Легенда о последнем волке

      Уже в ночи Эскель и Йон приняли решение прекратить поиски вслепую и спросить обитающих здесь постоянных жителей. Пока они поднимались в гору, возвращаясь к пещере с праздно живущими реликтами, оба почувствовали: даже на их выносливых организмах целый день поисков сказался не лучшим образом. Подъём давался тяжело. И даже активная прежде Хильд шла понурив морду, чуть отставая от своего хозяина.       Йон пытался занять паузу разговорами, но даже это привычное для него занятие давалось как будто непросто. Каждая тема заходила в тупик. Он пытался рассказывать то одно, то другое, то пробовал шутить, чтобы разрядить напряжённую паузу, но через пару часов, кажется, осознал, что лучше помолчать. Тем более, что его разговор не поддерживали ни уставшая собака, ни погружённый в свои переживания Эскель.       Когда показалась пещера, бодрости у путников немного прибавилось.       Салем и Сальма сидели внутри, как и прошлым вечером, — при свечах. Инкуб попивал из бутылки, суккуб что-то весело рассказывала, заплетая из волос косичку.       Ведьмаки вошли едва слышно, и их заметили в последний момент.       Инкуб испугался, взволнованно заметался глазами от Йона к Эскелю и обратно. Залепетал чуть заплетающимся языком:       — Я её не трогал. Отпустил! Клянусь, отпустил!       Эскель свёл брови к переносице:       — Мы не за этим.       — А зачем же? — недоуменно спросила суккуб.       Эскель прошёлся взглядом по её обнажённому телу и отметил про себя, что его оно больше не трогает, совершенно. Напротив, теперь соблазнительная нагота Сальмы его злила.       Мужчины обрисовали ситуацию, прежде чем Йон задал вопрос:       — Есть ли здесь, в горах, кто-то, какой-нибудь монстр, способный человека похитить? Может, знаете чего?       Брат с сестрой переглянулись.       — Да как сказать… — залепетала рогатая женщина, отпуская косу. Волосы тут же расплелись, рассыпались по спине.       Инкуб отставил бутылку и напряжённо смотрел на сестру.       «Знают», — понял Эскель, — «но не спешат рассказывать».       С минуту ведьмаки ждали, когда закончится безмолвное общение между родственниками. Эскель не выдержал первым:       — Ну? Говорите!       Йон повернул к нему голову. Заметил, как напряжена шея Волка, как до скрипа кожаных перчаток сжаты руки. Громко выдохнул через нос: они оба слишком устали, чтобы расшаркиваться перед реликтами.       — Мы бы рады… — неуверенно начал инкуб. Он встал со своего места, сделал пару шагов навстречу ведьмакам, но подойти ближе не рискнул. Видел по их лицам, что терпение уставших мужчин на исходе. — Но у нас договор с этим… существом. Он не трогает нас, а мы не распространяемся о нём.       — Это очень важно! — рявкнул Эскель.       Йон вздрогнул. Волк весь день говорил только по делу и вообще выглядел довольно безэмоциональным. Но сейчас он сам был похож на опасного хищника, готового растерзать любого, кто помешает поискам его женщины.       — Никто не узнает, если вы с нами поделитесь информацией, — более спокойно произнёс Йон. — Обещаем. Это жизненно важно.       Сальма тихо поднялась, встала за спиной брата, положила руки на его смуглые плечи:       — У этих гор есть хозяин. Древний. Очень. Мы так поняли, что он в курсе всего, что происходит здесь, в горах. Но держится в тени. Ему не нужны жертвы, как хозяйкам Велена, он ни с кем не ведёт вражды. Просто тихо существует.       — Но не думаю, что это его рук дело. Зачем ему какая-то кметка? — возразил инкуб.       — Не кметка, — бездумно поправил Эскель.       — Не важно. Человек. Он обычно никого не трогает, живёт себе тихо своей жизнью… — сказал Салем.       — Кто он? — спросил Эскель.       — Мы не виделись с ним. Только с посланником, — тихо ответила Сальма. Она почти шептала.       — Если он никого не трогает, зачем ему заключать с вами какие-то договоры? — размышлял Йон. — Бессмыслица какая-то…       «Откуда им знать, что он никого не трогает?» — задался вопросом Эскель.       Салем пожал плечами:       — Не знаю. Нас просто… поприветствовали во владениях, узнали цель пребывания. Обозначили, что за нами будут наблюдать. Странный был разговор. Мы и сами толком не поняли.       — Просто согласились не разглашать, что у гор вообще есть хозяин, и не лезть в его дела в обмен на разрешение остаться здесь надолго, — поддержала Сальма.       — Давно это было? — поинтересовался Эскель.       — Мы в этой пещере почти два года, так что…       Эскель подумал: зачем хозяину гор тогда вообще настолько явно что-то выяснять, раз он не хочет о себе распространяться? Слишком много вопросов вызывал этот гад...       — И вы не знаете, где найти этого вашего хозяина гор? — спросил Йон. — Кстати, как его?..       Салем обернулся на Сальму, сглотнул. Наклонил рогатую голову, тихо-тихо произнёс:       — Посланница назвала его Великий Полоз.       Эскель нахмурился. В горах было действительно необычайно много змей, но… Может, этот Полоз просто взял себе странное имя? Мужчина помнил, как Геральт рассказывал ему о прежних, ныне поверженных Белым Волком и Цириллой, хозяйках Велена — мерзкие создания. Кровожадные, древние, жестокие, лакомящиеся человеческой плотью… И если этот хозяин гор из той же братии?       — Где он, мы не знаем. И вам, мальчики, искать не советую, — поделилась Сальма. — К тому же вряд ли ему интересна какая-то человеческая девка. Больше мы ничего не знаем. А знали бы… Нам своя шкура тоже дорога, уж извиняйте.       Эскель недовольно цыкнул, опустил голову. Было не ясно, ценную ли информацию им выдали реликты.       Неловкая пауза затянулась.       — Идём, — сказал Эскель и уже было повернулся к выходу из пещеры, когда Сальма заговорила ему в спину:       — Оставайтесь, мальчики! Выпейте, отдохните… Угощайтесь фисштехом. Можем ещё разок развлечься…       Йон оценивающим взглядом осмотрел Эскеля. Он выглядел измотанным, даже не повернулся на голос Сальмы. Просто встал как истукан.       — Не сегодня, Сальма, — ласково ответил Сальме Йон.       Девушка горестно вздохнула:       — Ладно, мальчики. Только пусть наш разговор останется в тайне. И если вы вдруг передумаете…       Инкуб громко хмыкнул словам сестры, усмехнулся и глотнул из бутылки.       Эскель нахмурился, двинулся к выходу из пещеры. Йон, подмигнув напоследок Сальме (та усмехнулась, но смутилась), двинулся следом.       Салем, наблюдая, как спины ведьмаков теряются в тьме пещеры, пожелал им удачи.       — Да, не густо… — протянул Йон. — Но знаешь, Волк, теперь у нас есть хоть какая-то зацепка! А это здорово. Хотя, признаться, могло быть и лучше…       — Могло быть, — согласился Эскель. — Есть идеи, с чего начать?       — Выбирай не хочу, — съязвил Йон. — Давай на минутку остановимся и пораскинем мозгами.       Перед ними растянулась горная гряда и бескрайние просторы: тёмные пятна лесов, светлые — полей, тускло светящиеся огоньки селений. Убывающая луна и усеянное миллионами звёзд небо.       Эскель провёл пятернёй по грязным волосам:       — Тха, — выдохнул он, — да нет у нас времени на остановки! Обсудим по дороге. Надо идти!       — И куда? — спокойно спросил Йон.       Эскель зажмурился, выдохнул.       — Понятия не имею. Куда-нибудь. Искать этого сраного Полоза, кем бы он ни был! Надо спешить, пока Мила…       Йон встал перед Эскелем, положил руки ему на плечи:       — Мы оба вымотаны. Успокойся. Честное слово, я всё понимаю, но нам нужен отдых. Необходим.       Эскель поджал губы.       — Ты же понимаешь, — продолжил Грифон, — нам этого гада надо ещё найти, а затем, вероятно, грохнуть. Уверен, силы нам понадобятся. Раз у него даже посланник для суккубов нашёлся, он точно не будет ждать нас в одиночестве. Нам нужно сделать маленький шажок назад, чтобы затем совершить рывок вперёд, понимаешь?       Эскель несколько секунд молча сверлил лицо Йона, но тот спокойно выдержал его взгляд. Ведьмак понимал, что Грифон прав, но признавать это было досадно.       Эскель медленно выдохнул, возвращая себе холодность рассуждений, и согласно дёрнул головой:       — Час медитации, не больше.       Ведьмаки с собакой отошли от пещеры на несколько метров, сели прямо на молодую траву, закрыли глаза, положив руки на колени, погружаясь в медитацию. Эскелю стоило больших усилий заставить мозг очиститься от тревоги, заставить себя просто сидеть недвижимо и, насколько возможно, расслабленно. Хильд разлеглась рядом и быстро уснула.       Из медитации чуть меньше, чем через час, ведьмаков вырвал звук копыт. Они одновременно открыли глаза, уставились на источник шума.       Салем, нервно облизывая губы, подошёл ближе:       — Я не сказал раньше… В паре километров к югу отсюда, примерно на такой же высоте, есть вход в эльфский дворец. Мы тогда с Сальмой думали там поселиться, но стало как-то не по себе, и мы не прошли дальше первой комнаты.       — Почему ты говоришь об этом только сейчас? — рыкнул Эскель.       — Признаться, только сейчас вспомнил… Понадеялся, что успею вас нагнать, а вы тут.       — Спасибо, — кивнул Йон, поднимаясь на ноги.       Эскель, разведя плечи, мысленно отругал себя, что они сразу не пошли к реликтам за информацией. Столько времени потеряли!       Йон потрепал Хильд по животу, и та, мотыляя пушистым хвостом, резво встала, готовая отправиться в путь. За это время Эскель успел наскоро нанести на меч масло против реликтов.       Инкуб проводил путников хмурым взглядом, вновь пожелав им удачи, но теперь уже мысленно.

***

      Ещё недавно, сидя в купальне с Полозом, Миле казалось, что хуже быть не может. Но, как часто бывает, она ошиблась.       На что она вообще рассчитывала, пытаясь сбежать из логова, кишащего «слугами» Полоза?       Всё шло по спонтанно придуманному плану около десяти секунд. Мила влетела в ту злосчастную столовую, заозиралась под гневное шипение сопровождающей её сестры похитителя (конечно же, побег заложницы был замечен моментально). Мила едва различала стены помещения, бросилась к первой же показавшейся особенно тёмной нише, ожидая увидеть за ней проход, но ошиблась — это была всего лишь ниша.       Бросилась к другому мрачному проёму, но тот оказался не проходом, а дырой в стене, обрывом над огромным, теряющимся во мраке гротом. Несколько камней, которые она столкнула босой ногой, упали вниз и достигли дна грота только через пару секунд. Мила даже не успела выбрать, стоит ли прыгать следом. Холодная и влажная ладонь обхватила её запястье, и девушку дёрнуло прочь от проёма.       Глаза сестры Полоза сверкали огнём, тёмные кудри, словно живые, окружали её лицо. Мила мгновенно отвела взгляд, пыталась вовсе не смотреть монстру в лицо на случай, если она тоже умеет обращать в камень.       Сестра протащила упирающуюся Милу на несколько шагов к центру комнаты, но девушка ещё не сдалась. Она предприняла несколько попыток выдернуть руку из крепкой хватки, и когда это не возымело эффекта, намеренно сделала шаг вперёд, после чего, не дожидаясь реакции монстра, со всей силы вонзилась зубами в плоть змеюки, сжимающую её руку. В рот тут же попала жидкость едва тёплая, с противным горьким вкусом: видимо, Мила прокусила кожу чудовища до крови.       Хватка разжалась, раздался крик, смешанный с шипением. Девушка, что есть сил, рванула прочь из зала в коридоры. Не здесь, так в другом помещении обязательно должен быть выход!       Она бежала не оглядываясь, но не долго. Успела дёрнуть на себя пару тяжёлых дверей, оказавшихся запертыми, когда навстречу ей выползло несколько десятков мелких змей.       «Это просто полоз, он не ядовитый», — всплыли в голове слова Эскеля. И всё же идти прямо по пресмыкающимся Мила не рискнула.       Она собиралась повернуть обратно, буквально на пару метров, чтобы свернуть в ответвление коридора, но в этот момент удача от Милы отвернулась окончательно.       Она не поняла: поскользнулись ли закоченевшие ступни на гладком камне, запутались ли ноги в длинной мокрой юбке сорочки… Она всем телом плашмя грохнулась на пол, не успев даже подставить ладони. Локти, принявшие на себя её собственный вес, взорвались болью.       Встать Мила уже не смогла. Разгневанная темноволосая сестра Полоза придавила её к полу, навалившись всем своим телом, холодные руки прижали запястья к камню.       Подобно страже, их окружили змеи. И сколько бы Мила ни трепыхалась, она могла лишь молотить лбом и пальцами ног о пол, скрести ногтями камень. Она кричала и материлась, пока не почувствовала, что задыхается.       — Брат… — произнесла прижимающая её к полу сестра Полоза.       Мила приподняла голову.       Перед ней, сложив руки за спиной, предстал сам Полоз: с влажными волосами, но уже одетый в свои царские одежды и украшения, поблёскивающие в тусклом освещении коридора.       Он молча наблюдал за представшей перед его взором картиной, склонив голову на бок, и только спустя несколько секунд разомкнул тонкие губы:       — Я разочарован. Я думал, ты вс-сё поняла…       Мила сглотнула.       Сейчас он обратит её в камень, и она даже не сможет ничего сделать. А следующей невесте будут показывать не только ту несчастную из купальни, но и её, распластанную посреди коридора, словно раздавленную лягушку.       Полоз прикрыл глаза, свёл брови, как будто ему было физически больно. Произнёс:       — Жаль, — втянул тонким носом воздух и приказал сестре: — Запри её в темнице.       Тут же громко прошипел что-то на своём змеином, как если бы позвал кого-то, и через пару мгновений Мила увидела ещё одну полуженщину-полузмею. Её волосы, как и у самого Полоза, были словно седыми, но такими же кудрявыми, как у других сестёр.       Грудь её прикрывали массивные золотые украшения, бьющиеся друг о друга, когда она двигалась.       Эта сестра схватила Милу за локоть, в то же мгновение девушку перестало прижимать сверху. Но она не успела ничего сделать — её тряхнули, поставили на ноги. Теперь каждая из сестёр держала свою руку.       Мила злобно сверлила взглядом Полоза. Если б она могла убивать глазами, он уже лежал бы мёртвым. Они все были бы мертвы.       Она ненавидела всех этих монстров, всех этих змей вокруг. И ненавидела своё собственное тело за слабость и немощность, за невозможность дать отпор.       Заломив конечности за спину, сёстры, склонив перед Великим Полозом головы, повели Милу как раз по тому отростку коридора, куда она планировала, но не успела свернуть.       Она пыталась вырываться ещё дважды, но по итогу её лишь с силой ударили о каменную стену коридора так, что в глазах на мгновение поплыло, а затем та сестра, что со светлыми волосами, сжала ладонью её горло, перекрыв доступ воздуха.       Темноволосая сестра гневно зашипела, но блондинка не ослабила хватку, даже не дрогнула. Мила до последнего держала внимание на украшениях на её груди, чтобы не отключиться, и всё же потеряла сознание от нехватки кислорода.       Удивительно, что монстры её не убили. Впрочем, кто знает, может, так было бы лучше…       Очнулась Мила с тяжёлой головой и затёкшими руками. Руки удерживало что-то сверху, и они затекли от того, как собственный вес тянул её к полу. Она опиралась лишь на пальцы бессильно согнутых ног. Девушка осторожно встала в полный рост и хотела опустить руки, но не вышло — длины цепей, тянущихся сверху, было достаточно лишь для того, чтобы положить их предплечьями на собственную голову. Ощупывая запястья, Мила ощутила лишь холод металла: наручники с выемкой под ключ обвивали обе руки.       Мила хотела бы увидеть, где оказалась, но… не увидела ничего. Её окружала кромешная тьма. Она испугалась. И хотела бы потрогать глаза, проверить: не выкололи ли их? Прислушалась к ощущениям: голова болела, но больше у затылка, которым её долбанули об стену. Она чувствовала, как хлопают веки, как едва касаются кожи ресницы. Боли в глазных яблоках не было — глаза на месте.       Но почему же она не видит?       Мила моргала и моргала, надеясь, что это вернёт зрение, но ничего не менялось. Чернота оставалась чернотой.       Пахло сыростью и плесенью. Где-то раз в пару секунд оглушительно долго падала одинокая капля.       — Эй! Эй! Есть тут кто? — закричала девушка.       Голос отразился от невидимых стен несколько раз и затих.       Никто не ответил.       Капля продолжала методично мерить время.       Пленница всхлипнула. И попыталась ещё:       — Эй! Отзовись! Алё!       Кап…       Кап…       Кап…       «Молодец, поиграла в сильную и независимую? Жалкая идиотка…» — подумала Мила. Зажмурилась.       Глупо. Как же глупо всё получилось!       Нет, иногда, даже если попробуешь, всё равно будешь жалеть. Лучше было всё оставить как есть.       И что значило это его, Полоза, «жаль»? Сдержался, чтобы не обратить в камень, но теперь она умрёт здесь, в этой темноте?       «Может, он лишил меня зрения?» — подумала девушка. — «Нет, я ещё видела, когда эти две суки тащили меня», — Мила вспомнила момент удушения. — «Интересно, можно ли ослепнуть после такого?»       Тряхнула головой. Нет. Наверняка здесь просто темно. Потому что если она в самом деле ослепла…       «А чтобы детей рожать, глаза в общем-то ни к чему», — заметил внутренний голос.       Мила всхлипнула снова, зажала дрожащую губу зубами.       В голову лезли фантазии того, что будет дальше. Как она будет медленно, день за днём умирать сначала от голода, а потом от жажды. И сраный монстр изнасилует её прямо здесь, не отцепляя от наручников, — с его ростом это не проблема. А потом её будут просто кормить чуть ли не с ложечки дохлыми крысами и трепыхающейся рыбой. Или жуками. Или какую там ещё дребедень жрут эти твари.       Мила услышала собственный сдавленный стон и сильнее нажала зубами на губу. Сухая кожа треснула.       И наверняка насильно будут в рот запихивать, чтоб не сдохла, как первые две несчастных. И чтоб наследника родила.       «Наследника, блядь, чего? Вот этой циститошной?»       Мила нервно хохотнула. И ещё раз.       Чем больше она пыталась отделаться от пугающих мыслей, тем больше их лезло в голову. Она мысленно доводила каждую мелочь до абсурда, выплёскивая эмоции через истерический смех.       Тишина давила со всех сторон, а чёртовы капли словно отмеряли последние часы её здравого ума.

***

      — Верейка! — позвала подруга, влетая в деревянный домик.       Верея сидела на скамейке, перевязывая руку своему созданию.       Она назвала его Юлек за смешные кудряшки на его теле.       — Ну, как вы? Выглядишь лучше, — затараторила Франа, подходя ближе. — Что у вас тут произошло?       — Попросила его суп налить. Он его рукой давай зачерпывать, — пояснила Верея.       Юлек на слова Вереи мало реагировал, но во все глаза наблюдал за хохотнувшей Франой.       — Рукой-то почему? Что у вас, половника не нашлось? — спросила она.       — Потому что утром мы так зачерпывали воду из ведра, чтобы умыться.       Франа смерила Верею хмурым взглядом. На лице Вереи была смесь усталости, смирения и раздражения.       Юлек беззаботно постукивал ногой и хлопал голубыми глазами, пока Верея перевязывала его красную от ожога конечность тряпочкой, чтобы наложенная мазь никуда не делась.       Как только она закончила, тронула Юлека за здоровую руку и, когда он повернул к ней светлую голову, произнесла:       — Я закончила. Вставай. Садись за стол и кушай суп. Ложкой! Я скоро приду. Понял?       Тонкие губы Юлека растянулись в довольной улыбке, и он встал со скамьи, на которой его перевязывала Верея. Твёрдым шагом направился в соседнюю комнату — кушать.       Верея выдохнула:       — Не могу. Это кошмар какой-то.       — Н-да, — поджала губы Франа. — Ну а чего ты хотела, если у него мозги собачьи.       — Так собаки умные! — воскликнула Верея и стукнула головой о стену. — Они должны были в человечьи превратиться!       — Ну так и превратились… внешне.       Последние три недели, с тех пор как Верея пришла в себя после проведения ритуала, она только и делала, что воспитывала своё творение. Мужчина сам по себе получился вполне взрослым и самостоятельным, а вот его умственное развитие… мягко говоря, оставляло желать лучшего. Чего стоит только факт, что пока Верея была без сознания, всё, до чего он додумался, — лечь напротив в такую же позу и обжечь палец об интересно танцующее у свечей пламя. В итоге Юлек ещё и простыл.       Но Верея была настроена решительно: она, конечно, полагала, что созданием непосредственно человеческого тела все её мучения закончатся, но раз уж так вышло… Ничего. Воспитает под себя, как ей надо. Что уже, почти всё сделано. Даже собак дрессируют, а тут — человек. Справится.       Но она не могла предвидеть всех ситуаций, в которых сильный и взрослый мужчина совершенно не имел опыта.       Она не могла предвидеть, что, чтобы набрать воду из реки, он залезет в воду по грудь: потому что в не наклонённые вёдра вода не наливается. А наклонить он их не додумался. И пока заходил в воду всё глубже — пустые вёдра упорно всплывали. Вернулся Юлек в мокрой одежде и с вёдрами, у которых вода была лишь на самом донышке.        Она не могла предвидеть, что нужно будет учить его пользоваться ложкой и спасать от удушья, потому что Юлек не знал, что крупные куски пищи нужно разжёвывать, прежде чем проглатывать, иначе можно подавиться.       Она не могла предвидеть, что внимание Юлека будет рассредоточенным большую часть времени. Вот она ему что-то объясняет, и он слушает, кивает, но стоит мимо пролететь красивому зелёному жуку, и он уже не просто «не здесь». Он бежит, стараясь успеть за жуком, босиком прямо в лес.       Удивительным образом Юлек сразу умел сидеть, контролировать свою нужду в туалет, ходить и бегать. И Верея благодарила все высшие силы разом, что хотя бы с этим ей не приходилось возиться.       Франа позволила Верее несколько секунд просидеть с закрытыми глазами в тишине, нарушаемой неторопливым шкрябаньем ложкой по глиняному дну тарелки из соседней комнаты.       — Ты не жалеешь? — негромко спросила Франа.       Верея вздохнула глубоко, открыла глаза, уставилась в потолок:       — Не жалею. Я ещё сделаю из него человека, вот увидишь.       — Ладно… Ну, ты зови, если что, — произнесла Франа, обнимая Верею.       Лесная ведьма даже опешила от такого скорого ухода подруги. Но Франа просто видела: сейчас Верея не в состоянии ни слушать сплетни, ни поддерживать мало-мальски содержательную беседу. Она сейчас вся в воспитании своего создания.       — Пока, Верейка, — сказала Франа и уже громче добавила, растягивая слоги: — Пока, красавчик!       Юлек, ожидаемо, не ответил. Он только на прошлой неделе привык, что если Верея говорит «Юлек», то это что-то про него.

***

      Медальон на груди задрожал.       Эскель и Йон практически одновременно остановились. Потянулись к мечам, присогнули колени, готовые в любой момент отразить удар нечисти. Замерли, став спиной друг к другу, прислушиваясь, приглядываясь.       До эльфийских развалин оставалось всего ничего, только преодолеть остаток леса. Неудивительно, что где-то здесь нашлись первые препятствия в возможное логово Полоза.       Неторопливо из-за деревьев к ним приблизилась полуженщина-полузмея. Золотые украшения даже в свете луны словно светились, поблёскивала зелёная чешуя хвоста, на контрасте с яркими рыжими волосами бледная кожа казалась ещё бледнее.       Хильд зарычала.       — Зужалка? — удивился Йон, не опуская меча.       — Что ещё за Зужалка? — недоуменно спросил Эскель.       «Первый раз слышу», — подумал он.       — У вас такого не было в бестиарии?       — Нет.       — Странно. Что же, получается, в разных школах разные бестиарии? — нахмурился Йон. И сам же себе ответил: — Похоже на то.       — Встречал таких раньше? — спросил Эскель, наблюдая, как Зужалка медленно подползает к ним ближе с бесстрашно поднятой головой.       — Только в бестиарии. Вживую вижу первый раз, — пробормотал ведьмак в ответ.       — Плохо, — констатировал Эскель.       Всегда тяжело биться с монстром, которого прежде не встречал.