И имя ему - Сказитель

Так, проговорив с Люмин ещё некоторое время, Кадзуха остаётся один. Он решает остаться на ночь здесь, дабы лишний раз не встречаться с принцем. Его реакция была недостаточно ясна, поэтому лучше пока позволить буре утихнуть. Сменив немного испачканный в крови наряд - удивительное дело, что всем плевать на ее наличие ввиду не лучшей репутации Сказителя - на что-то более простое и удобное. Но сколько ни пытался он заснуть, мысли мешали этому. Сначала в его голове мелькал до дрожи в коленях прекрасный лик принца, его голос, взгляды. Затем поток размышлений перетек в раздумья о матери, о доме и Венти. Интересно, как они там? Всё ли хорошо? В таких раздумьях он плавал почти до самого утра. Лишь когда первый луч восходящего солнца задел далекие горизонты, рыцарю удалось смежить веки. Но лишь на пару часов. Он оказался разбужен бесцеремонной Люмин, вихрем солнечным влетевшим в покои. Кадзуха не успел даже толком проснуться, как оказался приодет в более официальную одежду бежевых и молочных оттенков, идеально подчеркивающую изящность фигуры. После спешного завтрака - впервые без Сказителя - он оказывается доставлен служанкой к золотой карете с алыми бархатными сиденьями, запряжённой четырьмя белыми лошадьми. Всё это произошло так стремительно, что Кадзуха не успел даже изумиться такой спешке. Просто сонно плыл по течению, позволяя энергичной и жизнерадостной Люмин возиться с ним. Лишь оказавшись в покое и тишине в одиночестве роскошной повозки, Кадзуха позволяет себе задуматься о цели ожидаемой поездки. Сказитель не предупреждал - должно быть, после вчерашнего он не хочет видеть его, - а потому его очень интересует, почему же Люмин так торопилась, попутно щебеча на отвлечённые темы. Однако утреннее умиротворение заканчивается в тот момент, когда в эту богато украшенную карету входит Его Высочество наследный принц. От вида его, такого до дрожи прекрасного и недоступного, желанного и запретного, сердце замирает. Кадзухе приходится приложить усилия, чтобы не начать с обожанием разглядывать его в этом черном с золотым облачении. И куда больше сил уходит, чтобы непринуждённо начать разговор: — Доброе утро, Ваше Высочество. Куда мы едем? Принц садится напротив, на расстоянии трёх метров, окидывая Каэдэхару оценивающим взором. Темными глазами, полными невысказанных чувств, проходится от головы до ног, подмечая, насколько безупречно сидит эта одежда на нем. Портнихи создали даже слишком идеальную... В ней Кадзуха походит больше на ниспосланное в мир смертных божество, нежели на обычного человека. Каких трудов стоит сдержать себя от желания коснуться его, повторить тот отчаянно-болезненный поцелуй. Не один - сотню, тысячу раз. — На важные переговоры. Будешь меня сопровождать на случай, если что-то пойдет не так... Да и, к тому же, тебе безопаснее рядом со мной, - ровно и почти что безразлично отвечает Сказитель. Зачем же тысячу поцелуев, если можно оставить миллионы? Везде, на каждом сантиметре тела, пока дыхания не перестанет хватать, пока от экстаза любви не перестанешь различать явь и фантазию. — Вчера ты об этом не упоминал. Это что-то срочное? - буднично интересуется Кадзуха, старательно сохраняя внешнее спокойствие. Но вот его чувства и безудержно неправильные мысли не далеки от тех, что не дают покоя принцу. Кадзухе хочется больше прикосновений. Ему хочется поцелуев и всего того, что описано в этих глупых романах. Хочется до того, что дрожь горячими волнами по телу проходится, сжигая все. Не остаётся ничего, кроме этих мучительных, запретных желаний. — Да, срочно. Вчера не успел сказать... - все также хладнокровно вещает принц. Кадзуха сидит напротив. Сказителя изнутри разрывает от того, насколько желанный человек близок. Даже говорить удается с большим трудом - язык просто заплетается, а голова едва ли не кружится от переизбытка чувств. Так много всего, что и сам Сказитель теряется в их неизвестности и количестве. Любить, когда это запрещено - самое жестокое наказание судьбы. Принять этот факт всецело и окончательно он смог лишь полночи провозившись с бессонницей и запутанными мыслям обо всем происходящем. Сопротивляться оказалось бессмысленно - правда все равно сильнее. Проклятие уже слегка тревожится внутри, а после признания, должно быть, совсем впадет в неистовство... Нет смысла даже мечтать о взаимности. — Ох, понятно. Вчера ты, надеюсь, вернулся на бал? - непринуждённо изрекает Кадзуха, будто бы никаких слов о любви он прошлым вечером не говорил. А ведь это лишь меньшая часть, которая рвется наружу. Столько слов внутри кружится - на целую поэму хватит. Каэдэхара невольно - просто следуя внутренней потребности - встречается глазами с принцем. В них можно погибнуть. Эта тьма, кажущаяся бездонной, запросто поглотит слабого. И самым слабым перед этой мглой является Кадзуха. Он уязвим и бессилен перед ним, готовый на всё, что угодно, если того пожелает принц. — Не сомневайся, - бесстрастно говорит принц. Голос его - лёд и сталь, клинок и острота. Только вот Кадзуха видит, что он чувствует совершенно иное. Глаза не врут. Они говорят больше, чем неправдивые слова. Кадзуха видит эту потерянность, эту горечь, эти треснувшие оковы вечного отторжения чувств. Глаза никогда не лгут. Они ведают о том, чем болит душа. И она не просто болит - беспрестанно кровоточит, заливаясь кровавыми слезами. Сказитель отчаянно не хочет казаться грубым и жестоким - куда больше душа жаждет показать этому рыцарю, насколько нежен и ласков он может быть. Он безотрывно следит за тем, как пламя чужих глаз пожирает его. Принц, впрочем, совсем не против отдаться этому огню. И в этом момент, когда пламя почти добирается до краев души, ему вдруг кажется, что и страх его не имеет смысла. Он может ошибаться. Проклятие может и не отреагировать на любовь... В конце концов, кто сказал, что оно действительно навредит? Может, все это неправда, и на самом деле ничего не будет, если он скажет? Проклятие уже давно не даёт о себе знать, так может, его оно и не коснется? Быть может... может, стоит хоть раз попытаться?... — На самом деле я... - сердце обливается чувствами, глаза Кадзухи на мгновение освещаются надеждой, реальность перестает иметь значение. ...люблю тебя больше, чем ты можешь себе представить. Я не хочу существовать, если тебя нет рядом. У меня нет сил сопротивляться тебе. Если пожелаешь - забери мою жизнь. В конце концов, без тебя она совершенно бессмысленна. В мыслях сказать это проще, чем обличить в слова. — Впрочем, забудь. Это неважно, - отмахивается принц, вернув себе прежнее выражение отстранённости и безразличия. По венам растекается горечь. Он не может рисковать. Не сейчас. Солнце медленно встаёт из-за горизонта, освещая мир. Золотистые лучи мягко ложатся на пепельные волосы, будто озаренные божественным светом, и робко обнимают темные иссиня-черные локоны, будто на небесах росчерком пролетает звезда. Сказитель без особого интереса разглядывает пейзаж за окном. Краем глаза улавливает любое движение со стороны Кадзухи. Пожалуйста, скажи, что ты мой. Быть может, тогда я потеряю контроль и осмелюсь преодолеть эту незримую черту между нами. Кадзуха также переводит внимание на красоту снаружи. Очарование столицы вселяет в сердце какое-то нежное тепло. Или это из-за присутствия принца рядом? Но, конечно, Его Высочество куда очаровательнее любых пейзажей. Мой возлюбленный принц, ты губишь меня день изо дня. Каждый раз, когда ты смотришь на меня, мне кажется, что я гибну. Каждый твой взор - медленная погибель моей души. *** Несколько часов спустя они прибывают в резиденцию господина Чарльза. Человек этот, по данным матушки принца, довольно неприятный, но его артефакты, необходимые Инадзуме, крайне полезны и редки. Скарамучча с самого утра предчувствует нечто негативное, думая об этом человеке, однако нельзя, руководствуясь лишь чутьём, топтать такую хорошую возможность улучшить жизнь граждан. Скарамучча выпрямляется, расправляет плечи, когда к их карете подходят сразу две служанки. — Добро пожаловать, Ваше Высочество, - девушка, на вид лет шестнадцать, низко кланяется, выказывая мнимое почтение. Принц кивает, приветствуя. Кадзуха, держащий расстояние, улавливает в тоне ее голоса едва заметную неприязнь. Как же лживы все эти люди... Стоит им переступить порог богато украшенной резиденции, слепящей своей дороговизной и вычурностью, как их тотчас же встречает мужчина на вид лет сорока, высокий, с черными волосами, средь которых выступают редкие седые. Карие глаза источают что-то жуткое и нездоровое. — Ох, добрый день, Ваше Высочество. Рад приветствовать вас в нашей скромной обители. Прошу, проходите, мы вас уже заждались, - любезничает мужчина, краем глаза рассматривая его спутника. — Господин Чарльз, давайте без лишних слов приступим к делу, - отрезает принц, не ведясь на эти неискренние речи хозяина особняка. Тот сразу тушуется, тупит взгляд. Однако продолжает мимоходом бросать короткие взгляды на Кадзуху. — Д-Да, как скажете, Ваше Высочество. Только вот вместо меня с вами беседовать будет мой племянник. Он, знаете, наследник моих... — Мне нет дела, с кем вести переговоры, - вновь холодно вещает Сказитель. Кадзуха с ходу определяет, что принц раздражён. Чарльз тут же рассыпается в извинениях. Принц терпеливо ожидает, когда он окончит поток бесполезных слов. Когда мужчина, наконец, прекращает играть на нервах принца, то ведёт их в обширную гостиную. Там, у светлого стола, восседает парень лет двадцати. Выглядит он неуверенным, растерянным. Такие же темные волосы, но глаза - темно-зелёные, бегающие. — Ваше Высочество, прошу простить, но ваше... - Чарльз кидает странный жадный взор на Кадзуху, быстро пробегаясь по его лицу глазами. - Ваше сопровождение должно отбыть в другую комнату. В таких важных... — Да, хорошо, только давайте побыстрее, - раздражённо выдаёт принц, прерывая мужчину. На Кадзуху не смотрит нарочно. Страшно, что может лишь одним кратким взором затеряться в нем. Чарльз что-то любезно мычит, и, взяв под руку Кадзуху, уводит его прочь. Тот лишь успевает раз оглянуться, прежде чем скрыться с его глаз. — Простите, господин, но в такие моменты важно не отвлекать, - изрекает он, когда они достигают дверей одной из дальних комнат. — О, конечно, понимаю, - согласно кивает Кадзуха, позволяя вести себя. Чарльз вводит его в просторную светлую комнату, окна которой выглядывают на мрачнеющий вдали лес. Кадзуха подходит ближе, разглядывая далекие лесные массивы. Они источают ауру чего-то таинственного, неизведанного. — Господин... Каэдэхара Кадзуха, верно? - звук откупоривания бутылки даёт понять, что хозяин дома настроен расслабленно выпить. — Да, господин Чарльз, - мягко и непринуждённо отвечает Каэдэхара. — Не хотите выпить со мной? Кадзуха оборачивается и сразу натыкается на предложенный бокал с алкоголем. Красная жидкость плещется в прозрачных стенках дорогого хрусталя. — Прошу простить, я не пью, - склоняет голову Кадзуха. — Ой, да разве ж это алкоголь? Совсем слабый, чтобы тело расслабить. Вы наверняка немало трудитесь на службе у этого монстра. Монстр? Разве монстры рискуют своей жизнью, чтобы спасти другого? Разве монстры просят с таким отчаянием остаться рядом? — Вообще-то... - возмущение не успевает покинуть уста, как Чарльз насильно впихивает ему в руки бокал. — Ох, право слова, нечего и говорить об этом. Конечно, он ужасен, но давайте поговорим о чем-нибудь более приятном. Кадзуха не решается словесно переубеждать его и доказывать, что принц - не какое-то чудовище, а лишь узник собственного проклятия. Всё-таки этот человек - не самый последний для государства. Если Его Высочество сказал, что эти переговоры важны, то не стоит хоть как-то портить отношения с хозяином дома. Поэтому он нехотя принимает сомнительный напиток. Глаза Чарльза странно загораются, как у душевнобольного, когда рыцарь делает первый глоток. Горчит на языке и в горле, да и сама консистенция немного вязкая. — Это... неплохо, - неискренне оценивает Кадзуха. Если бы этот человек не был важен развитию королевства, он бы не стал делать ещё глоток. Но под тяжким взором господина Чарльза Кадзуха не может не продолжить выпивать это нечто. Оно горчит и ударяет в голову медным молотом, и, чтобы не показаться невежливым, ему приходится пить эту гадость. Впрочем, наверное, и у этого напитка имеются свои поклонники. Чарльз также небольшими глотками пьет из своего бокала, неотрывно следя за каждым движением Кадзухи. — Вам может показаться, что он слегка... странный, но это новый вид. Таким и должен быть. Кадзуха отставляет бокал в сторону, на темный письменный стол с бумагами и перьями в чернилах. Голова начинает кружиться от этого странного аромата. — Дурно ощущается, да? Ничего, несколько минут, и станет хорошо, - мужчина блестит своими глазами, хитро и недобро. Бокал в его руках опустошен почти полностью, но, кажется, ощущает он себя вполне бодро. — Я... - хрипло выдавливает Кадзуха, и у него едва колени не подгибаются. К счастью, он успевает ухватиться за угол стола и не рухнуть. Чарльз довольно усмехается, видя шаткое состояние своего гостя. Вид едва держащегося на ногах Кадзухи забавляет и несколько удовлетворяет его нечистые помыслы, пока тот старается окончательно не рухнуть на пол от резко накативших слабости и тошнотворного головокружения. Предметы мебели в этой комнате плывут и двоятся, а в голове - непроглядный, густой туман, через который невозможно прорваться. Так ли должен действовать этот странный напиток? Это же просто капля алкоголя, так почему же?... Чарльз с наигранной тревогой в голосе подходит ближе, подхватывает под руку: — Ох, плохо? Давайте присядем... Однако нездоровый восторг в его глазах нельзя сравнить ни с чем. Это безумие душевнобольного, у которого совсем не осталось здравого рассудка. Кадзуха на роскошный диван буквально падает. Слабость в теле до того сильна, что он не может даже рукой пошевелить. — Знаете, Кадзуха, почему в узких кругах за меня готовы сражаться и женщины, и мужчины? - вдруг резко спрашивает Чарльз. Кадзуха не понимает даже, что он говорит. Да и его самого едва различает среди круговерти цветов и предметов. — Я угождаю, ублажаю и удовлетворяю. Всех без исключений, - его рука незаметно и как бы между прочим проскальзывает к бедру почти бессознательного Кадзухи. - В особенности таких миловидных юношей, как вы. Кадзуха нутром чувствует, что что-то не так. Он ощущает чужое прикосновение, но не может воспротивиться - тело совершенно не поддается контролю. — Должно быть, на службе у Его Высочества вам приходится очень несладко. Жестокий, хладнокровный и бездушный демон, что не знает сострадания... Я, право слово, не могу оставить вас без должной порции любви. Рука Чарльза скользит выше, пальцами проходясь по каждому миллиметру тела. Касается каждой частички, будто бы готовясь после захватить его целиком. — Во дворце, стало быть, вам нет житья. Никто не дарит вам ласки, верно? Этот проклятый принц должен сгинуть в аду! Вы не должны чахнуть у него на цепи. Чарльз лукаво усмехается, не видя сопротивления. Кажется, добавка в напиток сделала свое дело безукоризненно... *** — Позовите господина Чарльза. С вами же невозможно вести переговоры, - твердо и раздражённо приказывает принц. — Н-но он с-сейчас м-м-м... — Мне нет дела, чем он занят. Просто. Приведи. Его. Сюда, - жёстче приказывает Его Высочество, встав с мягкого кресла. - Впрочем, я сам могу сходить и высказать всё. Паренёк бледнеет, весь начинает дрожать, как осиновый лист, не в силах вымолвить ни слова. Принц не желает более находиться с этим неумелым в переговорах парнем наедине, потому решает самостоятельно проведать господина Чарльза. А заодно узреть свою прекрасную погибель. — П-прошу простить, н-но его не с-с... — Мне все равно, - раздражённо выпаливает принц, когда этот недальновидный пытается преградить ему дорогу. - Или ты смеешь перечить будущему императору? После такого грозного заявления парень не осмеливается даже двинуться, однако этот страх в его глазах говорит о том, что что-то явно не так. Он не хочет, чтобы принц вошёл в ту комнату. Однако перечить самому принцу он, конечно, боится больше, потому Сказитель уверенно направляется в самую даль прохода, куда, как он успел краем глаза заметить, Чарльз завел Кадзуху. *** — Я подарю тебе столько наслаждения, что ты вовек не забудешь! - шепчет на грани безумия Чарльз, почти навалившись сверху на обессиленного рыцаря. Кадзуха подсознательно знает, что происходящее - ненормально. Он должен оттолкнуть человека перед собой, сразить его и никогда больше не заявляться на территорию этой резиденции. Сил нет. Совсем. И думать тоже невозможно - словно кто-то набил голову ватой. Где-то, кажется, хлопает дверь. Здесь или где-то далеко - непонятно. Только когда слышит глубокий, таящий в себе угрозу, голос, сознание совсем немного проясняется: — Что здесь происходит? Вес нависающего сверху тела сразу исчезает. Дышать становится легче, но доселе ничего неясно визуально - размыто, как после дождя. — В-Ваше Высочество!.. Я... Это не то... — Что. Ты. Хотел. Сделать? - тон голоса до того холоден и угрожающ, что воздух вокруг почти что искрится гневом принца. Чарльз бледнеет, как поганка, обливается семью потами, судорожно бегает глазами по пространству, но сказать ничего внятного не может. Только мычит испуганно. — Что, решил посягнуть на моего человека? От спокойного и одновременно с тем морозно холодного и таящего смертельную опасность голоса становится не по себе даже неодушевленным предметам в комнате. Что уж говорить об этом мелком человеке - его порочная душа уже готова вылезти из тела. — В-Ваше... — Стало быть, и наказания не боишься? - прерывает Чарльза Сказитель. В его правой руке материализуется длинный меч, окутанный лёгким темными дымком. Принц вскидывает оружие, направляет блестящее острие на Чарльза. — Прошу уйти, если шкура все ещё дорога. Ни шагу в его сторону. Повторять дважды не приходится - Чарльз мигом выскакивает из комнаты, прихватив опешившего в проходе племянника. Меч в руке принца испаряется, и выражение его лица меняется. С гнева и холода на боль и печаль. Голос, напитанный весенней нежностью, произносит с надеждой: — Кадзу... Ты слышишь меня? Ответом ему становится лишь тягучая тишина, бьющая сильнее любого оружия. — Прости, что не смог отгородить тебя от этого. *** В себя Кадзуха приходит лишь в повозке. Открыв глаза, он обнаруживает себя в окружении драгоценностей золотой кареты. Первые несколько секунд он настраивает фокус зрения, оглядываясь по сторонам. — О, очнулся. Ты... в порядке? — Я... Да, Ваше Высочество, - неуверенно даёт ответ Кадзуха, протирая кончики глаз. Судорожный выдох со стороны принца. — Хорошо. Эти люди... больше не смогут навредить тебе, - Сказитель избегает прямого контакта со взглядом Кадзухи. — Ваше Высочество... ты что-то сделал? - смутно догадывается Кадзуха, отведя руки от глаз. В них - непонимание и немые вопросы. — Об этом не переживай. И... прости, что тебе пришлось это пережить... — Ваше Высочество, ты что! В этом твоей вины нет... да и, к тому же, я почти ничего не помню... — Он почти сотворил непоправимое. Если бы я пришел позже... - виновато молвит принц, печально глядя за окно. — Но ты не виноват... Мне стоило быть внимательнее к тому, что я пью, - хрипловатый тихий смех нисколько не убавляет чувства вины Сказителя. Он не смог предотвратить это. Он снова навредил. *** Следующим утром всю столицу пронзила страшная новость: этой ночью особняк господина Чарльза был сожжён дотла, а он сам без вести исчез.