Легенда о последнем волке

      Половину ночи Эскель маялся мыслями о Миле. За те несколько дней, что они были знакомы, он успел привязаться к этой странной девушке, несмотря на её скрытность. Было в ней что-то, что необъяснимо привлекало его. Её неуклюжесть и глупые вопросы в какой-то момент перестали напрягать и начали забавлять. Он заметил за собой, что редко какие женщины манили его так, как она.       Эскель всегда отличался излишней добротой и широтой души, товарищи раньше часто насмехались над его сентиментальным желанием приголубить и пожалеть каждое невинное существо, будь то хромающая дворняга или голодный ребёнок-сиротка. В нём всегда было живо желание помочь, пусть даже за это никто не заплатит. И Мила, внезапно нарисовавшаяся в его жизни, не стала исключением. Хоть он и говорил ей прямо, что не хотел брать её с собой дальше Бобьяучи, это быстро и незаметно для него самого перестало быть правдой.       После проведённой в одиночестве зимы было здорово общаться с кем-то на равных. Он замечал изредка, как Мила рассматривает его: не с презрением, но задумчиво, с любопытством. И в глубине души как будто надеялся на что-то. Проводя часы в дороге, мариновался в собственных мыслях и фантазиях не самого приличного характера.       И после всех его мечтаний, после всех недолгих, но тёплых разговоров, осознание поступка Милы приносило почти физическую боль.       Было уже не раз, когда он в ответ на добро получал ровно противоположное, но он и представить не мог, что такая ситуация будет возможна с Милой. Вся его забота о ней, начиная с момента, когда она, продрогшая и грязная, села с ним в одно седло, была перечёркнута каким-то… случайным бардом! Нет, Эскель понимал: судя по рассказу Милы, тот был и красив, и богат, и талантлив, и (что ведьмак додумал самостоятельно) наверняка не обделён манерами, в его жизни есть стабильность — то, чего Эскель не мог, увы, дать при всём желании.       В душе мужчины была горечь, а в разуме билась мысль о том, что он оказался просто наивным дураком, которого использовали.       Так и не сумев по-настоящему поспать, Эскель встал ещё до рассвета.       Пока Мила посапывала лицом в подушку, а город был охвачен утренними сумерками, Эскель спустился в кухню таверны. Ещё вчера он договорился с хозяйкой, чтобы прийти сюда, пока работники спят, чтобы сварить один любопытный рецепт. Он вычитал его в одной разваливающейся от старости книге библиотеки Каэр Морхена, пока пытался скрасить чтением один из длинных одиноких вечеров. Кажется, это был один из тех рецептов, что был утерян после осады крепости вместе с жизнями старых учителей. Прежде про этот рецепт Эскель не слышал ни от кого из «Волков», никто им не пользовался.       И если б рецепт оказался рабочим, можно было бы считать, что множество проведённых в библиотеке зимних вечеров были не такими уж бесполезными.       Ряд простых ингредиентов при взаимодействии с организмом человека помогал привлечь любого вампира, будь то катакан или что посерьёзней. К сожалению, отвар подходил для употребления только людьми, эльфами, краснолюдами… Не ведьмаками. Бешеная скорость регенерации сжирала эффект отвара ещё до того, как он начнёт полноценно воздействовать на организм. Проблема была только в том, что получившийся отвар кроме эффекта привлечения вампира обладал свойством, схожим с употреблением фисштеха: пьянил и мутил сознание, нарушал координацию и затормаживал реакцию. И потому та приманка, что будет выбрана ведьмаком для употребления этого отвара, остаётся, по сути, беспомощна, и жизнь её полностью будет зависеть от ведьмака: его реакции и навыков.       По крайне мере так было написано в книге.       Эскель вспомнил, как несколько лет назад охотился на катакана: договорился с юной алхимичкой, помог ей нагрузиться всякой дрянью под завязку, чтобы напившийся её крови вампир стал безобидным противником. Немного жаль было алхимичку, но она сама была не против такого эксперимента.       Сейчас было иначе. Он не собирался говорить Миле об её роли, но и ей не придётся, как алхимичке, терять кровь и приходить в себя до следующего новолуния. Пусть только приманит тварь, сама того не ведая, а дальше уж он своё дело знает.       Недостающие ингредиенты для отвара Эскель ещё днём приобрёл у травницы. Часть — вытащил из седельных сумок. Кое-что нашёл в окрестностях Элландера, пока выискивал следы вампира.       К моменту, когда сонная хозяйка таверны зашла на кухню, Эскель уже перелил ещё горячий отвар в небольшую бутылочку и насухо вытер ветошью, бывшую некогда рубахой, котелок и миски.       Стоило Эскелю подняться в комнату, как Мила тревожно подняла растрёпанную голову: проснулась. Выглядела девушка при этом невинно и мило, на щеке отпечаталась ткань наволочки. Эскель, мысленно чертыхнувшись, старался больше на неё не смотреть.       Как только Мила привела себя в порядок и попутчики позавтракали, ведьмак повёл девушку в город, чтобы заранее показать ей место для «идеального свидания».       Эскелю важно было выбрать такое место, куда сможет без проблем попасть и щёгол-бард, и приманка-Мила и вампир, но где не будет других людей — реакцию простых горожан и городской стражи предсказать было слишком тяжело. Эскель не хотел думать о том, что какой-нибудь идиот побежит на бестию с вилами или что он заденет какого-нибудь остолопа-стражника мечом. Тогда возникнут проблемы… Да и ему будет хватать задачи защитить Милу до того, как вампир окажется к ней опасно близко. А потом самому не оплошать.       Битвы с вампирами, будь то брукса или высший, никогда не были лёгкой задачей. С бруксой, Эскель был уверен, он справится, хоть и не без труда. Быстрые, с длинными когтями, они отличаются нечеловеческой силой и могут становиться невидимыми, но они не неуязвимы. Чёрная кровь и Лунная пыль сильно облегчат дело. А вот с истинным высшим вампиром… Полностью разумные и могущественные истинные были крайне сложной целью. А чтобы убить их полностью, надо ой как изловчиться! С такими было проще договориться и вместе придумать способ изобразить выполнение заказа, чем на самом деле выполнять его. Впрочем, с высшими вампирами Эскель пересекался за свою жизнь лишь дважды и оба раза это были лишь случайные встречи, не заказы.       И он надеялся, что в этот раз тоже будет иметь дело не с истинным высшим вампиром.       Даже не беря в счёт конкретно их, убивать разумных существ было не просто неприятно, а как-то даже жаль. Эскель понимал, что их природа пугает людей, часто непонятна, поведение небезопасно, но это просто их образ жизни. Они не выбирали, кем рождаться!       Как и он не выбирал жизнь ведьмака. Просто так вышло.       Грядущая ночь обещала быть примечательной.       — Я всё-таки не понимаю, — произнесла Мила, пока Эскель вёл её по людным улицам, — какой тебе профит помогать мне?       Эскель замешкался:       — Какой мне что?       — Ну, смысл. Почему ты решил помочь мне со свиданием? Разве это не оскорбительно?       Эскель глубоко вздохнул, прикрыв глаза. Это не просто оскорбляло. Это было даже как-то унизительно. Но сейчас так было нужно для дела. И он, как профессиональный охотник на чудовищ, не имел права идти на поводу у своих эмоций, где на одной чаше весов была ещё непонятная для него самого обида, а на другой — отчего-то ещё тёплое отношение к беззащитной и глуповатой девке.       — Вовремя же ты подобные вопросы задаёшь. Ты не спрашивала об этом до сегодняшнего дня, — безэмоционально произнёс Эскель.       Мила молчала больше минуты, не находя, что ответить. Она всегда понимала, что Эскель тратит на неё и без того ограниченные ресурсы, и это заставляло её чувствовать себя обязанной. Но сейчас… Это было другое.       — И всё же? — тихо спросила она.       — Ты так и не сказала мне, откуда ты и куда направляешься. Думаю, ты в бегах, и… осесть здесь с этим твоим бардом — не такая уж плохая идея.       Мила удивлённо уставилась на Эскеля, пока он продолжал:       — Сейчас в Элландере довольно тихо… Не считая вампира, но с этим я разберусь. Тебе здесь будет хорошо. К тому же храм Мелитэле совсем рядом, и ты, в крайнем случае, сможешь найти приют там.       Мила остановилась посреди улицы к неудовольствию шедшей следом старухи с огромным коробом в руках. Старуха выругалась на внезапно остолбеневшую девушку, но Мила даже головы не повернула в её сторону.       — Ты что… Оставишь меня здесь?       — А что, — ведьмак остановился в метре от Милы. — Мне показалось, тебе понравилось. Хорошего мужика нашла: и приодел тебя, и гитару подарил. Ты тоже поёшь хорошо, глядишь — дуэтом станете. С таким не пропадёшь, — горько усмехнулся Эскель.       Руки Милы сжались в кулаки, сердце неприятно кольнуло, и девушка едва сдерживала нервную дрожь в теле:       — Но я не хочу!       Эскель пристально, с удивлением посмотрел на Милу.       «Только не слёзы…» — успел подумать мужчина, прежде чем услышал первый всхлип. Ругнулся себе под нос и молча подошёл ближе к Миле.       — Не хочу-у-у!       Ведьмак терпеливо ждал, когда Мила перестанет хныкать. Как её утешать (да и надо ли это делать) он понятия не имел. Причина слёз Милы и вовсе вызывала лишь недоумение: вот поди разбери, что за опилки у неё в голове! То ему мило улыбалась в дороге, то ищет себе покровителя в первом встречном, то теперь оставаться с ним не хочет…       Эскель перестал понимать, что происходит.       Мила старательно вытирала слезящиеся глаза и с усердием втягивала выступившую в слизистой носа влагу, кривила губы: держала себя, чтобы не разреветься.       Со вчерашнего вечера она чувствовала себя в раздрае. Морально ощущала себя змеёй, которая пригрелась на груди одного, а потом как будто пошла искать место потеплее. И ведь сразу поняла, что теплее не будет! Но почему-то продолжала беспричинно куда-то стремиться.       Она оправдывала себя тем, что пыталась исправить свою ошибку, но не могла сама себе объяснить, почему вчера поддалась на уговоры Эдрика и пошла на его концерт, а потом сидела с ним в комнате за кулисами, словно не было его приставаний.       Нет, в целом Мила с Эскелем ни на что не договаривались, и она имела, пожалуй, право встречаться с кем захочет и когда захочет, но… Всё равно она понимала, что поступила гадко с человеком, который до этого несколько дней заботился о ней. А ведь мог оставить её на дороге. Мог не скрываться с ней из Бобьяучи, а помочь владельцу Ветра выследить её. Мог оставить в лесу с волками или в следующем селении. Мог предоставить ей возможность самой добывать еду и воду, мог не помогать с волосами, не пустить в комнату «Счастливого топора», не оставлять деньги и мог выгнать её к чёртовой матери ещё прошлой ночью. Мог воспользоваться ей в любой момент, потребовав что-то взамен на свою щедрость.       Мог. Но не сделал ничего из этого.       А вместо этого ведьмак сейчас показывает ей место для «идеального свидания» с человеком, который, безусловно, пел как соловей и был безупречно красив, но был Миле, очевидно, не пара, даже после его подарков и комплиментов.       На контрасте разница между поступками Эдрика и Эскеля ощущалась особенно остро.       «Я всё испортила. Я такая гадкая…» — подумала Мила, сдерживая новый поток слёз.       Девушке удалось взять себя в руки спустя пару минут. Эскель всё это время терпеливо стоял рядом, напрягая мышцы челюсти, но не произнёс ни слова. Просто молча повёл Милу дальше, показывая дорогу.

* * *

      С каждой минутой, приближающей встречу, Мила чувствовала всё большую тревожность. Всё её нутро сопротивлялось этому не нужному ей свиданию.       К пониманию, что она, Мила, поступает по-свински по отношению к ведьмаку прибавилось осознание, что бард ей был не просто «не пара»… Он ей попросту не нравился. Она всё ещё могла восхищаться им как артистом, любоваться как моделью, но общаться с Эдриком не хотелось, несмотря на все его старания и взгляды. Она ведь хотела ещё после первого вечера закончить их недоотношения, и стоило бы так и сделать! Быть решительной, а не размякать под обещаниями!       Сейчас Мила осознавала: ни одно из действий барда не было сделано для неё. Каждое его действие он делал только для себя, совершенно игнорируя её желания. Да и знал ли он о них? Не спросил ни слова ни о её семье, ни о её жизни в Элландере, ни о ней самой! Только и рассказывал о своих «великих похождениях» на местные аналоги корпоративов и как он там сверкал всем назло!       «Я ему интересна только как… кукла!» — внезапно поняла Мила. Да, кукла, которую можно куда угодно отвести, как угодно сжать и во что угодно одеть, и говорить кукле совершенно не обязательно. Милу кривило от этой мысли. Какая же она жалкая, бесполезная, да ещё и… Да, по отношению к Эскелю она, несомненно, вела себя просто как мерзкая меркантильная дрянь.       Мила продолжала заниматься самобичеванием даже в момент, когда ведьмак зашёл в комнату. Большую часть дня после возвращения с «экскурсии» они провели порознь.       Ведьмак окинул девушку пристальным взглядом и спросил:       — У тебя всё хорошо?       — Не знаю, — честно призналась Мила. — Пожалуй, нет.       — Предвкушаешь встречу? — Эскель прошёл к окну, осмотрел видимые через мутные стекла улочки Элландера. Мила не ответила, но он услышал отрывистое шуршание ткани и решил, что она кивает.       Мила за его спиной качала головой из стороны в сторону, глядя в дощатый пол.       — Я уверен, он придёт. Любому мужчине нравится, когда женщина сама хочет с ним встречи… Ты ведь передала записку с местом?       — Да…       — Добро, — резюмировал ведьмак. Он предложил девушке написать записку для барда, когда они ещё возвращались в таверну. Принёс ей бумагу и чернила (как Мила, впервые взявшая в руки перо, умудрилась что-то написать — отдельная история) и стоял за её спиной огромным широкоплечим коршуном. Мила не хотела писать записку для барда вовсе, но не решилась возразить ведьмаку и просто корябала бумагу буквами. Записка была отправлена адресату сразу после обеда.       Когда Эскель повернулся к окнам спиной, Мила задумчиво теребила кончик заплетённых в тугую косу волос.       Ведьмак нахмурился: Мила не выглядела как девица в ожидании романтической встречи, и это показалось ему странным.       «Может, волнуется?» — подумал он, и тут же в голове его всплыл способ, древний как сам мир, чтобы любое напряжение снять.       — Мила?       Девушка сначала подняла голову и только потом спокойно спросила:       — Что?       — Пойдём со мной.

* * *

      До свидания оставалось меньше часа, когда Эскель старательно и методично спаивал Милу на первом этаже таверны. Под предлогом ведьмака «это всегда немного успокаивает», Мила неохотно начала пить, правда для себя она это объясняла другой фразой: «чтоб глаза загадочно блестели». Как-то незаметно порция «для блеска глаз» стала больше, чем она планировала, и теперь уже Мила чувствовала, как ей становится жарко от количества алкоголя внутри. Стоило ли говорить, что глаза уже не блестели, а начинали «говорить» о не самом трезвом состоянии организма.       Эскель пристально наблюдал за спутницей, выгадывая момент, когда можно незаметно подлить ей приготовленный отвар. Он ожидал, что её придётся уговаривать выпить ещё, но девушка и без того как будто восприняла его затею со слишком большим энтузиазмом.       Сидящего рядом с Милой Эскеля разрывали противоречивые мысли. С одной стороны — холодный расчёт охотника, который уже разложил ловушки и подобрал хорошую приманку, продумал разные варианты событий, и осталось только поразить цель заказа, которая сама придёт к нему в руки. С другой стороны было сожаление и даже стыд — он прямо сейчас принимал участие в срыве свидания девушки, которая ему нравилась, рассчитывая на то, что такой щедрый бард простит Миле её сомнительное и неженственное состояние. С третьей стороны — он видел в своём поступке некое возмездие. Глупое, детское и отнюдь не безопасное.       С каждым глотком алкоголя Милы Эскель всё больше понимал: будь на её месте любая другая отчаянная любительница острых ощущений, ему было бы спокойней в разы. Стоило только не торопиться, а уделить пару дней поиску девушки, подходящей под типаж жертв… Но это могло стоить ведьмаку ещё одной невинной жизни и гнева градоправителя. При последней встрече он явно дал понять, что ждать не намерен, вынь да положь ему башку вампира! И Эскель лишь вспомнил слова Милы.       Только вот на тот момент он собирался быть с ней союзником, действовать открыто… Не как сейчас.       План был прост: подлить Миле отвар за несколько минут до того, как она отправится на свидание — этого времени отвару хватит, чтобы набрать силу. И в момент, когда Мила отправится по конкретной безлюдной и длинной улочке неподалёку от мест, где ранее находили жертв кровососа, запах крови приманит вампира. А дальше… Мила, заметит она вампира или нет, отправится в объятия барда в указанном ведьмаком «идеальном месте для свидания», а потом останется только победить вампира. Окружённая глухими стенами с двух сторон улица ограничит перемещение монстра и позволит Эскелю быстрее завершить заказ.       Ведьмак продумал всё до мелочей и лишь переживал, чтобы всё прошло так, как он спланировал. И отчего-то беспокоился за выбранную им «приманку».       Однако теперь уже вышло как вышло. И пока уже подзаторможенная алкоголем Мила отвернулась, Эскель быстро отлил в её кружку несколько миллилитров из бутылочки с неиспытанным рецептом. Главное, чтобы средство оказалось рабочим. За его безвредность для её организма он и без того не переживал — к ночи выветрится.

* * *

      Мила неохотно плелась по безлюдной улице, медленно переставляя ноги. Она ощущала себя… странно. Вроде бы всё понимала, могла думать и анализировать, но всё это происходило в какой-то… дымке, что ли.       В голове вяло текли мысли о том, что стоило сказать Эскелю, что не хочет она идти ни на какое свидание, идеальное или нет. Она готова была написать барду ещё одну записку с сообщением, что не придёт. Так было бы правильней.       Но она очередной раз повела себя как тряпка. И вообще за последние дни как-то расклеилась. И пока Мила собиралась с мыслями, алкоголь уже взял контроль над её мозгом, и разговор с ведьмаком так и остался жить лишь в её голове, теперь отравляя девушку сожалением.       Уже стемнело, и из-за новолуния улочки Элландера были темнее обычного, освещённые только фонарями и окнами домов. Но улица, по которой шла Мила, проходила с задней стороны домов, где окон не было, и плохо освещалась фонарями, — наверное, потому что редко использовалась горожанами. Темнота улицы не вызывала у девушки страха, просто доставляла неудобства. Ещё и предчувствие было какое-то… Невнятное. И каждый шаг давался всё тяжелее и тяжелее, но Мила продолжала идти. Она чувствовала, как её начинает подташнивать, и списывала это на моральное состояние.       Тёплое крепкое прикосновение к обеим своим рукам стало для Милы неожиданностью.       Девушке понадобилось пара секунд, чтобы сфокусировать взгляд на стоящем перед ней бардом Варакушкой.       — Я уж думал, не придёшь, сладкая! — нараспев сказал бард, сверкая белоснежной улыбкой.       — А… я… — пока Мила соображала, что ответить (как же тяжело было формулировать мысли!), Эдрик резво взял девушку за руку и потащил вперёд её непослушное тело. В его поведении не было и грамма учтивости.       — Я, право, так переживал! Особенно после слов, что ты сказала вчера. Но когда я получил твою записку, я понял, понял, сладкая, что ты мне послана судьбой, не иначе!       Он потащил Милу вперёд по тёмной улице, хоть ноги её заплетались, и... Внезапно свернул в узкий проём между зданиями. Безлюдный и неприметный, но достаточный, чтобы два человека в этом проулке едва могли разойтись.       Затылок врезался в стену и отозвался болью. Мила не успела ничего понять, когда бард уже приник к ней в жарком поцелуе, прижал к холодной каменной стене дома всем телом, и девушка пыталась ему отвечать, недоумевая: откуда вообще взялся бард? Он не должен быть здесь! Они договорились встретиться там, на другой стороне улицы, где она переходит в шумную площадь и ведёт прямиком к шумному кабаре, что было указано местом встречи! Он вырос перед ней, словно одуванчик из асфальта: бодрый, яркий, обезоруживающе очаровательный. При этом настырный и крепкий.       — Я уж думал, ты вовсе скучная ледышка: до третьей встречи меня томила! — голубые глаза барда блестели в тускло освещённом переулке, улыбка казалась хищным оскалом.       Сознание Милы к этому моменту поплыло ещё сильнее, она чувствовала себя как в бреду: с одной стороны она осознавала себя в этом странном тёмном проулке, с другой — в голову лезли какие-то чудны́е фантазии. Словно и она, и бард не люди, а нарисованные мазками гуаши герои картины, и что целуется она вовсе не со сладкоголосым пугающим Эдриком, а с… Эскелем? Или они не из гуаши, а летят на ковре-самолёте, летят и целуются, и её грудь нагло сжимают руки начальника. Или не его? Вроде…. И пальцы напористо лезут под лифчик, сжимают сосок. Чужие руки бесстыдно оттягивают плотную резинку кожаных штанов, скользят под трусы. Трещат натянутые нитки нижнего белья, рвутся, но Мила уже вся — пластилин, стекает как масло. Не от удовольствия, а от чего-то…       «Хватит… Хватит…» — мелькает в сознании, но Мила размазана, не успевает ловить эти слова. И сопротивляются только её пальцы, крепко сжимающие штаны, чтобы те не стягивались, а наоборот натягивались и вернулись обхватывать живот. Но штаны падают, им помогают сползать с широких бёдер вместе с нижним бельём.       — Йе над-д, ия ние… хотсю… трахац-с-с… — Мила, как через вату, слышит свой совершенно пьяный голос, не может понять, как говорить внятно.       В этот момент пальцы мужчины проникают под трусы, задевают пальцами сухой клитор, делают несколько резких неприятных движений.       — Не бойся, я буду аккуратен, — и Мила чувствует, как одну её руку насильно засовывают куда-то в тепло. Сжимают непослушные пальцы, шевелят руку. Она чувствует волосы и что-то горячее, упругое… член? И совершенно не понимает, что от неё хотят, просто вяло сжимает налитой возбуждением орган.       — Ты же хочешь меня, — шёпот обжигает ухо, щекочет, и Мила поднимает плечи, чтобы спрятаться от этого ощущения. Недовольно мычит, пока пальцы мужчины пытаются протолкнуться внутрь неё.       А её целуют, целуют, она вся в слюнях и опалённая чужим дыханием… И она хочет, чтобы её поскорее оставили в покое.       И желание сбывается.       Этот кто-то рядом с ней внезапно вскрикивает, сжимает её тело слишком сильно, до синяков, а потом резко — отпускает. Пропадает горячее дыхание, больше Милу ничего не прижимает к стене. Она разлепляет тяжеленные непослушные веки и мгновенно как будто трезвеет.

* * *

      Эскель намеревался идти за Милой, готовый в любой момент вытащить меч, смазанный маслом против вампиров, и срубить башку вампиру, кем бы он ни был. Он допускал, что своенравная дурёха пойдёт другим путём, и это создаст трудности. Допускал, что вампир окажется высшим, и это создаст трудности. Допускал, что Мила заметит вампира до того, как завяжется бой, и это создаст трудности. Допускал, что отвар, который Эскель подлил Миле в алкоголь, не сработает, и это бы, вероятно, испортило всю стратегию на сегодня.       Но пока всё шло по плану. И ведьмак надеялся, что так и продолжится.       Мила плелась по нужной дороге, а Эскель невидимой тенью на пружинистых ногах шёл следом, держался на расстоянии, за углом, готовый в любой момент сорваться на бег. Вслушивался в каждый шорох, в каждое дуновение ветра, пристально оглядывал улицу.       И когда приглушённый городской гомон соседних улиц нарушили чёткие человеческие шаги нескольких человек, Эскель готов был взвыть. Ну почему именно сейчас!       — Господин ведьмак! — и без того громогласный градоправитель на пустынной улице был слишком громким.       Эскель недовольно повернулся к господину Мории, сопровождаемому четырьмя городскими стражниками. Уже понимал, что отделаться от заказчика будет непросто, и это его злило. Он тщательно все обдумал не для того, чтобы градоправитель все испортил одним своим присутствием!       — Я не понимаю, почему тварь ещё не…       — Господин Мория, при всём уважении, не сейчас! — раздраженно пробасил Эскель, стараясь говорить тише, но мужчина его не услышал, подходя ближе к ведьмаку.       — Я за что плачу, а, сукин ты сын! Не за твои, сука, вечерние прогулки, а за результат!       — Я прямо сейчас выполняю ваш заказ, — чётко произнёс Эскель, расправив плечи.       Не вовремя. Не вовремя, чёрт возьми, нарисовался этот чинуша!       — Что-то я не вижу твоей работы!       Стражники, сопровождавшие градоправителя, явно чувствовали себя не в своей тарелке, но стояли, напряжённо сжимая челюсти, кусая губы, бегая глазами. Молча ждали.       Эскель злобно сверкнул кошачьими глазами. В темноте они горели действительно устрашающе, и он рассчитывал напугать Морию.       — Если из-за вас я сейчас упущу вампира, это будет на вашей совести, — процедил он. Обернулся в сторону, где должна была быть Мила, и воскликнул:       — Чёрт!       Милы он не увидел. Улица была пуста.       Грёбаный Мория, чтоб его!       Эскель привычным движением вынул серебряный меч из ножен и направился вперёд по улице. Градоправитель ещё крикнул ему в спину пару ругательств, но после, кажется, до него дошло, что происходит. Да и Эскель больше не отвлекался на его голос. Он спешил, но старался ступать как можно тише, осторожно, и это его несколько замедляло.       Все органы чувств работали на пределе.       Мгновение — и медальон Эскеля задрожал, а кожей он ощутил движение воздуха: мимо пронёсся невидимый вампир. Свободной рукой мужчина нащупал колбочку Чёрной крови, большим пальцем сковырнул пробку, залпом выпил эликсир. Ведьмака передёрнуло, он сморщился, чувствуя, как вспухли и почернели вены у глаз. Он побежал следом за монстром, пока не услышал вскрик… мужской! Он доносился из неприметного переулка.       Пара метров, и Эскель завернул в узкий тёмный переулок. Перед глазами — явившая себя в своём околочеловеческом виде обнажённая чёрноволосая брукса, вцепившаяся в горло хрипящему барду. Мила, вжавшись в стену, наблюдала за происходящим стеклянными круглыми глазами.       Эскель ругнулся и ринулся в бой: выбросил вперёд руку с Аардом, и заряд телекинетической энергии отбросил барда внутрь переулка. Он упал на спину и не шевелился. Брукса испарилась, чтобы переместиться и напасть на ведьмака со спины. Эскель почувствовал, с какой стороны это произойдёт, но… Мила!       — Мила, пригнись! Сейчас же! — закричал он, и тут же в него ударила звуковая волна, голову пронзили иглы боли. Эскель не успел окружить себя защитным Квеном.       Как только звуковая волна из глотки бруксы схлынула, вампир переместился ближе к Эскелю, рассчитывая вцепиться в него зубами и когтями. Но ведьмак был быстрее и успел нанести два удара мечом, чиркнув лезвием стену. Брукса взвизгнула, отпрыгнула, возвращая себе невидимость.       «Нужно выманить её на более открытое пространство», — подумал Эскель и побежал в сторону улицы, рассчитывая, что брукса увяжется за ним. Он передвигался, меняя траекторию, перекатываясь. Замер, оказавшись на более свободном пространстве. Монстр затаился. Раздался тихий шорох под крышей двухэтажного здания, слева.       «Была не была», — Эскель сорвал с пояса «Лунную пыль» и швырнул бомбу в стену. Активированная бомба рассыпалась тысячей серебряных осколков, облепила тело бруксы так, что оно перестало быть невидимым. Вампирша взвизгнула. Эскель довольно усмехнулся.       — Иди сюда, тварь, — произнёс ведьмак за секунду до того, как в него снова полетела звуковая волна, но на этот раз он успел окружить себя Квеном. Хоть тот и продержался всего несколько секунд, это значительно облегчило влияние атаки бруксы на организм.       Бой продолжался ещё несколько минут. Брукса вновь нападала, а Эскель пытался ранить её мечом, целился в голову. Вампир подвернулся умнее, чем хотелось бы: оказавшись на более широком пространстве, активно занимал места, куда ведьмаку было сложно добраться при всём желании.       Чтобы закончить бой быстрее, Эскель принял решение позволить бруксе отведать его крови. Во время очередной атаки он извернулся, избежав когтей, но намеренно подставил левую нерабочую руку вампирше в зубы: это было намного лучшей идеей, чем подставлять шею и рисковать истечь кровью.       Брукса приманку, в прямом смысле, съела: жадно и мстительно вонзила зубы в предплечье. Эскель сморщился от боли, сдавленно застонал, позволил твари сделать несколько глотков, прежде чем ударить её мечом в правой руке. Целился вновь в шею, но попал лишь по плечу.       Брукса довольно отпрыгнула, облизываясь, готовясь вновь атаковать звуковой волной, но тут лицо её преобразилось. Кровожадная улыбка сошла с безобразного лица, сменившись выражением муки. По телу бруксы пошли чёрные узоры-трещины.       — Вот и попалась, — прошипел ведьмак. Серия мощных ударов, несколько будущих шрамов от когтей бруксы, и вот рукоять меча входит в её сердце.       Вампирша смотрит на ведьмака удивлённо: продолжает шипеть и пытается завизжать. У неё не получается.       С улыбкой победителя Эскель отводит меч, чтобы тут же занести его над шеей бруксы. Рубит.       Обтянутое кожей костлявое тело валится на брусчатку.       Заказ выполнен.