И имя ему - Сказитель

Утром Кадзуха обнаруживает себя в своих покоях. Солнце ровной лентообразной полосой ложится на глаза, а тишина комнаты умиротворяет. Он не сразу вспоминает, что произошло предыдущем днём, а когда, наконец, обрывочные воспоминания затекает в голову, он лишь хмурится. Думать о произошедшем очень не хочется, а потому он принимает решение позабыть об этом. Слишком неприятно. И вообще, почему все подряд так норовят к нему руки протянуть? То этот безликий демонюга с манией насилия, то братец Люмин со своим необычным говором проявляет внимание, то совершенно случайный для него человек опаивает странным вином. На Кадзухе что, мёдом намазано? Внезапный стук в дверь отрывает его от праздных размышлений. Он нехотя поднимается с комфортной постели и неспеша доходит до двери. Отворив его, ему в лицо тут же утыкается письмо. — Послание вам, господин Каэдэхара, - сообщает гонец. Как только пальцы касаются гладкой поверхности бумаги, Кадзуха начинает чувствовать неладное. Эта бумага не похожа ту, на которой обычно пишет Венти. Слишком гладкая, хорошая. Дороже, чем они могут себе позволить. Гонец, откланявшись, спешно удаляется прочь. Кадзуха же, прикрыв за собой дверь, внимательно оглядывает конверт. Это точно послание не от семьи... Медленно, словно боясь содержания, он распечатывает письмо. Почерк - слишком идеальный, отточенный и витиеватый. Красивый, аккуратный, без изъянов. Только вот кто может слать подобное? Глаза сами собой опускаются ниже, цепляясь за каждую букву и слово. «Годами бушует Сатана В человеческой личине. Однажды светом озарив свой лик, Он вмиг познает... Быть тому не суждено, Ведь воздаянием горя, Рождённый местью человек Погасит свет... Под крики людские, пламя войны, Кровавые реки и слёзы ручьи Конец государства придет в этот мир. На рассвете нового дня потонут в агонии двое...» Это... стихотворение? Очень сомнительного и странного содержания. Но что это значит? Кадзуха переворачивает листок, но ни сзади, ни спереди не обнаруживается подписи. Кто-то нарочно отправил безымянное послание? — Кадзуха. Внезапный оклик заставляет его вздрогнуть и резко развернуться. — В-Ваше Высочество!.. Что ты так... пугаешь... Перед ним, как всегда прекрасный и возвышенный, стоит Сказитель со взглядом, который трудно понять. — Вопрос к тебе, - он делает несколько дозволенных шагов ближе, прежде чем останавливается. - Ты вчера не заметил ничего странного? В Чарльзе, имею ввиду. Его взор затуманивается лёгкой дымкой неприязни и недовольства, словно Чарльз - враг всего мира, но он упорно старается это скрыть. — Странного? - Кадзуха пускается в воспоминания прошлого дня, из мутных пытаясь вычленить более ясные и чёткие образы. - Странного... — Может, взгляд? Движения, манера говора? — Хм, кажется, было что-то такое. Мне показалось, что взгляд его был будто покрыт... туманом. Как под гипнозом каким-то. Сказитель кивает. — У всех. По спине Кадзухе пробегает холодная волна. Плохое предчувствие зарождается где-то под ребрами. — У всех?.. — У всех людей государства, не считая королевской семьи и тех, кто работает во дворце. Все люди за территорией дворца под гипнозом. Кадзуха крепче сжимает послание в руках. Сердце начинает стучать быстрее, когда он осознает. — Моя мать... И... — И они, должно быть, тоже, - подтверждает страшное принц. Дыхание учащается. Его матушка... и Венти! Они могут находиться под угрозой, если ничего не предпринять! Нельзя допустить, чтобы они пострадали. — Ваше Высочество, могу ли я... — Нет, не можешь, - предугадывает его слова Сказитель. - Я запрещаю тебе или кому бы то ни было покидать территорию дворца. Мы не знаем, что происходит, как не знаем и того, что могут сделать все те загипнотизированные. — Но м-моя мать может быть в опасности, как я могу оставить ее вот так вот?.. — Я отправил нескольких людей разведать обстановку ещё вчера вечером. В том числе и в твое поселение. Не волнуйся, все там живы, в том числе и твоя семья, - в голос принца проникают нотки сочувствия. Быть бесстрастным и равнодушным в присутствии Светоча принцу едва ли удаётся. Маска безразличия спадает сразу, стоит в поле зрения появиться его ярким огненным глазам, в которых плещется бесконечная любовь. Любовь, к которой так и хочется прильнуть, испить до дна. Ни с кем не делить. И он знает, что его грёзы могут быть явью. Просто скажи, насколько сильно любишь - и все двери пред тобой открыты. Проклятие спадет, сможешь ближе подойти, коснуться, утонуть, сгореть дотла в нём. — Живы... Все живы... - нервно повторяет про себя Кадзуха. Слова принца несколько успокаивают его. - Она жива... — По моей просьбе разведчик спросил у местного, где ты живёшь, а после наведался туда. И твоя мать, и твой названый брат живы. Но, кажется, тоже под гипнозом. Кадзуха обречённо стонет. Собственное бессилие бьёт не хуже самого острого ножа в районе груди. Он понимает, что и принц прав - выходить в город, когда с людьми невесть что творится - и виновник всего этого известен и без слов - очень опрометчиво. Неизвестно, что могут сделать попавшие под влияние Кошмара люди. — А это что? - Сказитель, наконец, замечает в руках рыцаря лист бумаги. — О, это? - Кадзуха, кажется, лишь сейчас вспоминает, что так яростно сжимает в ладонях. - Послание. Странного содержания. — От кого? — Не подписано. Но я подозреваю, что никто, кроме нашего безликого и сумасшедшего «друга» не станет писать подобного, - сложив листок втрое, Кадзуха перекидывает письмо Сказителю. Пролетев три метра, послание оказывается поймано ловкими пальцами Сказителя. Тот, раскрыв листок, пробегает глазами по тексту. Цокнув языком, выносит саркастичный вердикт: — Да у него талант к стихоплётству. Кажется, это похоже на... Неспешную речь принца вполголоса прерывает робкий голос позади. — Ваше Высочество? Одновременно обернувшись, они обнаруживают бледного, будто напуганного до полусмерти, парня. Судя по одеянию, он один из тех, кто проводил разведку. — Хм? Что-то случилось? Парень неуверенно мнётся, закусывая губу. Сказитель нутром ощущает, что он скажет нечто, что заставит кровь в жилах стыть. — Тут такое дело... Мы с Гарри как раз возвращались с разведки, шли по главной улице в столице. И потом вдруг... вдруг толпа набросилась на него с оружием, я не успел среагировать, они мой меч выхватили, начали терзать и его, и меня пытались сцапать. Я успел спастись, а он, в общем... Парень удручённо замолкает. Кадзуха невольно чувствует пробежавший по коже холодок. Народ никогда не любил Сказителя, относился к нему с бо́льшей ненавистью, чем к самым ужасным преступникам, но они никогда не наносили физического вреда его подчинённым. А уж тем более никогда не убивали приближенных. Простые люди со всей яростью и бесчеловечностью убивают своих собратьев, если их мнение касательно «демона во плоти» различается, но они никогда не осмеливались сделать подобного с кем-то из его подчинённых. До сего момента. — Убили, получается... - без капли изумления говорит принц. Парень тем временем, безмолвно кивнув и поклонившись, убегает прочь. — Это значит... — Это значит, что слова в этом послании претворяются в жизнь, - перебивает Кадзуху принц. Каэдэхара и сам начинает подозревать, что это стихотворение имеет некую связь с реальностью. Не решил же Кошмар, в самом деле, податься в поэты, сделав Кадзуху судьёй своих творений? — Написанное частично похоже на одно... пророчество, - тихий голос Сказителя сквозит сомнениями. - О том, что однажды «демон, рождённый в теле короля» повстречает «свет и истину в обличье смертного». Этот демон «вкусит цветение искренности», но «свет погасит чернь души нечистой», а после «истина под пламенем рассвета канет в холодное небытие». «Демон познает наказанье за кровавые грехи свои, и наказаньем этим станет одиночество, длиною в жизнь». - на губах принца расцветает ухмылка. - По мне, так это всё выдумки народа, которые Кошмар намерен осуществить. — Выдумки? - Кадзуха мысленно сопоставляет слова пророчества и стихотворения с действительностью. «Демон в теле короля» - Сказитель. «Свет и истина» - он сам, именуемый Светочем. «Рождённый местью человек» - Кошмар. «Крики людские, пламя войны»... быть может, убийство Гарри - начало кровавой войны народа с королевской семьёй? — Конечно. Этому пророчеству лет десять от силы. Люди видят во мне демона, вот и пишут невесть что, - Сказитель сминает послание в шарик и бросает на стол. — Но мне кажется, что правда в этом всё-таки имеется... — Не говори мне, что веришь этому, - увидев во взгляде Кадзухи уверенность, он обречённо вздыхает. - Да вы с Лизой два сапога пара. Что она твердит, будто игнорировать пророчество нельзя, что ты веришь этой чуши. — Как по мне, нет ничего плохого хотя бы быть бдительнее касательно всего этого. — Веришь, значит... - принц опирается спиной о стену, сложив руки на груди. - Я тоже поначалу старался относиться серьезно, но когда во всё это верит только королевский библиотекарь и пара-тройка человек в народе, невольно задумываешься, а не пытаются ли тебя обмануть, как дитя малое, - он пускает по комнате бархатистый смешок. Кадзуха закатывает глаза и подходит к столу, дабы привести послание в изначальный вид, и это простое действие вызывает неконтролируемую улыбку на губах принца. И как только Светочем оказался именно он? Окажись им любой другой человек его государства, испытывающий страх и ненависть к принцу, исполняющий любые его приказы, молчаливый и тихий - и Сказителю не пришлось бы таять от одних только вскользь брошенных взоров. Сказитель по-прежнему не хочет говорить о взаимности, потому что, как бы долго его проклятие ни прибывало в спячке, подсознательный страх клокочет где-то внутри. Но страх этот становится всё тише и незаметнее. Так, что пробиться через него все равно что разрезать водную гладь ладонью. Проклятие спит. Может, Светоч действительно столь сильно подавляет его, что оно больше не может воздействовать на других? Кадзуха уже давно переступил все мыслимые и немыслимые границы, но демоническая сила всё ещё дремлет. Она лишь совсем немного волновалась - так, что лишь при желании заметишь, - а теперь и не поймёшь, действительно ли она доселе жива. И эти мысли бьют в голову, как приливная волна. — Эй, Кадзуха. — М? — Я тоже люблю тебя. Листок с рук Кадзухи соскальзывает и опускается на край стола. Сам он не осмеливается даже взглянуть на причину его вмиг ускорившегося сердцебиения, раскрыв глаза в немом удивлении. Не ослышался ль? Вдруг это игра воображения? Он резко разворачивается к нему всем телом, в лице напротив силясь разглядеть намек на усмешку или шутку. — Ты сейчас... что сказал? - голос против воли накрывает волной мелкой и лёгкой дрожи. — Ты ведь всё слышал, - усмешка на его губах беззлобна, исполнена невиданной ранее нежности и искренности. — Ты... Ваше Высочество... - воздуха в комнате становится как минимум вполовину меньше, так что Кадзухе приходится ускорить вздохи. - Ты... Ты и вправду меня сгубить хочешь?.. Между ними сразу, как по щелчку пальцев, будто разрушается стена, достигающая самих небес, а пропасть, до этого бывшая бездонной, исчезает. — Право слово, теперь мне кажется, что этими словами я тебя четвертовал, - тихий смешок облегчения проносится по покоям снова. Может хоть раз в жизни он почувствовать себя искренне счастливым? Кадзухе же кажется, что внутри у него одновременно и буря, и обвалы, и лесные пожары, и потопы всего мира, и разрушение всего мировоззрения, сожжение души. Слишком много эмоций и чувств: от неверия до осознания, от страха до всеобъемлющей радости. Вся вселенная прекращает иметь смысл, когда столь желанный человек открывает врата своей души. — Ваше Высочество... ты... но как же проклятье?... Ты сам говорил, что оно опасно для меня... — Не знаю... возможно, всё это слишком легкомысленно и беспечно, но мне кажется, что проклятье не проснется. Оно... молчит слишком долго. Кадзуха, наконец, слегка приходит в себя, в подсознании окончательно не веря в это. Слишком резко, неожиданно. Он морально не был готов. Наверное, к такому никогда нельзя быть готовым. По коже, подобно статическому электричеству, пробегает что-то приятное, теплое и обнадёживающее. Сказитель отталкивается от стены и делает шаг вперёд. Кадзуха рефлекторно делает один назад, но упирается в стол. — Стой на месте, - его голос непривычно мягок и нежен, как распустившийся бутон пиона. Каэдэхара не может ни возразить, ни согласиться словесно, ведь дар речи где-то тонет, испаряется. Он действительно останавливается, с опаской глядя на то, как принц сокращает дистанцию меж ними. Три метра. Два с половиной. Два метра. Полтора. Всего метр. Один ничтожный метр. Ничего не происходит. Ни боли, ни крови. Все совсем как прежде. Они могут быть ближе, чем позволяло то мерзкое проклятие. Теперь они могут?.. Кадзуха смотрит на принца со смесью ликования и щемящей нежности, тот в ответ смотрит с океаном любви. Теперь это очевидно куда больше. Опершись руками об стол по обе стороны от Кадзухи, наследный принц склоняется совсем-совсем близко, и от такой близости у красноглазого дыхание перехватывает. — Ваше Высочество... — Надеюсь, ты позволишь мне?.. - его дыхание оседает на губах Кадзухи, и это совсем уж заставляет его теряться в ощущениях. Он слабо и рассеянно кивает. Сил к сопротивлению нет никаких. Близость с принцем в одно мгновение сделала его слабым. Секунду спустя его губы оказываются во власти чужих. Чтобы от переизбытка нахлынувших чувств не потерять равновесие, Кадзуха обхватывает принца вокруг шеи, прижимаясь ближе. Сказитель едва не теряет душу в этом наслаждении. Вкус его губ почти такой же, каким он его помнит. Вплетая в этот осторожный поцелуй свою нежную любовь и немую клятву всегда быть рядом, Сказитель сминает его губы, бережно и аккуратно. Затем он углубляет этот неохотно сдержанный поцелуй, в порыве чувств чуть прикусывает нижнюю губу Каэдэхары. Тот, выпустив наружу тихий-тихий полустон, почти окончательно сносит принцу крышу. И это же отрезвляет его и заставляет отстраниться. Кадзуха, раскрасневшийся и тяжело дышащий, прикрывает глаза, спасаясь от головокружения и сжигающего и вездесущего взгляда Его Высочества. Стоит ему отдышаться, а Сказителю - сделать полшага назад, как Кадзуха падает в его объятия. — Ваше Высочество... Ваше Высочество... - только и может лихорадочно шептать, зарываясь носом куда-то в изгиб шеи своего принца. — Наконец-то... Наконец-то ты мой, - облегчённо шепчет Сказитель, окольцовывая руки вокруг талии своего Кадзухи. Теперь точно не отпустит. Ни один из них не выпустит другого из своей хватки. Никогда. Теперь - никогда. Они теряются во времени, и неизвестно, сколько проходит часов или минут. Они бесконечно тонут друг в друге, непрестанно шепча что-то глупое и до смешного банальное. Но именно этой банальщины так не хватало во всей этой суматохе и временном затишье перед тем, как произойдет что-то страшное. А оно точно произойдет. Эта сладкая патока блаженства обрывается резко, как удар, лихорадочным бегом в коридоре и перепуганными криками Люмин. — Ваше Высочество! Ваше Высочество, где вы?! От сладости близости не остаётся и следа. Оба настораживаются. Сказителю приходится отступить и покинуть теплые объятия, чтобы, отворив дверь, лицезреть носящуюся туда-сюда служанку. — Ваше Высочество! Ваше Выс... Вот вы где! - она подбегает к нему, запыхавшаяся и не на шутку встревоженная. - Там... Народ... — Так, успокойся. Что случилось? - голос, прежде бывший нежным и тихим, мгновенно наливается сталью и твердостью. — Ваше Высочество, народ поднимает восстание! Всё королевство! Они вооружены, и многотысячная армия направляется сюда! В глазах цвета аметиста выстраивается целая цепь чувств, от которых по спине пробегает неприятный холодок. Ничего не сказав, он быстрым шагом удаляется прочь. Кадзуха, помедлив всего с мгновение, спешит за ним. Люмин догоняет и равняется с ним. — Мне кажется, справиться будет нелегко. Они как будто... наделены какой-то странной силой и совершенно не понимают, что творят... Сказитель впереди идущий слышит её тревожные речи, отвечает с мрачностью в тоне: — Гипноз пришел в действие. Они теперь как марионетки без собственного разума. И силой их наделил именно Кошмар... Пискнув, Люмин прижимает ко рту ладошку, ошеломленная услышанным. Пару секунд изумления, и она готова разговаривать вновь. — И Ноэлль с братом, как назло, до сих пор не вернулись... Как бы с ними чего не случилось... — Если они в это время были за территорией дворца... То теперь оба станут частью его армии, - выдает Сказитель. Но, конечно, Итэр может и не быть среди лишенных разума кукол. Вполне вероятно, что, если он работает на Кошмара, то сейчас находится рядом с ним... Люмин понуро опускает голову, в печали горестной скривив обкусанные губы. Довольно быстро добравшись до первого этажа, они натыкаются на Её Величество, властно и серьезно раздающую приказы скопу человек в военных облачениях с оружием наготове. — Матушка?.. - Сказитель, жестом приказав двум людям позади остановиться, приближается к матери. — Дело принимает серьезный оборот, сын мой, - закончив отдавать указания, она поворачивается к нему. - Мы должны попытаться сдержать восстание во что бы то ни стало. — Матушка, они под влиянием Кошмара, того, кого десять лет назад вы запечатали под той безымянной горой. — Я знаю. Надо было сразу убить это отродье, но я послушалась твоего отца и лишь запечатала его душу, - грозно стукнув украшенным драгоценностями магическим посохом по полу, она выпрямляет спину. - Лиза! Из толпы сразу выбегает встревоженная библиотекарь, на ходу поправляя широкополую шляпу. — Ваше Величество, - Лиза, легко поклонившись, останавливается напротив. — Лиза, прошу тебя как наставницу моего сына и как близкую подругу, - она кладёт ладонь на левое плечо Лизы. - Позаботься о нём. — О-О чём ты? Кинув взор вдаль, за распахнутые врата дворца, где виднеется сияющая блеском оружия и пышущая желанием отмщения армия, королева, со скорбью и печалью, вполголоса произносит: — Боюсь, даже с его силами эту битву нам ни за что не выиграть.