хочется сморщиться от столь пренебрежительного отношения к подчинённым. Он сочувственно глядит на девушек, в чьих глазах мелькает огонек страха. Весь этот темный дворец окутан страхом, им пропитаны высокие каменные стены и каждый потайной уголок. И Кадзухе придется жить в этой обители тьмы? — Да, Ваше Высочество? - стараясь скрывать дрожь, произносит блондинка. — Этому рыцарю предоставить комнату подле моей. Девушки согласно кивают, а Сказитель, перед тем, как скрыться в тени, выдает безразличное «ты принят». Кадзуха не отвечает, потому что совсем растерян. — Ну же, господин рыцарь, пойдёмте, покажем комнату, - одна из девиц, что повыше и поживее взглядом, доброжелательно подхватывает Кадзуху под локоть, утаскивая в сторону. Кадзуха ни слова не говорит, пока они поднимаются по широкой резной лестнице из камня наверх. Девушки о чем-то шепотом переговариваются, будто совсем не обращая внимания на него. Рыцарь все ещё не понимает, что происходит. Неужели поступить на службу к наследному принцу оказалось так легко или это просто какая-то проверка, и сейчас из недр тени выскочит разъярённый монстр, которого необходимо пронзить мечом? Но вот их ноги касаются верхнего этажа. Не понять только, на какой этаж они попали. Из окон виднеется задняя часть дворцовой территории с пустующим тренировочным полем, заваленным кучей чучел и снаряжения. Вдалеке разливается невиданных размеров равнина, залитая последними лучами солнца, что ещё могут пробить плотину густых облаков. Только сизые тучи, дополняющие мрачный образ этого места, и гулкая тишина в коридоре становятся черным пятном на этой картине цветущего мира. Шаги резко прекращаются, когда они останавливаются рядом с роскошно украшенной резьбой и какими-то неизвестными изображениями дверью. По одному виду можно догадаться, что это покои Его Высочества. Рядом же с этой комнатой находится дверь поменьше и поскромнее в украшении, но и она не выглядит слишком скудной: на ней имеются красивые узоры, хоть и менее роскошные и заковыристые. — Прошу, молодой господин, это ваши покои, - блондинка, поставив корзину на пол, достает висящую на шее черную нить с болтающимися на ней ключами разных форм, цветов и размеров. Служанка достает ключ молочного цвета и торжественно отворяет дверь. А внутри... Убранство, достойное богатеев. Хрустальная люстра, шелка на просторной кровати, пол из темного мрамора, дорогие иноземные ковры, тумба из редкой древесины... Да о таком только мечтать в самых запретных снах! Страшно представить, как выглядят покои самого принца. — Ну же, господин рыцарь, не стойте! - блондинка толкает рыцаря в спину, и тот едва не спотыкается о низенький порожек. - Прошу прощения, но, должно быть, неуважительно называть вас «рыцарем». Позволите ли узнать ваше имя, господин? - чирикает рядом служанка, пока вторая молчаливо следует за ней. — Эм... Я Кадзуха... Каэдэхара Кадзуха... - юноша оглядывает свои покои, и не верит, что теперь жить здесь будет он. Неужели все слуги Сказителя живут так богато? — А я Люмин, господин Кадзуха! Это моя дражайшая приятельница - Ноэлль. Но она не слишком разговорчива, вы уж извините ее, - крутится вокруг блондинка, улыбаясь. - Как вам ваше жилище? — Это... У всех слуг Его Высочества так? - Кадзуха в растерянности садится на необыкновенной мягкости кровать, почти утопая в дорогих тканях. — Ой, нет-нет, этот только для личных рыцарей. У служанок, как мы, поскромнее. Но если сравнивать с покоями слуг у других правителей, то у нас все превосходно. Его Высочество, хоть страху и нагоняет, но не даёт нам нуждаться в чем-либо, - Люмин хватает под руку Ноэлль, засмотревшуюся в окно на облака. - Ну, до встречи, господин Кадзуха! Если вам что-либо понадобится - колокольчик рядом, на тумбе! - и, махнув, девушки исчезают в дверях. А комната погружается в давящее молчание. И... это всё? Разве такое может быть? Разве не надлежит ему днями-ночами оттачивать свои навыки на тренировочном поле, чтобы стать достойным рыцарем для Его Высочества? Как-то всё слишком резко и непонятно. Голова начинает кружиться от переизбытка вопросов, на которых нет ответа. Кадзуха валится на спину, утопая в шелках еще больше. До сих пор осознание того, что он принят на службу и в скором времени страдания матушки окончатся, не доходят до него. Он просто лежит, как сломанная телега, и не понимает, взаправду ли все это или просто глупый мираж. Кадзуха пролежал так пару часов, пялясь на потолок и играющие на люстре тени света с улицы. Конечности уже затекают, наливаясь свинцом, а веки тяжелеют. Слишком много мыслей погружают в лёгкую дрёму. И только стоит заслушать за дверью тяжёлые шаги, как Кадзуха ощипленной курицей вскакивает, протирая пальцами глаза. Дверь отворяется, и на пороге возникает образ Его Высочества. — Хм. Идёшь за мной. На ужин пора, - и уходит. Кадзуха, не раздумывая, спешит за принцем. Встаёт рядом, молча разглядывая пол. От Его Высочества физически ощущается исходящие могущество и чернь. Словно идти бок о бок с самой сущностью зла всего мира. Но, может, так оно и есть? Да, наверное, так и есть. Сказитель являет собой все самое чёрное, что есть в мире. Оттого идти с ним становится страшнее с каждой секундой, будто он обернется, сверкнёт глазами, растянет губы в садистской улыбке и со смехом твои внутренности превратит в кровавую кашу. — Это хорошо. Просто замечательно, - разрезает тишину безразличием голоса наследный принц. — А? Ч-что вы имеете ввиду, Ваше Высочество? — Ты боишься меня. Это хорошо. Очень даже хорошо. Так и должно быть, рыцарь, - в свете окон Сказитель расплывается в хищной ухмылке. Кадзуха бы и рад отшатнуться в стену, да только в таком случае наследный принц может в эту самую стену рыцаря и впечатать. - Они все боялись меня, но ни один из них не смог достичь цели. Посмотрим, на что способен ты, Каэдэхара Кадзуха. И снова тишина, прерываемая лишь шагами в пустом коридоре. Спрашивать, как Сказитель узнал его имя, Кадзуха не планировал. Жизнь дороже. Спустившись на первый этаж, они пересекают холл, в котором несколько часов назад на троне восседал принц, и доходят до дверей. На ней, как и на всех прочих, из камня вырезаны узоры. Странные, непонятные узоры. Распахнув ее мановением руки, они входят в просторный обеденный зал. В помещении стоят два больших стола и один поменьше, но явно выделяющийся. За тем, что побольше, сидят слуги, стражники и прочие жители этого дворца. На их лицах, опущенных в свои тарелки, читается страх. Они полушепотом приветствуют своего будущего государя, а после продолжают с негромкими разговорами трапезничать. Только Люмин умудряется выглядеть более-менее оживлённо. Ее глаза чуть поблескивают, пока она что-то рассказывает Ноэлль. Завидев недавнего знакомого, блондинка машет ему рукой, подзывая. Ноэлль в спешке утихомиривает ее, на что подруга возмущённо закатывает глаза. Кадзуха на секунду останавливается, дабы присоединиться к остальным, но жёсткая хватка на предплечье тянет его дальше. — Со мной сидишь, рыцарь. Пока Кадзуха занимает место подле принца, он успевает уловить удивление в глазах едва ли не всех присутствующих. В особенности удивлённо воззревает Люмин, так и не донеся ко рту ложку. Ноэлль снова приводит ее в чувство. — Бери всё, что пожелаешь, - холодно отвечает Сказитель. Только сейчас осознав степень голода, Кадзуха встаёт в ступор. Перед ним расстилается огромный выбор в самых изысканных и редких блюдах. Некоторые из них - например, вареные красно-белые лобстеры, которые водятся исключительно в одном месте их королевства - есть только у членов королевской семьи и даже самым богатейшим людям государства они недоступны. А теперь у него есть возможность испробовать это? Что ж... *** Кажется, проходит целая вечность, прежде чем Кадзуха оценивает степень своей сытости на максимум. Да уж, воистину эти лобстеры хороши на вкус. Выходя из обеденного зала за Сказителем, Кадзуха успевает словить ещё с десяток немых удивлённых взглядов. И чего это они так всполошились?... В безмолвии дойдя до большой двери, Кадзуха все же решается нарушить повисшую тишину: — Ваше Высочество, куда мы направляемся? Точнее... Что вы собираетесь делать? — Любопытный... - очи Сказителя неясно сверкают. - Надеюсь, что ты, рыцарь, окажешься лучше. Я ощущаю, что в тебе его больше, нежели в иных. — П-прошу прощения, но о чем вы... — Много ненужных вопросов, - голос, на мгновение ставший каким-то жутко-убийственным, действует не хуже вылитого чана ледяной воды. Кадзуха вздрагивает. - Ты все почувствуешь. Туман в голове не рассеивается даже после того, как резная дверь отворяется и в нос ударяет множество цветочных ароматов. Здесь и простые ромашки, и редкие сорта двухцветных роз, и синие колокольчики по углам прячутся. Над всем этим зелено-цветным убранством порхают кристальные бабочки, источающие слабый голубоватый свет. Впереди возвышается белокаменный фонтан высотой в метров пять, в воде которого плещутся довольные пташки. Извилистые шипастые лозы окутывают стену дворца у входа в сад, словно змеи. Но путь по темной гальке движется вперёд, в зону, скрытую за толстой стеной кустов. За ней же, огороженный низеньким заборчиком, растет цветок невиданной красоты: лепестки его прозрачны, словно хрусталь, а свет на мгновение улыбнувшегося из-за туч солнца пускает по ним цветные полосы всех оттенков радуги. Капля росы, изящно скатившись по тонкому лепестку, падает вниз, исчезая в сочной зелени травы. — Что ты видишь? - вдруг подаёт голос Сказитель, поправляя черный плащ за спиной. — Ц-цветок. Очень красивый, Ваше Высочество, - Кадзуха глядит на это растение завороженно. — Что ж, почти... А теперь сорви его. Кадзуха мешкает. Такую красоту срывать поистине бесчеловечно жестоко. — Ну же, рыцарь, вперёд. Давай, лиши это беззащитное растение существования, оборви его благоухание. Кадзуха с болью в сердце наклоняется и срывает цветок аккуратно, чтобы не повредить листья и нежные лепестки. — А теперь... - Сказитель делает шаг ближе, накрывает держащие цветок руки Кадзухи своими, обжигая колючим морозом. Страх факелом вспыхивает в груди рыцаря, а ощущаемое могущество и тьма подначивают сбежать. - Взгляни на него. Повинуясь, Кадзуха впивается алыми глазами в растение. Оно блестит в свете дня, гипнотизирует, путает мысли и вытягивает изнутри что-то теплое, светлое. Как будто разрывает кожу, ломает кости, скручивает. Становится больнее... от боли этой хочется кричать, а ощущение приближающейся смерти, внезапно накатившей со спины, кусает кожу. Сказитель стоит с совершенно спокойным выражением, неотрывно глядя на цветок. Кадзуха в нем не видит ничего, но принц в нем видит всё: от бегущей энергии рыцаря до воспоминаний, особенно дорогих Кадзухе. Смотрит так, как на скучнейшее представление. Кадзуха подле уже не чувствует конечностей, сводящих судорогой. — Сильнее... Значительно. Дыхание останавливается за мгновение до того, как боль отливом спадает полностью. Воздух вливается в легкие избыточным количеством, и перед глазами стремительно темнеет. Только безразличное лицо Сказителя становится тем, что видит Кадзуха перед тем, как впасть в беспамятство. *** Разноцветные кружочки растворяются, формируясь в четкий образ потолка. Тело уже не болит, но неопределенное ощущение тяжести по всему телу приковывает цепями к кровати. Кадзуха не умер. Это уже плюс. Откуда-то справа слышится девичий писк, и на кровать запрыгивает встревоженная Люмин. — О Боги, ты жив! Мне-то уж подумалось, что ты отправился в мир иной... - блондинка облегчённо проводит рукой по лбу. — Не будь такой взбалмошной. Целитель сказал, что он в порядке. Незачем зазря тревожить его, - хмурится Ноэлль, подошедшая следом. — Но я же волнуюсь! Вдруг что-то серьезное? - негодует Люмин, отмахиваясь от подруги. — Я... в порядке. Вполне, - хриплым голосом отвечает Кадзуха, тут же зайдясь сухим кашлем. — Погибает! Воды! - ужасается блондинка, хватая с рядом стоящей тумбой стакан прохладительной воды. Осушив стакан до дна, Кадзуха уже чувствует себя лучше. Люмин нависает над ним, сидя на коленях, как верный страж. Смотрит обеспокоенно, вопросительно. — Ну? Ты живой? — Да... Спасибо, уже лучше. — Боги мои! Когда лекари притащили тебя из сада, такого бессознательного и бледного, я перепугалась жутко! Что произошло? Тебе было сильно больно? Ты был с Его Высочеством? - полившийся поток вопросов прервался строгим взглядом Ноэлль и последующим затыканием рта подруге. — Угомонись. Дай человеку отдохнуть, - и она потащила брыкающуюся и верещащую девицу прочь из покоев. - Прошу прощения, господин, за доставленные неудобства, - и ее спокойный голос скрылся во тьме коридора. Благодарность для Ноэлль не успела вырваться из груди. И снова тишина, да тусклый свет луны... Луны? Кадзуха переводит утомленный взгляд в окно. Ночь уже вовсю царствует над миром, а россыпь звёзд украшает небосвод. Он чист, без единого намека на тучи. Ночь - лучшее время, чтобы подумать... ...и написать письмо в дом родной. Он обещал Венти, что обязательно напишет. Во тьме ночной пишется лучше всего. Только для начала сползти бы с кровати. Тело все ещё ощущается непонятно. А ещё так, будто в нем есть что-то чужое, темное, тяжёлое, но управлять незваным чувством Кадзуха не может. Его необходимо вытащить, выцарапать, потому что оно лишнее. Совсем ненужное, как пятое колесо для телеги. Раздумывая над этим, Кадзуха забывается, а когда слышит скрип двери, резко возвращается в реальность. Щурится, вглядываясь в силуэт гостя. Но и видеть необязательно - достаточно ощутить зловещую ауру, и все встаёт на свои места. — Живой. Что ж, это явный плюс, - Сказитель плавным, но оттого не менее тяжёлым шагом проходит внутрь комнаты. Его темные волосы и такие же бездонные глаза отливают голубизной моря, когда лунный свет ласково ложится на лицо. — Ваше Высочество, а что... что произошло? - не без страха вопрошает Кадзуха. Отвечать на вопросы Сказителя страшно, но ещё страшнее задавать их самому. — О, ожидаемый вопрос. Я соединил их, - принц неопределенно вертит ладонью в воздухе. — Прошу прощения... кого? — Наши души. Теперь они связаны. Кадзуху прошибает ледяной ужас. Он не имеет понятия, что это значит, но по интуиции ощущает, что что-то не очень хорошее. Все, что касается Сказителя, деспота и любителя насилия, не может быть хорошим. — Должно быть, у тебя имеются вопросы. Можешь задавать, пока я расположен к этому, - наследный принц опирается о стену, недобро сверкая глазами. Тьма вокруг становится гуще от одного его присутствия. — Эм... А для чего это нужно? - первый вопрос - первый шанс лишиться головы. Сказитель смотрит пронзительно, смакуя вопрос. — О... Козырь бросил, рыцарь. Сию информацию не разглашаю, но скажу одно: это часть твоей работы. Ежели не доволен - добро пожаловать на выход. Или эшафот, как тебе больше нравится. Что ж, первый вопрос в пролете. Самый интересующий - и без ответа. — А это... странное ощущение тяжести должно быть? - Кадзуха сосредотачивается на ощущении. Если оно не исчезнет, он едва ли сможет передвигаться самостоятельно. — О, оно пройдет. Со временем. К утру уже полегче станет, - бархат голоса одновременно и манит, и отталкивает. Подобный голос должен принадлежать самому богу, не иначе. — Надеюсь... Пожалуй, Ваше Высочество, вопросов больше нет, - Кадзуха прячет взгляд в оконном стекле, потому что сетчатка жжется от одного взора на Сказителя. Такой красивый, и такой опасный. Страшный дуэт. Тишина на время накрывает комнату, только лишь сумасшедшее сердцебиение отдается в ушах и желание того, чтобы Сказитель ушел, скребётся рядом. Его присутствие давит, сковывает движения и путает мысли. Насколько безопасно находиться в одной комнате с самым могущественным, самым опасным, самым жестоким и равнодушным человеком королевства? Наверное, опасность превышает все возможные границы. — Не пытайся искать во тьме свет, Кадзуха. Потом пожалеешь, - странная, неуместная и резкая фраза, прошедшаяся по коже лезвием, заседает в голове прежде, чем Сказитель покидает комнату, оставив после себя шлейф недосказанности и опасности. И покои вновь погружаются в мертвенную тишину.