***
Эскель вышел от градоправителя с кучей честно заработанных денег, но радости отчего-то почти не ощущал. Придя сюда утром, он был настроен на бюрократическую волокиту, но смог обойтись без беганий по этажам и поиска господина Мории. Как только ведьмак зашёл в кабинет чиновника, тот уже напряжённо ждал его сидя в своём кресле и лично передал мешок крон ведьмаку. Кажется, вчерашние угрозы подействовали на этого здоровяка благотворно. Господин Мория вежливо (действительно вежливо!) поинтересовался, сколько ещё Эскель намерен оставаться в Элландере и, получив ответ, отпустил на все четыре стороны. Стоя посреди оживлённой городской площади, Эскель не знал, куда себя деть. До прошлой ночи у него был вполне внятный план: получить деньги, заглянуть в бордель, провести там не один час, выпить и наесться от пуза. Милу, с огромным сожалением, оставить с бардом. А после, он был уверен, станет понятно, куда дальше. Так было почти всегда: там какая-нибудь шлюха байку о бабайке расскажет, тут увидишь листовку с заказом, здесь Ламберт или Геральт пошлют весточку и направят, а может встретиться старый друг, которому нужно подсобить... Однако теперь всё было иначе. В бордель не тянуло от слова совсем. Есть не хотелось. Ждать вестей не приходилось. Подходящих заказов в городе, пока он бегал, выслеживая бруксу, он не видел и сейчас, проверив доску объявлений, ничего нового на ней не нашёл. Да и теперь, когда с каждым шагом в кошеле звенела награда, лаская слух, вроде как не было пока необходимости искать новый способ рискнуть жизнью. А в голове только и крутились мысли о Миле. Мила, Мила, Мила… Впилась занозой в сердце, не вытащишь. А он ведь пытался! Вчера, когда отправлял её на свидание с бардом. Но ночью эта заноза ушла слишком глубоко, а ранним утром загноилась её говорящими о сожалении голубыми глазами. И теперь сердце болело сильнее, чем он мог себе представить. Знал ведь, что так будет, чему удивляться? Эскель неохотно двинулся в сторону «Счастливого топора». Всё думал, как начать разговор с Милой: впервые за его долгую жизнь после проведённой с женщиной ночи он не понимал, какие отношения будут между ними дальше. «Ладно. Как-нибудь разберёмся», — решил Эскель. Так или иначе, ближайшее время им с Милой предстояло провести вместе. Если, конечно, эта дурная не отчебучит чего-нибудь внезапно. С этими мыслями ведьмак зашёл в таверну. Кивнул приветливой девушке, натирающей стаканы за стойкой, прошёл к лестнице и уже тут услышал нечто нетипичное. Мила пела. И пела не так, как тогда на сеновале. Совсем не так. Эскель даже замер на мгновение, прежде чем открыть дверь комнаты. — Я за ней не уследил, в том моя вина! Но скажите, правда, вкусная она? Пока Мила, надрываясь, зачем-то пыталась петь агрессивно и слишком низко для неё, Эскель молча смотрел на неё, сидящую на полу. Это было совсем непохоже на нежные напевы, что он слышал от неё ранее. — Ели мясо мужики, пивом запива-а-али, О чём конюх говорил, они не по-ни-мали! Гитара жалобно застонала, когда Мила последний раз ударила по струнам. Девушка вздохнула, подняла голову от грифа инструмента. Эскель продолжал молчать и рассматривать сидящую на полу между кроватей девушку, обнимающую гитару. Мила подумала, что хочет, чтобы напряжение между ней и ведьмаком рассосалось как в сказке с диснеевскими принцессами: она споёт, он споёт и вроде как можно двигаться по сюжету дальше. Жаль, что она попала не в диснеевский мультик, а в какое-то стрёмное магическое средневековье. — Ну, как? — спросила Мила, заправляя прядь волос за ухо. Эскель втянул носом воздух, поскрёб ногтями щеку, скрестил руки перед грудью и честно признался: — Ужасно. Больше не пой такое, пожалуйста, — и тут же пожалел, что предварительно не подстелил лести. Милу словно холодной водой окатили: она поджала губы и расстроенно посмотрела на ведьмака: — Почему? «Зря я это сказал», — мужчина подошёл к своей кровати, стянул куртку. Лицо Милы в тот же момент сменилось с разочарованного на напряжённое, и он поспешил продолжить: — Потому что у тебя приятный голос, когда ты поёшь… нормально. Как тогда, на сеновале. Да и сама песня… Где ты такую гадость услышала? Мила замешкалась: «И как ему объяснить? Вряд ли в этом мире есть музыкальные группы.» — Ещё когда дома была, менестрели приезжали. И вот… — Понятно. «Вот и поговорили, блин. Что тебе понятно?» — раздражённо подумала Мила, и Эскель, словно услышал, продолжил говорить: — Из уст милой девушки вроде тебя хочется слышать что-то менее… кровожадное. Про любовь, например. — Пра любоффь, — скривилась Мила. Ведьмак в удивлении поднял брови, а Мила решила уточнить: — А я, значит, милая? Эскель замешкался, прежде чем ответить: — Вполне. «Вполне», — мысленно передразнила ведьмака Мила. Она сама не заметила, как её разочаровал ответ мужчины.***
В хижину к чародейке частенько приходили люди из ближайших поселений, все с разными просьбами: начиная от настоев для сохранения молодости, продолжая мазями для лечения ран и заканчивая просьбами поколдовать, чтобы был хороший урожай. Люди знали, что по пустякам к ведьме лучше не обращаться, а потому, чаще всего, были немногословны, мялись на пороге в ожидании того-самого-чего-либо. Благодарили звонкой монетой или лучшими продуктами и возвращались восвояси. Был лишь один гость, приход которого Верея ждала настолько же сильно, насколько наслаждалась отсутствием его в своей хижине. Таким гостем была её единственная подруга. Подругу звали Франа, и она тоже была со слабеньким колдовским даром, однако куда более социальной. Жила на окраине одной из недалёких деревень, торговала травками, знала всех местных по именам, была в курсе всех свежих и не очень сплетен, да и в целом очень любила поговорить обо всём и сразу. И стоило Фране весёлым неумолкающим вихрем влететь в хижину, Верея сначала радовалась и с удовольствием слушала свежие новости, но спустя несколько часов мучительно ожидала, когда Франа соизволит уже уйти наконец-то. Франа же сидела в гостях всегда до последнего, пока у самой глаза от усталости не начнут закрываться. Вот и сейчас Франа сидела напротив Вереи и, не упуская подробностей, рассказывала о своих любовных победах — иные новости из деревни у ведьмы закончились. Верея вздыхала, понимающе улыбалась и кивала, когда это было нужно. Она уже начала уставать от буйства историй, давно запутавшись в персонажах, кто там кого любит или не любит, кто с кем где переспал и кто кому лапшу повесил на уши. А Франа, словно заведённая, всё продолжала и продолжала рассказывать. — Н-да, как же скучно общаться, когда ты не отвечаешь… — высказалась Франа, откидываясь на спинку стула. — Мне кажется, я из-за этого говорю лишнего. «Тебе не кажется», — подумала Верея, но только улыбнулась подруге. — Не знаю, мне кажется, ты столько сил в этого, — она махнула рукой в угол комнаты, где стояло чучело человека из соломы, — вкладываешь, столько энергии! А всё равно все мужики — одинаковые! Я вот чего не понимаю: неужели ни один другой из деревни не приглянулся тебе? Разных дураков хватает, конечно, однако есть же красавчики. А есть такие рукастые, что прям только бы и смотрела, как он мастерит лавочки да столы… — Франа закатила глаза, явно представляя конкретный образ. — Тебе просто определиться надо: тебе мужик зачем нужен? Можно — посмотри на меня! — для дома одного завести, а для любви — другого охомутать. А нам-то с тобой — чего стоит! — сварила зельице, напоила двух-трёх, и они у тебя хоть вместе все жить будут. Мордашки им магией тоже подправить можно… Красота же! Верея мыслей подруги не разделяла. — Скучная ты, Верейка. Франа подошла к чучелу, провела взглядом сверху вниз и обратно по старательно сплетённому телу, положила свои розовые ладони на соломенные плечи. — Н-да. Н-да… Сколько тебе там осталось? Ну, по времени. Верея показала подруге три пальца. — До-о-олго. Ну, раз ты в него столько сил вкладываешь — должен получиться Аполлон, не меньше. А если получится — и я бы с таким замутила. Дашь напрокат? — Франа усмехнулась. Верея юмор подруги не оценила, но вспомнив её любвеобильный и похотливый нрав, усмехнулась в ответ, отрицательно мотнув головой. — А жаль. Рост, что надо… Когда ночь обняла лес темнотой и лунным светом, Франа наконец-то засобиралась домой. Напоследок обняла хозяйку, пообещала придти, когда Верея снова сможет говорить, запрыгнула в растасканные башмаки и умчалась так же стремительно, как и заявилась днём. Ведьма вздохнула с облегчением, откинулась на спинку стула. Общение с Франой её выматывало сильнее обычного. Что бы там подруга ни говорила, Верея была тверда в своих намерениях. Так долго она слова не произносила, исколола все пальцы травой, пока собирала тело, несколько ночей не спала, заготавливая отвары… Неужто всё зря? Не зря. Ничего не зря. Всё правильно. Всё правильно, и будет у неё мужчина, самый-самый, идеальный и только её. И будет она счастлива и любима. И больше никто никогда её не отвергнет, не скажет грубого слова. И не будет разочарования в неудавшихся отношениях, не будет поиска собственных изъянов. И будут они вместе чай пить, спать в обнимку, вместе чинить подгнивающий пол. Больше не надо будет храбрости набираться, чтобы прихлопнуть осу на окне, не нужно будет в одиночку дрова тащить для печи. Всё будет вместе. Всё не зря. Ещё три месяца — и конец её тоске. А что три месяца… Ерунда! Резкий запах сладких духов Франы постепенно выветривался из хижины. «Всё не зря», — Верея допила оставшийся в кружке травяной чай, глядя на соломенную мужскую фигуру. — «А Франа просто дура.» Ей чудилось, что соломенный мужчина в ответ понимающе улыбнулся.***
Энтузиазм, с которым Мила решила разбогатеть, исполняя песни, довольно быстро сошёл на нет. Она не так уж часто брала в руки гитару в своём мире последние годы, а весь скромный репертуар состоял из песен а-ля «поорать с пьяными друзьями». Чаще всего кто-то говорил: «А давайте эту!» — искал аккорды «этой» в интернете и потом держал смартфон экраном к Миле, пока она на ходу пыталась попадать правильными аккордами в спешащие нетрезвые голоса. Потому аккорды она помнила всего к семи песням, которые исполнялись регулярно на каждой тусе: со школьных лет и до сих пор. «Вахтёрам», «Батарейка», «Алые паруса»... Раньше она знала намного больше песен, когда игра на гитаре была ежедневным развлечением. Но сейчас она не могла вспомнить то слов, то аккордов, то мелодии, то и вовсе что за песни она тогда играла. Спасало только, что пальцы сходу и на автомате зажимали нужные аккорды на правильных ладах: мышечная память — штука живучая. В итоге Мила уже минут двадцать старательно пыталась подобрать аккорды то к одной песне, то к другой, но подобрать верно не получалось. Ведьмак сидел на кровати, ожидая окончания её творческого порыва. И вскоре Мила обессиленно запрокинула голову и намеренно стукнула затылком по стене. Эскель выждал несколько секунд, прежде чем тихо позвать девушку: — Мила? Она по интонации догадалась, зачем он с таким напряжением сидел здесь уже столько времени. Подняла голову: — Ты хочешь поговорить? — Да. — А надо? — уточнила девушка. — А разве не надо? Мила шумно вздохнула, признала: — Надо. Эскель наклонился вперёд, опираясь руками на колени, потёр большие пальцы. Мила заметила на его левой руке повязку, которую она вчера сделала для раны. Отметила про себя, что надо бы её сменить. — Что ты планируешь делать дальше? — прямо спросил мужчина. Мила бережно положила гитару на пол, села по-турецки: — Я бы хотела отправиться с тобой дальше. И хочу попробовать зарабатывать на музыке. Но у меня есть пара условий. — Вот как? — Ну… типа. Эскель ждал, когда Мила продолжит. Ей понадобилось около минуты, чтобы сформулировать мысли: — Меня беспокоит то, что произошло между нами… ночью. Я… В общем, давай забудем? — Мне казалось, тебе понравилось, — спокойно произнёс ведьмак. — Даже… слишком, — призналась Мила и почувствовала, что краснеет. Нервно провела по передним прядям волос, поправляя их положение за ушами. — Но это было неправильно. И ещё я боюсь, что… Ну, ты же в меня… Кончил, и вдруг я теперь… Эскель ловил пристальным взглядом каждый её нервный жест. — Не беспокойся, ведьмаки бесплодны. — Точно? — Точно. — Хорошо, — выдохнула Мила. Спохватилась: — Ну, в смысле, не очень хорошо. Плохо. Но сейчас хорошо. То есть… Извини, я просто рада, что об этом мне не нужно переживать. Помолчали. — А куда мы дальше поедем? Эскель замешкался, откинулся, опираясь спиной о стену: — Потом узнаешь, — он старался, чтобы его голос звучал уверенно. Но Мила даже не обратила внимания на его тон: — Значит, ты возьмёшь меня с собой? — Возьму, — уверенно подтвердил мужчина. — Но у меня тоже есть условия. Мила подобралась ближе, готовясь ловить каждое слово. — Ты будешь рассказывать мне обо всём: куда идёшь, что собираешься сделать, с кем встретиться и всём подобном. — Хорошо, — кивнула девушка. — Ты будешь слушаться меня во всём. Куда идти надо, куда не надо, где быть осторожной, а где вовсе остаться в стороне. — Ну, — посомневалась Мила, — ладно. — Я хочу научить тебя пользоваться оружием, — продолжил Эскель. — Подберём тебе какой-нибудь нож или кинжал, чтобы ты могла защитить себя сама. — О, хорошо. Я согласна! — Этот пункт девушке понравился. — Это ещё не всё. Я не собираюсь забывать, что произошло сегодня ночью. Мила удивлённо смотрела, как ведьмак прикрыл глаза, собираясь с мыслями, провёл рукой по волосам. Она не знала, что в этот момент он чувствовал себя неуверенным юнцом, пытаясь при этом сохранять ледяное спокойствие. — Я не буду принуждать тебя ни к чему. Но… Если ты захочешь повторить, знай, что я не против.